Завтрак по-чабански был следующим. В глубокой сковороде старик растопил
бараньего сала, причем натопил его много, целую сковороду, а если бы слить
в банку, наверно, не меньше литра. Немного погодя в сало он высыпал два ста
кана красного молотого перца и все тщательно размешал и еще раз прокипят
ил. Подучился яркий горячий соус. Этим соусом повар облил картошку, котор
ая грелась в жаровне. Картошка сделалась темно-оранжевой, как ломтики ап
ельсина, и мы втроем съели ее всю, не потратив на это и тридцати минут. Тогд
а Коля Михайлов принес в хижину из чулана трехведерную кастрюлю, полную
кислого молока. Ложками мы брали дрожащее, режущееся молоко и клали к себ
е в тарелки. Молоко и в тарелке оставалось крепкими желтоватыми кусками,
а не расплывалось в жижицу. Оно было холодное, как если бы из погреба, со ль
да.
В убранстве хижины хозяин исходил, видно, из единственного соображения
Ц целесообразности. А целесообразность проверялась десятилетиями. Же
сткое ложе, очаг, стол, скамья. Удобная грубая одежда на гвозде, Над очагом,
на полке, медная кухонная утварь. Желаемых мною колокольцев, увы, в хижине
не было видно. Мало того, Коля Михайлов в ответ на тонкий, наводящий вопрос
Станислава сказал, что вряд ли сейчас можно где-нибудь увидеть чены, разв
е что в Райкове в музее.
Теперь мне хотелось бы на четверть часа опустить из рук главную ниточку
рассказа и вставить слово о Московском этнографическом музее.
Ну нет, сначала надо все же о Райковском. Райково Ц небольшой городок в юж
ной части Родопских гор. Собственно, тут три городка, слившиеся один с дру
гим и вытянувшиеся в длинную цепочку: Райково, Устово, Смолян. Раньше эти т
ри города, как бы нанизанные на одну нитку, называли (под турецким магомет
анским влиянием) родопскими четками. Теперь их стали называть по-светск
и Ц родопское ожерелье. Впрочем, на карте 1962 года я не нашел обозначений тр
ех городов. Там нарисован один кружочек покрупнее и написано Смолян. Зна
чит, один из трех постепенно побеждает.
В Райкове есть дом, выдержанный в прекрасном стиле старинной болгарской
архитектуры. Его-то и заняли под музей. Экспозиция музея оригинальна. Не н
ужно идти мимо бесконечных стеклянных стендов с разложенными мелкими э
кспонатами или смотреть на бесчисленные экспонаты, развешанные по стен
ам, когда глаза разбегаются по сотням предметов, боясь задержаться на ка
ком-нибудь одном: всегда ведь куда-нибудь торопишься, всегда не хватает в
ремени.
Торопились мы куда-то и на этот раз, но организаторы музея все продумали з
аранее. Вы входите именно в старинный дом, в ту обстановку, которая сущест
вовала нем некогда, в атмосферу того времени, погружаясь в неторопливое,
несуетное его течение.
Теперь вот нужно рассказывать, что такое черги и что такое халиште.
Черга Ц это вроде наших домотканых половиков, те: что ткали из простеньк
их разноцветных тряпок. Но выглядели они потом как украшение, особенно е
сли постелить на свежевымытые белые доски.
Болгарские черги делаются гораздо шире наших половиков, часто квадратн
ые и несравненно ярче, разнообразнее, смелее по сочетанию цветов, нарядн
ее и праздничнее. Впрочем, я ведь сравниваю с современными русским полов
иками (иногда привозят ярославские колхозницы на московский рынок или у
видишь в иной деревенской избе). Не будем скрывать от самих себя, что это и
скусство увяло в России.
А казалось, чего бы. Болгария тоже цивилизованна; развитая промышленная
страна. Однако в Софии, в самом центре, едва ли в ста шагах от мавзолея Дими
трова (разве чуть-чуть подальше, чем у нас от Мавзолея до ГУМа) есть магази
н художественных изделий. Вместе со всем другим в нем продаются такие ве
ликолепные черги, то есть домотканые половики, что иностранные туристы с
вкусом, особенно итальянцы и французы, не берут ничего другого, кроме как
нарядные болгарские черги.
Кстати сказать, не так давно мне посчастливилось побывать в гостях у анг
лийского писателя Джемса Олдриджа. Так вот, у него в гостиной, посреди ком
наты, постлана настоящая болгарская черга.
