VadikV


59
Владимир Алексеевич Сол
оухин: «Славянская тетрадь»



Владимир Алексеевич Солоухин
Славянская тетрадь

LT Nemo
«Владимир Алексеевич Солоухин; Славянская тетрадь»: Издательство: «Сов
етская Россия»; Москва; 1972

Аннотация

«Славянская тетрадь» Ц это ка
к бы еще первая, «робкая» попытка установить связь, духовное родство нар
одных культур, выявить общность, закономерность и показать, насколько эт
о возможно в жанре повести-путешествии, своеобразие культуры болгарско
го народа. Автор делает это с величайшей бережностью, даже можно сказать
с нежностью. В этом произведении он наиболее поэт.

Владимир Алексеевич Солоух
ин (1924-1997)
Славянская тетрадь

ЭТЮД ВСТУПИТЕЛЬНЫЙ

С Болгарией мне как-то не повезло. Сейчас постараюсь объяснить, в чем дело
. Дело-то, собственно, в том, что не было страны, в которой мне так же сильно х
отелось бы побывать, как в Болгарии. Всему причиной скорей всего болгарс
кие друзья, учившиеся вместе с нами в Литературном институте. Они так кра
сиво, так вдохновенно рассказывали нам о своей Болгарии, пели такие заду
шевные песни, что не могли не растрогать, не заразить и нас.
Однако первая моя поездка была не в Болгарию… Проплывая мимо болгарских
берегов, пароход остановился на полдня в Варне, и нам разрешили сойти на б
ерег. С какой жадностью вглядывался я в каждое болгарское лицо, в каждый б
олгарский дворик, в каждую вывеску на магазине. Особенно взволновали мен
я пропыленные автобусы. Они брали пассажиров, чтобы увезти их в глубину б
олгарской земли, в какие-то деревни и города, неведомые, как бы даже сказо
чные и оттого еще более страстно манящие.
Действительно, сесть бы сейчас в автобус и ехать я бродить по прекрасной
земле, среди радушных прекрасных людей: виноград, молодое вино, кукурузн
ые желтые лепешки.
Помнится, я даже написал тогда стихи о своей мимолетной встрече с Болгар
ией, настолько мимолетной, что в стихах я вовсе, хотя бы и на несколько час
ов, не вступаю на болгарскую землю, а смотрю издали.

Вдоль берегов Болгарии прош
ли мы,
Я все стоял на палубе, когда
Плыла, плыла и проплывала мимо
Ее холмов прибрежная гряда.
Волнистая Ц повыше и пониже,
Красивая, не надо ей прикрас.
Еще чуть-чуть: дома, людей увижу,
Еще чуть-чуть и… не хватает глаз.
Гряда холмов туманится, синея,
Какие там за нею города?
Какие там селения за нею,
Которых я не видел никогда?
Так вот они, неведомые страны!
Но там живут, и это знаю я,
Мои друзья Ц Георгий и Лиляна,
Димитр и Блага Ц верные друзья.
Да что друзья, мне так отрадно верить,
Что я чужим совсем бы не был тут.
В любом селе, когда б сойти на берег,
И хлеб, и соль, и братом назовут.
Ах, капитан! Торжественно и строго
Произнеси командные слова.
Привстанем здесь, пред дальнею дорогой,
В чужой Босфор легко ли уплывать!
Корабль идет, и сердце заболело,
И чайки так крикливы надо мной,
Что будто не болгарские пределы,
А родина осталась за кормой.
Вдоль берегов Болгарии прошли мы,
Я все стоял на палубе, пока
Туманились, уже неразличимы,
Быть может, берег, может Ц облака…

