Доп
одлинно известно, что Леонид Максимович Леонов в отдельную тетрадь выпи
сывает из книг короткие ли, подробные ли описания русской бани. Ну, наприм
ер, у Твардовского в «Василии Теркине» прекрасно дана русская баня или, е
ще лучше, у Мельникова-Печерского в его многотомной эпопее о старообряд
цах.
А уж если так, то почему бы не брать на заметку уникальные пейзажи?
Дело ведь в том, что почти всегда, если вы много путешествовали и много вид
ели, один уголок земли напомнит вам своим видом какой-нибудь другой угол
ок, горное ущелье в Альпах или на Кавказе будет похоже на горное ущелье Па
мира или Тянь-Шаня. Родопские горы похожи на горы Албании; морские пляжи о
коло Варны, наверно, найдут себе близнецов ну хоть у нас, на Черном море, ил
и, может быть, где-нибудь в Америке, или на Филиппинах. Если человека с закр
ытыми глазами привести в Сахару, то он, открыв глаза, может быть, спутает С
ахару с Ливанской пустыней или даже с Кара-Кумами. Американские прерии, н
аверно, чем-нибудь похожи на наши российские степи.
Но в том-то и дело, что есть пейзажи единственные в своем роде. Где бы вы ни
ездили по земному шару, нигде не найдете ничего подобного. Это редчайшие,
уникальные пейзажи. Для примера вспомню из моих запасов залив Спустивше
гося Дракона во Вьетнаме. Павел Антокольский о нем писал:
«Надо взять наше кавказское черноморское побережье, помножить его на Юж
ный берег Крыма и сумму возвести в кубическую степень, чтобы представить
себе эту мощную красоту. Но сказать «красота» Ц это еще ничего не сказат
ь.
Это Ц колыбель красоты, существовавшая задолго до того, как началась ис
тория людей, придумавших прилагательное «красивый». Здесь могли жиреть
на солнце, класть яйца, ласкать своих самок ихтиозавры и птеродактили. Эт
о Ц молодость нашей планеты, ее необузданное веселье, черновые варианты
ее работы, оставленные в дальнейшем без разработки за отсутствием больш
ой надобности, своего рода архитектурные излишества природы».
Представьте себе обширную морскую бухту, наполненную, как полагается, си
ней морской водой и раскинувшуюся под синим солнечным небом. Теперь надо
набрать несколько тысяч (кто говорит Ц три тысячи, кто говорит Ц пять) н
аиболее причудливых, наиболее острогранных, черных, как антрацит, камней
разного размера, но все же такого, чтобы каждый камень годился стать остр
овом и раскидать их в темную голубую воду в самом непринужденном порядке
, вернее, без всякого порядка. Можно их просто высыпать с высоты. Где какой
упадет, пусть там и лежит. Так и легенда рассказывает, что это рассыпался н
ад заливом спустившийся с гор дракон, и три тысячи островов есть не что ин
ое, как обломки туловища дракона.
Если бы островки были плоские, пологие, то будь их хоть пятьдесят тысяч, он
и не создали бы такой неповторимой картины, какая существует теперь. Но н
ет, каждый остров Ц огромная, с отвесными стенами скала. В каждой скале зи
яют пещеры и гроты, расселины и уступы, трещины и карнизы. Цепкий кустарни
к и небольшие деревья. Как маскировочной сеткой, плотно опутывают каждую
скалу, минуя только самые вертикальные места.
Прилив и отлив, прибои во время ветров и тайфунов к за веком подтачивали о
снования скал, поэтому многие острова похожи на каменные грибы.
Издали сливаются все острова в сплошную гряду, синюю от расстояния.
Но вот все уменьшается и уменьшается наш катерок, и мы вместе с ним, и прев
ращается, наконец, в игрушку, в мусоринку у подножия великана.
Первые два острова расступаются, как будто раздвигается каменный занав
ес, и катерок вплывает в бесконечный лабиринт, в котором нетрудно я заблу
диться.
Причудливый, фантастический, сказочный лабиринт. Голубые извилистые ко
ридоры с темными стенами и синим потолком. Впечатление все время раздвиг
ающихся занавесей не оставляет, пока плаваешь по лабиринту, ибо плавание
в том и состоит, чтобы вплывать в протоку между островами. Вот протока каж
ется узкой щелью, вот приближается, расширяется, острова расходятся в ра
зные стороны, пропускают катер и сзади него сходятся вновь, только что не
лязгают друг о друга.
