Но, конечно
, не вся. Прежде всего, два замечательных сооружения в Софии: собор Алексан
дра Невского и так называемая Русская церковь. Далее, недалеко от Софии с
охранилась жемчужина древней архитектуры Ц Боянская церковь. Она для б
олгар то же, что для нас Покров на Нерли, но есть и преимущество Ц уцелели
фрески. Мало того, под фресками XIII столетия обнаружены фрески XI века. Значи
т, получается, что открыть одни сокровища можно, только уничтожив, соскоб
лив другие сокровища. Пока что (когда мы там были) художники копировали бо
янские фрески Ц везти их на выставку в Москву. Боянские фрески изданы ал
ьбомом, альбом этот продается на улице Горького в книжном магазине, и, зна
чит, нет нужды писать о них более подробно. Да и можно ли написать!
Другим сокровищем старины является Бачковский монастырь у въезда в род
опские горы со стороны Асеновограда.
В Асеновограде у моего друга Станислава оказался приятель Ц директор к
рупного винодельческого завода. Естественно, вместо предполагаемых пя
тнадцати минут мы пробыли в кабинете директора около двух часов. За прия
тной беседой, разумеется. Специалитет Асеновоградского завода Ц натур
альная, густая, душистая, черно-красного цвета малага. Мудрено ли, что мы о
поздали в монастырь к вечернему песнопению. Это песнопение нам очень хот
елось услышать. Оно дошло непосредственно от Византии, не изменившись за
долгие века. Значит, когда киевский князь Владимир Великий ездил выбира
ть для Руси религию, он слышал в Константинополе именно такое церковное
пение.
Службу правило семеро монахов. В церкви толпились у входной двери турист
ы: молодые юноши, девушки в модных брюках и с модными пышными обесцвеченн
ыми волосами. Им, как и нам, все тут было в диковинку. Монахи стояли в этаких
пряслицах, чтобы облокачиваться. По очереди пели. Один монах (совсем уж др
яхлый старик) не сумел вытянуть ноту, уронил голову на пряслице, может быт
ь, заплакал.
Игумен, архимандрит Филарет, сорокалетний чернобровый красавец, угости
л нас у себя в покоях водкой, настоянной на ягодах с дерева, единственного
во всей Болгарии. Тем и славится сейчас Бачковский монастырь. Спроси у лю
бого болгарского писателя, или художника, или другого интеллигента, он о
тветит:
Ц А, Бачковский монастырь. Это где водка на ягодах с единственного в Болг
арии дерева… Ну, как же, знаю…
По-болгарски названия дерева никто не знает, тем более невозможно догад
аться, как оно называется по-русски. У него узкие опущенные листья, плоды
с наш лесной орех. Теперь они были розовато-желтые, потом будто бы почерне
ют. Обладают, по уверению игумена, несомненными целебными свойствами. И т
о сказать, как узнаешь, что дерево это единственное во всей Болгарии, сраз
у проникнешься уважением и трепетом.
Утром показали нам древнюю церковку. Изнутри она вся в надписях туристов
, даже иконы. Несмотря на то, что висит таблица: «Штраф пять тысяч левов», то
есть пять тысяч рублей на наши новые деньги. Значит, какова же сласть оста
вить свое имя, начертанное гвоздем на древнем камне.
Монастырь, как ни странно, основали в XI веке два грузина Ц братья Бакуриа
ни.
Здесь, в монастыре, нам показали костницу Ц огромное количество человеч
еских костей, хранящихся в каменном помещении. Постепенно это начало нас
удивлять: в Пдевне Ц кости, в Перуштице, в церкви Ц сундуки с костями, теп
ерь вот опять.
Несколько позже, в Златограде, дело прояснилось, как мне кажется, окончат
ельно. Мы осматривали небольшое, этакое уютное, чистенькое городское кла
дбище. Как зашли за белую каменную ограду, так и поразились: прибрано, слов
но в хорошей просторной комнате Ц ни мусоринки, ни щепочки, ни взлохмаче
нного куста, пи примятой травы. Ровная зеленая травка, посредине белая це
рковка. На каждой могиле крест, в кресте шкафчик со стеклянной дверцей. В ш
кафчике лампада и бутылка с маслицем.
Хорошие кладбища нужны не мертвым, разумеется, а нам, живым, всем, кому пре
дстоит еще умереть. Александр Трифонович Твардовский рассказывал про о
дного старика. Жил старик в поселке лет пятьдесят или шестьдесят. Детей в
ырастил. Сад развел. Сам корнями в землю врос. И вдруг на восьмом десятке в
се продал: и дом, и сад, и огородишко и переехал, в село по соседству, купив т
ам плохой домишко, можно сказать завалюху.
