А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


– Если ты, Вайли, сделаешь мне небольшое одолжение и подашь мне мою пижаму, и если вы, госпожа Кунихэн, будете столь любезны, что не обратите пристального внимания на мою особу в тот момент, когда я появлюсь из-под простыни более обнаженный, чем тогда, когда я впервые являлся в этот мир, тогда я воздвигнусь с ложа.
Вайли поспешно подал просимую пижаму, а Кунихэн закрыла глаза.
– Не пугайся, Вайли, – успокоил Иглу Ниери, – почти все, что ты видишь на моем теле и что, судя по выражению твоего лица, тебя так напугало, – это пролежни.
Ниери, надев пижаму, уселся на краю кровати.
– Ноги не держат, – сообщил он. – Долгое пребывание в постели, да будет вам известно, самое утомительное дело на свете. А вы, госпожа Кунихэн, можете теперь открыть глаза, если хотите, конечно.
Кунихэн приподняла веки и стрельнула глазами в сторону Ниери. То, что она увидела, так впечатлило ее, что она воскликнула:
– Может быть, вам что-нибудь нужно? Мы могли бы…
Обратите внимание на это «мы» – Кунихэн протягивала Вайли если не руку, то, по крайней мере, пальчик примирения. Без этого «мы» сказанное прозвучало бы простой вежливостью или в лучшем случае как изъявление добрых чувств. «Мы» не ускользнуло от Вайли, который всем своим видом стал показывать, как жаждет он помочь.
Начиная с того момента, когда Ниери, «воздвигаясь с ложа», признал, что Мерфи действительно найден, а точнее, с того момента, когда было достигнуто согласие не вести вокруг этого сообщения споры, атмосфера встречи улучшилась, причем до такой степени, что можно было бы вести речь чуть ли не о взаимной терпимости.
– Теперь меня ничто не удивит, – заявил Ниери.
Кунихэн и Вайли, словно сговорясь, бросились к Ниери и совместными усилиями подняли его на ноги, довели, поддерживая с обеих сторон, до окна, осторожно усадили на стул.
– Виски под кроватью, – сообщил Ниери.
Именно тогда, оглядываясь по сторонам, они одновременно увидели тоненькие струйки какой-то жидкости, расползавшиеся по полу, однако, благодаря своему хорошему воспитанию тактично воздержались от вопросов, откуда эта жидкость взялась.
Кунихэн пить виски отказалась. Вайли поднял свой стаканчик и провозгласил:
– За отсутствующего здесь физически, но присутствующего духовно!
Надо думать, он имел в виду Мерфи, опять-таки тактично не называя того по имени, но давая такое удачное его описание, что становилось вполне ясно, о ком идет речь. Кунихэн присоединилась к этому тосту громким и обильным вздохом.
– Садитесь, не стойте так предо мною, садитесь прямо напротив меня, – попросил Ниери, – и не впадайте в отчаянье. Напоминаю вам, что не существует треугольника, даже самого тупоугольного, вокруг которого нельзя было бы описать окружность таким образом, чтобы она касалась всех его гаденьких вершин. И помните – один из разбойников спасся.
– Наши медианы, – поддержал Вайли геометрическую метафору, – или как там эти линии называются, пересекаются в точке, называемой Мерфи.
– Да, пересекаются, но не в нас, – уточнил Ниери, – за пределами нас.
– Во внешнем свете, – высказала свое видение Кунихэн.
Теперь пришла очередь Вайли высказаться, но он не нашелся, что сказать. И едва Вайли осознал, что он не в состоянии быстро собраться с мыслями и высказать что-нибудь достойное, как тут же у него сделался вид человека, который не то чтобы старается найти мудрое слово, нет, а который просто ждет своей очереди высказаться. А Ниери безжалостно призвал Вайли внести свою лепту:
– Ну, что ж ты молчишь, Вайли, давай, валяй, участвуй!
– Что, и лишить даму возможности сказать свое последнее слово? – вскричал Вайли. – Заставить ее ломать голову в поисках чего-нибудь весомого и значительного? Нет, Ниери, я от тебя такого не ожидал!
– Мне не нужно ломать голову, я всегда готова с ответом, – бросила Кунихэн.
Так и получилось, что говорить мог теперь любой из них.
– Ну что ж, прекрасно, – проговорил Ниери. – Собственно, я подводил вас к тому, чтобы… корче, я хотел сказать вот что. Давайте сделаем нашу беседу чем-то таким, чему не было прецедента ни в реальной жизни, ни в литературе, пусть каждый покажет все свои способности, пусть прозвучит наиправдивейшая правда, наиглубочайшая истина. Вот что я имел в виду, когда говорил, чтобы вы заимствовали из моих уст тон беседы, а не слова… Да… кстати, нам давно пора разойтись и расстаться.
