Наконец, оркестр должен был приз
нать свою нетактичность. Оркестранты остановились на минуту и вдруг заи
грали нечто совсем другое. Тогда остановились и танцующие, как если бы за
играли гимн. Не танцевавшие посетители тоже все вскочили на ноги. И вот вс
е, сколько тут было народу, хором, дружно, красиво подняли могучую песню, у
которой был часто, почти через строку повторяющийся припев:
Вставайте, братья, не спите!
Ма-ке-до-ния!
Пропоют что-то, улыбаясь, положив друг другу руки на плечи. И снова:
Вставайте, братья, не спите!
Ма-ке-до-ния!
А для меня Ц это одно из ярчайших впечатлений от всей поездки.
Так вот теперь, сидя в софийском баре под названием «Астория», я рассказа
л об этом эпизоде из городка Петрича.
Ц Неужели вам, Ц говорил я, Ц болгарам, обладающим яркой национальной
культурой, не стыдно смотреть, как кривляются под дикую, нелепую, почти лю
доедскую музыку молодые болгары же. Кто им дорог, этим дергающимся в твис
те: Паисий, Вазов, Ботев, Багряна Ц черта с два! Один Пикассо им дороже всей
болгарской культуры. И то не потому, что они его хорошо знают и что он им де
йствительно дорог, а потому, что так уж модно. Так-де в Париже и Лондоне.
Но радирующие центры с этой «глобального» характера заразой уже иссяка
ют. Я был в Лондоне. Зал, где давали «Тоску», был полон молодежи. Лондонцы на
чинают стыдиться своих ночных клубов. Ладно, не будем обольщаться.
Но если твисты грохочут где-нибудь в Нью-Йорке, то нам-то что. Неужели мы н
е можем подняться поперек этой духовной интервенции, и как там, в маленьк
ой петричевской корчме, дружно провозгласить, положив друг другу руки на
плечи:
Вставайте, братья, не спите!
Ма-ке-до-ния!
Самым восприимчивым и темпераментным оказался Георгий. Правда, нельзя с
казать, что он певец. Но все же можно было надеяться, что на второй строчке
его поддержат. И точно, поддержали:
От кога з е мило моя майнульо
Зора зазорила.
Оттогаз е мило моя майнульо
Войска преварвяла,
Это одна из самых красивых песен на земле. Когда ее поют, перед глазами нач
инают вдруг мерно колыхаться ряды всадников, ибо самый ритм песни это им
енно ритм движения большого, растянувшегося с холма на холм конного войс
ка:
Конь до коня мила моя майнуль
о
Юнак до юнака…
Немного погодя мне придется говорить о возможностях перевода с одного я
зыка на другой. Но скажу и теперь: как переведешь на другой язык такое, нап
ример, сочетание слов: «зора зазорила»? Конечно, можно сказать, что заря за
горелась, заиграла, засветилась, занялась, забрезжила, появилась, просту
пила, зарумянилась, закраснелась, зарозовела, вспыхнула, залучилась, зас
ияла… или даже так: улыбнулась, зарделась… Ну и так далее, и так далее. Но вс
е же, разве это можно сравнить с подлинным: «зора зазорила»?
Перескажу слова этой песни по-русски, исходя из их буквального смысла и, к
онечно, разрушив музыку:
Когда, милая моя матушка,
Заря загорелась,
Тогда, милая моя матушка,
Войско в поход вышло.
От коня до коня, милая моя матушка,
От героя до героя!
Шлемы у них, милая моя матушка,
Как темное облако.
Копья у них, милая моя матушка,
Как густой лес,
Сабли у них, милая моя матушка,
Как ясное солнце.
В бой идут они, милая моя матушка,
С турками биться.
С турками биться, милая моя матушка,
За болгарское имя.
За болгарское имя, милая моя матушка,
За христову веру.
И ведет их, милая моя матушка,
Сам царь Иван Шишман.
Этой песне более пятисот лет. Она, конечно, незамысловата, как и все народн
ые песни. «Мы по бережку идем, песню солнышку поем», Ц подумаешь, какое ин
тригующее драматическое содержание! Однако когда поет Федор Иванович Ш
аляпин да еще если хор на поддержке, то кажется, уж не может быть песни и лу
чше и богаче.
