Когда стемнело, состоялась еще одна прогулка, но очень краткая и почти беззвучная, в саду, а остаток вечера Спринтер-Боб провел, растянувшись на кровати Чарли.
Утром в понедельник мама пообещала Чарли, что погуляет с собакой, как только вернется с работы, а Мейзи дала слово кормить Боба как можно сытнее. И все равно, собираясь в школу, Чарли нервничал.
– Запомни: сидеть тихо, как мышка! – внушал Чарли псу. – Никакого лая, ясно? Все, до пятницы.
Спринтер-Боб проводил Чарли печальными глазами и улегся спать – ничего другого ему не оставалось.
Чарли с Фиделио поднимались по лестнице, ведущей к парадным дверям академии Блура, и вдруг Фиделио потянул приятеля за рукав:
– Смотри, тебе машет какая-то симпатичная девочка.
– Да? – Чарли обернулся и заметил у подножия лестницы Беллу.
Он поспешно представил ее Фиделио, и девочка одарила нового знакомого ослепительной улыбкой.
– Очень приятно. Ты ведь с музыкального? А это, наверно, скрипка? – кивнула она на футляр в руке у Фиделио.
– Ага, скрипка. – Фиделио, кажется, совсем растерялся. Это было на него не похоже.
– Увидимся! Насчет правила молчания я не забыла. – Белла приложила розовый пальчик к губам и, обогнав мальчиков, легкой танцующей походкой побежала через холл. Зеленый плащ летел за ней, будто у девочки были крылья.
Фиделио зачарованно следил, как она скрылась за дверью с кисточкой и палитрой. Очутившись в музыкальной раздевалке, он наконец-то смог дать волю своему восхищению.
– Ух ты! – воскликнул Фиделио. – Чарли, она кто?
– Я сам точно не знаю, – неуверенно отозвался Чарли. – Вроде бы живет у моих теток. Слушай, какого цвета, по-твоему, у нее глаза?
– Голубые, – немедленно отозвался Фиделио. – Небесно-голубые.
– Так вот, в следующий раз они вполне могут оказаться зелеными или карими, – понизил голос Чарли.
– Да ты что? – еще больше заинтересовался Фиделио. – Скорей бы посмотреть!
Они перешли в актовый зал, и Фиделио со своей скрипкой влился в ряды оркестрантов, а Чарли сел позади Билли Грифа, младшего из учеников академии, – крошечного альбиноса с красными глазами, казавшимися круглыми и удивленными за толстенными линзами очков.
После пения утреннего гимна Чарли отправился на урок духовой музыки к раздражительному мистеру Палтри. Не позанимавшись в выходные, мальчик обнаружил, что дыхания у него не хватает, и к тому же все время фальшивил. Мистер Палтри, по обыкновению, то и дело вскипал и хлопал Чарли указкой по пальцам, покрикивая:
– Не то! Не то! Опять фальшивишь! И диафрагмой работай, диафрагмой!
От его визгливого голоса у Чарли звенело в ушах. К звонку с урока он был так рад вырваться на волю, что, выскочив за дверь, по пути в сад чуть не сшиб с ног Оливию Карусел.
Сегодня волосы у этой неугомонной особы, обожавшей гримироваться, были выкрашены черными и золотыми прядями, лицо напудрено до мертвенной белизны, а глаза обведены темными кругами. Больше всего на свете девочка смахивала на редкостного енота или панду, но Чарли об этом благоразумно промолчал.
Зато подоспевший Фиделио не удержал язык за зубами и радостно приветствовал приятельницу:
– Салют, Оливия! Тебе, никак, в этом полугодии дадут роль енота?
– Кто знает… – протянула Оливия. – Пьесу пишет Манфред – разумеется, в соавторстве в Зелдой. – Она кивнула в сторону старшеклассников на противоположном конце лужайки. Манфред, мрачный темноволосый староста академии, был погружен в беседу с Зелдой Добински, тощей и носатой девицей.
Чарли оглядел сад и заметил, что прихвостень Манфреда, Аза Пик, не сводит желтоватых хищных глазок с Беллы, которая прогуливается туда-сюда под ручку с Доркас Мор. Понаблюдав с минуту, Аза направился к девочкам, причем на острой физиономии у него блуждала кривая улыбочка и на ходу он даже приглаживал рыжие космы, словно вдруг решил привести себя в порядок.
Чарли толкнул Фиделио в бок:
– Глянь, что делается! Аза снизошел до младшей, да еще новенькой! Ручаюсь, такого раньше не бывало!
– Если не считать замечаний, да, – согласился Фиделио.
– Эта новенькая очень ничего себе, – высказалась Оливия.
