Но нам удалось открыть пару других классов и выпустить оттуда людей. – Уитон только сейчас узнал меня. – О, приветствую...
– Я очень рада, что вы спаслись, честно, – растерянно проговорила я.
– Вам нужен врач, – сказал Джон, взял Уитона под локоть и повел в сторону нашего импровизированного штаба под открытым небом. – Но сначала расскажите все, и как можно подробнее. Пожалуйста, мы должны...
– Это Сара! Боже, смотрите, это Сара!
Спасшиеся студентки кричали так, что я разом перестала слышать Джона, находившегося в двух шагах от меня. Проследив за их взглядами, я вновь подняла глаза на злосчастное окно. Теперь на его фоне маячил силуэт миниатюрной девушки, к голове которой было приставлено дуло пистолета.
– Убрать отсюда посторонних! – крикнул Бакстер, обращаясь неизвестно к кому.
Джон усадил Уитона под дубом прямо на землю. К пожилому художнику тут же подбежала одна из женщин-агентов и стала вытирать ему кровь мокрым полотенцем. Я стояла рядом. Через минуту к нам подошли Бакстер и командир отряда быстрого реагирования.
– У него есть какое-то другое оружие, помимо этого пистолета? – спросил Джон художника, когда тот чуть отдышался и успокоился.
– Нет, – пробормотал Уитон, утерев рукой вновь выступившую на губах кровь. – Но у него есть сумка. Я не знаю, что в ней.
– Сумка? – Джон удивленно уставился на нас с Бакстером. – Что-то я не припомню, чтобы в «Уолмарте» при нем была сумка.
Нас обдало горячим ветром. Вертолет ФБР промчался прямо над нашими головами и приблизился на сорок пять метров к окну, за которым прятался Гейнс. Ну что ж... В таких случаях ФБР обычно открывает огонь на поражение.
– Гейнс что-нибудь говорил вам о своей невиновности? – стараясь перекричать шум вертолета, заорал Джон. – Или, может быть, наоборот?
– Нет! – покачал головой Уитон.
– Он говорил что-нибудь о Талии Лаво?
– Сказал, что понятия не имеет, что с ней стряслось. Еще он сказал, что вы сели ему на хвост, хотя он ничего вам не сделал. Вот его слова: «Этим псам нужен козел отпущения, и они выбрали меня». Еще ему нужны были наличные. Много. Он притащил с собой картину, которую я когда-то ему подарил. Но ему нужны были живые деньги.
– Он в курсе, что вы позвонили нам из галереи?
– Не знаю... Может быть, догадался. – Руки Уитона, затянутые в белые перчатки, мелко подрагивали. Правда, как мне казалось, не от шока, а от волнения. – Но я в любом случае должен был туда вернуться. Если бы я не вернулся, он ударился бы в панику и натворил черт-те что... Леон держится очень уверенно, но я вижу, что в душе его царит смятение. У меня не было выбора, поэтому я вернулся к нему.
– Вы поступили мужественно, – сказал Джон, но Уитон лишь раздраженно отмахнулся.
– Леон не хочет никого убивать, агент Кайсер. Он сам напуган до полусмерти. Дайте ему хоть мало-мальский шанс, и он ухватится за него как за соломинку.
Джон недоверчиво хмыкнул.
– Мистер Уитон... Вы еще не знаете... Словом, этой ночью или рано утром Леон Гейнс едва не забил до смерти свою подружку Линду Напп. А затем, чтобы ввести нас в заблуждение, заткнул ей рот кляпом и завернул в термоодеяло...
Художник поморщился как от зубной боли и покачал головой.
– Господи... я ведь видел ее несколько раз... Но все равно! – В его голосе послышалось прежнее волнение. – Это не повод убивать его! Леона загнали в угол, сейчас он не отвечает за свои поступки. Повторяю: дайте ему шанс! В конце концов, никуда он от вас не денется! Вы всегда сможете арестовать его в спокойной обстановке, когда у него не будет возможности натворить бед...
– Я тоже против активных действий с нашей стороны, – сказала я. – Гейнс, похоже, единственный человек, который что-то знает о судьбе Талии Лаво, Джейн и остальных женщин...
Джон перевел взгляд на Ленца, который уже несколько минут кряду набирал один и тот же номер.
– Ну как?
– Он не берет.
Джон сунул руку в карман, нашарил свой сотовый и поднес его к уху.
– Да? – крикнул он, закрывая другое ухо ладонью. – Хорошо. Как только появится новая информация, я позвоню.
Он спрятал телефон обратно в карман и повернулся к Бакстеру.
– Линда Напп пришла в себя в окружной больнице и рассказала полиции, что во время очередной ссоры пригрозила Гейнсу не подтверждать больше его алиби. И это вывело его из себя.