– Но мне показалось, что в тоне вашего голоса звучала горечь, – высказался наконец Вайли. – По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
– Я вел речь не столько о тоне голоса, сколько о тоне разума, – сказал Ниери, – меня интересует прежде всего духовный подход… однако продолжай, Вайли, продолжай. Можно ли не произречь, а прорычать истину?
– Колридж-Тейлор, игравший с чувством? – начал словесную игру Вайли.
– Облитая духами шандра? – подхватила игру Кунихэн.
– А гильотина стерилизована? – продолжил Вайли.
– Полуночное солнце, заливающее все, словно светом прожектора? – сделала свой ход Кунихэн.
– Похоже, мы глядим на вещи лишь с темной стороны, – подключился к игре Ниери, – что, и это совершенно бесспорно, щадит глаза.
– То, что ты предлагаешь, ужасно, – воскликнул Вайли. – Это оскорбление оскорбительно человеческому естеству.
– Вовсе нет, – не согласился Ниери. – Вот послушай дальше.
– Мне пора уходить, – неожиданно объявила Кунихэн.
– Всего несколько недель назад, – медленно проговорил Ниери, – так, кажется, недавно это было!.. Я был безумно влюблен в Кунихэн, а теперь не могу даже сказать, что испытываю к ней недобрые чувства… – Ниери говорил так, что, казалось, говорит не он, а кто-то другой сквозь него; голос звучал глухо, безо всяких интонаций, глаза закрыты, верхняя часть тела наклонена вперед, застыла в неудобной позе, так, словно он сидел не перед двумя грешниками, а собирался упасть на колени перед священником и исповедоваться; в тот момент он очень был похож на Матфея, изображенного Лукой, с ангелом, заглядывающим через плечо (хотя ангел скорее смахивал на попугая). – Вайли обманул мое доверие и предал нашу дружбу, а я не в состоянии даже дать себе труд простить его. Мерфи, которого здесь нет, из средства для достижения мелкого и пустого удовлетворения или, как сказал бы сам Мерфи, из фактора случайного превратился внутри себя в цель, самоцель, собственную цель, единственную и незаменимую…
Поток слов иссяк. Даже и словесный поток, как и вода, изливающаяся из туалетного бачка в унитаз, перекрываемая поплавковым устройством, может быть перекрыт. А есть ли такая истина, излияния которой нельзя было бы перекрыть своего рода поплавковым устройством?
– Ниери показал нам все свои способности? – вопросил Вайли.
– Прозвучала наиправдивейшая правда, наиглубочайшая истина? – вопросила Кунихэн. – Ну что ж, если играть честно, то честно до конца.
– Мне сказать, или ты скажешь? – спросил Вайли, обращаясь к Кунихэн.
– Ответа все равно не жди, – буркнула Кунихэн.
Вайли поднялся на ноги, засунул большой палец левой руки в пройму жилета, положил правую руку на свою praecordia, то бишь грудь, и произнес небольшую речь:
– Присутствующий здесь господин Ниери, который уже не любит госпожу Кунихэн и которому уже не нужна Игла, да позабудет он и Мерфи, и да почувствует он себя свободным, и да снизойдет на него счастье делать все, что ему заблагорассудится! Захочется чесаться, подобно обезьяне, пусть чешется, захочется писать романы в духе женских писательниц – пускай пишет.
– Звучит как перепевы из старины Мура, – скривила губки Кунихэн, – а надо бы, чтоб прозвучало как дешевое газетное чтиво!
– Моя позиция, – продолжал Вайли как ни в чем не бывало, – остается неизменной, идет ли речь об аускультации, экзекуции и адеквации голосов или, точнее, Голоса Разума и Автофилии. Я по-прежнему смотрю на господина Ниери, присутствующего здесь, как на быка Ио, рожденного для того, чтобы постоянно претерпевать ужаления. Я смотрю на него как на подарок судьбы и Природы сутенерам, пребывающим в бедственном положении. А на госпожу Кунихэн я смотрю как на цветущую, весьма и весьма привлекательную во многих смыслах девицу, хоть и любительницу, но единственную в своем роде на все двадцать шесть графств нашего отечества, ибо только она не отождествляет свое «я» со своим телом, тем редким телом, пребывающим в болотце, называемом нашим отечеством, которое по праву заслуживает названия «выдающегося». А вот на Мерфи я смотрю как на гадкое, паразитическое животное, контакта с которым следует избегать всеми возможными и невозможными способами…
Кунихэн и Ниери разразились хохотом.