– Ее зовут Белла, – сообщил Чарли. – Живет у моих теток.
– Фью! – пораженно присвистнула Оливия. – Просто в голове не укладывается, кем надо быть, чтобы их выдержать. Кстати, Эмму никто не видел?
Получив отрицательный ответ, Оливия поспешила на поиски подруги. В конце концов она обнаружила Эмму у самых стен разрушенного замка – так называемых руин. Та сидела на стволе поваленного дерева и изучала какое-то письмо, написанное мелким аккуратным почерком.
– Это что, Эм? – поинтересовалась Оливия.
– Нашла около стола мистера Краплака, – сказала Эмма. – Должно быть, выпало у него из кармана. Ты не подумай, я вовсе не собиралась читать чужое письмо! Я хотела ему отдать, а потом кое-что заметила и… Смотри сама.
Оливия быстро пробежала письмо глазами – оно было коротенькое.
Мой дорогой Сэмюель, у нас есть достоверные сведения о том, что многоликий направляется в ваши края. Какое обличье он примет, неизвестно, но он непременно тебя узнает, поэтому поскорее уноси оттуда ноги – чем быстрее, тем лучше. Я уже смирился со смертью Рики, хотя твоя мама все еще скорбит о нем. Знаешь, она до сих пор покупает его любимый джем. У нас уже целый буфет этих баночек, я не могу на них смотреть, сердце разрывается. Я знаю, для тебя утрата брата такое же горе, как и для нас, но умоляю тебя, прекрати поиски! Яне в силах даже подумать о том, чтобы потерять еще и тебя. Возвращайся домой.
Папа.
– Что скажешь? – нетерпеливо спросила Эмма.
– Интересно, – откликнулась Оливия. – И все-таки положи-ка ты лучше это письмо на стол к мистеру Краплаку. Его планы и несчастья – не наше дело.
– А вот и нет! – неожиданно горячо возразила Эмма, отбрасывая на спину длинную белокурую гриву.
Оливия знала, с какой симпатией Эмма относится к мистеру Краплаку. Несмотря на свою молодость, преподавателем он был отличным и к тому же всегда, что бы ни стряслось, принимал сторону детей.
А Эмма продолжала:
– Помнишь, как Манфред запер меня на чердаке? Так вот, меня тогда кто-то выпустил, и этот кто-то большой сластена – я слышала, как Манфред над ним за это насмехался. Наверно, ты скажешь, что это странно, но, по-моему, она – или он – невидимка. А потом я вспомнила про того мальчика, Рики Сверка, который когда-то, давным-давно, заблудился на чердаке. Говорят, в конце концов он выбрался и его увезли домой, но я вот думаю: а может, никуда его не увозили? Может, его наказали и он так там и сидит? – Эмма подняла глаза на черепичную крышу академии.
– Хм. И что ты собираешься предпринять? – осторожно спросила Оливия.
Эмма пожала плечами.
– Пока не знаю, – задумчиво отозвалась она.
Над садом пронесся звук рожка, оповещающий, что перемена окончена. Девочки сговорились обсудить дальнейшие действия на большой перемене и разбежались.
Эмме предстояло идти на урок французского, но сначала она заглянула в безлюдную мастерскую и уже положила письмо на стол мистера Краплака, когда на пороге возник он сам.
– Эмма? – удивился преподаватель живописи. – Разве у тебя сейчас рисование?
– Нет-нет, французский. Но я… простите, пожалуйста, но вы потеряли письмо, а я подобрала и нечаянно прочитала и… – Неожиданно для себя Эмма выложила мистеру Краплаку все свои догадки насчет чердака и его невидимого обитателя-сластены.
Мистер Краплак внимательно выслушал Эмму, потом уселся за стол, потер лоб и сказал:
– Спасибо тебе. Огромное тебе спасибо, Эмма. Только обещай: никому больше об этом ни слова.
– Ой, а я уже рассказала Оливии Кару сел! Она наверняка поделится кое с кем из наших с ней друзей.
– А они надежные люди, Эмма?
– Я им собственную жизнь готова доверить, – серьезно и убежденно сказала девочка.
Мистер Краплак улыбнулся. Со своим обветренным и загорелым лицом он больше походил на спортсмена, чем на художника. Темные длинные волосы он связывал в хвост, как Манфред Блур, только у Манфреда они были черные, как вороново крыло, и жесткие, как конская грива, даже на вид.
– А что случилось с Рики, сэр? – расхрабрилась Эмма. – Мы думали, что его нашли на чердаке, а потом сразу отправили домой.
