– Ну, сказывай, казак, откуда прибыл? – услышал Петро мягкий, душевный голос.
– С Дону, пане гетман…
– Все без утайки говори… Как заняли Черкасск, как предали старши́ны Кондратия, – тихо сказал Мазепа, бросив на казака ободряющий взгляд.
Петро, преодолевая охватившее его волнение, стал рассказывать. Мазепа молча теребил усы, покачивал головой, вздыхал.
– Ах, Кондратий, Кондратий, какой казак был! – дослушав печальную повесть, прошептал гетман и, достав платочек, вытер набежавшие на глаза слезы. – Говорил ведь – подождать надо было…
– Народу, пане гетман, тяжко жить…
– Ведаю, голубь, ведаю… Многие ныне и меня в том винят. Гетман-де панам и арендарям угождает, поспольство поборами замучил, казаков царю продает… А того не разумеют, какие указы из Москвы идут! Давно бы отчизну нашу панам польским продали, кабы не гетман.
Мазепа передохнул, потом поднял слезящиеся глаза к образам, перед которыми мерцала неугасимая лампада:
– Ты один, боже милосердный, ведаешь, как денно и нощно голова моя о спасении отчизны помышляет…
Они беседовали еще долго. Тонкие, искусно сплетенные сети все крепче и крепче опутывали булавинского есаула. В глубине сознания Петра, может быть, и шевелилась еще смутная мысль о возможности какого-то обмана, но он уже не мог сопротивляться.
Спустя два дня Петро Колодуб, пожалованный званием сотника, ходил в сердюцком кафтане.

XIII

Мазепа одновременно устроил и другое важное дело. Через Орлика Мазепе давно было известно, что в доме обозного Ломиковского происходят тайные собрания генеральной старши́ны и полковников – противников царя.
Гетман знал, что на этих собраниях обсуждались вопросы о польской протекции, читался трактат, заключенный в свое время с поляками изменником Выговским, а полковники Апостол, Горленко и Зеленский даже предлагали войти в сношение с королем шведским, замышляя то же самое, над чем упорно «трудился» Мазепа.
Однако тайных своих решений заговорщики до сих пор Ивану Степановичу не открывали, видимо, побаивались его. А он из осторожности тоже не хотел открывать свой замысел, желая, чтобы первый шаг сделали они сами…
Старши́на медлила, гетман решил подтолкнуть ее…
Пригласив обозного и полковников к себе, он начал скорбеть о нарушении царем войсковых прав и о том, что никто не желает думать о пользе отчизны.
Обозный Ломиковский не выдержал и, глядя на гетмана хитренькими глазками, сказал:
– Мы, пане гетман, верим тебе и все рады сделать так, как укажешь.
– Я уж стар и ничего не могу придумать, – развел руками гетман. – Сами помышляйте, пока не поздно…
– Надо освободить Украину от москалей! – выкрикнул, горячась, полковник Горленко. – От них целости казачества не ждать. Все солдатами будем…
– Со шведами надо сойтись, – тихо заметил лубенский полковник Зеленский.
– Как так со шведами сойтись? – сделав вид, что не понял слов полковника, спросил гетман.
– Заключить тайный трактат… Перейти на их сторону, ежели признают нашу независимость.
– Ты что? Из ума выжил, что ли? – притворно ужаснулся Мазепа. – Разве сие возможно?
– Я слышал, – вмешался Апостол, – будто король Станислав предлагал…
– Не знаю, ничего не знаю, – перебил Мазепа. – И слушать не хочу. Я двадцать лет его царскому величеству верой и правдой служу…
Полковники зашумели:
– Все мы ему служим, да служить уже мочи нет. Отпало сердце наше служить ему…
– Надо о себе помышлять…
– Время удобное упустим, наплачемся после…
Мазепа, сидя в кресле, продолжал ужасаться:
– Ох, страшусь слов ваших! Никогда такого мыслить не смел… Напрасно смущаете!
– Разумное предлагаем, пане гетман, – сказал Ломиковский. – Мы все в готовности давно, за тобой дело стало.
– Ох, не знаю… Подумать надо. Воле вашей я, сами ведаете, никогда не противился, а ответа на себя взять не могу. Страшусь…
– Ответ на нас! Присягу дадим! – крикнул полковник Горленко.
Мазепа встал. Задумчиво оглядел полковников, снял со стены крест, достал евангелие.
– Я вижу, – сказал он, – что вы все согласно решили для блага отчизны просить о протекции короля шведского, поэтому я буду помышлять, как велите. А вы присягните на святом кресте и евангелии, что будете служить мне верно и не отступите, ежели я по вашей воле учиню…
Полковники присягнули…
… Через несколько дней Мазепа заключил тайный договор с королем Станиславом, по которому вся Украина присоединялась к Польше, а гетману за такую «услугу» король жаловал титул герцога и отдавал во владение несколько воеводств.
Мазепу, мечтавшего сделаться украинским владыкой, такой трактат не устраивал. Но он понимал, что теперь не время затевать споры, и скрепя сердце подписал договор в надежде, что обстоятельства помогут ему и в дальнейшем королевская корона его не минует.


