– За границей много интересного, хорошего, – говорил Андрий, – по, поверьте, я бы никогда не согласился жить там. Когда, возвращаясь домой, я увидел хижины украинских селян и дым казацких костров, мое сердце забилось так сильно, как никогда не билось там, и я понял – до чего сильно привязан к своей отчизне… Мне показалось, что нигде нет такого яркого неба, как у нас, нигде не дышится так легко, нигде не пахнут так сладко травы…
– А помните, – перебила, смеясь, Мотря, – как в Диканьке вы рвали у нас в саду яблоки, а таточко пригрозил вам батогом…
– Помню, помню, – живо отозвался Андрий. – Но эти яблоки предназначались вам, и меня ничто не страшило…
– Вы были всегда моим верным рыцарем, – опустив голову, сказала Мотря.
– Желал бы оставаться им и впредь, – бросив пылкий взгляд на девушку, почти шепотом произнес Андрий.
Мотря вздохнула, ничего не ответила.
Любовь Федоровна, сидевшая как раз против них и наблюдавшая за младшей дочкой, думала в это время: «Девке семнадцать, лучшего мужа, чем Андрий, вовек не сыщешь… Вот бы господь послал…»
– Ты приходи завтра к нам обедать, – вслух сказала она Андрию, – забыл небось за границами мои вареники?
– Нет, помню. Непременно приду, – улыбнулся Войнаровский.
Он нечаянно коснулся под столом стройной ножки Мотри и, чтобы скрыть внезапное смущение, нагнулся к тарелке, принявшись за еду с таким аппетитом, что Мотря не выдержала и рассмеялась:
– Ой, мамо, сколько же тебе вареников завтра готовить…

… Гости разъезжались и расходились…
У калитки Мотря задержалась, огляделась, быстро подбежала к стоявшему в стороне скрытому тьмой человеку, обвила его шею руками, крепко поцеловала в губы.
– Когда же, мое серденько? – шепотом спросил тот.
– Завтра утром, – ответила Мотря и скрылась.
Человек медленно пошел к крыльцу. Ему навстречу вышел с фонарем в руках Филипп Орлик, только что пожалованный званием генерального писаря.
– Пане гетман, – тихо и тревожно сказал он, – сегодня я доподлинно проведал, что Москва поручила Ваське Кочубею присмотр за вашей милостью…
Гетман находился словно во сне. Его губы что-то шептали, глаза светились нежностью.
– Вы слышали, пане гетман? – переспросил беспокойно Орлик.
– Да, слышал, – отозвался наконец гетман. – Ты напрасно тревожишься, друг мой… Этот присмотр Москвы учинен по тайному моему согласию…
– Как? – изумленно воскликнул писарь.
– Поживешь – поймешь, – усмехнулся гетман и открыл дверь.

II

Помимо Анны и Мотри у Кочубеев имелась третья дочь – Катерина, рыхлая рябоватая двадцатилетняя девка, по лености редко выходившая из дому. Родители уже отчаялись выдать ее замуж, но несколько дней назад Катря неожиданно объявила, что за нее сватается казацкий сотник Семен Чуйкевич и, если ее за него не отдадут, она бросится в колодец. Как и где познакомилась Катря с Чуйкевичем, она никому не сказала. Мать для порядка пошумела на «бесстыжую девку», заперла ее в чулан, однако Семена Чуйкевича, происходившего из захудалого, но честного казацкого рода, приняли довольно ласково и объявили женихом.
По старым обычаям девки в казачьих семьях выдавались замуж по старши́нству, и Кочубеиха могла теперь вздохнуть свободно: дорога для младшей, начинавшей невеститься дочери, была открыта.
Вот почему, пригласив на обед Андрия Войнаровского, она сегодня с раннего утра подняла на ноги весь дом. Дворовые бабы и девки с ног сбились, готовя кушанья, протирая посуду, убирая многочисленные комнаты кочубеевских хором, таская вещи из обширных кладовых и скрынь Скрыня – сундук.