– Если бы так! – вздохнул мистер Краплак. – Наши с ним родители живут в другом городе, далеко отсюда. Доктор Блур согласился отправить Рики домой поездом, а сопровождать его поручил одной из надзирательниц, некоей мисс Юбим. Потом она утверждала, будто Рики выбежал на каком-то полустанке купить апельсинового сока да так и не вернулся.
– Готова ручаться, что ничего подобного не было! – пылко воскликнула Эмма. – Эти Юбимы такие злющие! Знаете, их ведь трое, они – тетки Чарли Бона и превратили его жизнь в сущий ад.
– Ах да, как же, Чарли Бон, припоминаю… – рассеянно пробормотал учитель живописи.
– Я бы хотела помочь Рики, – продолжала Эмма, – потому что когда-то он помог мне. Понимаете, я думаю, что смогу выяснить, где его держат.
– Лучше этим займусь я, Эмма, – возразил мистер Краплак. – Затея может оказаться опасной.
– Если затея опасна, то какая разница, я или вы займетесь поисками, безопаснее она от этого не станет.
– Ну, я уж как-нибудь за себя постою, – бодро сказал мистер Краплак. – Беги, а то на французский опоздаешь.
На французский Эмма не побежала, а задумчиво пошла по коридору нога за ногу и вправду опоздала, причем на целых десять минут. Поэтому француженка, мадам Бонжур, рассердилась не на шутку: она была дама вспыльчивая, нервная и в первый день четверти нервничала больше обычного. Мадам Бонжур скучала по родному городку, такому солнечному и веселому по сравнению с угрюмой серой академией, темными классами, дохленьким отоплением и неистребимыми сквозняками. На все это она беспрестанно жаловалась коллегам. Собственно, мадам Бонжур давно укатила бы домой, не предложи ей директор академии жалованье, от которого трудно было отказаться. Словом, неудивительно, что сегодня, в первый день четверти, мадам Бонжур встретила припозднившуюся Эмму далеко не радушно.
– Вон отсюда! – напустилась она на Эмму. – Если ви не нуждаться в мой урок, мадемуазель, можете не приходиль! Ви опоздаль! Бессовестно опоздаль! – Длинный палец нацелился на Эмму. – Моментально вон!
И Эмма выскочила из класса – моментально.
– И тебе влетело? – раздался громкий шепот неподалеку.
У соседней двери, кабинета истории, подпирал стенку Чарли Бон. На вопрос, кем был Наполеон, он умудрился ответить, что русским императором. За это мистер Поуп, преподаватель истории, накричал на мальчика, обругал невеждой и не пожелал терпеть его присутствие у себя на уроке ни минутой дольше.
– А я просто не слышал, что он спрашивает, – пожаловался Чарли. – У меня все мысли только псом и заняты.
Эмма огляделась, не идет ли кто, и шепотом же спросила:
– Каким таким псом?
Чарли бочком подвинулся поближе к ней и как можно тише, то и дело озираясь, изложил Эмме обстоятельства, из-за которых на его плечи легла забота о Спринтере-Бобе.
– Тебя-то за что выгнали? – спросил он напоследок.
– Просто опоздала, – коротко ответила Эмма и рассказала о разговоре с мистером Краплаком.
В глазах у Чарли блеснул интерес. Еще одно письмо, и тоже с предупреждением о надвигающейся опасности! А вдруг и там, и там речь идет об одном и том же?
– Так ты считаешь, что Рики Сверк так и сидит на чердаке? – Чарли посмотрел в потолок. – Может, слазить и проверить?
Эмма пришла в ужас:
– Что, прямо сейчас?
– А что, лучше времени не придумаешь, – оживился Чарли. – До конца урока у нас еще целых полчаса. Остальные все по классам сидят, нас никто не засечет. Лично я тут стоять не намерен – со скуки помрешь.
Девочка не успела придумать, как отказаться, а Чарли уже припустил в конец коридора, к лестнице. Пришлось Эмме поспешить вслед за ним.
«И зачем я разболтала Чарли про чердак! – мысленно сокрушалась она. – Он ведь сначала сделает, а потом уже думает».
Лестница, лестница, еще лестница, другая лестница… И ни души. Лишь один раз дети налетели на доктора Солтуэзера, который куда-то спешил, напевая себе под нос. На вполне резонный вопрос о том, куда это они направляются посреди урока, Чарли бойко ответил, что в библиотеку за учебниками. Доктора Солтуэзера этот ответ полностью устроил, хотя Чарли с Эммой и шли в прямо противоположном библиотеке направлении. Но его вообще, кроме обожаемой музыки, мало что волновало, а уж когда он сочинял очередную мелодию – тем более.
Чарли с Эммой спешили по темным коридорам. Позади одна за другой оставались пустые пыльные комнаты со скрипучими полами, и чем ближе беглецы подбирались к западному крылу, тем больше Эмма нервничала. С тех пор как ей пришлось превратиться в птицу, чтобы выбраться из чердачного заточения, девочка до сих пор видела это место в кошмарных снах.
