- Наташа схватила мою руку и стала
ее гладить, как бы согревая, а может быть, греясь ее теплом. - Я же тебя
ждала. ждала, письмо тебе написала, что буду ждать тебя, сколько ска-
жешь, а ты не ответил, вот я и подумала, что позабыл ты меня, кончилась
твоя любовь...
- Какое письмо? Когда?.. - встревожился я. - Вспомни, первое письмо
ты дала мне, когда я уезжал из санатория, второе - я получил примерно
через неделю, и все, больше не было, это я тебе писал, но ты умолкла.
- Не было? - удивилась Наташа и задумалась. Я же все мучилась, не
могла решиться... У тебя жена, сын, и кому я нужна больная... Потому и
отправила перед самой своей выпиской.
- Тогда ясно, кому оно попало, - вздохнул я и спросил, помолчав:
- А что ты в нем написала?
- Повторить? - Наташа прижалась лицом к моей ладони. -Сказать?.. Что
значат слова и бумага?.. Жить не хотела... А ведь я тебя чуть было не
потеряла... Я же тебя увидела сразу в диспансере, сидишь на стуле, от-
вернулся, и я хотела уйти, но осталась, слава богу...
- Умница, теперь все в порядке, теперь мы никогда не расстанемся, ра-
дость моя, - я гладил Наташу по голове, а она судорожно рыдала, вцепив-
шись в меня.
С воем влетали на станцию поезда, шипели автоматические двери, толпа
устремлялась на переход, люди торопились по своим делам, но невольно
сдерживали шаг и тихо обходили скамейку, на которой сидели, прижавшись
друг к другу, мы. Кто из нас был актер, а кто зритель?
Нет, мир - это не театр.
Глава пятнадцатая
--===Свое время===--
Глава пятнадцатая
Я очнулся, я снова жил и только потом, по прошествии лет, понял, что сценарий
"Планета пустынь" - это мир фантастических видений, в основе которого была
реальность - мне надо было рассказать о своей любви к Наташе.
О нашей любви.
Эти письма с далекой планеты - караван лебедей, улетающих вдаль...
Ночью молчит пустыня. Синее солнце наполняет день звоном жары - моно-
тонной, как мелодии Востока, вечером сворачивается в клубок баловень
цвета закат, а ночью молчит пустыня.
Совсем не страшно - здесь некого бояться. Шагаешь по песку, как по
снегу в морозную ночь, и сухой воздух жадно ловит пар твоего дыхания.
Звездный свет пронизывает вечно безоблачное небо и блестит в глазах.
Мысли по-кошачьи ленивы - хоть и дремлют, н за кем-то следят.
Почта Эфира почему-то молчит. Мачты раскинули невод антенн и ловят
рыбу-золото твоих посланий. Скоро исполнится год, и прибудет смена, если
только археологи Космограда решат продолжить поиск Разумных на этой пла-
нете. А пока мне необходимо закончить эксперимент.
Планета пустынь.
Планета - пустыня.
Но только здесь я отчетливо вижу в тугой прозрачной глубине быстрые
спины рыб и кипящий веер брызг при развороте на водных лыжах. Только
здесь мне видится море и видится ручей. Море в минуты вздыбленной ярос-
ти, когда сорваны все паруса и нет надежды, осталось только смутное же-
лание коснуться твердой суши, а ручей - капли, льющие свет и захлебываю-
щиеся от тихого смеха.
Планета пустынь - мгновенная жизнь.
Все живое лежит веками под беспощадным солнцем, чтобы взорваться ос-
лепительной торопливой вспышкой, если будет вода.
Раньше ее было много, и дети Разумных ходили по лужам, воображая себя
капитанами, а влюбленные целовались под теплым дождем.
Но воду выпила цивилизация, и Разумные улетели, оставив ланету пус-
тынь, где все истерто в песок. Зыбкий, как мираж. По песку можно ходить,
но нельзя останавливаться. Тонет все, что тяжелее. Утонули в песке дома,
улицы, города Разумных. Задохнулась жизнь под покрывалом эрозии.
Что же осталось?
Остались семена приспособившихся растений - они нашли такую форму,
чтобы удержаться на поверхности. Они легче песка.
Планета пустынь - планета ждущих семян. Если зернышко дождалось воды,
то лопается оболочка, ярко вспыхивает узор цветов и вот уже твердеет под
жгучими лучами новое семя, новое звено в цепи превращений, новая инкар-
нация жизни.