– Да, какой этот Мерфи настырный, – сквозь смех наконец выдавил из себя Ниери.
– Да, такой бесцеремонный, настойчивый и навязчивый, – поддержала Ниери Кунихэн.
– Он вызывает у меня омерзение, – заявил Вайли, – у меня от одной мысли о нем мурашки по телу, такое, знаете, гадливое ощущение, как от какой-нибудь премерзостной ползучей твари. Ветхозаветный аспид ползучий, вот он кто! И несмотря на все это, я продолжаю искать встречи с ним!
– Ты это делаешь просто потому, что я тебе за это плачу, – несколько презрительно бросил Ниери.
– Или точнее, намереваешься заплатить, – уточнила Кунихэн.
– Подобным же образом, чтобы добывать средства к существованию, нищий наносит себе увечья, и это помогает ему вызывать больше сострадания, а значит, получать больше милостыни, – пояснил Вайли, – а бобры кой-чего себе откусывают.
Вайли уселся на стул, но тут же снова вскочил, стал, как и прежде, в ораторскую позу и провозгласил:
– Короче, я стою на том, на чем всегда стоял…
– С тех самых пор, как Всевышний предопределил тебе мочить ночью простыни… – тихонько, с хихиканьем проговорил Ниери.
– И надеюсь, буду продолжать стоять на своем…
– Будешь стоять, пока не грохнешься… – вставила Кунихэн.
– …буду стоять, одной половиной повернувшись к добыванию денег, а другой – к удовольствиям.
Вайли снова уселся на стул, а Кунихэн тут же воспользовалась открывшейся возможностью вставить и свое слово:
– Есть дух и есть тело… – начала она голосом как раз нужной насыщенности и желаемости высоты тона и интенсивности звука; произносила она слова довольно быстро, стараясь поспеть вложить в них побольше, прежде чем ее перебьют. – Есть душа, и есть тело, и между ними…
– Фи, позор! – вскричал Ниери. – Какие банальности! Выгнать ее! Пинками в зад! Выставить за дверь! Спустить с лестницы!
– На одной иссушенной ладони, – задумчиво проговорил Вайли, – сердце, переполняющееся чувствами, угасающая печень, селезенка, пенящаяся сплином, два легких… это если повезет, а так скорее всего одно, две почки, если постараться… ну и все прочее…
– И так далее… – произнес Ниери со вздохом.
– …а на другой ладони, – продолжал говорить Вайли, – маленькое ego и большое id…
– И неисчислимые богатства в отхожем месте! – вскричал Ниери.
– О, этот невыразимый словами контрапункт, – Кунихэн нашла возможность продолжить, – о этот взаимный обмен мнениями, это единственное, что все искупает!
В этот раз Кунихэн, не ожидая того, что ее перебьют, сама оборвала себя.
– Она явно подзабыла, как следует вести такую беседу, – сказал Вайли, – ей нужно вернуться к самим истокам, к той самой пресловутой дарвиновской гусенице.
– А может быть, Мерфи не показал ей пути дальше, – высказал предположение Ниери.
– Куда ни обернусь, – не сдавалась Кунихэн, – вижу я дух низринутым, изгаженным, сцепленным грубо и негармонично с телом, брошенным в телегу тела, а тело – распростертым под колесами колесницы духа… Но обратите внимание: я никого не называю по именам.
– Ну, это уже лучше, я бы сказал даже отлично получилось, – высказал свое мнение Вайли.
– И никаких следов увядания умственной деятельности, – поддержал его Ниери.
– Я сказала «везде», но, конечно, не там, где пребывает Мерфи, – начала завершать свою импровизацию Кунихэн. – Мерфи, мой нареченный, не страдал от этого… от этой психоматической фистулы. В нем гармонично сочеталось духовное и телесное, он не был ни полностью телесным, ни полностью духовным. Кого можно с ним сопоставить? После общения с ним, что можно ожидать от всех других, кроме ребяческой грубости или маразматической шустрости?
– Ну, выбор богатый, бери то, что тебе больше нравится, – сказал Вайли.
– Еще на полтона выше, и мы перестали бы вообще что-либо слышать, – проворчал Ниери.
– Кто знает, кто знает, – снова подключился Вайли, – может быть, мы уже перестали слышать. Кто знает, какая скабрезная история, какой еще более непристойный рассказ – такой, какового мы еще никогда и не слышали, поведанный на высочайшем уровне чистейшей неприличности, – бьется в наши барабанные перепонки, но увы, напрасно, мы ничего не слышим!