Песню про Ивана Шишмана мы спели хором, и так как тут все-таки была борьба,
этакий протест, то песня звучала очень по-боевому, как если бы и впрямь шл
и биться за болгарское имя.
Расчувствовавшись, Георгий вторую песню пел сольно, потихонечку, проник
новенно, предупредив нас, что это уж его песня, то есть его любимая:
Умер батька Георгий.
Он умер не от болезни, а сошел с ума.
Где увидит он хорошее село,
Хочет, чтоб село было его.
Где увидит он хорошую ниву,
Хочет, чтобы нива была его.
Где увидит он хороших волов,
Хочет, чтоб волы были его.
Где увидит он молодую невесту,
Хочет, чтобы невеста была его.
Умер батька Георгий,
Он умер не от болезни, а сошел с ума.
Третья песня была коронная. В Болгарии ее знают и стар, и мал, и министр, и пр
остой крестьянин. Рассказывают, как группа поэтов из Софии приехала в пр
овинцию читать стихи. Ну, вечер как вечер. Потом объявили, что сегодня выст
упит местная самодеятельность. Вышел юноша и стал, как стихотворение, чи
тать слова этой песни. Будто бы поэтам сделалось немного совестно и нело
вко, будто даже немножко померкло их творчество перед образцом поэзии, р
одившейся в глубине народа. По-болгарски первая строфа (или, скажем, купле
т) выглядит так:
Даваш ли, даваш, Балканжи, Йов
о,
Хубову Яну до турска вяра?
Море, воевода, главу си давам,
Яну не давам до турской вяра.
Вот и опять встает вопрос о переводе на другой язык.
«Даваш ли, даваш…» буквально значит «отдаешь, отдаешь ли…». Но, во-первых,
тотчас нарушается размер песни и спеть ее уж будет нельзя. А во-вторых, по
лучается по звучанию, по музыке более вяло, невыразительно, пропадает эт
акая требовательность в интонации воеводских слов. Если же поставить: «Д
аешь, даешь ли?», чтобы сохранилась метрика, то ведь «даешь» у нас сразу ас
социируется с кличем конников в гражданскую войну «Даешь!». Даже песня б
ыла: «Даешь Варшаву, дай Берлин, уж врезались мы в Крым».
Или, например, выражение «Море, воевода». Оно, значит, по смыслу несколько
презрительное, дескать, и говорить-то не стоит: «Оставь, воевода!» или «Бр
ось, воевода!» Но первое Ц недостаточно энергично. А второе Ц слишком фа
мильярно. Придется писать просто: «Нет, воевода!» Но в «нет» нет уж презрит
ельного оттенка. Нет оно и есть нет.
А как легко звучат, например, с точки зрения музыки слова «Главу си давам»
. А ведь по-русски придется ставить обыкновенное: «Отдам тебе голову!» или
«Возьми мою голову!»
Я об этом говорю подробно, воспользовавшись удобным примером: текст ориг
инала более или менее понятен русскому читателю. Значит, можно сопостави
ть и убедиться, что адекватности перевода стихотворения или песни быть н
е может. Когда перевод сделан с английского, или с японского, или с таджикс
кого, или с монгольского, или с якутского, вовсе уж невозможно проследить,
как там обстоит дело с сохранением той или иной интонации, того или иного
тонкого оттенка чувств. Чаще всего получается, что переводчики пишут нов
ые стихи по-русски на ту же примерно тему, на которую написан оригинал. В э
том случае оригинальный поэт (таджик, якут, монгол) никак уж не может выгля
деть талантливее, интереснее своего переводчика. Способность переводч
ика в этом случае Ц потолок способности и самого поэта, будь он хоть семи
пядей во лбу. Его задача сводится к тому, что он дает своими стихами темы, н
а которые и пишутся приблизительные, чаще всего бездарные стихи.
Французы и итальянцы, я слышал, давно уж отказались от так называемых пер
еводов стихотворений на свой язык. Они поступают честнее: они пересказыв
ают смысл стихотворения и этим как бы говорят: «Вот о чем написано это сти
хотворение Блока». А если вы хотите насладиться музыкой блоковского сло
ва, тонкостью интонационных переходов, то учите русский язык и читайте п
оэта на его родном языке. Это единственный способ познать и оценить поэт
а.
Однако мы все еще сидим в ночном баре «Астория» и поем болгарские народн
ые песни. Вот о чем была самая коронная песня, спетая нами:
Ц Ну, отдаешь ли, балканец го
рдый,
Красавицу Яну в турецку веру?