, но все же к обеду кое-что не было готово. Кочубеиха злилась, срывая досаду пощечинами, которые щедро сыпались на девок.
Собственно говоря, совсем другое злило Кочубеиху. Она чувствовала, что Андрий, бывший на четыре года старше Мотри, друживший с ней еще в детстве, теперь влюблен в нее, но что делалось в сердце девушки – того она не знала. А делалось там что-то неладное. Ночью, возвратясь из замка гетмана, Кочубеиха зашла в светлицу Мотри. Та, в одной рубашке, сидела на кровати, обхватив руками согнутые полудетские колени, и о чем-то думала.
– Ты почему не спишь? – спросила Кочубеиха.
– Просто так… Сейчас лягу, мамо, – ответила Мотря.
– А ты о чем говорила с Андрием?
– Не помню… Он что-то про заграницу, потом про отчизну рассказывал… – протянула зевая Мотря. – Укрой меня одеялом, мамо. Я спать буду…
«Хитрит девка, скрывает что-то», – тревожно подумала Кочубеиха, укрывая и крестя дочь.
Утром же Мотри в постели не оказалось. Она куда-то исчезла. Правда, знакомых и родных у Кочубеев множество. Мотря и раньше любила чуть свет убежать куда-нибудь, но сегодня, кажется, могла бы и дома побыть. Не для себя же мать хлопочет…
«Ох, кабы беды не случилось, кабы, как с Катрей, не вышло», – думала Кочубеиха, собственноручно разделывая последние вареники.
А Василий Леонтьевич Кочубей тем временем сидел у окна, играл в шашки с Семеном Чуйкевичем. Василий Леонтьевич только что хотел сделать какой-то сложный ход, как мимо окон пронеслась запряженная четверкой лошадей позолоченная карета, лихо завернув к парадному подъезду.
– Жинка! Андрий приехал! – крикнул Кочубей, вставая и поправляя яркий турецкий халат.
Кочубеиха выскочила из кухни раскрасневшаяся и, на ходу снимая грязный фартук, заворчала:
– Вот у нас всегда так… у нас всегда так… Звать – зовем, а ничего не готово и встретить некому… Ох, глаза бы мои не видели… Ты что словно пень стоишь? – набросилась она на мужа. – Иди, иди, приветь Андрия…
– Иду, матка, иду – покорно отозвался Василий Леонтьевич, направляясь к дверям.
Чуйкевич, бледнолицый и застенчивый молодой человек, двинулся за ним, но в это время двери распахнулись и неожиданно для всех быстрой, легкой походкой в комнату вошел гетман Иван Степанович.
Следом за ним впорхнула веселая, нарядная Мотря, но, увидев сердитую мать, опустила глаза, скромно уселась в уголке.
Любовь Федоровна бросила на дочь грозный взгляд:
– Ты где с утра пропадала?…
Но гетман договорить не дал. Он по-восточному приложил руку к сердцу и, ласково глядя на Кочубеиху, сказал:
– Не сердись, кума, крестница не виновата. Я ее дорогой встретил и прокатил за околицей. Грех на мне…
– Ты уж всегда, Иван Степанович, ее заступник, – глядя на жену, промямлил Василий Леонтьевич. – А девке того… негоже…
– Не пойму, Василий Леонтьевич, про что ты речь ведешь? – перебил его гетман. – Иль карета моя ныне срамной стала? Иль зазорно вам крестницу с гетманом видеть?
– Зазору нет, а того… другие осудить могут, – смутился судья.
– Никто не осудит, никто не посмеет, сам ведаешь, – уверенно произнес Иван Степанович.
– Слово, что ли, петушиное знаешь? – запальчиво вмешалась Кочубеиха.
– Знаю, кума, знаю. Об этом слове и беседовать хочу. Но наперед должен вам поклон отдать от племянника моего Андрия… По государевым спешным делам сегодня мною в Киев он послан и потому быть у вас не может… Прошу, кума, извинить его. Государевы дела, сама рассуди, на вареники менять негоже…
Иван Степанович говорил серьезно, но Мотре, исподтишка наблюдавшей за ним, в его словах что-то показалось очень смешным, она не выдержала и озорно рассмеялась.
– Это еще что? – набросилась на нее мать. – Ну-ка, иди отсюда, иди, нечего зубы скалить… Да и ты без нужды здесь торчишь, – обратилась она к молчаливому Чуйкевичу. – Идите в сад, там Катря яблоки собирает.
Мотря и Чуйкевич вышли. Кочубеиха приготовилась высказать гетману свое недовольство его поведением, отчитать, но вдруг в голове ее мелькнула догадка: «А что, уж не хочет ли он Мотрю за Андрия сватать? Может, недаром и оделся так нарядно и говорит намеками?»
Мысль пришлась ей по душе, недовольство сразу растаяло.
– Ну, теперь сказывай, Иван Степанович, какое у тебя слово петушиное, – приветливо обратилась она к гостю. – Да не желаешь ли сначала покушать? Может, мальвазии своей любимой, или венгерского рюмочку, или наливки моей отведаешь? – захлопотала Кочубеиха.
Василий Леонтьевич, сидевший на краешке скамьи и ожидавший от жены бурной сцены, даже хмыкнул от изумления: «Ой, хитрит что-то баба. Недаром гетмана обхаживает».
– Или отобедай с нами, Иван Степанович, уж чего лучше. Вареники-то мои сам не раз хвалил, – упрашивала хозяйка.
