– Антонио Торрес, торговец?
– Все верно. – Женщина протянула руку. – Я миссис Торрес. Входите, мы вас ждали.
Левон Стихлер вздрогнул:
– Что?
Босоногая женщина без лифчика провела его в кухню – довольно захламленную.
– Где ваш муж?
– В спальне. Мистер Дав уже едет?
– Не знаю, – ответил Стихлер и подумал: «Что еще за мистер Дав?» – Послушайте, миссис Торрес…
– Нерия, прошу вас. – Женщина сказала, что ей нужно отлучиться к генератору в гараже. Вернувшись в кухню, она включила электрическую кофеварку и приготовила три чашки кофе.
Стихлер сухо поблагодарил и сделал глоток. Жена – это помеха, Тони Торрес нужен один.
Босоногая женщина положила в свою чашку две ложки сахару.
– У вас сегодня первое посещение?
– Да, конечно, – ответил Стихлер, теряясь в догадках. Раньше ему не приходилось убивать, он сильно нервничал, то и дело поглядывал на часы, и хозяйка это заметила.
– Тони в душе, – сказала она. – Сейчас выйдет.
– Хорошо.
– Как кофе? Извините, нет сливок.
– Кофе чудесный.
Женщина казалась милой. Что она нашла в таком прожженном негодяе, как Торрес?
Из соседней комнаты донеслись приглушенные голоса, утробный смех мужчины и пронзительное женское хихиканье. Стихлер медленно полез в карман ветровки и стиснул прохладную рукоятку своего оружия.
– Дорогой! – окликнула босая. – Мистер Риди ждет.
Риди? Решимость Стихлера растворялась в возникшей путанице. С этим Тони Торресом все шло наперекосяк. Но Левон высмотрел на стене диплом с выпуклыми золочеными буквами: «Продавец года, Роскошное Сборное Жилье». Тот самый подонок.
Стихлер понимал, что должен действовать быстро, иначе навсегда потеряет шанс отомстить. Он вынул из куртки оружие и грозно поднял над головой.
– Вам лучше уйти, – сказал он женщине.
Хозяйка спокойно поставила чашку с кофе. Ее лицо сморщилось – но не от страха, а так, словно она задумалась над кроссвордом.
– Что это? – Она показала на штуковину в руке Стихлера.
– А как по-вашему?
– Большой штопор?
– Это крепежный бурав, миссис Торрес. Предполагалось, что он удержит мой трейлер при шторме.
Левон Стихлер сотни раз проигрывал в воображении картину убийства, когда затачивал бурав на оселке. Жирная морда Тони Торреса – легкая мишень. Любую из его широких волосатых ноздрей можно усовершенствовать стальным острием, которое, по расчетам Стихлера, проникнет через носовую полость глубоко в мозг.
– Прошу прощенья, вы совсем рехнулись? – спросила босоногая.
Левон не успел ответить – в дверях кухни нарисовалась высокая мужская фигура. Стихлер перехватил бурав, как копье, и ринулся в атаку. Женщина крикнула «Берегись!», и мужчина опрокинулся на мокрый пол.
Бурав застрял в полке деревянного шкафа. Стихлер обеими руками пытался его вытащить, но не получалось. Он разъяренно взглянул на предполагаемую жертву и воскликнул:
– Черт! Вы не тот! – Он выпустил бурав. – Это не вы продали мне трейлер!
Из спальни выскочила еще одна женщина – растрепанная и полуодетая. Вдвоем с босоногой они помогли мужчине подняться.
– Вы не Тони Торрес! – прокурорским тоном заявил Стихлер.
– Черта с два, – ответил Щелкунчик.
Эди встала между ними и обратилась к напарнику:
– Дорогой, кажется, мистер Риди свихнулся.
– Еще хуже, – поддержала Бриджит.
– Я не Риди.
Эди развернулась к старику:
– Погодите, так вы не из страховой компании?
Левону Стихлеру, разглядевшему наконец жестокие глаза Щелкунчика на перекошенной роже, показалось, что его старые хрупкие кости превращаются в труху.
– Где мистер Торрес? – спросил он с гораздо меньшим пылом.
Эди раздраженно вздохнула:
– Невероятно! Он не Риди! Кто бы мог подумать!
Щелкунчик пожелал сам в том убедиться. Он подсунул физиономию вплотную к липу старика и спросил:
– Ты не страховщик? Не начальник Фреда?
Неверно оценив ситуацию, Левон Стихлер энергично помотал головой. Эди отступила в сторону, чтобы не мешать Щелкунчику вырубить старика.
Они сидели на скатанных спальниках и ждали, когда в кустарнике проснется губернатор.