Планета пустынь - планета тягучего ожидания и взрыва. Авария на стан-
ции случилась также, как взрыв. Разом расползлась, словно растаяла,
стенка резервуара, и поток воды, оседая и дробясь, грузно извергся на
планету пустынь. Желтые, лиловые, оранжевые, белые, синие, серебряные,
кумачевые цветы укрыли ярким ковром поверхность образовавшегося озера,
которое высыхало и блекло на глазах. Так выцветают незабудки.
За резервуаром с запасами воды наступила очередь других строений моей
станции. Нержавеющие, тугоплавкие конструкции ,выдерживающие вакуум и
холод космоса, разъедались спорами, которые провели свою кропотливую ра-
боту незаметно для меня. Я успел послать зов о помощи и спуститься в ар-
хеологическую шахту.
Пробираясь сквозь толщу песка, мы искали дно, материк, на котором жи-
ли Разумные. Что ж, когда-нибудь станция, вернее останки станции, под
тяжестью собственного веса достигнут дна. Верхние строения станции раз-
рушились под действием спор, исчезли сдерживающие распорки, рассыпались
синтезаторы воды. Станция - мой саркофаг, его не так-то просто будет от-
копать, аварийного запаса воды осталось дней на десять...
Я успею написать тебе, Наташа...
... пустыня,
пустыня без края у ног,
звенит безоблачный зной,
в зубах песок
и в ногах песок,
сухой, горячий и злой,
в зыбком песке,
в зыбком песке,
ссыпаясь вперед с песком,
шагаю в тяжелом шуршащем сне,
шагаю вперед ползком,
и ссохшийся рот
поперек разорвав
распухшим чужим языком,
песню пою,
что Создатель прав,
что жизнь распустилась цветком,
любовь подарила свой дар,
я пью твоих рос нектар...
... я смотрел, потому что не оторваться, я слушал, потому что ты смеялась, я
молчал, потому что ты говорила... почему я не слышу тебя, почему не вижу?..
разве может быть так, что тебя нет?..
... ты пришла -
и этим все сказано!
радость моя
под глазами
слезами размазана...
... люблю! и головой вперед, как в водопад, разбиться в радугу, взлететь и
лечь прохладой брызг в прохладу плеч...
... и хотя мы одни с тобою, мы совсем не одни - балеринами над стеною танцуют
огни..
все пройдет... останутся губы, целующие голубую соленую влагу твоих глаз...
... Мой саркофаг достиг дна... Разумные были, Разумные жили - станция
опустилась в мертвом городе и стала одним из его домов...Разумные стали
Безумными и погубили свою планету...
На стене единственной комнаты, что мне удалось откопать, осталась
фреска, тусклая от патины времени. Женщина ждет любимого. Женщина ждет
любимого, улетевшего к далеким мирам. Я долго вглядывался в лицо женщи-
ны, потом вылил на губку остатки воды и протер фреску. На миг засиял бо-
жественной красотой лик с твоими глазами и скрылся под распустившимися
цветами...
Где мне найти высокие слова сильнее смерти? Они есть и они единствен-
ные:
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
Глава шестнадцатая
--===Свое время===--
Глава шестнадцатая
Наташа словно расцвела. Как мы радовались каждой нашей встрече, телефонным
звонкам, совместным прогулкам. А как она волновалась, когда я в первый раз
привел ее к себе домой и познакомил с родителями. Я очень хотел, чтобы она
понравилась моим старикам - так и случилось. Вроде бы само собой, естественно,
Наташу приняли как родную в нашу семью, но только позже я понял, сколько такта
было проявлено матерью и отцом.
Когда я, проводив Наташу, вернулся домой, отец сидел за столом и,
видно, ждал меня.
- Садись, Валерий, поговорим.
Мать, как была в фартуке, пришла с кухни и тихо присела в кресле у
телевизора.
Отец разглаживал складки скатерти, вертел очки в руках - искал слова.
Наконец, решился.
- Насколько я понимаю, у вас с Наташей серьезно? - спросил он, строго
нахмурившись.
- Да, - сразу и твердо ответил я. И даже обрадовался тому, что ска-
зал, что у нас с Наташей действительно серьезно.
- Ну, и как же вы рассчитываете дальше жить? - отец испытующе погля-
дел на меня. - Насколько я понимаю, Наташа замужем?