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

I

В июле 1708 года Карл XII переправился со своими войсками через Березину и занял Могилев.
Сюда из Литвы к нему на помощь спешил корпус генерала Левенгаупта.
Умный граф Пипер советовал королю:
– Надо ждать, ваше величество… У Левенгаупта шестнадцать тысяч отборных войск, провиант, артиллерия… Не соединившись с ним, нельзя продолжать похода…
Карл совета не принял. Совсем недавно известный чародей Урбан Гиарна предсказал ему другое:
– Золотой Лев севера с малыми силами одолеет Орла, притупит его когти, установит свою власть в Азии и Африке, водворит повсюду истинную веру лютеранскую…
Самонадеянный и упрямый король не чуждался суеверия.
К тому же вот уже несколько раз он получает тайные вести от Мазепы. На Украине готовы зимние квартиры, народ ждет не дождется шведских войск, чтобы освободиться от царской тирании. Русская армия небоеспособна, она будет по-прежнему отступать. Московиты еще не забыли Нарвы.
Говорят, царь Петр оправился от болезни и прибыл в армию. Что ж, он ничем не лучше своих варваров и плохо разбирается в воинском искусстве… Так кажется Карлу.
Не дождавшись Левенгаупта, он приказывает начинать наступление.
Шведы входят в Мстиславльское воеводство. Видимо, король прав: русские продолжают отступать.
Но шведам приходится нелегко. Болотистые речки и топи Полесья затрудняют движение. В августе пошли непрерывные холодные дожди. Дороги совсем исчезли. Население бежит, сжигая дома, увозя все припасы. Бесприютный и угрюмый край! В шведском обозе кончаются последние запасы продовольствия.
Солдаты собирают на полях колосья неубранных хлебов, трут зерна между камнями, едят один саломат, приправленный чесноком. Укрыться от Дождя и высушиться негде. Появляются болезни.
Карл мужественно делит с солдатами все невзгоды, ест из котла противный саломат, смеясь, слушает неприятные солдатские шутки.
– У нас три доктора, – говорят солдаты, – доктор Водка, доктор Чеснок и доктор Смерть…
Оставшись один, Карл злобно кусает губы, долго отмывает руки и полощет рот.
Граф Пипер явился предложить королю ужин: горячий бульон, цыплят, фрукты.
– Вы забыли, граф, что я солдат и не привык отделять себя от своих шведов, – вспыхивает Карл.
Граф почтительно кланяется, уходит. Король, не раздеваясь, ложится на походную кровать. Долго не может заснуть, вскакивает, достает из походного ящика жареную курицу. Жадно съедает. Кости тщательно завертывает в бумагу, выбрасывает в печку.