Вторая встреча была еще мимолетнее. И тоже с парохода. Мы плыли тогда по Ду
наю из Будапешта в Измаил и остановились в болгарском городе Русо.
Наконец, в 1956 году мне предложили в одном иллюстрированном журнале поездк
у в Болгарию на целый месяц, а я как на грех собрался идти пешком по родной
владимирской земле, не ради прогулки, разумеется, а ради дела. К походу гот
овился всю зиму, сидя в Ленинской библиотеке, и откладывать его не было ни
какой моральной возможности Ц пришлось переложить на осень поездку в Б
олгарию.
После владимирского похода меня на две недели послали на целину, да еще н
еделю я писал целинные очерки (а владимирский-то материал лежит и остыва
ет, как железо, вынутое из горна и положенное на наковальню).
После целины наконец произошла долгожданная встреча с Болгарией.
Как сейчас помню, маршруты всех поездок по Болгарии составлял для нас (дл
я меня и для фотокорреспондента Н. Козловского) замечательный болгарски
й поэт, этакий патриарх болгарской поэзии, седовласый красивый старик Ла
мар. Он пешком исходил всю свою родину и знает каждый уголок, каждую тропи
нку. На составление маршрута он попросил три дня.
Через три дня несколько страниц плотного печатного текста были у нас в р
уках.
Ц Ну вот, Ц шутили болгарские друзья, Ц то, что Ламар сумел увидеть за ш
естьдесят лет, вы теперь должны будете объехать за две недели.
В ламаровской разработке имелись даже и примечания. Так, например, в пунк
те о городе Казанлыке значилось: «Тука сидит Чудомир». В спешке мы не успе
ли тогда заехать в Казанлык, и Чудомир остался для меня загадкой, прямо-та
ки таинственной личностью. Лет пять спустя около гостиницы «Украина» в М
оскве увидел я автобус с болгарскими туристами, услышал болгарскую речь
, подошел, чтобы разговориться. Первым болгарином, к которому я обратился (
высокий, худощавый старик), был Чудомир из Казанлыка. Ничего таинственно
го в нем не было, он оказался юмористическим писателем и большим приятел
ем Ламара.
Впопыхах, смотря на все глазами тонкого иллюстрированного журнала (а вла
димирский-то материал лежит, остывая, как железо, вынутое из горна, и поло
женное на наковальню), проехали мы всю Болгарию, побывав и в Родопах Ц на
родине Спартака, и на Балканах, и во Фракийской низменности, и в Рильском м
онастыре… По горячему следу я составил план будущих очерков, чтобы хоть
как-нибудь разложить по порядку сумбурные, одно на другое нагромоздивши
еся впечатления. План по случайности сохранился.
1. Первые впечатления. Центр Софии. Двадцать четыре пункта. Гостиница и экр
ан.
2. Партизанское шествие.
3. Правительственный прием и вопрос с автомобилем.
4. Улица Ивана Аксакова.
5. Маршрут Ламара. Бай Кристю и ковшичек. Витоша и скалы.
6. Город Димитров. Первая домна. Стамен Монасиев. Шопы. Канатная дорога на ц
ементный завод. Разговор с крестьянками. Красивые ли русначки в Мариупол
е?
7. Яблоки и плодохранилища. Священник на ослике. Как сушить яблоки.
8. Рильский монастырь. Монах-филателист.
9. Якоруд. Помаки и Помачки. Консервация расы, языка, обычаев.
10. Язовир Васил Коларов и каскад.
11. Велинград и история партизана. Баня. Табак. Живица. Смолокурня. Военная т
айна.
12. Пловдив. Международная выставка. Смешение языков. Извозчики.
13. Перуштица. Первенец и его председатель.
14. Родопы. Родина Спартака. Райково и ресторан с музыкантами. Холодно.
15. Рудозем. Шахта и фабрика. Помаки.
16. Димитровград. Сварщик. Станка из Димитровграда.
17. Дорога в Старую Загору. Перец. Ярмарка. Цены на ишака и лошадь.
18. Бургас. Осенние пляжи.
19. Созополь. Рыбаки и частники.
20. Ропотамо.
21. Котлинские ковры. Основатель музея.
22. Тырново. Улочки. Раскопки на Царвеце.
23. Ночлег в Троянском монастыре. Пиротехника и горшки.
Вот какие были благие намерения. А владимирский-то материал все лежит и в
се больше и больше остывает. Пока он не совершенно остыл, нужно было коват
ь. Я и начал ковать и ковал несколько месяцев без передышки и назвал то, чт
о получилось, «Владимирские проселки». И не жалею о том, что ковал. Зато, ко
гда кончилась горячая работа, и немножечко отдохнул (надо было ведь немн
ожечко отдохнуть) и пошел ворошить болгарские записки и планы, было позд
но. Глазами вижу Ц написано: «Язовир Васил Коларов и каскад». Знаю, можно
вычитать про этот каскад в какой-нибудь книге, уточнить, оживить, вспомни
ть. Или ярмарка, или первая домна. А перо, как все равно онемело, одеревенел