Разговор будет нелегким, подумал я.
- Официально замужем, но она не вернулась после санатория к мужу и
живет сейчас с матерью и братом. Здесь, неподалеку.
- Брат младше ее?
- Нет, старше. Он мастер спорта. По ручному мячу. За ЦСКА играл. Сей-
час работает не то тренером, не то завскладом.
- Насколько я понимаю... - отец третий раз употребил это выражение, -
и жить там негде?
Мать сдержанно вздохнула в своем углу.
- У них двухкомнатная квартира. В одной комнате брат, в другой - На-
таша с мамой. Здесь, естественно, тоже негде - не приведу же я жену к
вам на кухню, на раскладушку. Но вы не беспокойтесь, сами знаете, я стою
на очереди в издательстве, мы строим дом на проспекте Мира, и мне обеща-
ют однокомнатную квартиру с учетом моего заболевания... А пока перебьем-
ся как-нибудь... Кроме того, Наташу опять кладут в больницу - не долечи-
лась она, судя по всему.
- Не может быть, сынок! - всплеснула мать руками. - Как же это полу-
чилось?
- Дела... - покрутил головой отец.
Я молчал.
Молчал отец.
Молчала и мать.
В словах не было необходимости, но мне было до боли жалко стариков. С
их точки зрения, я еще совсем молодой и многого не понимаю, мне хоть бы
сейчас пожить да не тужить, а я уже перенес серьезное заболевание, ос-
тался без дома, сын мой растет без меня, а я еще решил связать свою
жизнь с милой, но беспомощной Наташей, которая не сегодня-завтра ляжет
на больничную койку...
И, наверное, им где-то в глубине души было даже неловко чувствовать
себя здоровыми и благоустроенными... Как объяснить отцу и матери, что не
квартиру, не дачу, не машину - обрел я любовь, что пошатнулось Наташино
здоровье от нашей разлуки, что пойдет она теперь на поправку...
Не надо им ничего объяснять, они поняли.
- Хорошо, - как о решенном деле сказал отец и больше для порядка до-
бавил:
- Подумай все-таки...
- Чего же тут думать? - сказала мать. - Тяжело вам будет, Валерий,
ох, тяжело, да уж чему быть - того не миновать. Может, чайку попьешь,
сынок? А? С бараночками.
Глава семнадцатая
--===Свое время===--
Глава семнадцатая
Сам не знаю откуда и почему, но во мне проснулась и жила твердая, безоглядная
уверенность - все у нас с Наташей будет хорошо, иначе просто быть не может.
Поскорей бы ей только вылечиться. Наташе дали направление в клинику института
туберкулеза, но попасть туда оказалось не так-то просто, мы ждали недели две,
пока освободится место. Наконец, ей сообщили, что можно приезжать.
Когда я заехал за Наташей, она уже ждала меня, немного взволнованная,
но сосредоточенная:
- Почему-то мне кажется, что именно в этом институте мне помогут.
Я постучал по деревянному дверному косяку.
Мать Наташи, Елена Ивановна, собралась было с нами, но Наташа упрямо
замотала головой:
- Нет, нет, нет. Ни в коем случае. Я только с Валерой хочу. А ты по-
том приедешь, навестишь. Еще наездишься.
- Ну, хорошо, хорошо, доченька, - покорно согласилась Елена Ивановна.
- Лишь бы тебе лучше было. Делай, как хочется. Давай-ка присядем на до-
рожку.
- И то верно, - случайно в один голос сказали мы с Наташей, улыбнув-
шись друг другу, но тут же стали серьезными.
Сели.
Я с Наташей на диване. Елена Ивановна - на краешке стула.
Воцарилось молчание. Стало слышно, как гулко тикает большой пластмас-
совый будильник, как глухо булькает вода в трубах центрального отопле-
ния.
Мы держались с Наташей за руки, смотрели друг другу в глаза, а Елена
Ивановна - на нас.
- Ну, с богом, - шмыгнула она носом.
Мы поднялись.
В это время загремел звонок в передней.
- Когой-то еще несет нелегкая? - всполошилась Елена Ивановна. - Не
заперто там. Никак Кирилл?
- Ну, боялся опоздаю! - крупный, громоздкий Кирилл сразу заполнил со-
бой пространство комнаты. - Сестренка, родная моя, давай попрощаемся что
ли?