Ц Нет, воевода, отдам тебе голову,
Сестру не отдам в турецкую веру!
Набросились, руки ему отрубили,
А отрубивши, снова спросили:
Ц Ну, отдаешь ли, балканец гордый,
Красавицу Яну в турецкую веру?
Ц Нет, воевода, отдам тебе голову,
Сестру не отдам в турецкую веру.
Набросились, ноги ему отрубили,
А отрубивши, снова спросили:
Ц Теперь отдаешь ли, балканец гордый,
Красавицу Яну в турецкую веру?
Ц Нет, воевода, отдам тебе голову,
Сестру не отдам в турецкую веру.
С ножом набросились, ослепили.
И в этот раз ничего не спросили.
Уводят, уводят красавицу Яну
С гор, через поле в турецкую веру.
Ц Оставайся с богом, брат мой Йова!
Ц С богом прощай же, милая Яна!
Ног моих нету Ц тебя проводил бы,
Рук моих нету Ц тебя обнял бы,
Глаз моих нету Ц тебя увидеть.
Уводят, уводят красавицу Яну
С гор, через поле в турецкую веру.
Не то чтобы, как это было в Петриче, в корчме, все вдруг встали и запели всле
д за нами Ц как-никак столица. И публика в ночном баре другая, нежели в про
стонародной корчме. Но все же не могла не пронять песня даже и эту публику
. За соседними столиками подпевали. Поодаль слушали одобрительно и просв
етлев. Джаз замолчал на это время. Человеческий смысл, человеческий дух х
отя бы на пять минут восторжествовал даже в таком вертепе, каким являетс
я всякий ночной бар, где бы он ни был: в Софии, в Будапеште или Марселе.
Снова, в который уж раз я убедился, что, пока существует народная культура
: песня ли, вышитое ли полотенце, резной ли потолок в жилом доме, старинный
ли храм, воздвигнутый народом, Ц неизбывная твоя любовь к родине, пока вс
е это существует, абстрактная живопись, абстрактная музыка, абстрактная
поэзия, абстрактное, в конечном счете, отношение к родине не смогут побед
ить народ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14
нать свою нетактичность. Оркестранты остановились на минуту и вдруг заи
грали нечто совсем другое. Тогда остановились и танцующие, как если бы за
играли гимн. Не танцевавшие посетители тоже все вскочили на ноги. И вот вс
е, сколько тут было народу, хором, дружно, красиво подняли могучую песню, у
которой был часто, почти через строку повторяющийся припев:
Вставайте, братья, не спите!
Ма-ке-до-ния!
Пропоют что-то, улыбаясь, положив друг другу руки на плечи. И снова:
Вставайте, братья, не спите!
Ма-ке-до-ния!
А для меня Ц это одно из ярчайших впечатлений от всей поездки.
Так вот теперь, сидя в софийском баре под названием «Астория», я рассказа
л об этом эпизоде из городка Петрича.
Ц Неужели вам, Ц говорил я, Ц болгарам, обладающим яркой национальной
культурой, не стыдно смотреть, как кривляются под дикую, нелепую, почти лю
доедскую музыку молодые болгары же. Кто им дорог, этим дергающимся в твис
те: Паисий, Вазов, Ботев, Багряна Ц черта с два! Один Пикассо им дороже всей
болгарской культуры. И то не потому, что они его хорошо знают и что он им де
йствительно дорог, а потому, что так уж модно. Так-де в Париже и Лондоне.
Но радирующие центры с этой «глобального» характера заразой уже иссяка
ют. Я был в Лондоне. Зал, где давали «Тоску», был полон молодежи. Лондонцы на
чинают стыдиться своих ночных клубов. Ладно, не будем обольщаться.
Но если твисты грохочут где-нибудь в Нью-Йорке, то нам-то что. Неужели мы н
е можем подняться поперек этой духовной интервенции, и как там, в маленьк
ой петричевской корчме, дружно провозгласить, положив друг другу руки на
плечи:
Вставайте, братья, не спите!
Ма-ке-до-ния!
Самым восприимчивым и темпераментным оказался Георгий. Правда, нельзя с
казать, что он певец. Но все же можно было надеяться, что на второй строчке
его поддержат. И точно, поддержали:
От кога з е мило моя майнульо
Зора зазорила.