Ц Дедушка, как же ты решился, зачем? Ведь вся жизнь прожита?
Ц То-то, прожита. Очень уж там, где я жил, кладбище скучное. Как подумаю, что
тут и мне лежать, Ц тоска берет. Вот и переехал. А здесь ничего, гоже. Дерев
ья старинные, грачи кричат. Церковь деревянная. Ничего.
Любя красивые кладбища, я полюбовался и этим, златоградским, а потом спро
сил, отчего на такой, сравнительно немаленький городок очень уж крохотно
е, прямо-таки камерное кладбище.
Тут-то мне все и рассказали. Оказывается, есть обычай. Покойники лежат в з
емле три года. Потом могилу раскапывают, собирают кости и складывают их л
ибо в мешочек, либо в фанерный ящик, точь-в-точь в каких мы отправляем посы
лки. На каждом ящичке, на каждом мешочке ярлык, кто, что, фамилия и имя, когда
преставился. Кости хранят в складе, называемом костницей. Если костой на
копится слишком много, совершают торжественное захоронение их, но уж в о
дну общую могилу. Вот, оказывается, каков здесь обычай.
Златоград Ц очень колоритный болгарский городок в четырех километрах
от греческой границы. Что касается архитектуры, то здесь встретились вли
яния греческое, турецкое и собственно болгарское. В результате получило
сь очень своеобразно и красиво.
Последнее дело Ц браться описывать архитектуру. Попробуйте описать ко
му-нибудь ну хоть Василия Блаженного или даже Ивана Великого со звонниц
ей. Придется чертить на бумаге, показывать руками, изображать.
Улочки в Златограде узкие, витиеватые, почти все идут в гору (ну, и с горы, ес
ли пойдешь обратно). Они от стены до стены аккуратно замощены камнем, земл
и, значит, нет, камень под ногами, камень по сторонам. В белых стенах Ц черн
ые дубовые калитки с коваными навесками и дверными кольцами. Все, как в му
зее. Нам посчастливилось побывать за двумя или тремя калитками.
Входишь во дворик умопомрачительной чистоты. Мостовая побелена мелом, н
аподобие того, как украинки белят свои хаты. Желание либо разуться и ходи
ть в носках, либо попросить тапочки. Деревянные лестницы устланы чергами
и халиште. Перила черные. Вообще в ансамбле участвуют два цвета Ц ослепи
тельно белый каменных стен и дубово-черный деревянных частей: перил, пер
екладин, оконных косяков и живописных деревянных решеток на окнах. Крыши
Ц из черной черепицы.
Во внутренних покоях тоже везде сверкающая чистота, везде пышные, ярко-к
расные, ярко-желтые халиште, нарядные черги, резные деревянные потолки.
Каждый дом Ц крепость. Колодец устроен так, что воду черпают не выходя из
дома (в одной из комнат Ц люк и колесо). Под умывальником наклонная мрамор
ная плита Ц вода утекает на улицу. В каждом доме много потайных помещени
й, двойных стен, загадочных люков, скрытых дверей. Дома соединяются между
собой потайными ходами. Говорят, можно пройти весь город, не выходя на ули
цу, не показываясь людям. Это все от турок, совершавших время от времени гр
абительские налеты.
Утварь тоже вся как в музее. Фонари для свечей, луженая посуда, очаги, даже
тряпочки прихватывать горячую сковородку имеют свою форму, красиво выш
иты.
Внутренние покои, весь дом располагают к неторопливой жизни, без суеты, б
ез беготни, без нервотрепки. Спокойно трудись, спокойно отдыхай, простор
но, тихо, все под руками. Кроме того, все красиво, и не просто красиво, но отв
ечает твоему установившемуся вкусу.
Хозяйка (тоже красивая) угощала нас экзотическими сластями, приготовлен
ными из разных фруктовых и ягодных соков. Нечто вроде повидла, мармелада.
Все домашнее, все с орехами, все необыкновенно вкусно.
В Златограде зашли мы и в кофейню. Приходят сюда только мужчины. Они сидят
подолгу, играют в кости, рассказывают друг другу прошлое, курят, пыот кофе
, смеются, поют песни.