Наташа утонула в объятиях Кирилла.
- Фу, уже успел, - брезгливо отвернулась она от него. - С утра. И не
стыдно?
- День сегодня такой, - виновато потупился Кирилл. - Я и с собой
прихватил, давай на дорожку, а?
Он вытащил из боковых карманов пальто две бутылки темного стекла с
оранжевыми этикетками.
- Совсем без понятия, идол, - сердито закричала Елена Ивановна. - Ей
к докторам, а она выпимши.
- Маманя, цыц, - добродушно отмахнулся Кирилл от Елены Ивановны. -
Это же не водка, а вино. Портвейн. "Лучший". Сто тридцать семь копеек с
посудой. Тогда с тобой, Валерка? За Наташкино здоровье неужели не
выпьешь?
- Вот вернется она домой здоровая, тогда и выпьем. Все вместе, - от-
рицательно покачал я головой.
- Это сколько ждать, - уныло протянул Кирилл. - Месяца три как штык.
Столько мой слабый организм не выдержит.
- Бугай ты, слонище, еще жалуется, - с горечью в голосе сказала Ната-
ша. - Слон и есть. Большой, добрый и глупый. Представляешь, Валера, пока
он в свой ручной мяч играл и сам был, как ручной. Чемпион Союза, мастер
спорта, любимец команды, а как ушел из большого спорта - кто он? Деся-
тиклассник необразованный. Кому он нужен? Да никому, кроме забулдыг под-
заборных. Проводили его, правда, с почетом, телевизор подарили, завскла
дом назначили. Была я у него. Проходной двор. Всех алкашей с округи соб-
рал. Сборная алкоголиков.
- Ребят не трогай, им тоже несладко живется, - помрачнел Кирилл.
- Гляди, добром это не кончится, - вздохнула Наташа. - Ну, хватит,
поехали.
Мы вышли на улицу, я нес сумку, а Наташа ухватила меня за свободную
руку и крепко прижалась ко мне. Мартовское солнце словно играло с горо-
дом в прятки, то скрываясь, то выглядывая из-за быстро бегущих облаков.
Славный был денек.
Мы спустились в метро, сели в полупустой вагон. Напротив нас сидел
мрачный старик с взъерошенными кустистыми бровями. Он обводил грозным
взглядом вагон и что-то презрительно ворчал себе под нос. Мы было при-
тихли, но вдруг Наташа фыркнула, сдерживая смех, и показала мне глазами
на ноги старика. Он был в разных носках, черном и желтом.
Теперь и я не мог удержаться от смеха.
Мы с безразличным видом смотрели по сторонам, потом встречались гла-
зами с Наташей и начинали мелко трястись и постанывать от очередного
удушающего приступа смеха.
Старик заметил наши судороги, сначала изумленно уставился на нас, а
потом, когда поезд вылетел из туннеля и сбросил ход у очередной платфор-
мы, встал и театрально громовым голосом произнес, глядя на меня:
- И лишь бумажные цветы воды боятся...
И вышел.
Вот тут мы уже дали себе волю и нахохотались до слез.
Научно-исследовательский институт, куда мы ехали, располагался в пре-
делах Москвы, но добираться до него было легче электричкой. Выйдя из по-
езда, мы поднялись с железнодорожной платформы на переходной мост и
спустились в березовую рощицу, в глубине которой виднелась институтская
ограда.
Исчезли, пропали городские шумы, нас обступила тишина, нарушаемая шо-
рохом оседающего снега, редкой капелью с веток берез и невнятным говором
ручейка в придорожной канаве. Весна, подумал я, но когда мы зашли в
больницу и я ждал Наташу в приемном покое, то подумал, что не имеет зна-
чения весна, лето или зима - раз первый день в больнице, значит осень.
Осень нас, чахоточных, как цыплят, ловит и считает. Осенние итоги:
сколько кому отпущено?
Я дождался Наташу, забрал у нее сумку с вещами. Она достала из плас-
тикового пакета косметичку, покопалась в ней и вытащила маленького об-
лезлого медвежонка.
- Здесь, - по-детски хвастливо показала она мне его. - Мой талисман.
Его зовут Потап. Он нам обязательно поможет. Правда, Потап?