Оттогаз е мило моя майнульо
Войска преварвяла,
Это одна из самых красивых песен на земле. Когда ее поют, перед глазами нач
инают вдруг мерно колыхаться ряды всадников, ибо самый ритм песни это им
енно ритм движения большого, растянувшегося с холма на холм конного войс
ка:
Конь до коня мила моя майнуль
о
Юнак до юнака…
Немного погодя мне придется говорить о возможностях перевода с одного я
зыка на другой. Но скажу и теперь: как переведешь на другой язык такое, нап
ример, сочетание слов: «зора зазорила»? Конечно, можно сказать, что заря за
горелась, заиграла, засветилась, занялась, забрезжила, появилась, просту
пила, зарумянилась, закраснелась, зарозовела, вспыхнула, залучилась, зас
ияла… или даже так: улыбнулась, зарделась… Ну и так далее, и так далее. Но вс
е же, разве это можно сравнить с подлинным: «зора зазорила»?
Перескажу слова этой песни по-русски, исходя из их буквального смысла и, к
онечно, разрушив музыку:
Когда, милая моя матушка,
Заря загорелась,
Тогда, милая моя матушка,
Войско в поход вышло.
От коня до коня, милая моя матушка,
От героя до героя!
Шлемы у них, милая моя матушка,
Как темное облако.
Копья у них, милая моя матушка,
Как густой лес,
Сабли у них, милая моя матушка,
Как ясное солнце.
В бой идут они, милая моя матушка,
С турками биться.
С турками биться, милая моя матушка,
За болгарское имя.
За болгарское имя, милая моя матушка,
За христову веру.
И ведет их, милая моя матушка,
Сам царь Иван Шишман.
Этой песне более пятисот лет. Она, конечно, незамысловата, как и все народн
ые песни. «Мы по бережку идем, песню солнышку поем», Ц подумаешь, какое ин
тригующее драматическое содержание! Однако когда поет Федор Иванович Ш
аляпин да еще если хор на поддержке, то кажется, уж не может быть песни и лу
чше и богаче.
Песню про Ивана Шишмана мы спели хором, и так как тут все-таки была борьба,
этакий протест, то песня звучала очень по-боевому, как если бы и впрямь шл
и биться за болгарское имя.
Расчувствовавшись, Георгий вторую песню пел сольно, потихонечку, проник
новенно, предупредив нас, что это уж его песня, то есть его любимая:
Умер батька Георгий.
Он умер не от болезни, а сошел с ума.
Где увидит он хорошее село,
Хочет, чтоб село было его.
Где увидит он хорошую ниву,
Хочет, чтобы нива была его.
Где увидит он хороших волов,
Хочет, чтоб волы были его.
Где увидит он молодую невесту,
Хочет, чтобы невеста была его.
Умер батька Георгий,
Он умер не от болезни, а сошел с ума.
Третья песня была коронная. В Болгарии ее знают и стар, и мал, и министр, и пр
остой крестьянин. Рассказывают, как группа поэтов из Софии приехала в пр
овинцию читать стихи. Ну, вечер как вечер. Потом объявили, что сегодня выст
упит местная самодеятельность. Вышел юноша и стал, как стихотворение, чи
тать слова этой песни. Будто бы поэтам сделалось немного совестно и нело
вко, будто даже немножко померкло их творчество перед образцом поэзии, р
одившейся в глубине народа. По-болгарски первая строфа (или, скажем, купле
т) выглядит так:
Даваш ли, даваш, Балканжи, Йов
о,
Хубову Яну до турска вяра?
Море, воевода, главу си давам,
Яну не давам до турской вяра.
Вот и опять встает вопрос о переводе на другой язык.
«Даваш ли, даваш…» буквально значит «отдаешь, отдаешь ли…». Но, во-первых,
тотчас нарушается размер песни и спеть ее уж будет нельзя. А во-вторых, по
лучается по звучанию, по музыке более вяло, невыразительно, пропадает эт
акая требовательность в интонации воеводских слов. Если же поставить: «Д
аешь, даешь ли?», чтобы сохранилась метрика, то ведь «даешь» у нас сразу ас
социируется с кличем конников в гражданскую войну «Даешь!». Даже песня б
ыла: «Даешь Варшаву, дай Берлин, уж врезались мы в Крым».