– Стало быть, алиби у него нет?
– Никакого. Она понятия не имеет, где он шатался в те дни, когда в городе похищали женщин.
– Пожалуйста, помогите мне встать, – попросил Уитон. – Меня, извините, мутит...
Бакстер протянул ему руку, и художник, вцепившись в нее, тяжело поднялся. В следующее мгновение его сломало пополам и вырвало.
– Прошу прощения... – отдышавшись, пробормотал он.
– Мы уже вызвали «скорую», – сочувственно глядя на него, сказал Бакстер. – Она вот-вот будет.
– Спасибо, мне уже лучше... – отозвался Уитон. – Правда... Позвольте мне уйти. Я примерно представляю, что сейчас должно здесь случиться. Извините, но мне не хотелось бы при этом присутствовать.
Джон вновь вынул свой телефон.
– Что? Что?! Поднимайте на ноги всю полицию города! Черт возьми, даже не города, а штата! Я буду ждать вашего звонка.
– Что там? – спросил Бакстер.
– Наша наружка потеряла из виду Фрэнка Смита.
– Вот идиоты...
– Он шлялся по антикварным лавкам, а потом вдруг исчез.
– Черт! Что вообще происходит, Джон?!
– Не знаю. Чем раньше мы это поймем, тем лучше будет для всех. – Он обернулся к Уитону. – Я вызову шофера, чтобы вас отвезли домой.
– Лучше я прогуляюсь. Боюсь, в машине меня укачает.
Доктор Ленц тронул Бакстера за локоть и вполголоса произнес:
– Дозвонился до этого мерзавца. Он сказал, что, если через пять минут на крышу не сядет один из вертолетов, он застрелит девушку и выбросит ее из окна нам на головы. И добавил, что у него в заложниках останется еще одна.
Джон глянул на Уитона.
– Там точно две девушки?
Тот кивнул.
– Я провожу мистера Уитона, – вызвалась я. – Только помните: если вы убьете Гейнса, возможно, нам больше не у кого будет спрашивать о судьбе похищенных женщин.
Джон чуть сжал мне руку:
– Будь осторожна. – Обернувшись к командиру отряда быстрого реагирования и его бойцам, он сказал: – Возможно, нам придется проникнуть в здание. Я очень прошу, чтобы вы...
Дальше мы с Уитоном не стали слушать и вышли из-под штабного дерева.
– То, что мне сейчас рассказали относительно Линды... – потерянно пробормотал художник. – Это правда?
– Да. Я ее нашла. Чудо, что она осталась жива.
Он оглянулся и неприязненно поморщился.
– Они нас не послушаются. Убьют его.
– Не думайте, что они такие же головорезы, как этот ваш Гейнс.
– Не уверен... Что до Джона Кайсера, то очень даже возможно. Поэтому, собственно, я и позвонил именно ему. А остальные... Я знаю, как это бывает. Еще по Вьетнаму помню. Соберите в одном месте несколько мужчин, раздайте им оружие, и выстрелы не заставят себя долго ждать.
– Будем надеяться, что вы ошибаетесь. Вам нужно отдохнуть. Может, где-нибудь присядем?
Мы услышали, как доктор Ленц обратился к Гейнсу через мегафон.
– Значит, телефонные переговоры закончились, – пробормотала я.
– Вот-вот... Давайте уйдем отсюда, я не могу ни видеть этого, ни слышать. Хочу домой...
– Вы не доедете сами. Я позову кого-нибудь из полицейских, хорошо?
– Не волнуйтесь за меня. Ключи от дома я оставил в галерее. Думаю, полицейский меня туда не пустит.
Он кивнул в сторону корпуса колледжа, возле которого дежурил агент ФБР. По-своему Уитон прав. Гейне сюда никак не доберется, но с другой стороны, это то же самое здание, куда сейчас вход воспрещен.
– Я поговорю с ним, мистер Уитон. Обождите здесь.
– Спасибо. Может, вы сами возьмете мои ключи? Они в сумке, а сумка лежит в той комнате, где моя картина. Прямо на полу. Вы сразу увидите.
Я подошла к часовому.
– Мне нужно забрать личные вещи одного из заложников. Они в галерее.
– Приходите завтра.
– У вас рация на поясе. Вызовите Джона Кайсера.
Агент вызвал.
– Где Уитон? – услышала я голос Джона, который находился всего в нескольких десятках метров от меня.
Я поискала его глазами и нашла. Он махнул мне рукой. Я показала ему на Уитона, сидевшего прямо на траве.
– Войди в галерею вместе с ней, – приказал Джон часовому. – Уитона пока не отпускайте. Как заберете его ключи, тут же возвращайтесь сюда, к нам. Я выделю Уитону охрану. Фрэнка Смита по-прежнему нигде нет. Я больше не хочу никаких сюрпризов.