Ц София? Ц спросил я.
Ц О, да, да, София. Ц И уже по улыбке можно было понять, как нравится ему Соф
ия, а заодно и память о ней Ц великолепная черга.
Стоит заметить также, что в Софии, когда я был, показывалась выставка черг
(то есть тряпичных половиков), которая пользовалась большим успехом. Пот
ом выставка поступила в магазин и была раскуплена за полдня.
Халиште Ц почти ковер. Это уже не из тряпок, а из чистой козьей шерсти. Что-
то есть тут от ковра, что-то есть и от дикой и еще кочевой (киргизской, допус
тим) кошмы. Это нечто мохнатое, мягкое и очень-очень разноцветное. Чаще вс
его цвета идут и чередуются широкими полосами, как у радуги.
Бывают халиште продолговатые (постлать в коридоре), бывают квадратные, ч
тобы занять весь пол в комнате, от краешка до краешка.
Когда мы вошли в дом-музей в Райкове, невольно первое время пришлось любо
ваться одними лишь чергами и халиште (не знаю, право, склоняется ли это сло
во). Разноцветные, разнообразные, они устилали и лестницы, и лестничные пл
ощадки, и покои, а уж в гостиной, в гостиной Ц настоящая выставка черг и ха
лиште, как в музее… Впрочем, что я, ведь мы и пришли в музей. Как вспомню, до с
их пор в глазах стоят красные, желтые, черно-желтые, желто-красные, красно-
черные сочетания тонов.
Целый ряд небольших комнат в доме использован музеем так: в одной комнат
е восстановлена обстановка мастерской ремесленника-медника. Тут и его и
нструменты, и те изделия, которые ремесленник производил. Это, конечно, св
оеобразная выставка медных изделий. Но то, что это не за стендом, а расстав
лено непроизвольно, как в быту, придает музею интимный домашний характер
.
В другой комнате воссоздана мастерская ремесленника-ювелира. В третьей
Ц хижина пастуха, со всей пастушьей утварью. В четвертой Ц обыкновенна
я водяная мельница. В пятой Ц обстановка хижины, где пастухи делают сыр. В
шестой Ц просто обстановка крестьянской избы. В седьмой Ц обстановка
избы, где ткали вот эти самые черт и халиште. Все это воссоздано умело, люб
овно, с мельчайшими деталями быта. Уж если кухня, так со всеми характерным
и кухонными атрибутами.
Разумеется, все в меру типизировано, обобщено, на то и музей.
В Софии этнографический музей шире, обстоятельнее. В Райкове Ц интимнее
.
В Софии зато шире показаны разнообразные национальные костюмы Болгари
и. Тут и македонские костюмы, мужские и женские, и родопские, и придунайски
е, и фракийские, и балканские, и приморские, и каких только нет. Много резьб
ы по дереву, все больше потолки. Керамика, художественная ковка по железу
и меди, пиротехника Ц всякий вид ремесла нашел себе место в этнографиче
ском музее в Софии.
Случилось так, что между днем, когда я осмотрел музей в Софии, и днем, когда
я сел о нем писать, мне удалось заглянуть в Британский музей в Лондоне и, р
азумеете в первую очередь в его этнографические залы.
Это все равно, как я плавал бы по небольшому озеру и описывал бы его ширь и
глубь, а потом очутился бы среди океана.
Тут не может быть ни обиды, ни ревности. У англичан в течение веков были пр
еимущественные возможности создать уникальную этнографическую колле
кцию. Недаром теперь, путешествуя по залам Британского музея, единственн
ого по богатству и масштабам в целом мире, мы читаем таблички: «Этнографи
я Соломоновых островов»; «Этнография папуасов»; «Этнография Австралии
»; «Этнография Бермудских островов»; «Этнография Полинезии», ну и т. д.: Гв
инея, Канада, Аляска, бесчисленные африканские племена…
Доподлинные пироги, бумеранги, маски африканских вождей, оружие, наряды,
утварь, искусство всех племен (теперь я имею в виду не статуи Греции, не ск
ульптуру древней Ассирии и Египта Ц это там тоже есть, но именно народно
е искусство): умопомрачительные женские украшения из кораллов, раковин и
медвежьих клыков, деревянные божки, глиняная посуда в древнейших орнаме
нтах. Быт американских индейцев один мог бы занять пространный музей. А з
десь это не более чем штрих, незаметный штришок, яркая капля в разливанно
м море Британского музея.