– Подожди, кума. Давайте прежде о деле поговорим, пока никто не мешает, – степенно отозвался гетман.
– Дело, оно того… и за обедом можно, – вставил давно уже проголодавшийся хозяин.
– Нет, у меня нынче с вами разговор особый. Я ведь к вам сватом…
– Ох, да что ты, Иван Степанович! Кого у нас сватать? Катря просватана, а Мотря молода еще, – притворно недоумевала Кочубеиха, а у самой от радости сердце так и ёкало: «Дай бог, дай бог, лучшего желать нам нечего. Такого жениха, как Андрий, не скоро сыщешь…»
– Мы с тобой, Василий Леонтьевич, приятели старые, – продолжал гетман, обращаясь к судье. – Не первый год хлеб-соль водим… И служба моя, и род мой, и дела мои тебе ведомы. Худого ни тебе, ни семейству я не чинил, а ежели иной раз несогласие какое у нас выходило, то, сам рассуди, у кого сего не бывает…
– Это уж, чего уж, – вздохнул хозяин, опасливо поглядывая на жену. Но, увидев на лице ее добродушие, добавил:
– Милости твои мы помним, Иван Степанович. Плохого не видели. Говорить нечего…
– А ежели так, то прошу, без лишних слов, в просьбишке моей не отказать и благословить Мотроненьку…
– Ох, да как же так, сразу-то, – перебила Кочубеиха. – Они ведь и не поговорили как следует… Да и будет ли она согласна, мы неволить не хотим…
– У нас согласие полное, – усмехнулся гетман, – за вами дело стало…
– Уж не знаю, как и ответить, – заволновалась Любовь Федоровна. – Конечно, мы с малых лет Андрия знаем, а все-таки…
Гетман опять усмехнулся, привычно тронул рукой правый ус, негромко кашлянул:
– Я не за племянника прошу, а за себя сватаю… гетманшей будет…
У Кочубеихи от такой неожиданности ноги подкосились. Она охнула, грузно осела на лавку. По лицу быстро расплылись багровые пятна. Василий Леонтьевич недоумевающе захлопал глазами.
Тут дверь скрипнула, подслушивавшая разговор Мотря не выдержала, вбежала, схватила за руку гетмана, подвела к матери, упала на колени:
– Мамо… Благословите… Люблю его…
«Господи Исусе, что же это такое? Колдовство… чары… или мерещится мне?» – подумала Кочубеиха. Она даже незаметно ущипнула себя, почувствовала боль, хотела встать и не смогла. Страшно было ей понять происходившее сейчас.
Дочь храброго полтавского полковника Жученко, смелая на язык и строгая в семье, Любовь Федоровна была вместе с тем очень набожной. С годами все сильней становилась ее вера, более суровым представлялся бог, карающий грешников. Старик гетман, сватающий крестницу, – это было ужасно. Но одно это еще могла бы понять Кочубеиха… Другое, более жуткое и греховное дело связывалось в мыслях ее с этим сватовством… Двадцать лет назад, бог знает как и чем, смутил дьявол молодую жаркую кровь Кочубеихи… Тут же, в Батуринском замке гетмана, узнала она сладость тайной, запретной любви… Правда, связь ее с Мазепой длилась недолго, Кочубеиха первой порвала ее… Сама же через два года, чтоб не смущали больше греховные помыслы, настояла на том, чтоб крестил гетман дочь, зачатую от мужа… Но все же греха своего ни забыть, ни простить не могла Кочубеиха.
И вот теперь этот человек… этот старик без стыда и совести… сватает ее дочь, свою крестницу…
– Господи, грех-то какой, грех какой, – прошептала она.
– Грех не велик, я уже с попами толковал, церковь разрешит, – спокойно отозвался гетман.
– И ты… еще смеешь? – задыхаясь от гнева, поднялась наконец Кочубеиха. – Ты… крестный, старик…. Нет, ты колдун, дьявол! – сразу перешла она на визгливый крик. – Уйди, уйди!.. Не смей ее трогать… бесстыжий…
Она резко' схватила Мотрю за руку, отдернула от гетмана.
– А ты… с тобой я разделаюсь. Думать об этом не смей… Слышишь?
– Мамо! Мамо! Пожалейте…
Кочубеиха рассвирепела. Она ударила дочь по щеке, хотела схватить за волосы. Мотря ловко увернулась, отскочила к двери. В ее больших глазах вспыхнуло злобное упрямство.
– А вот не будет по-вашему! Все равно не будет! Так и знайте! – крикнула она с порога и, хлопнув дверью, исчезла.
Кочубеиха бросилась за ней. Василий Леонтьевич, не любивший скандалов, тоже хотел скрыться, но гетман удержал его за рукав.
– Подожди, Василий. Я твоего слова еще не слышал…
– А я чего уж, – растерянно улыбнулся судья и пожал плечами. – Как жинка… Конечно, я бы, может… Да ведь крестный ты ей, люди осудят. Негоже…
– Эх, Василий Леонтьевич, – вздохнул гетман, – смотрю я на тебя и диву даюсь.. Был ты казак, бывало, лошадей диких объезжал, а ныне на жинку злоречивую мундштука наложить не можешь… Что ж, смотри сам. Токмо запомни: где хвост всем заправляет, там добра не бывает. Прощай…
Гетман уехал. Мотрю мать разыскала в саду, заперла в чулан под строгий караул на хлеб и на воду…