– Вас понял, – ответил тот, распахнул дверь в галерею и вежливо придержал ее для меня. – Меня, кстати, зовут Олдридж. Агент Олдридж, ФБР.
Я прошла внутрь и машинально подняла глаза на витражные окна. Как и в самое первое свое посещение галереи.
– Сюда, – показала я Олдриджу на неприметную дверку, за которой скрывалась последняя «поляна».
На месте одного из сегментов гигантской панорамной картины по-прежнему зияла дыра. Я направилась было туда, но агент Олдридж опередил меня.
– Ого, вот это да... – тихо проговорил он, оказавшись на «поляне».
В комнате не было электрического освещения, но через окна беспрепятственно проникал естественный свет, окрашивая картину в голубоватые сказочные тона. Как и в моем сне, лес казался живым – вот-вот одна из ветвей заденет мое плечо, а по лицу скользнет мокрая от росы листва.
– Нет, вот это я понимаю – живопись! – восхищался Олдридж, завороженно вертясь на месте, будто волчок.
– А вон и сумка, – показала я на тонкую кожаную папку, лежавшую в самом центре комнаты, и вдруг заметила, что пол покрыт тонкой парусиной.
– Черт, – вполголоса пробормотал агент, глядя на свои армейские ботинки. – Гляньте-ка!
На парусине под его шагами проявлялись темные пятна краски, проступавшей как сквозь промокашку.
– Что это? – растерянно произнес он.
– Похоже, масляная краска.
– Так тут, выходит, нельзя разгуливать! Она же еще не подсохла! А мы...
Он не успел договорить. По всему зданию прогрохотал выстрел, эхо которого отдавалось в наших ушах еще несколько секунд. Прежде чем я успела опомниться, Олдридж уже стоял рядом с оружием наготове.
– Стреляли снаружи, – сказала я. – Винтовочный выстрел. Дайте рацию! Быстро!
Он молча снял с пояса и протянул мне тяжелый черный передатчик.
– Говорит Джордан Гласс! Я вызываю Джона Кайсера! Джон, это я, отзовись!
В динамике заскрипело, и я услышала его голос. Он задыхался, словно в эту самую минуту взбирался на гору.
– Им пришлось открыть огонь на поражение, Джордан. Еще не знаю, жив он или нет. Мы поднимаемся на третий этаж. К тебе сейчас прийти не можем. Не выходи пока из галереи. Подожди там минут пять. Потом пусть Олдридж выведет тебя.
– Хорошо, будь осторожен!
Джон не ответил. Рация отключилась.
– Если стрелял Джимми Риз, – проговорил Олдридж с оттенком гордости, – того парня можно нести на кладбище. – Он приподнял свой ботинок и вывернул ногу. Вся подошва синела от свежей краски. – Интересно, что их спровоцировало? Наверное, тот парень запаниковал и сделал какое-то резкое движение. У Джимми рефлекс на такие дела, мозг отключается, работают только глаза и руки.
Я хотела ему что-то ответить, но язык отказался повиноваться. Известие, что Гейнс скорее всего унес тайну моей сестры с собой в могилу, повергло меня в ступор. Все, чем я жила последний год, вся моя недавно вспыхнувшая отчаянная надежда мгновенно угасла, убитая одиночным выстрелом снайпера. Ноги подкосились, и я упала на колени. Грудь сдавило, стало трудно дышать.
– Эй, что с вами? Вы в порядке?
– Сейчас, сейчас...
– Стой! – вдруг крикнул Олдридж, направив дуло пистолета на проем в панораме.
Там стоял Роджер Уитон, на лице его застыла гримаса душевной боли.
– Ну вот... Они его убили... – проговорил он. – Я услышал, как он что-то им крикнул... И пошел посмотреть... В эту самую минуту снайпер выстрелил... И попал ему прямо в голову...
– Не волнуйтесь, – сказала я Олдриджу. – Это бывший заложник. Мы пришли сюда как раз за его ключами.
Агент ФБР опустил пистолет.
– Джон считает, что Гейнс еще может быть жив, – без тени уверенности произнесла я.
Уитон только покачал головой и провел рукой в испачканной кровью белой перчатке по стволу нарисованного дерева.
– Эй! – крикнул ему Олдридж. – Не надо трогать полотно! Парень, который нарисовал все это, вряд ли обрадуется, если вы заляпаете ему всю работу.
– Думаю, он не станет возражать, – печально усмехнулся Уитон.
– Это он нарисовал, – сказала я Олдриджу, кивнув в сторону Уитона.
– Да? Ну тогда... А ничего картинка... Впечатляет!
– Спасибо.
– А что это вы в перчатках?
– Они защищают мне руки.