Ну вот, хотел завести разговор о Московском этнографическом музее, а пок
а что речь идет о Райковском этнографическом музее, о Софийском этнограф
ическом музее и даже об этнографических залах Британского музея. Не слиш
ком ли окольный заход?
Но все дело в том, что, как ни странно, как ни невероятно покажется на первы
й взгляд, в Москве нет русского этнографического музея. Ни общесоюзного
этнографического музея, ни какого бы то ни было этнографического музея в
ообще!
Можно встретить, конечно, резной фронтон крестьянской русской избы в муз
ейчике села Коломенского, или резную дугу там же, или вологодское кружев
о в музейчике народного творчества на улице Станиславского. Есть немнож
ко этнографии в Историческом музее, на выставке народного искусства (Пет
ровка, 12). Есть музейчик русских игрушек в Загорске, да и то его сейчас не то
собираются ликвидировать, не то уж ликвидировали. Приходилось встречат
ь великолепные этнографические отделы в областных музеях, например в Во
логде или даже в районном музее в Тотьме. Есть этнографический музей в Ле
нинграде, да и то с упором на экзотику, а не на Россию. Все это так. Однако по
чему бы не быть большому, богатому, уникальному в своем роде Московскому
этнографическому музею. И чтобы он так и назывался: Московский этнографи
ческий музей.
Ну прежде всего российская этнография. Нарядный костюм рязанской девуш
ки отличался от костюма костромички, или орловчанки, или женщины из ярос
лавской деревни. Я уж не говорю про Сибирь. Я уж не говорю про север России
Ц Архангельск, Вологду, Ладогу, Карелию. Я уж не говорю о поморах с Мезени,
Онеги или Белого моря. Я уж не говорю о таких своеобразных в этнографичес
ком отношении местах, как низовья Печоры с Усть-Ижмой и Усть-Цильмой, где
и до сих пор секретарша, допустим, директора замшевого завода тюкает одн
им пальчиком на пищущей машинке, а сама в сарафане шестнадцатого столети
я.
А можно ли увидеть тип одежды русских переселенцев с Нижней Печоры в Мос
кве? Смешной и наивный вопрос. А тип утвари? Деревянные, художественно офо
рмленные ковши, солоницы, прялки, окна светелок, резные ворота, карнизы, из
делия из бересты? Где можно увидеть тип почтовой кибитки XIX века, той самой,
в которой ездили на перекладных из Петербурга в Москву Пушкин, Гоголь и е
ще раньше Радищев? Неужели не интересно посмотреть бы, какова была эта ки
битка. Одежда ямщиков тех времен, сбруя, обстановка почтовых станций или
постоялых дворов, или тип тарантаса времен Антона Павловича Чехова, или
цеп, которым на протяжении веков молотила Русь? А люлька, в которой качали
сь на поскрипывающих пружинах и Кольцов, и Сперанский, и Есенин, и Шаляпин
… Да что герои Ц народ, огромный народ вышел в жизнь из деревянной люльки.

Пастуший рожок и старинные гусли; деревянная колотушка ночного сторожа
и расписные изразцы; туеса и корзины; сундуки и безмены; замки и ключи; раз
рисованные ложки и деревянные корыта Ц все это тоже история народа.
К тому же (в плане возможного Московского этнографического музея) мы Ц г
осударство многонациональное.
Бытография Украины, Грузии, Узбекистана, Армении, Прибалтики, дагестанск
их горцев, киргизских кочевников, ненцев-оленеводов; бытография мордовс
кого народа или башкир; якутов и гольдов, эвенков и бурятов; чукчей и камча
далов… Это мог бы быть едва ли не самый интересный музей в целом мире, пото
му что если этнография всегда немного экзотика (местный колорит), то все и
ностранные туристы утверждают, что самая экзотическая (читай Ц этногра
фически разнообразная) страна на земле Ц Россия.
В Софии есть этнографический музей, в родопском городишке Райкове есть э
тнографический музей. В Москве нет этнографического музея. Поневоле всп
омнишь крокодильские рубрики: «Невероятно, но факт!» или «Нарочно не при
думаешь!»
Но вернемся к нашим баранам, а точнее, к колокольчикам, которые к баранам п
одвешивают.
В Райкове в музее я наконец-то увидел эти расписанные мне Станиславом ко
локола, или ченове.