Повинуясь скорее этим снам, чем памяти, Эмма привела Чарли к той самой комнате, куда в прошлом году запирал ее Манфред Блур. Из крошечного окошка под потолком падал скупой свет, позволявший разглядеть обшарпанные стены, покрытые зеленоватой плесенью, узкую железную койку, застеленную почерневшим от сырости одеялом, и прогнившие доски пола.
– Жуть какая, ну и местечко! – вырвалось У Чарли.
– Манфред меня тут запер, – объяснила Эмма, – а потом кто-то снаружи повернул ключ и дверь отворилась. Я выскочила посмотреть, кто меня выпустил, но в коридоре было пусто.
Манфред тогда меня поймал и запер обратно, и еще – вот это самое странное – он кому-то пригрозил, что в следующий раз оставит без сладкого. Поэтому я и подумала, что тогда меня выпустил Рики, брат мистера Краплака. В письме сказано, что он любил… любит джем.
– Может, его и держат в какой-нибудь каморке вроде этой, – предположил Чарли. Дверь подозрительно скрипнула, мальчик быстро обернулся, но она уже закрылась. Чарли поднял защелку и дернул дверь – тщетно. Похоже, она захлопнулась наглухо.
– Сквозняк, наверно. – Чарли подергал еще раз.
– Никакой это не сквозняк, – убежденно сказала Эмма.
– Да, а что тогда? Сюда никто не входил. Мы никого не видели.
– Невидимку нельзя увидеть, – шепотом произнесла Эмма.
– Эй! – громко позвал Чарли. – Есть тут кто? Тишина.
– Что же нам делать? – пискнула Эмма и в испуге посмотрела на часы. – До конца урока всего четверть часа.
– Идиотское положение! – Чарли принялся отчаянно дергать дверь, а Эмма – защелку.
– Наверняка это дело рук Рики. Рики! – крикнула она. – Рики Сверк! Ты тут?
Тишина.
– Рики, мы хотим тебе помочь! – присоединился к Эмме запыхавшийся Чарли. – Если ты здесь, пожалуйста, отопри, ну пожалуйста!
Оба замерли. Дверь тихонечко скрипнула, кто-то снаружи сунул ключ в замок и повернул его. Чарли рванул дверь на себя, и она распахнулась настежь, но в коридоре не было ни души.
Дети выбежали из каморки, свернули в закоулок темного коридора, обследовали все углы и ниши, ища дверь или закуток, где мог бы спрятаться их спаситель. От ноги у девочки со стуком покатилась жестянка из-под джема, а когда она, покрутившись, замерла, Чарли с Эммой различили быстрые удаляющиеся шаги.
– Он убегает, – прошептала Эмма.
Они погнались за шагами дальше по коридору и очутились на скрипучей лесенке, которая привела их в узкую комнатку с мутным окном в потолке. Комнатка была сплошь усеяна жестянками из-под джема и потрепанными приключенческими книжками. В углу стояла кровать, накрытая чистеньким лоскутным одеялом, а рядом – тумбочка с керосиновой лампой и массивный буфет. Еще здесь имелись колченогий стул и старая парта, придвинутая так, чтобы на нее падал свет из окна.
– Рики! – приглушенно позвала Эмма. – Рики Сверк, ты здесь?
– Ну здесь, и дальше что? – не особенно любезно отозвался угрюмый мальчишеский голос.
– А почему мы тебя не видим? – спросил Чарли.
После недолгого молчания последовало сопение и ответ:
– Почему-почему, невидимка я, вот почему!
– Как это тебя угораздило? – поинтересовалась Эмма.
– Меня поймал лазурный питон.
– Питон? – хором спросили Эмма с Чарли.
– Ну да, питон, – со вздохом объяснил угрюмый голос. – Змеюка такая здоровенная. Понимаете, я ее видел, а вообще-то ее никому видеть не полагается. Это тайна. Тайное оружие. – Невидимка сипло хохотнул. – А эти, которые его хозяева, им вовсе не улыбалось, чтобы я повсюду про питона раззвонил, вот они меня и сцапали и отдали питону. Прямо как кролика. И он начал меня душить, ну, обвил и в кольцах сдавил, только я не умер, а превратился в невидимку.
– Ужас! – Чарли схватился за голову.
– Правда, кое-что от меня все-таки осталось. – Мальчик-невидимка издал простуженный смешок. – Во, глядите, большой палец.
Чарли, как завороженный, опустил глаза на пол. Над ухом у него приглушенно взвизгнула Эмма. В нескольких шагах от них на полу розовело что-то маленькое.