– Я думала, вы уже закончили свою «поляну», – повернулась я к Уитону и оперлась ладонями о накрытый парусиной пол, чтобы подняться.
– Трудно было остановиться, все хотелось что-то добавить. Но теперь я, кажется, закончил.
Я почувствовала влагу на ладонях и увидела на них красно-желтые разводы. Даже если предположить, что это просто стекшая краска... Нет, ее не может быть так много. Должно быть, Уитон рисовал что-то и на полу, а потом прикрыл парусиной, чтобы изображение просохло. Стало быть, пол – тоже часть картины. Ему показалось недостаточно одних холстов. Он хочет создать у зрителя полную иллюзию пребывания на лесной поляне.
– Слушайте, Роджер, может, нам с Олдриджем не следовало тут разгуливать? – спросила я, показывая ему свои ладони. – Я так понимаю, краска на полу еще не просохла. Но мы не знали...
Уитон только сейчас обратил внимание на проступившие пятна краски на парусине.
– Встаньте на цыпочки и отойдите к краю комнаты, – попросил он.
– Мне тоже? – подал голос Олдридж. – Я тут наследил, похоже... Что же вы не предупредили нас, когда посылали за ключами?
– Нет, оставайтесь там, где стоите, – приказал Уитон.
Он двинулся через комнату причудливым зигзагом, будто сапер на минном поле, ориентируясь по только ему ведомым вешкам. Добравшись до Олдриджа, художник взял его за руку и повел ко мне. Потом мы все трое, двигаясь за Уитоном шаг в шаг, отошли к краю.
– Я думал сделать всем сюрприз, но вы его раскрыли, – виновато улыбнулся Уитон. – Рассчитывал, что краска к этому времени уже подсохнет.
– А можно взглянуть, что там?
– Почему бы и нет?
Рация Олдриджа вновь скрежетнула, и комнату наполнил громкий голос Джона:
– Дэниел? У нас все чисто. Заложница жива, мы ведем ее вниз.
– Понял, – ответил Бакстер.
– А что значит «все чисто»? – спросила я Олдриджа.
– Это значит, что преступник убит наповал одним выстрелом, – ответил тот.
– Я же говорил вам, Джордан... – пробормотал Уитон. – Стойте здесь и ждите.
Он двинулся в противоположный конец комнаты, присел там на корточки и приподнял край парусины.
– Возьмитесь за покрывало со своей стороны. Нам надо свернуть его.
Я повиновалась.
– А теперь идите влево, – сказал Уитон. – Только не уроните! Будьте осторожны.
Мы стали медленно сворачивать парусину, словно участвуя в торжественном открытии памятника.
– Черт, мы все-таки испортили картину своей ходьбой... – огорчился Олдридж. – Или вы слишком рано постелили тут это покрывало.
– Да, теперь я и сам вижу... – грустно отозвался из другого конца большой комнаты Уитон.
Я наконец взглянула на пол. Это была картина. Но совершенно непохожая на последнюю «поляну». Разница была настолько очевидна, что била по глазам. Прямо на паркете художник набросал в абстрактной манере несколько человеческих фигур. Он не смешивал краски, отвергая малейший намек на реалистичность. Фигурки получились красочные, будто нарисованные восторженным ребенком. Красные, желтые, синие...
– Абстракция... – растерянно пробормотала я.
– Вот именно! Только представьте, что скажут критики! – воскликнул Уитон. – Мне не терпится показать им это!
Но я в эту минуту думала вовсе не о критиках. Около фигурок виднелся то ли крест, то ли буква X, а рот каждой был распахнут в беззвучном крике и напоминал букву О...
– Какие-то уродцы... – без обиняков заявил Олдридж. – И что, этих тоже вы нарисовали? – Затем он указал пальцем на холсты с «поляной». – И это тоже вы?
Уитон улыбнулся и вскинул руку. Что-то сверкнуло, и раздался негромкий треск. Агент ФБР дернулся, как в эпилептическом припадке, и беззвучно осел на пол.
Уитон обернулся ко мне, и я увидела перед собой совершенно чужое лицо. Незнакомое. В глазах читались изощренный ум, полная осведомленность и беспощадность. От этого взгляда веяло холодом.
– Нет, все это нарисовал не я. – Он ткнул пальцем в ближайший к нему холст с фрагментом «поляны». – А тот, кто нарисовал, уже не жилец.
Еще не до конца понимая, что происходит, я инстинктивно опустилась на корточки и стала нашаривать под джинсами кобуру. Но Уитон, который все еще держал в руке свободный конец парусины, резко дернул его, опора ушла из-под моих ног, и я растянулась на полу.
В тот самый момент, когда мои пальцы сомкнулись на рукоятке спасительного пистолета тридцать восьмого калибра, что-то обожгло мою шею, сердце вздрогнуло и остановилось, а тело перестало повиноваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54
– Я очень рада, что вы спаслись, честно, – растерянно проговорила я.