… Утром 30 августа шведы вышли к местечку Доброе.
Русские стояли совсем близко, их отделяли от шведов две речки и густой туман.
Петр, находившийся здесь, через разведчиков установил, что правое крыло неприятельской армии отделилось от главных сил, и приказал князю Голицыну и генералу Флюку с тридцатью эскадронами драгун и восемью батальонами пехоты ударить на оторвавшуюся часть.
Драгуны, пользуясь туманом, вброд переправились через речки и напали на неприятеля с двух сторон.
Шведы не ждали русских. Растерялись, побежали.
Король поспешил на помощь, но было уже поздно. Три тысячи трупов шведских солдат покрывали поле. Русские в строевом порядке отходили на север.
«Я, как начал служить, – писал Петр в Воронеж адмиралу Апраксину, – такого огня и порядочного действия от наших солдат не слыхал и не видел, да и сам король шведский такого во всей войне еще не встречал…»
Обозленный неудачей, Карл сперва приказал преследовать русских, уходивших к северу, но затем остановился и повернул опять на юг.
16 сентября передовые отряды шведских войск вошли в пределы Украины.
Тут произошло нечто такое, чего никак не ожидали ни король, ни гетман. Мазепа предупредил шведов, что в Стародубе для них заготовлено продовольствие, и просил, чтобы они поспешили занять этот город так как туда же идет русский генерал Инфлянт с войском.
Карл немедленно отправил в Стародуб большой отряд генерала Лангеркрона.
Местные дороги были незнакомы. Жители украинских деревушек при появлении непрошеных гостей прятались неизвестно куда. Они поджигали свои хаты, хлеб, имущество. Солдатам негде было укрыться от дождей, достать продовольствие.
Бродившие по шляхам древние старухи в лохмотьях поднимали кулаки и выкрикивали проклятия.
Генерал Лангеркрон негодовал. Он слышал от короля, будто местное население, недовольное царем, ждет войска его величества как друзей и освободителей. Однако никаких признаков дружбы генерал не замечал.
Вечером солдаты привели к нему крестьянина. Он назвался Игнашкой, беглым холопом, ходившим в пастухах у стародубских селян.
Игнашка генералу понравился. Мужичонка был низкорослый, оборванный, но говорил охотно. Лицо приветливое, желтоватые глаза смотрят добродушно.
Череэ переводчика-поляка генерал спросил:
– Правду ли говорят, что казаки и селяне не любят царя и бояр?
– Вестимо, правду, – подтвердил Игнашка, смело глядя на генерала. – Народу от них одни обиды да слезы…
– А почему же народ убегает от шведских войск, которые хотят освободить вас от царя и бояр? – задал вопрос Лангеркрон.
– Пужаются, – улыбнулся пастух. – Кабы-де хуже не было…
Генерал велел выдать Игнашке кафтан и накормить.
Мужичонка остался доволен. Покорно благодарил.
– А на Стародуб дорога тебе известна? – спросил генерал.
– Хаживал не раз…
– Так вот, – сказал Лангеркрон, – если ты по самой короткой дороге приведешь нас туда, получишь пятьдесят червонцев.
У Игнашки глаза заблестели.
– Господи, батюшка, – бормотал он, – пятьдесят червонцев! Да за такие деньги… Уж будьте покойны…
Утром шведы пошли. Игнашка вел их лесными дорогами, казался веселым, пел песни.
Пройдя верст сорок, отряд остановился на ночевку у лесной речки. Генерал расставил вокруг лагеря часовых, приказал драгунам не спускать глаз с проводника.
Погода стояла скверная. Дул холодный ветер, накрапывал мелкий дождь. В полночь где-то совсем близко дважды прокуковала неурочная кукушка и сразу смолкла. Игнашка поднялся. Драгуны, не спали, сидели у потухшего костра. Их лошади в нескольких шагах мирно щипали траву. Игнашка отправил нужду, дважды громко чихнул. Послышался какой-то шорох. Драгуны, насторожились, схватились за ружья.
В ту же минуту раздался крик, и человек двадцать селян, вооруженных топорами и вилами, выскочили из леса, бросились на часовых. Игнашка необычайно ловко отпрыгнул в сторону, вскочил на лошадь. Раздались выстрелы, но было поздно.
Зарубив несколько драгун, угнав полсотни лошадей, селяне словно привидения исчезли в лесной чащобе. Лишь один лежал на земле, убитый шальной пулей.
На другой день генерал Лангеркрон узнал, что Игнашка увел шведский отряд в другую сторону от Стародуба. Город тем временем был занят русскими войсками.
Первая встреча с украинским народом не обещала шведам ничего хорошего. Случай с крестьянином, обманувшим генерала Лангеркрона и приведшим шведов в другую сторону от Стародуба, мною не вымышлен. О нем сообщает в своих записках шведский историк Нордберг.