Кофе варит здесь будто бы лучший кофевар на всем Балканском полуострове
. Я понаблюдал за его манипуляциями. У него множество медных кружечек на д
линных черенках (вроде бы, значит, глубоких ковшичков, может быть, даже их
лучше называть тиглями). Перед кофеваром на плите куча горячей золы, с про
блескивающими в ней золотистыми угольками. Над кучей золы куб с кипятком
. Тигли с кофе и сахаром хозяин заливает кипятком и сует в горячую золу. Сл
ава его зависит в дальнейшем от интуиции Ц в которую секунду взять ковш
ичек из золы, уловить ему одному ведомое мгновение.
Сам кофевар убеждал нас, что все зависит от того, как поджарить кофе. «Снач
ала зерна стреляют так: пук-пук-пук. Снимать их еще нельзя. Если снимешь Ц
кофе будет кислить. Впрочем, многим это нравится. Я жарю до тех пор, пока зе
рна начнут стрелять так: пэк-пэк-пэк, тогда кофе готов».
Конечно, я сильно сомневаюсь, чтобы на всем Балканском полуострове не бы
ло кофевара лучше и опытнее. Но от сознания, что это так, кофе мужчинам из З
латограда кажется в несколько раз крепче, душистее и вкуснее.
ЭТЮД ИСТОРИЧЕСКИЙ
Оставим в стороне Куликовскую битву или изгнание армии Бонапарта. Из все
х других войн, которые вела Россия, не было другой, столь же популярной, ст
оль же понятной народу, столь же священной, нежели русско-турецкая война
1877 года.
В XIV веке Болгарию захватили турки. От царствования последнего болгарско
го царя Ивана Шишмана осталась лишь светлая, как бы даже золотая песня с п
овтором: «Милая моя матушка», которую я целиком приведу в одном из послед
ующих этюдов.
Ночь затопила землю. Песни вместо золотых стали багряно-черными, как кро
вь посреди пожарища, как осеннее балканское небо в тревожном зареве. А по
том и этих песен не стало слышно на болгарской земле. 200 лет татарского ига,
испытанных Русью, Ц тяжело и много. Пятьсот Ц в два с половиной раза бол
ьше, чем двести. Да и оккупация была более цивилизованная, более продуман
ная, прочная, душная. Был исторический момент, когда болгары стали забыва
ть, что они болгары.
В 1742 году монах Халендарского монастыря, отец Паисий (год назад болгары то
ржественно отметили его юбилей) выпустил в свет невинную на первый взгля
д книгу о болгарской истории, о болгарской национальной культуре. Что ту
т страшного для оккупантов?
Но цель у Паисия была одна Ц напомнить болгарам, что они болгары, что у ни
х была своя родная болгарская культура. И было солнце, и были песни, Ц и вс
е это было болгарское, то есть, значит, была свобода.
Вот почему смиренный Паисий с его незатейливой книгой считается (так оно
и есть) первым борцом за освобождение Болгарии от турецкого ига. Его книг
а стала тем комочком снега, пущенным с крутой горы, на который накручиваю
тся все новые и новые слои, и вот уж рушится вниз огромная многотонная глы
ба, и становиться на ее пути не просто рискованно, но опасно. В горах, напри
мер, она может сорвать с места дремавшую до сих пор снеговую лавину.
То есть, значит, я представляю теперь сердце болгарина Паисия крохотным
огоньком среди всеобщего мрака.
От огонька, от единой свечечки то тут, то там пошли загораться новые, пока
еще крохотные, пока еще разрозненные робкие огоньки. Попадет огонек на с
ухое, приготовившееся к вспышке место, вспыхивает, освещая окрестную тьм
у. Говорят Ц вспышка, бунт, восстание.
Если вдуматься, какое древнеславянское, какое торжественное слово Ц во
сстание. Не просто вставание (с колен, из лежачего пресмыкающегося полож
ения), но восстание. Обильно полилась в пересохшую знойную землю праведн
ая болгарская кровь.
В середине XIX века окончательно прояснилось: своими силами не освободить
ся, не приподнять, не сдвинуть, не отвалить гнетущего камня. Тем героичнее
представляется каждая новая, самоотверженная, отчаянная даже попытка.
Христо Ботев высадился с горсткой храбрецов, переплыв Дунай около Козло
дуя, в надежде, что вспыхнет сразу все, даже земля, даже горы Балканы, даже в
ода в Марице. Ничего не вышло. Крестьянин, у которого храбрецы попросили в
олов, вместо того чтобы и волов отдать, и самому присоединиться к отряду, н
ачал будто бы торговаться за несчастных волов, и будто бы великий поэт, па
триот и воин, воскликнул с горечью в сердце, что крестьянин, торгующийся-д
е за волов, не достоин свободы. Впрочем, может быть, это и легенда.