Только впервые попав на другую планету, будут люди с такой же жадностью в
глядываться в каждый камень, изглоданный морской водой, в каждую пальму,
торчащую из щели, в каждую обезьянку, мелькнувшую в зелени.
Необыкновенное чувство восторга (словно во сне, словно в сказке, словно в
заманчивом приключенческом романе, но в то же время ведь наяву) овладева
ет вами и не покидает, несмотря на то что за четыре часа во всех возможных
вариантах, во всех возможных сочетаниях предстали перед вами лишь скалы
, вода и небо.
Болгария с пейзажной стороны очень красивая страна. Но не на каждом шагу
подберешь по дороге к себе в тетрадку пейзаж, который был бы наверняка ун
икальным.
Взять хотя бы Фракийскую низменность. Казалось бы, что может быть красив
ее. Однако смотришь, смотришь и вдруг вспомнишь Алазанскую долину в Груз
ии. Точно так же Фракийская долина лежит глубоко под вами, расстилаясь вд
аль и вширь. Точно так же, непосредственно под вами, из зелени проглядываю
т красные черепичные крыши домов. В одном случае Пловдив, в другом Ц Тела
ви. Точно также долина заполнена, как морской водой, легкой голубоватой д
ымкой. Впрочем, про эту голубизну нельзя сказать Ц дымка, потому что она в
полне прозрачна. Он не мешает вам видеть игрушечный городок километрах в
двадцати, серебряную ниточку реки или дороги. Точно так же, ближе к сумерк
ам, к вечеру, голубизна становится сиреневой, лиловой, фиолетовой, черно-б
архатной, если нет луны. Если есть луна, долина наполняется изумрудным зе
леным светом.
Конечно, архитектура, вписанная в пейзаж, неповторима. Нет в мире второго
Рильского монастыря, что на склоне горы Рилы. Но архитектура пока не в сче
т. В Болгарии мне встретились два вполне уникальных пейзажа.
В район Белоградчиских скал я ехал, разъедаемый легким скепсисом: «Знаем
мы эти туристические достопримечательности!» Да и немало пришлось пови
дать разнообразных скал. Какие могут быть новости? Или это интереснее се
ми кроваво-красных гигантских щитов в ущелье Джеты-Огус? Как будто семь б
ыков, каждый трехсотметрового роста, встали в рядок на передние колени, ч
тобы напиться из зеленой струи обильного горного потока.
…Постепенно я стал внимательнее глядеть по сторонам. Потом мы въехали… В
от опять никак по-другому не скажешь, потому что въехали мы в фантастичес
кое волшебное царство.
Главным скульптором здесь был, по-видимому, ветер. Торопиться ему было не
куда, к тому же попался благодарный голубого цвета материал. Теперь осве
щение было такое, что скульптуры казались густо-голубыми, даже синими.
Я думаю, если бы на зеленую траву наставить обыкновенных скульптур разно
го размера, подыспорченных землетрясением, чтобы остались только общие
контуры и силуэты, наставить их в беспорядке, побольше, а потом пустить бы
между ними путешествовать лилипутиков ростом в пять сантиметров, то эти
лилипутики и были бы мы с вами среди знаменитых Белоградчиковых скал.
Групповая скульптура бредущих монахов (каждый монах стометрового рост
а), мадонна, всадник, задевающий головой за плывущее облако, влюбленные, об
нимающиеся на виду далеких окрестностей, медведь, сосна, групповая скуль
птура «Сплетницы».
Не обходится без легенд. В монастыре жила послушница необыкновенной кра
соты. Люди издалека ходили в монастырь, чтобы взглянуть на нее, ибо смотре
ть на красоту Ц великая радость, данная человеку.
Пастух не ходил в монастырь Ц он каждую ночь играл на свирели недалеко о
т стен святой обители. А свирель рассказывала о любви. Однажды ночью крас
авица пришла на зовущий голос свирели.
От любви родился ребенок. Строгие монахини бросили ребенка со скалы. Мат
ь спустилась вниз, подобрала трупик, обернулась к монастырю и прокляла е
го материнским проклятием. В один миг все окаменело вокруг: сама красави
ца с ребенком, и монахини, и пастух, и всадник, ехавший мимо, и сплетницы, и в
любленные, и даже одна сосна…
Другой редчайший пейзаж повстречался в Родопах. Строго говоря, это даже
и не пейзаж, а причуда природы. Мы ехали в район Триградских скал в Родопах
. Колорит становился все суровее и мрачнее. На вертикальных пепельных ка
менных плоскостях, вздымающихся до неба, растут (вертикальные, разумеетс
я) сосны. Как они умудрились зацепиться за скалу, где берут соки, чтобы жит
ь? Какая неутомимая жажда жизни! Сосны кажутся приклеенными к серому кар
тону, как цветочки в школьном гербарии.