Или, например, выражение «Море, воевода». Оно, значит, по смыслу несколько
презрительное, дескать, и говорить-то не стоит: «Оставь, воевода!» или «Бр
ось, воевода!» Но первое Ц недостаточно энергично. А второе Ц слишком фа
мильярно. Придется писать просто: «Нет, воевода!» Но в «нет» нет уж презрит
ельного оттенка. Нет оно и есть нет.
А как легко звучат, например, с точки зрения музыки слова «Главу си давам»
. А ведь по-русски придется ставить обыкновенное: «Отдам тебе голову!» или
«Возьми мою голову!»
Я об этом говорю подробно, воспользовавшись удобным примером: текст ориг
инала более или менее понятен русскому читателю. Значит, можно сопостави
ть и убедиться, что адекватности перевода стихотворения или песни быть н
е может. Когда перевод сделан с английского, или с японского, или с таджикс
кого, или с монгольского, или с якутского, вовсе уж невозможно проследить,
как там обстоит дело с сохранением той или иной интонации, того или иного
тонкого оттенка чувств. Чаще всего получается, что переводчики пишут нов
ые стихи по-русски на ту же примерно тему, на которую написан оригинал. В э
том случае оригинальный поэт (таджик, якут, монгол) никак уж не может выгля
деть талантливее, интереснее своего переводчика. Способность переводч
ика в этом случае Ц потолок способности и самого поэта, будь он хоть семи
пядей во лбу. Его задача сводится к тому, что он дает своими стихами темы, н
а которые и пишутся приблизительные, чаще всего бездарные стихи.
Французы и итальянцы, я слышал, давно уж отказались от так называемых пер
еводов стихотворений на свой язык. Они поступают честнее: они пересказыв
ают смысл стихотворения и этим как бы говорят: «Вот о чем написано это сти
хотворение Блока». А если вы хотите насладиться музыкой блоковского сло
ва, тонкостью интонационных переходов, то учите русский язык и читайте п
оэта на его родном языке. Это единственный способ познать и оценить поэт
а.
Однако мы все еще сидим в ночном баре «Астория» и поем болгарские народн
ые песни. Вот о чем была самая коронная песня, спетая нами:
Ц Ну, отдаешь ли, балканец го
рдый,
Красавицу Яну в турецку веру?
Ц Нет, воевода, отдам тебе голову,
Сестру не отдам в турецкую веру!
Набросились, руки ему отрубили,
А отрубивши, снова спросили:
Ц Ну, отдаешь ли, балканец гордый,
Красавицу Яну в турецкую веру?
Ц Нет, воевода, отдам тебе голову,
Сестру не отдам в турецкую веру.
Набросились, ноги ему отрубили,
А отрубивши, снова спросили:
Ц Теперь отдаешь ли, балканец гордый,
Красавицу Яну в турецкую веру?
Ц Нет, воевода, отдам тебе голову,
Сестру не отдам в турецкую веру.
С ножом набросились, ослепили.
И в этот раз ничего не спросили.
Уводят, уводят красавицу Яну
С гор, через поле в турецкую веру.
Ц Оставайся с богом, брат мой Йова!
Ц С богом прощай же, милая Яна!
Ног моих нету Ц тебя проводил бы,
Рук моих нету Ц тебя обнял бы,
Глаз моих нету Ц тебя увидеть.
Уводят, уводят красавицу Яну
С гор, через поле в турецкую веру.
Не то чтобы, как это было в Петриче, в корчме, все вдруг встали и запели всле
д за нами Ц как-никак столица. И публика в ночном баре другая, нежели в про
стонародной корчме. Но все же не могла не пронять песня даже и эту публику
. За соседними столиками подпевали. Поодаль слушали одобрительно и просв
етлев. Джаз замолчал на это время. Человеческий смысл, человеческий дух х
отя бы на пять минут восторжествовал даже в таком вертепе, каким являетс
я всякий ночной бар, где бы он ни был: в Софии, в Будапеште или Марселе.
Снова, в который уж раз я убедился, что, пока существует народная культура
: песня ли, вышитое ли полотенце, резной ли потолок в жилом доме, старинный
ли храм, воздвигнутый народом, Ц неизбывная твоя любовь к родине, пока вс
е это существует, абстрактная живопись, абстрактная музыка, абстрактная
поэзия, абстрактное, в конечном счете, отношение к родине не смогут побед
ить народ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14