Августин, как многие мужчины после исключительно ярких моментов, счел, что следует извиниться.
– За что? – спросила Бонни. – Идея-то моя.
– Нет, нет, нет. Ты должна сказать, что все это было ужасной ошибкой. Тебя занесло. Ты сама не знаешь, что в тебя вселилось. Теперь ты чувствуешь, что тебя использовали, тебе горько и противно и есть только одно желание – мчаться домой к мужу.
– Вообще-то я чувствую себя просто великолепно.
– Я тоже. – Августин поцеловал Бонни. – Прости, но я получил католическое воспитание. Я уверен, что мне было хорошо, если только потом меня мучит совесть.
– А, так ты об этом! Разумеется, я сознаю свою вину. И ты должен переживать, что позволил новобрачной себя соблазнить. – Бонни встала и потянулась. – Однако, сеньор Эррера, есть большая разница между виноватостью и угрызениями совести. У меня никаких угрызений.
– И у меня, – сказал Августин. – Вот я и чувствую себя виноватым, что их нет.
Бонни гикнула, вскочила ему на спину, и они повалились на землю игривым клубком.
Из кустов вышел Сцинк и заулыбался.
– Животные! – ветхозаветно возопил он. – Звери, открыто совокупляющиеся!
Молодые люди встали и отряхнулись. Видок у губернатора был еще тот: в спутанных волосах застряли сучки и мокрые листья, в бороде поблескивали нити оборванной паутины.
Он театрально прошагал к кострищу, выкрикивая:
– Прелюбодеи! Блудники! Позор на ваши головы!
Августин подмигнул Бонни:
– Вот это слово я забыл – позор.
– Да, это убийственно.
Губернатор объявил, что у него вкусный сюрприз к завтраку:
– Ваши плотские забавы разбудили меня ночью, и я отправился на прогулку. – Из карманов солдатских штанов он достал освежеванные тушки. – Кому кролика, кому белку?
После еды они залили костер и погрузили вещи в пикап. По плану, любезно нарисованному Марго и Дэвидом, Калуса-драйв отыскался без труда. Перед разрушенным домом стоял черный джип «чероки» с непристойными брызговиками – не хочешь, а заметишь. Сцинк сказал, чтобы Августин не останавливался; они проехали с полмили и вернулись назад пешком.
Бонни с беспокойством заметила, что Августин не взял ни пистолет, ни ружье с ампулами.
– Сейчас разведка, – объяснил он.
Компания прошла параллельной улицей, срезала путь через двор и заскочила в брошенный дом прямо напротив номера 15600. Из разбитого окна спальни хорошо просматривались входная дверь, гараж, черный джип и две другие машины.
Марго с Дэвидом были правы – украденные у них номера с джипа исчезли.
– Вот как было, – сказал Сцинк. – После нападения на Бренду он выбросил номера. Те, что сейчас, наверное, вон с того «шевроле».
Ближе к гаражу стоял «каприс» последней модели без номеров. Вторая машина – проржавевшая колымага «олдсмобил» с рваным виниловым верхом и без колпаков на колесах. Августин сказал, что хорошо бы узнать, сколько людей в доме. Сцинк согласно хрюкнул.
Бонни пыталась угадать, каким будет следующий шаг. Насколько она понимала, губернатор не собирается извещать полицию. Бонни огляделась, и ее кольнула грусть. Комната была детской: на полу валялись разноцветные игрушки, насквозь промокший медвежонок ткнулся мордочкой в лужу стоялой дождевой воды. На стене висели выпиленные персонажи мультиков: Микки-Маус, Дональд-Дак, Белоснежка. Она вдруг вспомнила медовый месяц и Макса. В «Волшебном Царстве» он первым делом купил бейсболку с Микки.
Я уже тогда должна была сообразить, думала Бонни. Наверное, не мог удержаться.
Она подошла к детской кроватке. К ограждению привязана сломанная мобилька – тропические бабочки, дернешь за ножку – хлопают крыльями. Матрас в пятнах темно-зеленой плесени. По розовому пушистому одеяльцу сновали ярко-красные муравьи. Что сталось с ребенком и родителями? Хорошо бы, успели убежать, прежде чем сорвало крышу.
Августин поманил Бонни к окну. С бьющимся сердцем она присела между ним и губернатором. Что я делаю? К чему это приведет?
К дому напротив подъезжает еще машина – белая малолитражка.
Выходит мужчина. Худой, похож на священника. Седой. Коричневая ветровка, обвислые темные брюки. Напоминает хозяина, у которого Бонни снимала комнату в Чикаго. Как его звали? Жена давала уроки игры на пианино. Черт, как же его звали-то?