Постепенно ущелье стало сужаться, дорога пошла вверх, нарастал смутный о
тдаленный гул, но не такой, как от горной реки, а как если бы вода падала в гл
убокую пустую бочку.
Я не разгадал причины гула, пока мы не подъехали, а потом уж не подошли, кар
абкаясь по камням, вплотную к его источнику.
Вполне приличная и ничем дотоле не интересная река, мчащаяся по камням, п
адала в округлую черную дыру на глубину (впрочем, кто знает, какая там глуб
ина, может быть, сто, может быть, триста метров) и утекала куда-то под землю,
становилась невидимой подземной рекой.
Прежде чем упасть на дно фантастического колодца, вода ударялась о его с
тены, о выступы, дробилась, разбрызгивалась, распылялась. В верхней части
колодца, перекрещиваясь друг с другом, дрожали радуги. Они гасли на глуби
не, поглощаемые серой мглой. Потом начинался мрак. Там-то, во мраке, и гудел
о, и клокотало, и гремело, как в бочке.
Между прочим, по легенде именно здесь, в Родопах, Орфей спускался в ад. Не э
та ли дыра, не эти ли мрачные ворота в глубь земли, послужили ему входом в п
одземное царство? Много ли воображения нужно было человеку в старинные в
ремена, чтобы считать такую вот прорву кратчайшей дорогой к Люциферу? Те
м более, что круглые глыбы ниспадают сначала не отвесно, а вот именно обра
зуя гигантские каменные ступени.
У нас, конечно, теперь иное (я бы не сказал, правда, что более интересное) пон
имание мира. На обратном пути мы обсуждали всего-навсего, водится ли там,
в подземной реке, форель. Или, может быть, какая-нибудь другая рыба?

ЭТЮД ГЕОГРАФИЧЕСКИЙ

(продолжение)

Созополь, несомненно, самый своеобразный городок на всем побережье Черн
ого моря. На берегах Кавказа и Крыма, Румынии и Болгарии, на противоположн
ых Анатолийских берегах нет ничего подобного Созополю.
На черноморских городах лежит обыкновенно отпечаток праздничности, яр
кости, южной неги. Суровость присуща более городам Севера. Созополь суро
в, как обветренные лица его рыбаков, как их быт, как скалы, на которых лепят
ся друг к дружке созопольские дома.
Зимние штормы с тысячеверстого разгона бьют в окрестную высокую скалу, и
тогда брызги, подобно картечи, летят по улицам городка. Они оставляют осп
инки на домах и вышибают стекла, поэтому созопольцы обшивают наружные ст
ены домов дранкой, которая серебрится и похожа издали на рыбную чешую.
Кроме этой дранки, тут вокруг все камень да камень. Узкие, причудливо изви
вающиеся улочки похожи на траншеи, вырубленные в скале.
Мы довольно долго шли по таким улочкам, поднимаясь вверх и уходя все даль
ше от моря, а когда открыли окно в номере гостиницы и заглянули вниз, увиде
ли, что внизу о подножие скалы разбиваются голубые валы прибоя.
Говорят, что летом Созополь наводняют курортники, то есть не то чтобы кур
ортники, а отдыхающие, приехавшие провести отпуск у Черного моря. Яркими
костюмами и лицами пестрит тогда суровый рыбачий городок.
Теперь была осень, и гостиница пустовала. Созополь не был целью нашей пое
здки. Мы надеялись пробраться отсюда в устье реки Ропотамо и по возможно
сти подняться вверх по ее течению.
Книги по географии и туристские справочники, друзья и случайные знакомы
е твердили нам, что Ропотамо Ц один из самых красивых и диких уголков Бол
гарии. Говорилось даже, что это не что иное, как миниатюрная игрушечная Ам
азонка.
Капитан Петер, в котором суровость моряка, избороздившего море в погоне
за дельфиньими стаями, сочеталась с добродушием пожилого толстяка, охот
но согласился потерять сутки и прокатить нас на своем рыбачьем боте.
Оставалось решить продовольственный вопрос: ведь на Ропотамо нет ни каф
е, ни закусочных, ничего, на что можно было бы рассчитывать. Да и команде ры
бачьего бота (состоящей, правда, из трех человек) не голодать же из-за нас ц
елые сутки. Тогда мы решили дать капитану Петеру денег с тем, чтобы он уж о
бо всем позаботился.