– Извините, то еще зрелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
Утром в понедельник мама пообещала Чарли, что погуляет с собакой, как только вернется с работы, а Мейзи дала слово кормить Боба как можно сытнее. И все равно, собираясь в школу, Чарли нервничал.
– Запомни: сидеть тихо, как мышка! – внушал Чарли псу. – Никакого лая, ясно? Все, до пятницы.
Спринтер-Боб проводил Чарли печальными глазами и улегся спать – ничего другого ему не оставалось.
Чарли с Фиделио поднимались по лестнице, ведущей к парадным дверям академии Блура, и вдруг Фиделио потянул приятеля за рукав:
– Смотри, тебе машет какая-то симпатичная девочка.
– Да? – Чарли обернулся и заметил у подножия лестницы Беллу.
Он поспешно представил ее Фиделио, и девочка одарила нового знакомого ослепительной улыбкой.
– Очень приятно. Ты ведь с музыкального? А это, наверно, скрипка? – кивнула она на футляр в руке у Фиделио.
– Ага, скрипка. – Фиделио, кажется, совсем растерялся. Это было на него не похоже.
– Увидимся! Насчет правила молчания я не забыла. – Белла приложила розовый пальчик к губам и, обогнав мальчиков, легкой танцующей походкой побежала через холл. Зеленый плащ летел за ней, будто у девочки были крылья.
Фиделио зачарованно следил, как она скрылась за дверью с кисточкой и палитрой. Очутившись в музыкальной раздевалке, он наконец-то смог дать волю своему восхищению.
– Ух ты! – воскликнул Фиделио. – Чарли, она кто?
– Я сам точно не знаю, – неуверенно отозвался Чарли. – Вроде бы живет у моих теток. Слушай, какого цвета, по-твоему, у нее глаза?
– Голубые, – немедленно отозвался Фиделио. – Небесно-голубые.
– Так вот, в следующий раз они вполне могут оказаться зелеными или карими, – понизил голос Чарли.
– Да ты что? – еще больше заинтересовался Фиделио. – Скорей бы посмотреть!
Они перешли в актовый зал, и Фиделио со своей скрипкой влился в ряды оркестрантов, а Чарли сел позади Билли Грифа, младшего из учеников академии, – крошечного альбиноса с красными глазами, казавшимися круглыми и удивленными за толстенными линзами очков.
После пения утреннего гимна Чарли отправился на урок духовой музыки к раздражительному мистеру Палтри. Не позанимавшись в выходные, мальчик обнаружил, что дыхания у него не хватает, и к тому же все время фальшивил. Мистер Палтри, по обыкновению, то и дело вскипал и хлопал Чарли указкой по пальцам, покрикивая:
– Не то! Не то! Опять фальшивишь! И диафрагмой работай, диафрагмой!
От его визгливого голоса у Чарли звенело в ушах. К звонку с урока он был так рад вырваться на волю, что, выскочив за дверь, по пути в сад чуть не сшиб с ног Оливию Карусел.
Сегодня волосы у этой неугомонной особы, обожавшей гримироваться, были выкрашены черными и золотыми прядями, лицо напудрено до мертвенной белизны, а глаза обведены темными кругами. Больше всего на свете девочка смахивала на редкостного енота или панду, но Чарли об этом благоразумно промолчал.
Зато подоспевший Фиделио не удержал язык за зубами и радостно приветствовал приятельницу:
– Салют, Оливия! Тебе, никак, в этом полугодии дадут роль енота?
– Кто знает… – протянула Оливия. – Пьесу пишет Манфред – разумеется, в соавторстве в Зелдой. – Она кивнула в сторону старшеклассников на противоположном конце лужайки. Манфред, мрачный темноволосый староста академии, был погружен в беседу с Зелдой Добински, тощей и носатой девицей.
Чарли оглядел сад и заметил, что прихвостень Манфреда, Аза Пик, не сводит желтоватых хищных глазок с Беллы, которая прогуливается туда-сюда под ручку с Доркас Мор. Понаблюдав с минуту, Аза направился к девочкам, причем на острой физиономии у него блуждала кривая улыбочка и на ходу он даже приглаживал рыжие космы, словно вдруг решил привести себя в порядок.
Чарли толкнул Фиделио в бок:
– Глянь, что делается! Аза снизошел до младшей, да еще новенькой! Ручаюсь, такого раньше не бывало!
– Если не считать замечаний, да, – согласился Фиделио.
– Эта новенькая очень ничего себе, – высказалась Оливия.
– Ее зовут Белла, – сообщил Чарли. – Живет у моих теток.