о, не хочет двигаться по бумаге. Материал умер, ороговел. Горячие капилляр
ы больше не достигали ороговевших клеток. А жаль, правда, жаль!
Например, вижу в плане двадцать четыре пункта. Так ведь это вот что за пунк
ты: Лиляна Стефанова Ц болгарская поэтесса, прожившая пять лет в Москве,
рассказывала мне двадцать четыре пункта пожеланий, то есть что бы она хо
тела посоветовать Москве на примере своей столицы Софии. Помнится, в одн
ом из самых первых пунктов значилось: «Ввести униформу для кондукторов т
рамваев, троллейбусов, автобусов». Это пожелание, интересное само по себ
е, пожалуй, немного устарело. Теперь троллейбусы ходят все больше без кон
дукторов.
Или шел разговор о сладкарницах. Это такие заведения (в Болгарии они на ка
ждом шагу), открывающиеся в пять часов утра, где можно быстро, дешево, вкус
но и питательно позавтракать. В продаже главным образом молоко и сласти.
Но молоко в разных видах: и «млеко кисло», и «млеко пресно», и горячее, и хол
одное, и по-всякому. То же и сласти. Главное же Ц буза. Этакий густой, похож
ий на хлебную гущу, действительно хлебный напиток, какой-то уж очень повы
шенной калорийности и полезности. Дешевый. Безалкогольный. Вкусный и сыт
ный. Его пьют и дети, и старики, и молодежь. Пуще же всего кормящие матери. Пр
едставляете теперь, сколько всего полезного было бы во всех 24 пунктах Лил
яны Стефановой!
Что резко врезалось в мою зрительную память и держится до сих пор, так это
партизанское шествие.
Мы стояли на гостевых трибунах, слева от мавзолея Георгия Димитрова, и, пр
иподымаясь на цыпочки, старались то поверх голов, то в просветы между гол
овами смотреть на происходящее. Впрочем, старались мы только первое врем
я. Внимание вскоре ослабло. Ну, парад как парад. С протяжными командами, с п
ерекатистым ура, с отчаянным битьем подошвами о жесткую брусчатку, с жут
кими линиями чуть подрагивающих штыков. В общем, все как на Красной площа
ди. Случалось нам и самим проносить помянутые штыки мимо нашего ленинско
го Мавзолея.
Вот пронеслись над центром Софии реактивные истребители. Вот проскреже
тали танки, вот проехали мимо молчаливые пушки.
Сейчас должна по идее начаться демонстрация. Колонны нарядных людей с ло
зунгами, транспарантами хлынут на площадь. Наступила пора прислушаться,
не доносится ли отдаленный гул праздничной толпы, но все было тихо слева.
Площадь опустела, подготовив себя для чего-то нового, торжественного, не
обыкновенного. Вдруг, как порыв ветра по мокрой осенней листве, по гостев
ым трибунам прокатился рокот одобрения, дружный шум, а затем и аплодисме
нты.
Без всякого строя, вразброд, рассредоточась на пятнадцать-двадцать шаго
в друг от друга, не то ленивой, не то усталой походкой вступили на площадь
люди. Они были одеты не по форме, как солдаты, и не празднично, как демонстр
анты. Один Ц в грубой брезентовой куртке, другой Ц в рубахе с засученным
и рукавами, третий Ц в лыжном костюме… Преобладали в одежде защитные то
на, и даже были костюмы, разрисованные пятнами камуфляжа.
У некоторых болтаются прицепленные к поясу гранаты, у некоторых из-за по
яса торчат пистолеты. Свое оружие эти люди несли тоже кто как, но больше вс
его наперевес, в правой, опущенной вниз руке. На головах у некоторых были п
илотки, у некоторых Ц береты, а некоторые были и вовсе простоволосы.
Шли и пожилые люди, и юноши, и молодые женщины.
Время от времени и тоже вразброд люди поднимали оружие Ц винтовку, кара
бин или автомат Ц и, потряхивая им над головой, приветствовали таким обр
азом стоящих на Мавзолее руководителей государства.
Постепенно я понял их походку. Она была вовсе не ленивой. Она была независ
имой, полной достоинства и глубокой сдержанной силы. Это шли хозяева гор
ода, победители, шел народ. Нет боязни, что собьешься с ноги или потеряешь
строй. Нет и стремления как можно выше поднять ногу, как можно сильнее уда
рить ей о брусчатку, как можно резче повернуть голову в сторону генерала.
Идет себе пожилой человек, идет под тысячами глаз, идет, как ему удобно, ка
к ходил он по тайным балканским тропам. Оружие при нем. Он поднимает его дл
я приветствия. Идут его друзья. Их много. Они в редком шахматном порядке за
няли всю площадь. И если любую воинскую часть можно одной командой повер
нуть направо, налево или даже кругом, то как повернешь этих людей, каждый и
з которых есть отдельный характер, отдельная личность, а все вместе они о
бъединены идеей, они Ц сила, партизаны, в конечном счете народ.