Помогали бы амулеты, Наташку обвешал бы ими с головы до ног и сам об-
вешался бы. У нас в издательстве одна сотрудница, технический редактор
по специальности, мы их техредьками зовем, так у нее дома во всех комна-
тах, даже в туалете, специальные камни разложены. Обереги называются.
Оберегать должны от порчи, от сглаза, от всякой заразы. Несчастней ее,
кажется, нет женщины...
- Конечно, поможет, Натусь. Ну, Потап, я потопал. Завтра опять жди.
Глава восемнадцатая
--===Свое время===--
Глава восемнадцатая
И тот день начался как один из череды буден, что составляют ритм рядовой
рабочей недели. Без двух минут девять я вошел в двери издательства. Главное -
пересечь порог до того, как минутная стрелка, вздрогнув, встанет вертикально,
иначе комсомольский прожектор вывесит плакат с лозунгами "За образцовую
трудовую дисциплину!", на котором в числе злостных нарушителей будет вписана
черными печатными буквами и твоя фамилия - опять на полторы минуты ты не
дотрудился ради общего блага, что, в свою очередь, послужит поводом для
нравоучительного поминания в докладах комсомольского секретаря на очередном
собрании, а также основанием для снижения баллов родной редакции в широко раз
вернувшемся социалистическом соревновании нашего славного коллектива за
достойную встречу всемирного праздника трудящихся - Первого Мая и лишения
квартальной премии, по крайней мере, на пятьдесят процентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
ее гладить, как бы согревая, а может быть, греясь ее теплом. - Я же тебя
ждала. ждала, письмо тебе написала, что буду ждать тебя, сколько ска-
жешь, а ты не ответил, вот я и подумала, что позабыл ты меня, кончилась
твоя любовь...
- Какое письмо? Когда?.. - встревожился я. - Вспомни, первое письмо
ты дала мне, когда я уезжал из санатория, второе - я получил примерно
через неделю, и все, больше не было, это я тебе писал, но ты умолкла.
- Не было? - удивилась Наташа и задумалась. Я же все мучилась, не
могла решиться... У тебя жена, сын, и кому я нужна больная... Потому и
отправила перед самой своей выпиской.
- Тогда ясно, кому оно попало, - вздохнул я и спросил, помолчав:
- А что ты в нем написала?
- Повторить? - Наташа прижалась лицом к моей ладони. -Сказать?.. Что
значат слова и бумага?.. Жить не хотела... А ведь я тебя чуть было не
потеряла... Я же тебя увидела сразу в диспансере, сидишь на стуле, от-
вернулся, и я хотела уйти, но осталась, слава богу...
- Умница, теперь все в порядке, теперь мы никогда не расстанемся, ра-
дость моя, - я гладил Наташу по голове, а она судорожно рыдала, вцепив-
шись в меня.
С воем влетали на станцию поезда, шипели автоматические двери, толпа
устремлялась на переход, люди торопились по своим делам, но невольно
сдерживали шаг и тихо обходили скамейку, на которой сидели, прижавшись
друг к другу, мы. Кто из нас был актер, а кто зритель?
Нет, мир - это не театр.
Глава пятнадцатая
--===Свое время===--
Глава пятнадцатая
Я очнулся, я снова жил и только потом, по прошествии лет, понял, что сценарий
"Планета пустынь" - это мир фантастических видений, в основе которого была
реальность - мне надо было рассказать о своей любви к Наташе.
О нашей любви.
Эти письма с далекой планеты - караван лебедей, улетающих вдаль...
Ночью молчит пустыня. Синее солнце наполняет день звоном жары - моно-
тонной, как мелодии Востока, вечером сворачивается в клубок баловень
цвета закат, а ночью молчит пустыня.
Совсем не страшно - здесь некого бояться. Шагаешь по песку, как по
снегу в морозную ночь, и сухой воздух жадно ловит пар твоего дыхания.
Звездный свет пронизывает вечно безоблачное небо и блестит в глазах.
Мысли по-кошачьи ленивы - хоть и дремлют, н за кем-то следят.
Почта Эфира почему-то молчит. Мачты раскинули невод антенн и ловят
рыбу-золото твоих посланий. Скоро исполнится год, и прибудет смена, если
только археологи Космограда решат продолжить поиск Разумных на этой пла-
нете. А пока мне необходимо закончить эксперимент.
Планета пустынь.
Планета - пустыня.