– Фью! – пораженно присвистнула Оливия. – Просто в голове не укладывается, кем надо быть, чтобы их выдержать. Кстати, Эмму никто не видел?
Получив отрицательный ответ, Оливия поспешила на поиски подруги. В конце концов она обнаружила Эмму у самых стен разрушенного замка – так называемых руин. Та сидела на стволе поваленного дерева и изучала какое-то письмо, написанное мелким аккуратным почерком.
– Это что, Эм? – поинтересовалась Оливия.
– Нашла около стола мистера Краплака, – сказала Эмма. – Должно быть, выпало у него из кармана. Ты не подумай, я вовсе не собиралась читать чужое письмо! Я хотела ему отдать, а потом кое-что заметила и… Смотри сама.
Оливия быстро пробежала письмо глазами – оно было коротенькое.
Мой дорогой Сэмюель, у нас есть достоверные сведения о том, что многоликий направляется в ваши края. Какое обличье он примет, неизвестно, но он непременно тебя узнает, поэтому поскорее уноси оттуда ноги – чем быстрее, тем лучше. Я уже смирился со смертью Рики, хотя твоя мама все еще скорбит о нем. Знаешь, она до сих пор покупает его любимый джем. У нас уже целый буфет этих баночек, я не могу на них смотреть, сердце разрывается. Я знаю, для тебя утрата брата такое же горе, как и для нас, но умоляю тебя, прекрати поиски! Яне в силах даже подумать о том, чтобы потерять еще и тебя. Возвращайся домой.
Папа.
– Что скажешь? – нетерпеливо спросила Эмма.
– Интересно, – откликнулась Оливия. – И все-таки положи-ка ты лучше это письмо на стол к мистеру Краплаку. Его планы и несчастья – не наше дело.
– А вот и нет! – неожиданно горячо возразила Эмма, отбрасывая на спину длинную белокурую гриву.
Оливия знала, с какой симпатией Эмма относится к мистеру Краплаку. Несмотря на свою молодость, преподавателем он был отличным и к тому же всегда, что бы ни стряслось, принимал сторону детей.
А Эмма продолжала:
– Помнишь, как Манфред запер меня на чердаке? Так вот, меня тогда кто-то выпустил, и этот кто-то большой сластена – я слышала, как Манфред над ним за это насмехался. Наверно, ты скажешь, что это странно, но, по-моему, она – или он – невидимка. А потом я вспомнила про того мальчика, Рики Сверка, который когда-то, давным-давно, заблудился на чердаке. Говорят, в конце концов он выбрался и его увезли домой, но я вот думаю: а может, никуда его не увозили? Может, его наказали и он так там и сидит? – Эмма подняла глаза на черепичную крышу академии.
– Хм. И что ты собираешься предпринять? – осторожно спросила Оливия.
Эмма пожала плечами.
– Пока не знаю, – задумчиво отозвалась она.
Над садом пронесся звук рожка, оповещающий, что перемена окончена. Девочки сговорились обсудить дальнейшие действия на большой перемене и разбежались.
Эмме предстояло идти на урок французского, но сначала она заглянула в безлюдную мастерскую и уже положила письмо на стол мистера Краплака, когда на пороге возник он сам.
– Эмма? – удивился преподаватель живописи. – Разве у тебя сейчас рисование?
– Нет-нет, французский. Но я… простите, пожалуйста, но вы потеряли письмо, а я подобрала и нечаянно прочитала и… – Неожиданно для себя Эмма выложила мистеру Краплаку все свои догадки насчет чердака и его невидимого обитателя-сластены.
Мистер Краплак внимательно выслушал Эмму, потом уселся за стол, потер лоб и сказал:
– Спасибо тебе. Огромное тебе спасибо, Эмма. Только обещай: никому больше об этом ни слова.
– Ой, а я уже рассказала Оливии Кару сел! Она наверняка поделится кое с кем из наших с ней друзей.
– А они надежные люди, Эмма?
– Я им собственную жизнь готова доверить, – серьезно и убежденно сказала девочка.
Мистер Краплак улыбнулся. Со своим обветренным и загорелым лицом он больше походил на спортсмена, чем на художника. Темные длинные волосы он связывал в хвост, как Манфред Блур, только у Манфреда они были черные, как вороново крыло, и жесткие, как конская грива, даже на вид.
– А что случилось с Рики, сэр? – расхрабрилась Эмма. – Мы думали, что его нашли на чердаке, а потом сразу отправили домой.
– Если бы так! – вздохнул мистер Краплак. – Наши с ним родители живут в другом городе, далеко отсюда. Доктор Блур согласился отправить Рики домой поездом, а сопровождать его поручил одной из надзирательниц, некоей мисс Юбим. Потом она утверждала, будто Рики выбежал на каком-то полустанке купить апельсинового сока да так и не вернулся.