На самом деле все было сложнее. Иго как бы трупным ядом отравляло души люд
ей, делало их вялыми, безразличными, отнимало веру в победу.
Тем чаще и пристальнее смотрели болгары в сторону великой России. Только
на нее и можно было рассчитывать и надеяться. Не все-то глумиться бусурма
нам. Погодите, ужо придет на выручку православный царь.
В 70-х годах в Болгарии вспыхнуло очередное восстание. Рассвирепевшие тур
ки решили утопить повстанцев в собственной крови, в крови их детей, жен, ма
терей, сестер и невест. Кровавые события в Перуштице и Батаге потрясли Ев
ропу. Великие гуманисты того времени подняли голос против турок. В защит
у болгар выступили Виктор Гюго, Чарльз Дарвин, Оскар Уальд, Лев Толстой, Фе
дор Достоевский, Д. И. Менделеев, В. М. Гаршин, В. В. Верещагин. Иван Сергеевич Т
ургенев в те дни писал: «Болгарские безобразия оскорбили во мне гуманные
чувства: они только и живут во мне, и, коль этому нельзя помочь иначе, как во
йной, ну так война!»
Русское общество забурлило. Иван Сергеевич Аксаков в послевоенной уж, пр
авда, речи (за которую его сослали, впрочем, в имение родственницы) говорил
: «Никогда никакая война не возбуждала такого всеобщего на Руси сочувств
ия и одушевления, не вызывала столько животворящей любви, не заслужила в
такой полной мере названия народной, как именно эта война, благодаря име
нно этой священной задаче».
А вот воззвание болгарского Центрального революционного комитета в са
мый день объявления долгожданной войны: «Мы несли мученический крест, но
, несмотря на неописуемую неволю и страдания, у нас теплилась надежда, кот
орая крепла. Этой надеждой, ни на минуту не оставлявшей нас, была правосла
вная великая Россия. Братья мы не напрасно ожидали ее помощи… Вот она иде
т требовать ответа за пролитую кровь наших мучеников. Скоро русские побе
доносные знамена взовьются над нашим отечеством.
Русские идут бескорыстно, как братья. Болгары, мы все должны, как один, под
няться и по-братски встретить наших освободителей, всеми силами оказыва
ть содействие русской армии».
Итак, Россия пошла. Мне попались в руки две строевые песни тех времен, кото
рые распевались на маршах солдатами гвардейского полка. Интересно взгл
януть, как идея освобождения Болгарии преломлялась в сознании солдат, пр
иобретая незамысловатые, наивные формы солдатского фольклора:
Ой за морем, ой за синим
По степи растет бурьян.
Ой за морем, ой за Черным
Расплодился мусульман.
Там растет бурьян богатый,
Машет красной головой.
Мусульман качает важно
Разноцветною чалмой.
Взяли бабы косы в руки
И пошли бурьян косить.
Наши храбрые гвардейцы
Стали турок сильно бить.
Накосили бабы сена,
Извели в степи бурьян.
А гвардейцы настреляли,
Словно птицы, мусульман.
Взяли бабы и руками
Опололи степь кругом.
Так и турок, братцы, надо
Из Европы с корнем вон.
Тут, как видите, все: и строевой задор для поднятия духа и даже физических
сил во время похода, и политбеседа на нужную тему, и стратегическая устан
овка. Впрочем, задача иногда бралась и более узкая, более конкретная. Выгл
ядело это, к примеру, так:
В семьдесят седьмом году
Пришли к турке, ко врагу
русские войска.
Шли сюда мы не гулять,
Пришли турок побеждать
русскими штыками.
Повстречался мусульман,
Без похмелья стал он пьян.
Что он, ошалел?
Как под Горным Дубняком
Мы валили их рядком,
знатно разнесли.
А из Дольня Дубняка
Турки задали дерка
в Плевну убрались.
Там задачей задались
Нас не допускать,
за стеной сидят.
Мы задачи их решали,
Не такие стены брали,
эту, брат, возьмем!