Когда мы по неопытности отсчитали ему несколько крупных купюр, едва заме
тная тень удивления промелькнула на капитанском лице, но тут же и исчезл
а: моряки ведь, с одной стороны, привыкли ничему не удивляться, а с другой, с
держивать и скрывать свои чувства. «Наверно, такой уж у них размах и аппет
ит», Ц может быть, подумал про нас капитан Петер.
Вечером этого дня любопытные созопольцы могли наблюдать, как вереницы л
юдей по гнущимся сходням тащили на рыбачий бот бутылки, оплетенные пруть
ями, арбузы, корзины с рыбой, мешки с хлебом, закатывали некие бочки.
Проснувшись задолго до восхода солнца, мы услышали, что прибой под окнам
и хлещет сильнее и ритмичнее, чем он хлестал с. вечера. На рассвете и летом
бывает зябко, теперь, в сентябре, было холодно. Только что не заморозок. Со
вершенно круглая луна, заливая все таким ярким светом, какой может литьс
я от луны только на юге, как бы еще добавляла холоду.
По пустынным каменным улочкам Созополя, где черные, как тушь, тени резали
на причудливые куски поле лунного света, мы, ежась от зябкости и кутаясь в
легкие плащи, шли к пристани. Шаги наши (такая уж стояла в Созополе тишина),
наверно, слышны были во всех концах городка, но городок ничем не отзывалс
я на грубые нарушения предутренней тишины, даже ни одна собачонка не тяв
кнула нам вслед.
На пристани мы увидели, что далекий горизонт зарделся тонким ровным румя
нцем. Всю зарю мы, однако, видеть не могли, потому что созопольская скала с
зубиками домов на ней приходилась между зарей и нами.
Только обогнув мыс, мы очутились лицом к заре, не было теперь перед нами ни
чего, кроме зари да моря. Утренний румянец неба был, однако, не так еще ярок,
чтобы окрасить волны, и вокруг бота по-прежнему плескалась зелено-желта
я лунная жидкость.
Из красной зари вылетали, неслись над морем навстречу нам черные птицы. С
ловно там, за горизонтом, раздували гигантский горн, а хлопья сажи и пепла
разлетались далеко в разные стороны. Птицы летели стремительно, и чем бл
иже подлетали, тем больше утрачивали черноту свою, становясь красными от
купания в потоках обильной, бьющей фонтаном зари. Это были чайки. Превращ
ение черных силуэтов в красных птиц было неожиданно и сказочно, а горн ра
здувался все сильнее и ярче. Но и теперь не хватало еще силы зари окрасить
море.
Вдруг заря начала меркнуть и проступили на ее месте пепельные облака. Во
т так и потухает костер, покрываясь пушистым белым пеплом. Но потухла зар
я не вся. Один уголочек ее, возле самого слияния воды и неба, раскалился ещ
е огненнее. Это было похоже на уголь, когда на него дуют. Уголь не только яр
чел, но и рос, поднимаясь из-за воды, и вдруг проглянул, брызнул светлыми ис
крами и вдоль по морю, и вверх во все стороны.
Капитан Петер весело кивнул нам из своей рубки, дескать, проснулся, вышел
великий повелитель природы, первопричина всего живого, что есть на земле
.
Тут и легла на море малиновая дорожка. С одной стороны гребни волн остава
лись темно-синими, почти черными, а с другой Ц зарумянились. Заплескалис
ь в море кровавые блики. Белая пена на гребешках волн порозовела, а по врем
енам отдавала сиреневым.
По правому борту на отдалении громоздился берег. Расстояния до него хват
ало, чтобы стушевались, стали недоступными глазу мелкие береговые подро
бности. Ни дерева, ни дома нельзя было разобрать нам, находящимся на боте.
А может, там и не было ни домов, ни деревьев.
В одном месте зиял в гористой береговой гряде черный пролом ущелья, из ко
торого стекало на морскую гладь густое молоко тумана. Там и можно было пр
едположить устье реки Ропотамо. Действительно, суденышко наше изменило
курс и устремилось к туману, до которого не доставали еще (мешала гора) луч
и восходящего солнца.
Острогранные черные камни цепью рассыпались перед входом в устье реки. Н
о мы искусно проскочили между камнями, и вместо пестреющего белыми бараш
ками моря мертвенная, застекленная гладь окружила нас. То ли от тумана, то
ли от того, что вплыли в тень горы, стало заметно холоднее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14