Ничего другого об Ирландии она не помнила. Свет этот, словно елеем мазавший ей глаза, доставлял изысканное удовольствие. Всматриваясь в небо, она постепенно стала различать других змеев, и среди них первым увидела сдвоенного змея того мальчика, который однажды не ответил на ее приветствие, однако, не по невежливости, а просто потому, что не расслышал его, так как напевал что-то себе под нос. Змеи были сдвоены необычным образом, не один за другим, а параллельно, и поэтому были легко узнаваемы.
Смехотворное, нелепое мельтешение игрушек, уносящихся в небеса, небеса, становящиеся все более высокими и недостижимыми, ветер, рвущий занавес облаков в клочья, бездонные зеленовато-голубые провалы, по краям которых – кружево облачных полос, постоянно меняющих конфигурацию, медленно угасающий свет дня – когда-то, еще совсем недавно, она бы обратила внимание на все это. А теперь она следила лишь за спаренным змеем, который неуверенно снижался, уходя от разгневанного ветра, бушующего в вышине. Змей дергался из стороны в сторону, опускался слишком быстро. Падал. Мальчик бежал, чтобы попытаться как-то смягчить его удар о землю… не получилось… мальчик расстроен… стал на колени, склонился над обломками, может быть, даже плачет… Когда этот мальчик уходил, он уже не пел, и Силия не окликнула его и не поприветствовала, не пожелала доброго вечера…
До нее донеслись, пока еще издалека, едва слышимые крики сторожей… ваем… рываем… закрываем… осим… окинуть парк… просим покинуть парк… Силия повернула голову и взглянула на Келли. Тот лежал, завалившись на бок, щекой на своем плече; оттопыренная жесткая складка плаща приподнимала ему губу, от чего лицо приобретало выражение злобного оскала. Нет, он не умирал, просто дремал. Катушка вывалилась у него из рук, покатилась по ноге. Сильно ударилась об ограду, упала наземь. Келли вздрогнул и проснулся.
Закрываем! Закрываем! Просим всех покинуть парк!
И тут Келли вдруг поднялся из коляски, с трудом, раскачиваясь из стороны в сторону, вскинул вверх руки, потом широко расставил их и, пошатываясь, побрел по тропинке, ведущей к воде, – страшное, прискорбное зрелище. Слишком длинный плащ с хрустящим шорохом волочился по земле, кепочка сидела на верхушке головы как фонарь на куполе собора; череп казался пузырем, вздувающимся из-под нелепого головного убора; искалеченное лицо походило на старый кожаный мешок, набитый костями; из горла у него вырывались булькающие, сдавленные звуки.
Силия успела остановить старика у самой кромки воды. Конец нити, оторвавшейся от катушки, очевидно, в тот момент, когда Келли поднимался из кресла, хлестнул по воде, крутанулся в воздухе, весело вспорхнул ввысь и исчез. Келли обмяк и упал бы, если бы его не поддержала Силия. Кто-то подкатил Келлиеву инвалидную коляску и помог усадить в нее старика. Силия, толкая перед собой коляску, двинулась по узкой тропинке. Катить коляску было тяжело, в лицо дул колючий ветер. А предстояло еще вкатить коляску по крутому подъему на холм. Но более короткого пути домой не было. Ветер постоянно швырял ее золотистые волосы ей же в лицо. А вот яхтсменская кепочка прилепилась к Келлиевой голове, как ракушка к камню. Рычаги на подъеме дергались, как уставшее сердце. Силия закрыла глаза.
Закрываем!
Закрываем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
Смехотворное, нелепое мельтешение игрушек, уносящихся в небеса, небеса, становящиеся все более высокими и недостижимыми, ветер, рвущий занавес облаков в клочья, бездонные зеленовато-голубые провалы, по краям которых – кружево облачных полос, постоянно меняющих конфигурацию, медленно угасающий свет дня – когда-то, еще совсем недавно, она бы обратила внимание на все это. А теперь она следила лишь за спаренным змеем, который неуверенно снижался, уходя от разгневанного ветра, бушующего в вышине. Змей дергался из стороны в сторону, опускался слишком быстро. Падал. Мальчик бежал, чтобы попытаться как-то смягчить его удар о землю… не получилось… мальчик расстроен… стал на колени, склонился над обломками, может быть, даже плачет… Когда этот мальчик уходил, он уже не пел, и Силия не окликнула его и не поприветствовала, не пожелала доброго вечера…
До нее донеслись, пока еще издалека, едва слышимые крики сторожей… ваем… рываем… закрываем… осим… окинуть парк… просим покинуть парк… Силия повернула голову и взглянула на Келли. Тот лежал, завалившись на бок, щекой на своем плече; оттопыренная жесткая складка плаща приподнимала ему губу, от чего лицо приобретало выражение злобного оскала. Нет, он не умирал, просто дремал. Катушка вывалилась у него из рук, покатилась по ноге. Сильно ударилась об ограду, упала наземь. Келли вздрогнул и проснулся.
Закрываем! Закрываем! Просим всех покинуть парк!
И тут Келли вдруг поднялся из коляски, с трудом, раскачиваясь из стороны в сторону, вскинул вверх руки, потом широко расставил их и, пошатываясь, побрел по тропинке, ведущей к воде, – страшное, прискорбное зрелище. Слишком длинный плащ с хрустящим шорохом волочился по земле, кепочка сидела на верхушке головы как фонарь на куполе собора; череп казался пузырем, вздувающимся из-под нелепого головного убора; искалеченное лицо походило на старый кожаный мешок, набитый костями; из горла у него вырывались булькающие, сдавленные звуки.
Силия успела остановить старика у самой кромки воды. Конец нити, оторвавшейся от катушки, очевидно, в тот момент, когда Келли поднимался из кресла, хлестнул по воде, крутанулся в воздухе, весело вспорхнул ввысь и исчез. Келли обмяк и упал бы, если бы его не поддержала Силия. Кто-то подкатил Келлиеву инвалидную коляску и помог усадить в нее старика. Силия, толкая перед собой коляску, двинулась по узкой тропинке. Катить коляску было тяжело, в лицо дул колючий ветер. А предстояло еще вкатить коляску по крутому подъему на холм. Но более короткого пути домой не было. Ветер постоянно швырял ее золотистые волосы ей же в лицо. А вот яхтсменская кепочка прилепилась к Келлиевой голове, как ракушка к камню. Рычаги на подъеме дергались, как уставшее сердце. Силия закрыла глаза.
Закрываем!
Закрываем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30