– Вам нужен врач, – сказал Джон, взял Уитона под локоть и повел в сторону нашего импровизированного штаба под открытым небом. – Но сначала расскажите все, и как можно подробнее. Пожалуйста, мы должны...
– Это Сара! Боже, смотрите, это Сара!
Спасшиеся студентки кричали так, что я разом перестала слышать Джона, находившегося в двух шагах от меня. Проследив за их взглядами, я вновь подняла глаза на злосчастное окно. Теперь на его фоне маячил силуэт миниатюрной девушки, к голове которой было приставлено дуло пистолета.
– Убрать отсюда посторонних! – крикнул Бакстер, обращаясь неизвестно к кому.
Джон усадил Уитона под дубом прямо на землю. К пожилому художнику тут же подбежала одна из женщин-агентов и стала вытирать ему кровь мокрым полотенцем. Я стояла рядом. Через минуту к нам подошли Бакстер и командир отряда быстрого реагирования.
– У него есть какое-то другое оружие, помимо этого пистолета? – спросил Джон художника, когда тот чуть отдышался и успокоился.
– Нет, – пробормотал Уитон, утерев рукой вновь выступившую на губах кровь. – Но у него есть сумка. Я не знаю, что в ней.
– Сумка? – Джон удивленно уставился на нас с Бакстером. – Что-то я не припомню, чтобы в «Уолмарте» при нем была сумка.
Нас обдало горячим ветром. Вертолет ФБР промчался прямо над нашими головами и приблизился на сорок пять метров к окну, за которым прятался Гейнс. Ну что ж... В таких случаях ФБР обычно открывает огонь на поражение.
– Гейнс что-нибудь говорил вам о своей невиновности? – стараясь перекричать шум вертолета, заорал Джон. – Или, может быть, наоборот?
– Нет! – покачал головой Уитон.
– Он говорил что-нибудь о Талии Лаво?
– Сказал, что понятия не имеет, что с ней стряслось. Еще он сказал, что вы сели ему на хвост, хотя он ничего вам не сделал. Вот его слова: «Этим псам нужен козел отпущения, и они выбрали меня». Еще ему нужны были наличные. Много. Он притащил с собой картину, которую я когда-то ему подарил. Но ему нужны были живые деньги.
– Он в курсе, что вы позвонили нам из галереи?
– Не знаю... Может быть, догадался. – Руки Уитона, затянутые в белые перчатки, мелко подрагивали. Правда, как мне казалось, не от шока, а от волнения. – Но я в любом случае должен был туда вернуться. Если бы я не вернулся, он ударился бы в панику и натворил черт-те что... Леон держится очень уверенно, но я вижу, что в душе его царит смятение. У меня не было выбора, поэтому я вернулся к нему.
– Вы поступили мужественно, – сказал Джон, но Уитон лишь раздраженно отмахнулся.
– Леон не хочет никого убивать, агент Кайсер. Он сам напуган до полусмерти. Дайте ему хоть мало-мальский шанс, и он ухватится за него как за соломинку.
Джон недоверчиво хмыкнул.
– Мистер Уитон... Вы еще не знаете... Словом, этой ночью или рано утром Леон Гейнс едва не забил до смерти свою подружку Линду Напп. А затем, чтобы ввести нас в заблуждение, заткнул ей рот кляпом и завернул в термоодеяло...
Художник поморщился как от зубной боли и покачал головой.
– Господи... я ведь видел ее несколько раз... Но все равно! – В его голосе послышалось прежнее волнение. – Это не повод убивать его! Леона загнали в угол, сейчас он не отвечает за свои поступки. Повторяю: дайте ему шанс! В конце концов, никуда он от вас не денется! Вы всегда сможете арестовать его в спокойной обстановке, когда у него не будет возможности натворить бед...
– Я тоже против активных действий с нашей стороны, – сказала я. – Гейнс, похоже, единственный человек, который что-то знает о судьбе Талии Лаво, Джейн и остальных женщин...
Джон перевел взгляд на Ленца, который уже несколько минут кряду набирал один и тот же номер.
– Ну как?
– Он не берет.
Джон сунул руку в карман, нашарил свой сотовый и поднес его к уху.
– Да? – крикнул он, закрывая другое ухо ладонью. – Хорошо. Как только появится новая информация, я позвоню.
Он спрятал телефон обратно в карман и повернулся к Бакстеру.
– Линда Напп пришла в себя в окружной больнице и рассказала полиции, что во время очередной ссоры пригрозила Гейнсу не подтверждать больше его алиби. И это вывело его из себя.
– Стало быть, алиби у него нет?