II

Войска генерала Инфлянта, занявшие Стародубщину, портили планы Мазепы. Особенно тревожил гетмана указ царя Петра: немедленно соединиться с Инфлянтом и действовать сообща с ним.
Указ этот показался Мазепе подозрительным.
Пригласив к себе Ломиковского и, присягнувшую старши́ну и полковников, он объяснил положение, прочитал царский указ и сказал:
– Я опасаюсь, не приманывают ли меня к этому генералу, чтобы взять в руки? Не знаю, идти ли нам на соединение с ним или нет?
– Нет, не идти, – решила старши́на. – Не медли больше и посылай к шведскому королю просить протекции.
– А также объяви нам, – выступил Ломиковский, – на что может надеяться Украина и войско запорожское от шведов? На яком фундаменте ты тую махину заложил?
Гетман нахмурил брови. Он не считал нужным открывать свои тайные замыслы даже сообщникам.
– Для чего вам прежде времени ведать? Положитесь на мою совесть и на мой разумишко, который, по милости божьей, не хуже вашего…
Однако старши́на настаивала, и он приказал Орлику прочесть один из первых универсалов короля, в котором подтверждалось, что все желания гетмана будут исполнены. Украина будет признана независимым государством.
Изменники остались довольны.
Когда они ушли, гетман разделся, лег в постель, приложил к голове пластырь, приказал позвать отъезжавшего в царскую ставку стрелецкого полковника Анненкова.
Полковник находился при Мазепе несколько лет, был с ним в самых дружеских отношениях.
– Что с вами, Иван Степанович? – удивился Анненков, войдя в комнату и увидев лежавшего без движения гетмана.
Мазепа застонал, с трудом повернул голову.
– Умираю… – чуть слышно, шепотом, отозвался он. – Сокрушили меня болезни, печали и напасти… Боюсь, не увижу тебя больше…
– Бог даст, поправитесь. Я деньги войсковые получу и дня через два вернусь, – ответил полковник.
Мазепа обрадовался. Последнее время, живя в вечной тревоге, что вот-вот может открыться его замысел, он ко всем относился подозрительно. Отъезд полковника в ставку внушал ему опасения. Теперь стало ясно, что Анненков ничего не подозревает, едет по своим обычным делам.
«Слава создателю, – подумал гетман, – пронеслась тучка». Но радости своей ничем не обнаружил, продолжал говорить по-прежнему, охая и стоная:
– Ныне всемилостивейший государь указал мне идти с войском к генералу Инфлянту. А я, видит бог, каков от болезни… Сердечно рад бы службу нести, да мочи нет… Ох, вижу, конец мой приходит…
Мазепа замолчал. Страдальческие морщины бороздили его лицо. Из потускневших глаз, обращенных к теплившейся перед образами лампаде, катились слезы. Губы шептали молитву:
– Боже милосердный! Дай силы послужить пресветлому монарху нашему… Не отврати от меня милости государя…
Полковнику стало жалко «бедного, доброго» старика. Он взял его руку, пожал ободряюще и ласково.
– Государь не взыщет, Иван Степанович. Я доложу… В болезнях не мы, а один господь волен…
Мазепа, казалось, не слышал ничего, лежал без движения. Ссылаясь на болезнь, гетман одновременно выставлял и другую причину невозможности выехать на соединение к царскому войску. Этой причиной была продолжавшаяся на Украине народная смута, которой Мазепа не раз пугал царя. «Если прибуду к Стародубу, – сообщал гетман Меншикову, – то разве пойду в самый город в осаду, а тут в Украине внутренний огонь бунтовничий от гультяев, пьяниц и мужиков во всех полках начал разгораться, которые, услыша о вступлении в Малороссийский край неприятельском и моем к Стародубу малолюдном отдалении, всюду в городах великими купами с киями и с ружьем ходят, арендаторов бьют до смерти, вино насильно забирают и выпивают, в Лубенском полку арендаря и ктитора убили до смерти, в Мглине сотника тамошнего изрубили и спицами покололи, в Гадяче на замок тамошний наступали, хотят добро мое там разграбить и господаря убить. Рассуди, ваша княжая светлость, своим высоким благоразумием, какая в том польза будет интересам монаршим, если я пойду в Стародубовщину, а тут всю Украину в таких трудностях, опасностях и в начинающемся бунтовничьем пожаре на крайнее разорение оставлю».
Меншиков переслал это письмо Петру и от себя сообщил: «Мне кажется, до Стародуба его ради тех противностей заволакивать не для чего, что отдаю в ваше высокоздравное рассуждение». Петр с мнением князя согласился и ответил, что гетмана можно не «отволакивать, понеже большая польза его в удержании своих, нежели в войне».


Полковник тихо и скорбно удалился. В ставку он отбыл с печальными известиями о тяжкой болезни, постигшей верного гетмана… В то же самое время по другой дороге в закрытой карете ехал Мазепа, направляясь в одно из своих имений – любимую Поросючку, где ждала его Мотря.

III

После казни Кочубея отношения между гетманом и Мотрей изменились.
Когда Мазепа, со слезами на глазах, рассказал ей ужасную новость и, призывая бога в свидетели, уверял, что он в этой крови, пролитой тираном-царем, не повинен, девушка поверила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25