– Готова ручаться, что ничего подобного не было! – пылко воскликнула Эмма. – Эти Юбимы такие злющие! Знаете, их ведь трое, они – тетки Чарли Бона и превратили его жизнь в сущий ад.
– Ах да, как же, Чарли Бон, припоминаю… – рассеянно пробормотал учитель живописи.
– Я бы хотела помочь Рики, – продолжала Эмма, – потому что когда-то он помог мне. Понимаете, я думаю, что смогу выяснить, где его держат.
– Лучше этим займусь я, Эмма, – возразил мистер Краплак. – Затея может оказаться опасной.
– Если затея опасна, то какая разница, я или вы займетесь поисками, безопаснее она от этого не станет.
– Ну, я уж как-нибудь за себя постою, – бодро сказал мистер Краплак. – Беги, а то на французский опоздаешь.
На французский Эмма не побежала, а задумчиво пошла по коридору нога за ногу и вправду опоздала, причем на целых десять минут. Поэтому француженка, мадам Бонжур, рассердилась не на шутку: она была дама вспыльчивая, нервная и в первый день четверти нервничала больше обычного. Мадам Бонжур скучала по родному городку, такому солнечному и веселому по сравнению с угрюмой серой академией, темными классами, дохленьким отоплением и неистребимыми сквозняками. На все это она беспрестанно жаловалась коллегам. Собственно, мадам Бонжур давно укатила бы домой, не предложи ей директор академии жалованье, от которого трудно было отказаться. Словом, неудивительно, что сегодня, в первый день четверти, мадам Бонжур встретила припозднившуюся Эмму далеко не радушно.
– Вон отсюда! – напустилась она на Эмму. – Если ви не нуждаться в мой урок, мадемуазель, можете не приходиль! Ви опоздаль! Бессовестно опоздаль! – Длинный палец нацелился на Эмму. – Моментально вон!
И Эмма выскочила из класса – моментально.
– И тебе влетело? – раздался громкий шепот неподалеку.
У соседней двери, кабинета истории, подпирал стенку Чарли Бон. На вопрос, кем был Наполеон, он умудрился ответить, что русским императором. За это мистер Поуп, преподаватель истории, накричал на мальчика, обругал невеждой и не пожелал терпеть его присутствие у себя на уроке ни минутой дольше.
– А я просто не слышал, что он спрашивает, – пожаловался Чарли. – У меня все мысли только псом и заняты.
Эмма огляделась, не идет ли кто, и шепотом же спросила:
– Каким таким псом?
Чарли бочком подвинулся поближе к ней и как можно тише, то и дело озираясь, изложил Эмме обстоятельства, из-за которых на его плечи легла забота о Спринтере-Бобе.
– Тебя-то за что выгнали? – спросил он напоследок.
– Просто опоздала, – коротко ответила Эмма и рассказала о разговоре с мистером Краплаком.
В глазах у Чарли блеснул интерес. Еще одно письмо, и тоже с предупреждением о надвигающейся опасности! А вдруг и там, и там речь идет об одном и том же?
– Так ты считаешь, что Рики Сверк так и сидит на чердаке? – Чарли посмотрел в потолок. – Может, слазить и проверить?
Эмма пришла в ужас:
– Что, прямо сейчас?
– А что, лучше времени не придумаешь, – оживился Чарли. – До конца урока у нас еще целых полчаса. Остальные все по классам сидят, нас никто не засечет. Лично я тут стоять не намерен – со скуки помрешь.
Девочка не успела придумать, как отказаться, а Чарли уже припустил в конец коридора, к лестнице. Пришлось Эмме поспешить вслед за ним.
«И зачем я разболтала Чарли про чердак! – мысленно сокрушалась она. – Он ведь сначала сделает, а потом уже думает».
Лестница, лестница, еще лестница, другая лестница… И ни души. Лишь один раз дети налетели на доктора Солтуэзера, который куда-то спешил, напевая себе под нос. На вполне резонный вопрос о том, куда это они направляются посреди урока, Чарли бойко ответил, что в библиотеку за учебниками. Доктора Солтуэзера этот ответ полностью устроил, хотя Чарли с Эммой и шли в прямо противоположном библиотеке направлении. Но его вообще, кроме обожаемой музыки, мало что волновало, а уж когда он сочинял очередную мелодию – тем более.
Чарли с Эммой спешили по темным коридорам. Позади одна за другой оставались пустые пыльные комнаты со скрипучими полами, и чем ближе беглецы подбирались к западному крылу, тем больше Эмма нервничала. С тех пор как ей пришлось превратиться в птицу, чтобы выбраться из чердачного заточения, девочка до сих пор видела это место в кошмарных снах.