Они висели на длинных толстых палках в несколько рядов. Значит, здесь был
о несколько полных законченных комплектов. Каждый ряд начинался больши
м и кончался маленьким колокольчиком. Все, и большие, и маленькие, колокол
ьчики имели форму ну, что ли, стакана, только с узким донышком. В самый боль
шой, если его повернуть и превратить в стакан, вошло бы, наверно, два литра
воды. В самый маленький Ц полстакана Ц такая разница. Стенки довольно т
олстые, вместо языка, или «била», подвешен внутри колокола меньший колок
ол, колокольчик, который одновременно заставляет звучать и своего «стар
шого» и в тон ему звенит сам.
У большого колокола било могло бы быть самостоятельным колокольчиком, п
ритом не самым маленьким. У маленького колокольчика било величиной чуть
побольше наперстка.
Значит, если звенят все 17 колоколов, то фактически их звенит 34. Внутри каждо
го колокола свой маленький колокольчик. Это и создает необыкновенный ра
згул, почти вакханалию звуков.
Снаружи на каждом колоколе обозначены этакие условные елочки, которые, о
днако, сразу же выразительно напоминают о сумрачных родопских еловых ле
сах: ведь среди еловых лесов главным образом гремят колокольные симфони
и,
Экскурсовод музея тряс палки, чтобы звенели сразу все колокола, и даже тр
яс три палки с колоколами одновременно. Но мне больше нравилось осторожн
о, пальцем пробуждать звук то в одном колокольчике, то в другом. Звук вылет
ает из медного гнезда и тотчас взвивается вверх. Он летит все выше и выше,
как жаворонок в весеннем поднебесье (хотя, казалось бы, потолок) и замирае
т в такой уж вышине, что не услышать, бы и жаворонка, не увидеть бы большую п
тицу. Ударишь в другой колокольчик, свежий звук устремляется вверх, чтоб
ы догнать тот замирающий, предыдущий, и догоняет его в вышине, и тогда они
сплетаются крепко-накрепко, чтобы замереть вместе, но тут им вдогонку вы
летает новый птенец из соседнего медного гнезда. А потом экскурсовод сно
ва тряс палку, и звуки выпархивали, как стаи птиц, испуганные ружейным выс
трелом.
Достать болгарские колокола, чтобы купить и увезти в Москву, присоединив
к своей коллекции, оказалось делом не только нелегким, но почти невозмож
ным. Был период, когда эти музыкальные инструменты, украшавшие быт и труд
скотоводов (а это именно музыкальные инструменты, по-другому я не хочу их
называть), собирали центнерами и увозили как металлолом на переплавку в
большие города. Чтобы удобнее перевозить (в целях транспортировки), клал
и их кучами под пресс. Не знаю, успевал ли звякнуть при этом хоть один коло
кольчик или уж и не успевал.
Я бы не задевал колокольчиков только ради того, чтобы они звенели; я бы тем
более не задевал болгарских колокольчиков, если бы дело не касалось и на
с самих, и даже в первую очередь.
Как же так? У нас ведь никогда не подвешивали овцам и коровам колокольчик
ов. А если и подвешивали, то глухари, этакие шарообразные бубенцы, не столь
ко звенящие, сколько рокочущие или воркующие. Их и называли еще воркунам
и. А колокольчики были только поддужные, вешались под дугу. К тому же ни гл
ухари, ни поддужные колокольчики (пусть даже и «дар Валдая») не достигали
такой степени совершенствования (чтобы семнадцать штук подбирать по то
нальности), как в Болгарии.
Но дело не в одних колокольчиках. Кооперирование земледельческого труд
а (у нас коллективизация) ведет к перестройке хозяйства, к коренному изме
нению не только самой структуры сельскохозяйственного производства, н
о и к изменению сознания людей, их психологии, их духовной жизни.
Задачи были поставлены грандиозные. А тут еще перед страной, перед народ
ом в целом иные грандиозные задами по индустриализации страны: заводы, г
идростанции, каналы, самолетостроение, а позже ракеты и космические кора
бли. За тридцать, допустим, лет наделано столько, сколько не было наделано
за предыдущие триста лет. Это все верно.
Но за решением грандиозных, величественных, колоссальных, гигантских за
дач мы немножко проглядели (некогда было об этом думать), как из жизни труж
еников деревни, ну, или, скажем, из их быта, а можно взять еще уже Ц из их тру
да, ушел этакий элемент красоты, ничем пока не восполненный.
Что же плохого было в том, что пастухи, живя в глухих горах, оторванные от л
юдей, услаждали себя музыкой, музыкальным разговором десятков и сотен ко
локольчиков;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14