III

Мазепа любил крестницу…
До сих пор многочисленные романы не оставляли в его сердце сколько-нибудь прочного следа. А умершая три года назад жена прошла в его жизни совсем незаметно. О жене Мазепы известно только, что она приходилась родственницей прилуцкому полковнику Горленко. Сначала она была замужем за неким богатым паном Фридрикевичем и, овдовев, жила в Корсуне. Мазепа познакомился с ней и женился еще в бытность свою у гетмана Дорошенко. Никакого участия в делах гетмана она не принимала. Умерла в 1702 году, за два года до начала романа Мазепы с Мотрей.


Теперь, на склоне лет, добившись почета и славы, разделавшись со, всеми своими врагами, гетман все чаще и чаще чувствовал тяжесть одиночества.
Каждое дело требовало известного доверия к людям, тайные дела требовали особого доверия, – гетман, наученный горьким опытом собственной жизни и своих поступков, доверять никому не мог.
Это с годами болезненно усилившееся недоверие к людям, привычка постоянно лгать и двоедушествовать родили в его душе страстную, тайную тоску по близкому и любимому существу, которое безраздельно принадлежало бы ему, от которого не надо было бы ничего таить.
Детей Иван Степанович не имел. Он приблизил к себе племянника, сына умершей сестры – Андрия Войнаровского. Мальчик подавал надежды, обожал дядю. Но он был слишком самостоятелен и слишком чувствителен к таким понятиям, как добро, честь и прочие добродетели. Он мог когда-нибудь сделаться опасным. Мазепа послал его учиться за границу.
А тоска не рассеивалась, одиночество продолжало давить…
И вот появилась Мотря. Крестница. Худенькая девочка с большими ласковыми глазами и длинными черными косами. Гетман выучил ее грамоте. Баловал подарками. Она стала частым гостем в замке.
Она была шаловлива, любила петь и плясать. Дома – скучно, мать часто ругалась, заставляла молиться и работать. Здесь – всегда приветливый, остроумный крестный. Он усаживал ее на покрытый пушистыми коврами диван, угощал невиданными лакомствами. Рассказывал про свои приключения, про походы. Внушал, что главное в жизни – богатство и слава и что цель оправдывает средства.
Мотря соглашалась. Она была равнодушна к средствам, она хотела жить, как он.
Время шло. Мотря выровнялась в стройную, красивую девушку. Мазепа старел. Он понимал, что такое разница лет, и не хотел переступать границы, стараясь обращаться с крестницей, как прежде…
А она привязывалась к нему все крепче. Ей нравился его замок, его гетманский наряд, его осанка, его лицо, его глаза…
Однажды он шутливо намекнул Мотре, что полковник Анненков, начальник стрелецкого отряда, находившегося в Батурине, хочет за нее свататься. Мотря вспыхнула и раскапризничалась: она никогда не пойдет замуж, ей все противны, она уйдет в монастырь…
Гетман обнял девушку, стал утешать, сознался, что пошутил.
Неожиданно Мотря прижалась к нему, крепко обвила его шею руками, полузакрыв глаза, зашептала:
– Я тебя одного… тебя одного люблю…
И горячо поцеловала его в губы. И убежала.
Мазепа остолбенел. Рассудок отказывался повиноваться. Он понял, что больше уже не в силах бороться с собой…
С тех пор между ним и крестницей установились новые, покрытые тайной для всех отношения. Правда, некоторые батуринские сплетницы, часто видя гетмана с красавицей крестницей, делали уже выводы о его «безумии», но родные Мотри ничего не замечали. Девушка быстро переняла от гетмана искусство скрывать свои чувства, жить двойной жизнью.
Она любила крестного и уже видела себя гордой и властной гетманшей.
… Приезд Андрия ускорил решение Мазепы жениться на крестнице. Иван Степанович, заметив, что Андрий смотрит на девушку слишком восторженно, сразу почувствовал в племяннике серьезного соперника. Он в ту же ночь вызвал Войнаровского к себе и отправил с письмом к Меншикову в Киев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25