И взяли, конечно. Но не так все было легко, как в наскоро сочиненной походн
ой песне. Достаточно сказать, что только под самим генералом Скобелевым
несколько раз убивало коня, а саблю его, которой он показывал путь на враж
еские редуты, перешибло пулями, настолько густ был турецкий огонь. Шесть
тысяч человек легло на склоне холма. Это много даже для современной войн
ы, а ведь теперь иные масштабы. Когда был взят основной редут, турки на вре
мя вернули его снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
, не вся. Прежде всего, два замечательных сооружения в Софии: собор Алексан
дра Невского и так называемая Русская церковь. Далее, недалеко от Софии с
охранилась жемчужина древней архитектуры Ц Боянская церковь. Она для б
олгар то же, что для нас Покров на Нерли, но есть и преимущество Ц уцелели
фрески. Мало того, под фресками XIII столетия обнаружены фрески XI века. Значи
т, получается, что открыть одни сокровища можно, только уничтожив, соскоб
лив другие сокровища. Пока что (когда мы там были) художники копировали бо
янские фрески Ц везти их на выставку в Москву. Боянские фрески изданы ал
ьбомом, альбом этот продается на улице Горького в книжном магазине, и, зна
чит, нет нужды писать о них более подробно. Да и можно ли написать!
Другим сокровищем старины является Бачковский монастырь у въезда в род
опские горы со стороны Асеновограда.
В Асеновограде у моего друга Станислава оказался приятель Ц директор к
рупного винодельческого завода. Естественно, вместо предполагаемых пя
тнадцати минут мы пробыли в кабинете директора около двух часов. За прия
тной беседой, разумеется. Специалитет Асеновоградского завода Ц натур
альная, густая, душистая, черно-красного цвета малага. Мудрено ли, что мы о
поздали в монастырь к вечернему песнопению. Это песнопение нам очень хот
елось услышать. Оно дошло непосредственно от Византии, не изменившись за
долгие века. Значит, когда киевский князь Владимир Великий ездил выбира
ть для Руси религию, он слышал в Константинополе именно такое церковное
пение.
Службу правило семеро монахов. В церкви толпились у входной двери турист
ы: молодые юноши, девушки в модных брюках и с модными пышными обесцвеченн
ыми волосами. Им, как и нам, все тут было в диковинку. Монахи стояли в этаких
пряслицах, чтобы облокачиваться. По очереди пели. Один монах (совсем уж др
яхлый старик) не сумел вытянуть ноту, уронил голову на пряслице, может быт
ь, заплакал.
Игумен, архимандрит Филарет, сорокалетний чернобровый красавец, угости
л нас у себя в покоях водкой, настоянной на ягодах с дерева, единственного
во всей Болгарии. Тем и славится сейчас Бачковский монастырь. Спроси у лю
бого болгарского писателя, или художника, или другого интеллигента, он о
тветит:
Ц А, Бачковский монастырь. Это где водка на ягодах с единственного в Болг
арии дерева… Ну, как же, знаю…
По-болгарски названия дерева никто не знает, тем более невозможно догад
аться, как оно называется по-русски. У него узкие опущенные листья, плоды
с наш лесной орех. Теперь они были розовато-желтые, потом будто бы почерне
ют. Обладают, по уверению игумена, несомненными целебными свойствами. И т
о сказать, как узнаешь, что дерево это единственное во всей Болгарии, сраз
у проникнешься уважением и трепетом.
Утром показали нам древнюю церковку. Изнутри она вся в надписях туристов
, даже иконы. Несмотря на то, что висит таблица: «Штраф пять тысяч левов», то
есть пять тысяч рублей на наши новые деньги. Значит, какова же сласть оста
вить свое имя, начертанное гвоздем на древнем камне.
Монастырь, как ни странно, основали в XI веке два грузина Ц братья Бакуриа
ни.
Здесь, в монастыре, нам показали костницу Ц огромное количество человеч
еских костей, хранящихся в каменном помещении. Постепенно это начало нас
удивлять: в Пдевне Ц кости, в Перуштице, в церкви Ц сундуки с костями, теп
ерь вот опять.
Несколько позже, в Златограде, дело прояснилось, как мне кажется, окончат
ельно. Мы осматривали небольшое, этакое уютное, чистенькое городское кла
дбище. Как зашли за белую каменную ограду, так и поразились: прибрано, слов
но в хорошей просторной комнате Ц ни мусоринки, ни щепочки, ни взлохмаче
нного куста, пи примятой травы. Ровная зеленая травка, посредине белая це
рковка. На каждой могиле крест, в кресте шкафчик со стеклянной дверцей. В ш
кафчике лампада и бутылка с маслицем.
Хорошие кладбища нужны не мертвым, разумеется, а нам, живым, всем, кому пре
дстоит еще умереть. Александр Трифонович Твардовский рассказывал про о
дного старика. Жил старик в поселке лет пятьдесят или шестьдесят. Детей в
ырастил. Сад развел. Сам корнями в землю врос. И вдруг на восьмом десятке в
се продал: и дом, и сад, и огородишко и переехал, в село по соседству, купив т
ам плохой домишко, можно сказать завалюху.