– Никакого. Она понятия не имеет, где он шатался в те дни, когда в городе похищали женщин.
– Пожалуйста, помогите мне встать, – попросил Уитон. – Меня, извините, мутит...
Бакстер протянул ему руку, и художник, вцепившись в нее, тяжело поднялся. В следующее мгновение его сломало пополам и вырвало.
– Прошу прощения... – отдышавшись, пробормотал он.
– Мы уже вызвали «скорую», – сочувственно глядя на него, сказал Бакстер. – Она вот-вот будет.
– Спасибо, мне уже лучше... – отозвался Уитон. – Правда... Позвольте мне уйти. Я примерно представляю, что сейчас должно здесь случиться. Извините, но мне не хотелось бы при этом присутствовать.
Джон вновь вынул свой телефон.
– Что? Что?! Поднимайте на ноги всю полицию города! Черт возьми, даже не города, а штата! Я буду ждать вашего звонка.
– Что там? – спросил Бакстер.
– Наша наружка потеряла из виду Фрэнка Смита.
– Вот идиоты...
– Он шлялся по антикварным лавкам, а потом вдруг исчез.
– Черт! Что вообще происходит, Джон?!
– Не знаю. Чем раньше мы это поймем, тем лучше будет для всех. – Он обернулся к Уитону. – Я вызову шофера, чтобы вас отвезли домой.
– Лучше я прогуляюсь. Боюсь, в машине меня укачает.
Доктор Ленц тронул Бакстера за локоть и вполголоса произнес:
– Дозвонился до этого мерзавца. Он сказал, что, если через пять минут на крышу не сядет один из вертолетов, он застрелит девушку и выбросит ее из окна нам на головы. И добавил, что у него в заложниках останется еще одна.
Джон глянул на Уитона.
– Там точно две девушки?
Тот кивнул.
– Я провожу мистера Уитона, – вызвалась я. – Только помните: если вы убьете Гейнса, возможно, нам больше не у кого будет спрашивать о судьбе похищенных женщин.
Джон чуть сжал мне руку:
– Будь осторожна. – Обернувшись к командиру отряда быстрого реагирования и его бойцам, он сказал: – Возможно, нам придется проникнуть в здание. Я очень прошу, чтобы вы...
Дальше мы с Уитоном не стали слушать и вышли из-под штабного дерева.
– То, что мне сейчас рассказали относительно Линды... – потерянно пробормотал художник. – Это правда?
– Да. Я ее нашла. Чудо, что она осталась жива.
Он оглянулся и неприязненно поморщился.
– Они нас не послушаются. Убьют его.
– Не думайте, что они такие же головорезы, как этот ваш Гейнс.
– Не уверен... Что до Джона Кайсера, то очень даже возможно. Поэтому, собственно, я и позвонил именно ему. А остальные... Я знаю, как это бывает. Еще по Вьетнаму помню. Соберите в одном месте несколько мужчин, раздайте им оружие, и выстрелы не заставят себя долго ждать.
– Будем надеяться, что вы ошибаетесь. Вам нужно отдохнуть. Может, где-нибудь присядем?
Мы услышали, как доктор Ленц обратился к Гейнсу через мегафон.
– Значит, телефонные переговоры закончились, – пробормотала я.
– Вот-вот... Давайте уйдем отсюда, я не могу ни видеть этого, ни слышать. Хочу домой...
– Вы не доедете сами. Я позову кого-нибудь из полицейских, хорошо?
– Не волнуйтесь за меня. Ключи от дома я оставил в галерее. Думаю, полицейский меня туда не пустит.
Он кивнул в сторону корпуса колледжа, возле которого дежурил агент ФБР. По-своему Уитон прав. Гейне сюда никак не доберется, но с другой стороны, это то же самое здание, куда сейчас вход воспрещен.
– Я поговорю с ним, мистер Уитон. Обождите здесь.
– Спасибо. Может, вы сами возьмете мои ключи? Они в сумке, а сумка лежит в той комнате, где моя картина. Прямо на полу. Вы сразу увидите.
Я подошла к часовому.
– Мне нужно забрать личные вещи одного из заложников. Они в галерее.
– Приходите завтра.
– У вас рация на поясе. Вызовите Джона Кайсера.
Агент вызвал.
– Где Уитон? – услышала я голос Джона, который находился всего в нескольких десятках метров от меня.
Я поискала его глазами и нашла. Он махнул мне рукой. Я показала ему на Уитона, сидевшего прямо на траве.
– Войди в галерею вместе с ней, – приказал Джон часовому. – Уитона пока не отпускайте. Как заберете его ключи, тут же возвращайтесь сюда, к нам. Я выделю Уитону охрану. Фрэнка Смита по-прежнему нигде нет. Я больше не хочу никаких сюрпризов.