Человек стоит у машины и надевает очки. Смотрит на листок бумаги, потом оглядывает номера домов. Кивает. Снимает очки. Кладет в левый карман ветровки. Похлопывает по правому карману, словно что-то проверяя.
В куртке ему чертовски жарко, думает Бонни. Кто же зябнет летом в Майами?
– Кто это может быть? – спросил Августин.
– Подрядчик. Коммунальный служащий или вроде того, – прикинул Сцинк.
Старик выпрямляется и целеустремленно шагает к дому. Входит.
– Кажется, я видел женщину, – сказал Августин.
– Да. – Сцинк задумчиво поскреб бороду. Кридлоу! Вот как звали ее бывшего хозяина. Джеймс Кридлоу. Жена, учительница музыки, Регина. Жизнь в Чикаго была совсем недавно, почему же забылось? Ну конечно, Джеймс и Регина Кридлоу.
– Что теперь, капитан? – спросил Августин. Сцинк положил бороду на подоконник.
– Подождем.
Прошло два часа, но старик не вышел из дома 15600 по Калуса-драйв, и Бонни заволновалась.
И тут к дому подъехала еще одна машина.
20
Нерии Торрес вовсе не хотелось тащиться на машине в Бруклин, чтобы разыскивать пройдоху мужа.
– Отправляйтесь самолетом, – предложила Селеста – аспирантка, ехавшая в фургоне «фольксваген» с Нерией и ее любовником, профессором.
Его звали Чарлз Габлер, он занимался парапсихологией.
– Нерия не полетит, – сказал Чарлз. – Она до смерти боится самолетов.
– Ништяк! – сказала Селеста. Она отвечала за вегетарианское меню и теперь готовила что-то на портативной плитке в заднем отсеке фургона.
– Дело не только в полете, но и в Бруклине, – сказала Нерия. – Как я найду Тони в таком месте?
– Я знаю как, – пропищала Селеста. – Наймите медиума.
– Великолепная идея. Позвоним Крескину.
– Нерия, ехидничать совсем необязательно, – вмешался профессор.
– Нет, обязательно.
Нерия и Чарлз пребывали в мучительном безденежье, и профессор неделю назад предложил, чтобы юная Селеста составила им компанию в поездке из Юджина, Орегон, в Майами. Судьба осчастливила Селесту достаточным трастовым фондом, щедрой душой и красивой грудью, опровергающей силу тяготения. Нерия не питала иллюзий насчет мотивов профессора, но старалась гнать тревожные мысли. Требовались деньги на бензин, а в сумочке юной Селесты хранилась пропасть кредитных карточек. На подъезде к Салине, Канзас, у Нерии возникла потребность сообщить доктору Габлеру, что он уделяет компаньонке слишком много внимания, его поведение не только невежливо, но и неприлично, а Великие равнины в летнюю жару – не лучшее место, чтобы вспоминать азы автостопа. Профессор вроде бы внял предупреждению.
Вообще-то Нерии уже стали надоедать доктор Габлер и его дурацкие синие и красные кристаллы. Мистическое целительство, твою мать! Еще бы, обкуренному даже ириски покажутся мистическими. А именно в таком состоянии и находился большую часть времени профессор, осоловело завещав управление Нерии и Селесте.
– По мне, все же лучше ехать в Майами, – сказала Селеста, отмеряя две чашки шелушеного риса. – Я бы хотела там поработать в каком-нибудь палаточном городке. Если потребуется, готовить еду бездомным.
Профессор поднял собачий взгляд налитых кровью глаз.
– Дорогая, решать тебе. Поедем, куда скажешь.
– Ништяк! – сказала Нерия. Шпилька, предназначенная компаньонке, пропала впустую, поскольку Селесту увлек сложный рецепт. Нерия заявила, что намерена прогуляться, и вышла из фургона.
Они остановились в кемпинге у шоссе № 20 на выезде из Атланты, чтобы обсудить, куда двигаться дальше – в Нью-Йорк или Майами, на север или на юг. Нерия вновь вспомнила огорчительный разговор с незнакомкой, ответившей по телефону. Чем больше о нем думалось, тем больше возникало сомнений. Разумеется, этот свинский муж способен увлечься двадцатичетырехлетней блондинкой, но крайне маловерятно, чтобы кто-то увлекся им. А Бруклин? Совсем неподходящее место для продажи трейлеров. В истории незнакомки чего-то не сходилось.
Нерия пыталась уточнить самые смачные детали у любопытного соседа, мистера Варги, но у него не работал телефон. Однако два пункта сомнений не вызывали: ей причитается половина страховки за дом, а бывший муж пытается ее облапошить.