Ц Дедушка, как же ты решился, зачем? Ведь вся жизнь прожита?
Ц То-то, прожита. Очень уж там, где я жил, кладбище скучное. Как подумаю, что
тут и мне лежать, Ц тоска берет. Вот и переехал. А здесь ничего, гоже. Дерев
ья старинные, грачи кричат. Церковь деревянная. Ничего.
Любя красивые кладбища, я полюбовался и этим, златоградским, а потом спро
сил, отчего на такой, сравнительно немаленький городок очень уж крохотно
е, прямо-таки камерное кладбище.
Тут-то мне все и рассказали. Оказывается, есть обычай. Покойники лежат в з
емле три года. Потом могилу раскапывают, собирают кости и складывают их л
ибо в мешочек, либо в фанерный ящик, точь-в-точь в каких мы отправляем посы
лки. На каждом ящичке, на каждом мешочке ярлык, кто, что, фамилия и имя, когда
преставился. Кости хранят в складе, называемом костницей. Если костой на
копится слишком много, совершают торжественное захоронение их, но уж в о
дну общую могилу. Вот, оказывается, каков здесь обычай.
Златоград Ц очень колоритный болгарский городок в четырех километрах
от греческой границы. Что касается архитектуры, то здесь встретились вли
яния греческое, турецкое и собственно болгарское. В результате получило
сь очень своеобразно и красиво.
Последнее дело Ц браться описывать архитектуру. Попробуйте описать ко
му-нибудь ну хоть Василия Блаженного или даже Ивана Великого со звонниц
ей. Придется чертить на бумаге, показывать руками, изображать.
Улочки в Златограде узкие, витиеватые, почти все идут в гору (ну, и с горы, ес
ли пойдешь обратно). Они от стены до стены аккуратно замощены камнем, земл
и, значит, нет, камень под ногами, камень по сторонам. В белых стенах Ц черн
ые дубовые калитки с коваными навесками и дверными кольцами. Все, как в му
зее. Нам посчастливилось побывать за двумя или тремя калитками.
Входишь во дворик умопомрачительной чистоты. Мостовая побелена мелом, н
аподобие того, как украинки белят свои хаты. Желание либо разуться и ходи
ть в носках, либо попросить тапочки. Деревянные лестницы устланы чергами
и халиште. Перила черные. Вообще в ансамбле участвуют два цвета Ц ослепи
тельно белый каменных стен и дубово-черный деревянных частей: перил, пер
екладин, оконных косяков и живописных деревянных решеток на окнах. Крыши
Ц из черной черепицы.
Во внутренних покоях тоже везде сверкающая чистота, везде пышные, ярко-к
расные, ярко-желтые халиште, нарядные черги, резные деревянные потолки.
Каждый дом Ц крепость. Колодец устроен так, что воду черпают не выходя из
дома (в одной из комнат Ц люк и колесо). Под умывальником наклонная мрамор
ная плита Ц вода утекает на улицу. В каждом доме много потайных помещени
й, двойных стен, загадочных люков, скрытых дверей. Дома соединяются между
собой потайными ходами. Говорят, можно пройти весь город, не выходя на ули
цу, не показываясь людям. Это все от турок, совершавших время от времени гр
абительские налеты.
Утварь тоже вся как в музее. Фонари для свечей, луженая посуда, очаги, даже
тряпочки прихватывать горячую сковородку имеют свою форму, красиво выш
иты.
Внутренние покои, весь дом располагают к неторопливой жизни, без суеты, б
ез беготни, без нервотрепки. Спокойно трудись, спокойно отдыхай, простор
но, тихо, все под руками. Кроме того, все красиво, и не просто красиво, но отв
ечает твоему установившемуся вкусу.
Хозяйка (тоже красивая) угощала нас экзотическими сластями, приготовлен
ными из разных фруктовых и ягодных соков. Нечто вроде повидла, мармелада.
Все домашнее, все с орехами, все необыкновенно вкусно.
В Златограде зашли мы и в кофейню. Приходят сюда только мужчины. Они сидят
подолгу, играют в кости, рассказывают друг другу прошлое, курят, пыот кофе
, смеются, поют песни.