– Вас понял, – ответил тот, распахнул дверь в галерею и вежливо придержал ее для меня. – Меня, кстати, зовут Олдридж. Агент Олдридж, ФБР.
Я прошла внутрь и машинально подняла глаза на витражные окна. Как и в самое первое свое посещение галереи.
– Сюда, – показала я Олдриджу на неприметную дверку, за которой скрывалась последняя «поляна».
На месте одного из сегментов гигантской панорамной картины по-прежнему зияла дыра. Я направилась было туда, но агент Олдридж опередил меня.
– Ого, вот это да... – тихо проговорил он, оказавшись на «поляне».
В комнате не было электрического освещения, но через окна беспрепятственно проникал естественный свет, окрашивая картину в голубоватые сказочные тона. Как и в моем сне, лес казался живым – вот-вот одна из ветвей заденет мое плечо, а по лицу скользнет мокрая от росы листва.
– Нет, вот это я понимаю – живопись! – восхищался Олдридж, завороженно вертясь на месте, будто волчок.
– А вон и сумка, – показала я на тонкую кожаную папку, лежавшую в самом центре комнаты, и вдруг заметила, что пол покрыт тонкой парусиной.
– Черт, – вполголоса пробормотал агент, глядя на свои армейские ботинки. – Гляньте-ка!
На парусине под его шагами проявлялись темные пятна краски, проступавшей как сквозь промокашку.
– Что это? – растерянно произнес он.
– Похоже, масляная краска.
– Так тут, выходит, нельзя разгуливать! Она же еще не подсохла! А мы...
Он не успел договорить. По всему зданию прогрохотал выстрел, эхо которого отдавалось в наших ушах еще несколько секунд. Прежде чем я успела опомниться, Олдридж уже стоял рядом с оружием наготове.
– Стреляли снаружи, – сказала я. – Винтовочный выстрел. Дайте рацию! Быстро!
Он молча снял с пояса и протянул мне тяжелый черный передатчик.
– Говорит Джордан Гласс! Я вызываю Джона Кайсера! Джон, это я, отзовись!
В динамике заскрипело, и я услышала его голос. Он задыхался, словно в эту самую минуту взбирался на гору.
– Им пришлось открыть огонь на поражение, Джордан. Еще не знаю, жив он или нет. Мы поднимаемся на третий этаж. К тебе сейчас прийти не можем. Не выходи пока из галереи. Подожди там минут пять. Потом пусть Олдридж выведет тебя.
– Хорошо, будь осторожен!
Джон не ответил. Рация отключилась.
– Если стрелял Джимми Риз, – проговорил Олдридж с оттенком гордости, – того парня можно нести на кладбище. – Он приподнял свой ботинок и вывернул ногу. Вся подошва синела от свежей краски. – Интересно, что их спровоцировало? Наверное, тот парень запаниковал и сделал какое-то резкое движение. У Джимми рефлекс на такие дела, мозг отключается, работают только глаза и руки.
Я хотела ему что-то ответить, но язык отказался повиноваться. Известие, что Гейнс скорее всего унес тайну моей сестры с собой в могилу, повергло меня в ступор. Все, чем я жила последний год, вся моя недавно вспыхнувшая отчаянная надежда мгновенно угасла, убитая одиночным выстрелом снайпера. Ноги подкосились, и я упала на колени. Грудь сдавило, стало трудно дышать.
– Эй, что с вами? Вы в порядке?
– Сейчас, сейчас...
– Стой! – вдруг крикнул Олдридж, направив дуло пистолета на проем в панораме.
Там стоял Роджер Уитон, на лице его застыла гримаса душевной боли.
– Ну вот... Они его убили... – проговорил он. – Я услышал, как он что-то им крикнул... И пошел посмотреть... В эту самую минуту снайпер выстрелил... И попал ему прямо в голову...
– Не волнуйтесь, – сказала я Олдриджу. – Это бывший заложник. Мы пришли сюда как раз за его ключами.
Агент ФБР опустил пистолет.
– Джон считает, что Гейнс еще может быть жив, – без тени уверенности произнесла я.
Уитон только покачал головой и провел рукой в испачканной кровью белой перчатке по стволу нарисованного дерева.
– Эй! – крикнул ему Олдридж. – Не надо трогать полотно! Парень, который нарисовал все это, вряд ли обрадуется, если вы заляпаете ему всю работу.
– Думаю, он не станет возражать, – печально усмехнулся Уитон.
– Это он нарисовал, – сказала я Олдриджу, кивнув в сторону Уитона.
– Да? Ну тогда... А ничего картинка... Впечатляет!
– Спасибо.
– А что это вы в перчатках?
– Они защищают мне руки.
– Я думала, вы уже закончили свою «поляну», – повернулась я к Уитону и оперлась ладонями о накрытый парусиной пол, чтобы подняться.