– А вот для меня, – печально поведал Ниери и снова со вздохом, – воздух постоянно наполнен неприличностями, шуршащими непристойными намеками вечности.
Кунихэн поднялась, собрала свои вещи, подошла двери, отперла ее ключом, который извлекла из заточения на своей трепетной груди. Дверь распахнулась, Кунихэн замерла на пороге. Из комнаты ее можно было видеть в профиль: полновесные, но не обвисшие груди, высокий таз, изящно очерченное бедро, длинные ноги… Она выглядела не просто царственно, она выглядела, как женщина, готовая на все. И это впечатление, которое невольно возникало при взгляде на нее, она усилила простым способом: сделала небольшой шажок, перенесла всю тяжесть тела на одну ногу, прогнулась (однако не так сильно, чтобы подвергнуться риску опрокинуться назад), выставила грудь вперед и положила руки на бедра, пухлые и круто очерченные. И в такой позе Кунихэн, эффектно выделяемая светом из коридора, замерла. Наклонив голову, она проговорила голосом, прозвучавшим как далекое царапанье граблями по гравию в зимние сумерки:
– Теперь, после того как мы выболтали все наши секреты…
– Облили друг друга помоями, – ввернул Вайли.
– И что мы от этого имеем?
– Вайли, остерегись! – призвал его Ниери к осторожности. – Ты оказался прямо на линии ее огня!
– О Богиня Подагры, – воскликнул Вайли, – тоскливо взирающая и мечтающее о лекарстве от артрита!
– Не подумай, что мне хочется поскорее тебя выпроводить, – сказал Ниери, – но мне кажется, что эта курочка настроена на то, чтобы ты отправился с ней домой.
– Ну вот еще! – вскричал Вайли. – Может, я и не прирожденный шут, но и ничтожеством меня назвать нельзя. Между прочим, то, что я стою выше ничтожества, отмечалось многими.
– Я повторяю свою вопрос, – обозвалась Кунихэн, – и я готова повторять его снова и снова.
– Если петух не кричит, – изрек Вайли, – значит, можете быть уверены, курица не снеслась.
– Но разве я уже не сказал, что мы можем расходиться? – удивился Ниери. – Расставание всем нам пойдет на пользу.
– Вы что, хотите сказать, что мы должны уходить, едва сойдясь? – вскричала Кунихэн. – Подумайте, какая наглость! Сидит себе на своем стуле и говорит дерзости!
Вайли прикрыл руками уши, закинул голову назад и воскликнул:
– Прекратите, прекратите! Или может быть, и в самом деле уже поздно?
Вайли выбросил руки высоко в воздух и, шаркая ногами по полу, бросился к Кунихэн. Оказавшись рядом с ней, он схватил Кунихэн за руки и медленно и осторожно снял их с Кунихэновых бедер. Да, становилось совершенно ясно, что они готовы уходить и отправляться домой к Кунихэн.
– И кто же это сошелся, – проговорила Кунихэн совершенно спокойным голосом так, словно бы происходящее ее никак не затрагивало, – позвольте вас спросить, оттого, что будто бы влюбился с первого взгляда? Кто имеется в виду?
– Существует лишь одна истинная встреча и одно стинное расставание, – высказался Вайли, – это акт любви.
– Надо же, вы только подумайте! – съязвила Кунихэн.
– В этом акте каждый остается самим собой и одновременно отдает себя другому, и каждый, оставаясь собой, получает другого, – продолжил Вайли развивать тему.
– Каждая остается сама собой, отдавая себя другому, – поправил Вайли Ниери. – Дурной тон, Вайли. Ты позволяешь себе лишнее. Ты что, забыл, что здесь присутствует и дама.
– Дама? – вскричал Вайли. – Не ожидал от тебя такой неблагодарности… как, впрочем, и от этой несчастной девочки…
В голосе Вайли звучала горечь.
– Неблагодарности? – удивилась Кунихэн. – А что еще можно было бы ожидать?
– Ну и самое главное теперь, так сказать, пункт третий, – резко поменял тему Ниери. – Я не прошу, чтобы мне предоставили возможность поговорить с Мерфи. Просто приведите его пред очи мои телесные – и денежки ваши.
– А ведь Мерфи может решить – он, знаете, человек непредсказуемый, – высказала предположение Кунихэн, – что обманув его один раз, мы можем обмануть его и еще раз.
– А как насчет маленького задатка? – взмолился Вайли. – Благодеяния морально укрепляют!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30