Кофе варит здесь будто бы лучший кофевар на всем Балканском полуострове
. Я понаблюдал за его манипуляциями. У него множество медных кружечек на д
линных черенках (вроде бы, значит, глубоких ковшичков, может быть, даже их
лучше называть тиглями). Перед кофеваром на плите куча горячей золы, с про
блескивающими в ней золотистыми угольками. Над кучей золы куб с кипятком
. Тигли с кофе и сахаром хозяин заливает кипятком и сует в горячую золу. Сл
ава его зависит в дальнейшем от интуиции Ц в которую секунду взять ковш
ичек из золы, уловить ему одному ведомое мгновение.
Сам кофевар убеждал нас, что все зависит от того, как поджарить кофе. «Снач
ала зерна стреляют так: пук-пук-пук. Снимать их еще нельзя. Если снимешь Ц
кофе будет кислить. Впрочем, многим это нравится. Я жарю до тех пор, пока зе
рна начнут стрелять так: пэк-пэк-пэк, тогда кофе готов».
Конечно, я сильно сомневаюсь, чтобы на всем Балканском полуострове не бы
ло кофевара лучше и опытнее. Но от сознания, что это так, кофе мужчинам из З
латограда кажется в несколько раз крепче, душистее и вкуснее.
ЭТЮД ИСТОРИЧЕСКИЙ
Оставим в стороне Куликовскую битву или изгнание армии Бонапарта. Из все
х других войн, которые вела Россия, не было другой, столь же популярной, ст
оль же понятной народу, столь же священной, нежели русско-турецкая война
1877 года.
В XIV веке Болгарию захватили турки. От царствования последнего болгарско
го царя Ивана Шишмана осталась лишь светлая, как бы даже золотая песня с п
овтором: «Милая моя матушка», которую я целиком приведу в одном из послед
ующих этюдов.
Ночь затопила землю. Песни вместо золотых стали багряно-черными, как кро
вь посреди пожарища, как осеннее балканское небо в тревожном зареве. А по
том и этих песен не стало слышно на болгарской земле. 200 лет татарского ига,
испытанных Русью, Ц тяжело и много. Пятьсот Ц в два с половиной раза бол
ьше, чем двести. Да и оккупация была более цивилизованная, более продуман
ная, прочная, душная. Был исторический момент, когда болгары стали забыва
ть, что они болгары.
В 1742 году монах Халендарского монастыря, отец Паисий (год назад болгары то
ржественно отметили его юбилей) выпустил в свет невинную на первый взгля
д книгу о болгарской истории, о болгарской национальной культуре. Что ту
т страшного для оккупантов?
Но цель у Паисия была одна Ц напомнить болгарам, что они болгары, что у ни
х была своя родная болгарская культура. И было солнце, и были песни, Ц и вс
е это было болгарское, то есть, значит, была свобода.
Вот почему смиренный Паисий с его незатейливой книгой считается (так оно
и есть) первым борцом за освобождение Болгарии от турецкого ига. Его книг
а стала тем комочком снега, пущенным с крутой горы, на который накручиваю
тся все новые и новые слои, и вот уж рушится вниз огромная многотонная глы
ба, и становиться на ее пути не просто рискованно, но опасно. В горах, напри
мер, она может сорвать с места дремавшую до сих пор снеговую лавину.
То есть, значит, я представляю теперь сердце болгарина Паисия крохотным
огоньком среди всеобщего мрака.
От огонька, от единой свечечки то тут, то там пошли загораться новые, пока
еще крохотные, пока еще разрозненные робкие огоньки. Попадет огонек на с
ухое, приготовившееся к вспышке место, вспыхивает, освещая окрестную тьм
у. Говорят Ц вспышка, бунт, восстание.
Если вдуматься, какое древнеславянское, какое торжественное слово Ц во
сстание. Не просто вставание (с колен, из лежачего пресмыкающегося полож
ения), но восстание. Обильно полилась в пересохшую знойную землю праведн
ая болгарская кровь.
В середине XIX века окончательно прояснилось: своими силами не освободить
ся, не приподнять, не сдвинуть, не отвалить гнетущего камня. Тем героичнее
представляется каждая новая, самоотверженная, отчаянная даже попытка.
Христо Ботев высадился с горсткой храбрецов, переплыв Дунай около Козло
дуя, в надежде, что вспыхнет сразу все, даже земля, даже горы Балканы, даже в
ода в Марице. Ничего не вышло. Крестьянин, у которого храбрецы попросили в
олов, вместо того чтобы и волов отдать, и самому присоединиться к отряду, н
ачал будто бы торговаться за несчастных волов, и будто бы великий поэт, па
триот и воин, воскликнул с горечью в сердце, что крестьянин, торгующийся-д
е за волов, не достоин свободы. Впрочем, может быть, это и легенда.