Повинуясь скорее этим снам, чем памяти, Эмма привела Чарли к той самой комнате, куда в прошлом году запирал ее Манфред Блур. Из крошечного окошка под потолком падал скупой свет, позволявший разглядеть обшарпанные стены, покрытые зеленоватой плесенью, узкую железную койку, застеленную почерневшим от сырости одеялом, и прогнившие доски пола.
– Жуть какая, ну и местечко! – вырвалось У Чарли.
– Манфред меня тут запер, – объяснила Эмма, – а потом кто-то снаружи повернул ключ и дверь отворилась. Я выскочила посмотреть, кто меня выпустил, но в коридоре было пусто.
Манфред тогда меня поймал и запер обратно, и еще – вот это самое странное – он кому-то пригрозил, что в следующий раз оставит без сладкого. Поэтому я и подумала, что тогда меня выпустил Рики, брат мистера Краплака. В письме сказано, что он любил… любит джем.
– Может, его и держат в какой-нибудь каморке вроде этой, – предположил Чарли. Дверь подозрительно скрипнула, мальчик быстро обернулся, но она уже закрылась. Чарли поднял защелку и дернул дверь – тщетно. Похоже, она захлопнулась наглухо.
– Сквозняк, наверно. – Чарли подергал еще раз.
– Никакой это не сквозняк, – убежденно сказала Эмма.
– Да, а что тогда? Сюда никто не входил. Мы никого не видели.
– Невидимку нельзя увидеть, – шепотом произнесла Эмма.
– Эй! – громко позвал Чарли. – Есть тут кто? Тишина.
– Что же нам делать? – пискнула Эмма и в испуге посмотрела на часы. – До конца урока всего четверть часа.
– Идиотское положение! – Чарли принялся отчаянно дергать дверь, а Эмма – защелку.
– Наверняка это дело рук Рики. Рики! – крикнула она. – Рики Сверк! Ты тут?
Тишина.
– Рики, мы хотим тебе помочь! – присоединился к Эмме запыхавшийся Чарли. – Если ты здесь, пожалуйста, отопри, ну пожалуйста!
Оба замерли. Дверь тихонечко скрипнула, кто-то снаружи сунул ключ в замок и повернул его. Чарли рванул дверь на себя, и она распахнулась настежь, но в коридоре не было ни души.
Дети выбежали из каморки, свернули в закоулок темного коридора, обследовали все углы и ниши, ища дверь или закуток, где мог бы спрятаться их спаситель. От ноги у девочки со стуком покатилась жестянка из-под джема, а когда она, покрутившись, замерла, Чарли с Эммой различили быстрые удаляющиеся шаги.
– Он убегает, – прошептала Эмма.
Они погнались за шагами дальше по коридору и очутились на скрипучей лесенке, которая привела их в узкую комнатку с мутным окном в потолке. Комнатка была сплошь усеяна жестянками из-под джема и потрепанными приключенческими книжками. В углу стояла кровать, накрытая чистеньким лоскутным одеялом, а рядом – тумбочка с керосиновой лампой и массивный буфет. Еще здесь имелись колченогий стул и старая парта, придвинутая так, чтобы на нее падал свет из окна.
– Рики! – приглушенно позвала Эмма. – Рики Сверк, ты здесь?
– Ну здесь, и дальше что? – не особенно любезно отозвался угрюмый мальчишеский голос.
– А почему мы тебя не видим? – спросил Чарли.
После недолгого молчания последовало сопение и ответ:
– Почему-почему, невидимка я, вот почему!
– Как это тебя угораздило? – поинтересовалась Эмма.
– Меня поймал лазурный питон.
– Питон? – хором спросили Эмма с Чарли.
– Ну да, питон, – со вздохом объяснил угрюмый голос. – Змеюка такая здоровенная. Понимаете, я ее видел, а вообще-то ее никому видеть не полагается. Это тайна. Тайное оружие. – Невидимка сипло хохотнул. – А эти, которые его хозяева, им вовсе не улыбалось, чтобы я повсюду про питона раззвонил, вот они меня и сцапали и отдали питону. Прямо как кролика. И он начал меня душить, ну, обвил и в кольцах сдавил, только я не умер, а превратился в невидимку.
– Ужас! – Чарли схватился за голову.
– Правда, кое-что от меня все-таки осталось. – Мальчик-невидимка издал простуженный смешок. – Во, глядите, большой палец.
Чарли, как завороженный, опустил глаза на пол. Над ухом у него приглушенно взвизгнула Эмма. В нескольких шагах от них на полу розовело что-то маленькое.
– Извините, то еще зрелище.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28