…Смотришь теперь, спустя восемь лет, на план ненаписанной книги, и не всег
да даже вспомнишь, что означает та или иная фраза. Например, я долго недоум
евал, к чему у меня записано: «Красивые ли русначки в Мариуполе?»
Потом-то вспомнилась яблоневая (как если бы в райском саду) дорога. Груды
яблок по сторонам. Ветви, отягощенные плодами. Яблоки падают прямо на асф
альтированное шоссе и раскалываются при падении. Иной раз яблоко стукне
тся о верх машины или упадет на капот. Сады одной деревни сливаются с сада
ми другой, охватывая всю Кюстандильскую котловину. Ни заборов, ни сторож
ей, ни собак, ни воришек. Груды яблок, яблони, осыпанные плодами, асфальтов
ое шоссе, пробегающее через грандиозный, на десятки километров раскинув
шийся сад.
Мы подошли к крестьянкам, убирающим яблоки, и разговорились. У одной моло
дой болгарки (надо ли говорить, что у нее черные большие глаза, черные воло
сы и яркий румянец сквозь смуглую кожу) муж уехал в Советский Союз, в Мариу
поль, не то на практику, не то на курсы по сталелитейному делу. И вот уж живе
т там, в Советском Союзе, третий месяц. Болгарка, вроде бы шутя, но с затаенн
ой тревогой раза три переспрашивала у нас: красивые ли русначки в Мариуп
оле? Мы постарались убедить ее, что рядом с ней померкнет любая русначка. Н
о не знаю, добились ли успеха, потому что, когда прощались, она еще раз захо
тела уточнить: светло-русые ли русначки живут в Мариуполе или тоже все бо
льше темные, как здесь, в Кюстандильской котловине?
Или вот еще два слова: «Собиратель музея». В городе Котеле попали мы в необ
ыкновенный музей. Народный учитель Василий Георгиев (когда мы были, ему и
сполнился 81 год) еще в молодости увлекся собирательством. Страсть собира
тельства у него не сузилась до одного, целенаправленного, так сказать, пу
чка или луча, когда человек собирает либо марки, либо старинную утварь, ли
бо живопись, либо мало ли еще чего.
Василий Георгиев собирал все. Насобирал в конце концов столько, что колл
екцию пришлось оформить как городской музей, и теперь все это доступно д
ля обозрения. Василий Георгиев в музее директор.
Ископаемые наконечники стрел и копий, тысячи насекомых, гербарии, гранди
озная коллекция птичьих яиц, сотни чучел птиц, рыб и животных Ц вся местн
ая фауна, образцы горных пород и руд, то есть попросту камни, подобранные в
окрестных горах.
Особую линию занимают всякие несообразности и отклонения от нормы. Тут с
обирателем владела психология кунсткамеры, и он шел у нее на поводу.
Ягненочек о двух головах, ягненочек о восьми ногах. Цыпленок о двух голов
ах, галка о трех ногах, крыса о двух хвостах… На совсем особом месте стоит
плавающее и спирту женское сердце, пронзенное широким кинжалом.
Дело в том, что все женщины в Котеле раньше были заняты ковроделием. Мужчи
ны же, напротив, уходили па всю зиму с отарами овец к морю. За долгие зимние
месяцы, значит, появлялись, накапливались поводы для мужской ревности. В
результате Ц пронзенное ножом сердце в музее Василия Георгиева.
О внешности собирателя у меня записано в старой тетради: «Седой ежик». Зн
ачит, в то время мне хватило бы этой детальки, чтобы восстановить весь обл
ик человека. Теперь этот «седой ежик» для меня пустые, мертвые слова. Ниче
го не вижу я за «седым ежиком».
Все же поездка у меня была Ц не развлечение, а, напротив, деловая командир
овка, и я должен был кое-что обязательно написать по горячему следу. Я зап
исал несколько встреч с людьми разных профессий на дорогах Болгарии. Все
го получилось 10 зарисовок.
Для того чтобы закончить с этой поездкой и чтобы можно было получить пре
дставление о характере зарисовок, я рискну возвратиться хотя бы к трем и
з них.

СТАМЕН СТРОИТ ДОМНУ

Болгар, живущих по деревням вокруг Софии, зовут шопами. Это не племя, конеч
но, как не племя наши, например, пошехонцы. Но так же, как у пошехонцев, есть
у шопов в характере черточки, которые выделяют их. Прежде всего, шоп во все
м сомневается. Если ему предлагают какую-нибудь переустройку, он дольше
других будет скрести в затылке и прикидывать, что к чему. Но это не из осто
рожности: все скажут, что шопы храбрые солдаты. Шоп сделает такой вид и так
поведет себя в разговоре, что подумаешь сначала: а может, у него не все дом
а? Но вскоре заметишь, как светится в глазах яркий огонек лукавства и смек
алки. У шопов с прочим населением установились иронические отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14