На самом деле все было сложнее. Иго как бы трупным ядом отравляло души люд
ей, делало их вялыми, безразличными, отнимало веру в победу.
Тем чаще и пристальнее смотрели болгары в сторону великой России. Только
на нее и можно было рассчитывать и надеяться. Не все-то глумиться бусурма
нам. Погодите, ужо придет на выручку православный царь.
В 70-х годах в Болгарии вспыхнуло очередное восстание. Рассвирепевшие тур
ки решили утопить повстанцев в собственной крови, в крови их детей, жен, ма
терей, сестер и невест. Кровавые события в Перуштице и Батаге потрясли Ев
ропу. Великие гуманисты того времени подняли голос против турок. В защит
у болгар выступили Виктор Гюго, Чарльз Дарвин, Оскар Уальд, Лев Толстой, Фе
дор Достоевский, Д. И. Менделеев, В. М. Гаршин, В. В. Верещагин. Иван Сергеевич Т
ургенев в те дни писал: «Болгарские безобразия оскорбили во мне гуманные
чувства: они только и живут во мне, и, коль этому нельзя помочь иначе, как во
йной, ну так война!»
Русское общество забурлило. Иван Сергеевич Аксаков в послевоенной уж, пр
авда, речи (за которую его сослали, впрочем, в имение родственницы) говорил
: «Никогда никакая война не возбуждала такого всеобщего на Руси сочувств
ия и одушевления, не вызывала столько животворящей любви, не заслужила в
такой полной мере названия народной, как именно эта война, благодаря име
нно этой священной задаче».
А вот воззвание болгарского Центрального революционного комитета в са
мый день объявления долгожданной войны: «Мы несли мученический крест, но
, несмотря на неописуемую неволю и страдания, у нас теплилась надежда, кот
орая крепла. Этой надеждой, ни на минуту не оставлявшей нас, была правосла
вная великая Россия. Братья мы не напрасно ожидали ее помощи… Вот она иде
т требовать ответа за пролитую кровь наших мучеников. Скоро русские побе
доносные знамена взовьются над нашим отечеством.
Русские идут бескорыстно, как братья. Болгары, мы все должны, как один, под
няться и по-братски встретить наших освободителей, всеми силами оказыва
ть содействие русской армии».
Итак, Россия пошла. Мне попались в руки две строевые песни тех времен, кото
рые распевались на маршах солдатами гвардейского полка. Интересно взгл
януть, как идея освобождения Болгарии преломлялась в сознании солдат, пр
иобретая незамысловатые, наивные формы солдатского фольклора:
Ой за морем, ой за синим
По степи растет бурьян.
Ой за морем, ой за Черным
Расплодился мусульман.
Там растет бурьян богатый,
Машет красной головой.
Мусульман качает важно
Разноцветною чалмой.
Взяли бабы косы в руки
И пошли бурьян косить.
Наши храбрые гвардейцы
Стали турок сильно бить.
Накосили бабы сена,
Извели в степи бурьян.
А гвардейцы настреляли,
Словно птицы, мусульман.
Взяли бабы и руками
Опололи степь кругом.
Так и турок, братцы, надо
Из Европы с корнем вон.
Тут, как видите, все: и строевой задор для поднятия духа и даже физических
сил во время похода, и политбеседа на нужную тему, и стратегическая устан
овка. Впрочем, задача иногда бралась и более узкая, более конкретная. Выгл
ядело это, к примеру, так:
В семьдесят седьмом году
Пришли к турке, ко врагу
русские войска.
Шли сюда мы не гулять,
Пришли турок побеждать
русскими штыками.
Повстречался мусульман,
Без похмелья стал он пьян.
Что он, ошалел?
Как под Горным Дубняком
Мы валили их рядком,
знатно разнесли.
А из Дольня Дубняка
Турки задали дерка
в Плевну убрались.
Там задачей задались
Нас не допускать,
за стеной сидят.
Мы задачи их решали,
Не такие стены брали,
эту, брат, возьмем!
И взяли, конечно. Но не так все было легко, как в наскоро сочиненной походн
ой песне. Достаточно сказать, что только под самим генералом Скобелевым
несколько раз убивало коня, а саблю его, которой он показывал путь на враж
еские редуты, перешибло пулями, настолько густ был турецкий огонь. Шесть
тысяч человек легло на склоне холма. Это много даже для современной войн
ы, а ведь теперь иные масштабы. Когда был взят основной редут, турки на вре
мя вернули его снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14