До Нью-Йорка пилить как до Луны. А во Флориде может отыскаться какой-нибудь след. Нерия решила ехать в Майами, как и планировалось.
Пришла мысль: а почему бы не забросить сеть поглубже, подключив к поискам легавых? В конце концов, это их работа. Нерия снова прошла через весь кемпинг к телефонной будке и, воспользовавшись личным кодом Тони, позвонила в окружную полицию Дейда и сделала заявление о пропаже человека.
Дежурный офицер принял информацию и попросил не вешать трубку. Теряя терпение, Нерия ждала несколько минут. Начал моросить дождь. Нерия закипала, гадая, чем заняты в фургоне доктор Габлер и юная Селеста. Может, профессор демонстрирует ей упражнение «живой спиритический столик», которое в свое время так великолепно сработало на Нерии?
На шее у Нерии висел кристалл полированного розового кварца, который дал профессор, чтобы ввести в русло неиспользованные потоки ее «беззаветной любви». Придурок! Сейчас, наверное, настраивает Селесте внутренние чакры. Нерия не знала, что такое чакра, пока не познакомилась с Чарлзом. Селеста наверняка знает. Похоже, они с профессором работают на одной волне.
Дождь уже не накрапывал, а лил. Красная глина под ногами превращалась в жидкую грязь. Подбежал человек с газетой над головой и встал почти вплотную за спиной Нерии. Он шумно сопел, демонстрируя, как срочно ему нужен телефон. Нерия вслух выругалась и шваркнула трубку.
В полицейском управлении Майами дежурный офицер усердно проверял списки пропавших мужей и невостребованных трупов в морге. Как ни странно, его ждала удача: имя, дата рождения и экстравагантная марка часов одного покойника совпали с заявлением.
Офицер тотчас перевел звонок миссис Торрес в убойный отдел, но, когда детектив поднял трубку, на линии никого не было.
Макс Лэм вылетел из Нью-Йорка в Сан-Диего и оттуда в Гвадалахару, где проспал одиннадцать часов. Проснувшись, он позвонил в гостиницу аэропорта Майами. Бонни не селилась. Макс закурил «Мустанг» и откинулся на подушку.
Он раздумывал, возможно ли, чтобы молодая жена изменяла ему с одним либо сразу обоими записными сумасшедшими. Это в голове не укладывалось. Бонни Брукс, которую он знал, не была вертихвосткой, что ему в ней и нравилось. Однажды она запулила, точно фрисби, черствую пиццу из окна их манхэттенской квартиры, и это был ее самый импульсивный поступок, известный Максу. Что касается секса, она была, можно сказать, в этом вопросе старомодной и с ним переспала только на седьмом свидании.
Через несколько минут Макс Лэм уже отбросил всякие тревоги насчет верности Бонни. Готовность к самообману в подобных делах – результат непомерно раздутого самомнения. А главное – Макс не мог представить, чтобы Бонни возжелала другого мужчину. Особенно такого типа: изгой и псих. Невозможно! Макс хихикнул, выпустив клуб дыма. Она его наказывает, только и всего. Очевидно, еще злится за ураганную экскурсию.
Растираясь под душем, Макс сосредоточился на ближайшей задаче: непокорный Клайд Ноттедж-младший, хворый президент «Даремских Бензина, Мяса и Табака». Максу приказано урезонить старого пердуна, заставить понять всю серьезность последствий отзыва дорогостоящей рекламы из печати. Перед отъездом Макса из Нью-Йорка четыре исполнительных вице-президента фирмы «Родейл и Бернс» порознь наставляли его насчет важности гвадалахарской миссии. Макс понимал, что успех гарантирует ему долгую и прибыльную карьеру в агентстве. Будет «круговая пробежка», как выразилась одна шишка. Переубедить старика – значит одержать победу по всем статьям. А Клайд Ноттедж – упрямый старый хмырь.
Такси доставило Макса в жилой район, к клинике «Арагон» – двухэтажному оштукатуренному и свежеокрашенному зданию, вокруг которого разбили пышные цветники. Вестибюль клиники свидетельствовал о недавней реконструкции, не коснувшейся, к сожалению, системы вентиляции. Макс ослабил галстук и сел. На стеклянном столике лежала пачка информационных брошюр на испанском. Макс из любопытства взял одну. На первой странице изображался баран; стрелка указывала ему между задних ног.
Макс положил брошюру на место. Хотелось курить, но на стене висела табличка «No Fumar». По скуле сползла капля пота, и Макс промокнул ее носовым платком.
Появился человек в белом халате – светлоглазый американец лет шестидесяти с лишним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38