– Трудно было остановиться, все хотелось что-то добавить. Но теперь я, кажется, закончил.
Я почувствовала влагу на ладонях и увидела на них красно-желтые разводы. Даже если предположить, что это просто стекшая краска... Нет, ее не может быть так много. Должно быть, Уитон рисовал что-то и на полу, а потом прикрыл парусиной, чтобы изображение просохло. Стало быть, пол – тоже часть картины. Ему показалось недостаточно одних холстов. Он хочет создать у зрителя полную иллюзию пребывания на лесной поляне.
– Слушайте, Роджер, может, нам с Олдриджем не следовало тут разгуливать? – спросила я, показывая ему свои ладони. – Я так понимаю, краска на полу еще не просохла. Но мы не знали...
Уитон только сейчас обратил внимание на проступившие пятна краски на парусине.
– Встаньте на цыпочки и отойдите к краю комнаты, – попросил он.
– Мне тоже? – подал голос Олдридж. – Я тут наследил, похоже... Что же вы не предупредили нас, когда посылали за ключами?
– Нет, оставайтесь там, где стоите, – приказал Уитон.
Он двинулся через комнату причудливым зигзагом, будто сапер на минном поле, ориентируясь по только ему ведомым вешкам. Добравшись до Олдриджа, художник взял его за руку и повел ко мне. Потом мы все трое, двигаясь за Уитоном шаг в шаг, отошли к краю.
– Я думал сделать всем сюрприз, но вы его раскрыли, – виновато улыбнулся Уитон. – Рассчитывал, что краска к этому времени уже подсохнет.
– А можно взглянуть, что там?
– Почему бы и нет?
Рация Олдриджа вновь скрежетнула, и комнату наполнил громкий голос Джона:
– Дэниел? У нас все чисто. Заложница жива, мы ведем ее вниз.
– Понял, – ответил Бакстер.
– А что значит «все чисто»? – спросила я Олдриджа.
– Это значит, что преступник убит наповал одним выстрелом, – ответил тот.
– Я же говорил вам, Джордан... – пробормотал Уитон. – Стойте здесь и ждите.
Он двинулся в противоположный конец комнаты, присел там на корточки и приподнял край парусины.
– Возьмитесь за покрывало со своей стороны. Нам надо свернуть его.
Я повиновалась.
– А теперь идите влево, – сказал Уитон. – Только не уроните! Будьте осторожны.
Мы стали медленно сворачивать парусину, словно участвуя в торжественном открытии памятника.
– Черт, мы все-таки испортили картину своей ходьбой... – огорчился Олдридж. – Или вы слишком рано постелили тут это покрывало.
– Да, теперь я и сам вижу... – грустно отозвался из другого конца большой комнаты Уитон.
Я наконец взглянула на пол. Это была картина. Но совершенно непохожая на последнюю «поляну». Разница была настолько очевидна, что била по глазам. Прямо на паркете художник набросал в абстрактной манере несколько человеческих фигур. Он не смешивал краски, отвергая малейший намек на реалистичность. Фигурки получились красочные, будто нарисованные восторженным ребенком. Красные, желтые, синие...
– Абстракция... – растерянно пробормотала я.
– Вот именно! Только представьте, что скажут критики! – воскликнул Уитон. – Мне не терпится показать им это!
Но я в эту минуту думала вовсе не о критиках. Около фигурок виднелся то ли крест, то ли буква X, а рот каждой был распахнут в беззвучном крике и напоминал букву О...
– Какие-то уродцы... – без обиняков заявил Олдридж. – И что, этих тоже вы нарисовали? – Затем он указал пальцем на холсты с «поляной». – И это тоже вы?
Уитон улыбнулся и вскинул руку. Что-то сверкнуло, и раздался негромкий треск. Агент ФБР дернулся, как в эпилептическом припадке, и беззвучно осел на пол.
Уитон обернулся ко мне, и я увидела перед собой совершенно чужое лицо. Незнакомое. В глазах читались изощренный ум, полная осведомленность и беспощадность. От этого взгляда веяло холодом.
– Нет, все это нарисовал не я. – Он ткнул пальцем в ближайший к нему холст с фрагментом «поляны». – А тот, кто нарисовал, уже не жилец.
Еще не до конца понимая, что происходит, я инстинктивно опустилась на корточки и стала нашаривать под джинсами кобуру. Но Уитон, который все еще держал в руке свободный конец парусины, резко дернул его, опора ушла из-под моих ног, и я растянулась на полу.
В тот самый момент, когда мои пальцы сомкнулись на рукоятке спасительного пистолета тридцать восьмого калибра, что-то обожгло мою шею, сердце вздрогнуло и остановилось, а тело перестало повиноваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54