Но только здесь я отчетливо вижу в тугой прозрачной глубине быстрые
спины рыб и кипящий веер брызг при развороте на водных лыжах. Только
здесь мне видится море и видится ручей. Море в минуты вздыбленной ярос-
ти, когда сорваны все паруса и нет надежды, осталось только смутное же-
лание коснуться твердой суши, а ручей - капли, льющие свет и захлебываю-
щиеся от тихого смеха.
Планета пустынь - мгновенная жизнь.
Все живое лежит веками под беспощадным солнцем, чтобы взорваться ос-
лепительной торопливой вспышкой, если будет вода.
Раньше ее было много, и дети Разумных ходили по лужам, воображая себя
капитанами, а влюбленные целовались под теплым дождем.
Но воду выпила цивилизация, и Разумные улетели, оставив ланету пус-
тынь, где все истерто в песок. Зыбкий, как мираж. По песку можно ходить,
но нельзя останавливаться. Тонет все, что тяжелее. Утонули в песке дома,
улицы, города Разумных. Задохнулась жизнь под покрывалом эрозии.
Что же осталось?
Остались семена приспособившихся растений - они нашли такую форму,
чтобы удержаться на поверхности. Они легче песка.
Планета пустынь - планета ждущих семян. Если зернышко дождалось воды,
то лопается оболочка, ярко вспыхивает узор цветов и вот уже твердеет под
жгучими лучами новое семя, новое звено в цепи превращений, новая инкар-
нация жизни.
Планета пустынь - планета тягучего ожидания и взрыва. Авария на стан-
ции случилась также, как взрыв. Разом расползлась, словно растаяла,
стенка резервуара, и поток воды, оседая и дробясь, грузно извергся на
планету пустынь. Желтые, лиловые, оранжевые, белые, синие, серебряные,
кумачевые цветы укрыли ярким ковром поверхность образовавшегося озера,
которое высыхало и блекло на глазах. Так выцветают незабудки.
За резервуаром с запасами воды наступила очередь других строений моей
станции. Нержавеющие, тугоплавкие конструкции ,выдерживающие вакуум и
холод космоса, разъедались спорами, которые провели свою кропотливую ра-
боту незаметно для меня. Я успел послать зов о помощи и спуститься в ар-
хеологическую шахту.
Пробираясь сквозь толщу песка, мы искали дно, материк, на котором жи-
ли Разумные. Что ж, когда-нибудь станция, вернее останки станции, под
тяжестью собственного веса достигнут дна. Верхние строения станции раз-
рушились под действием спор, исчезли сдерживающие распорки, рассыпались
синтезаторы воды. Станция - мой саркофаг, его не так-то просто будет от-
копать, аварийного запаса воды осталось дней на десять...
Я успею написать тебе, Наташа...
... пустыня,
пустыня без края у ног,
звенит безоблачный зной,
в зубах песок
и в ногах песок,
сухой, горячий и злой,
в зыбком песке,
в зыбком песке,
ссыпаясь вперед с песком,
шагаю в тяжелом шуршащем сне,
шагаю вперед ползком,
и ссохшийся рот
поперек разорвав
распухшим чужим языком,
песню пою,
что Создатель прав,
что жизнь распустилась цветком,
любовь подарила свой дар,
я пью твоих рос нектар...
... я смотрел, потому что не оторваться, я слушал, потому что ты смеялась, я
молчал, потому что ты говорила... почему я не слышу тебя, почему не вижу?..
разве может быть так, что тебя нет?..
... ты пришла -
и этим все сказано!
радость моя
под глазами
слезами размазана...
... люблю! и головой вперед, как в водопад, разбиться в радугу, взлететь и
лечь прохладой брызг в прохладу плеч...
... и хотя мы одни с тобою, мы совсем не одни - балеринами над стеною танцуют
огни..
все пройдет... останутся губы, целующие голубую соленую влагу твоих глаз...
... Мой саркофаг достиг дна... Разумные были, Разумные жили - станция
опустилась в мертвом городе и стала одним из его домов...Разумные стали
Безумными и погубили свою планету...
На стене единственной комнаты, что мне удалось откопать, осталась
фреска, тусклая от патины времени. Женщина ждет любимого. Женщина ждет
любимого, улетевшего к далеким мирам. Я долго вглядывался в лицо женщи-
ны, потом вылил на губку остатки воды и протер фреску. На миг засиял бо-
жественной красотой лик с твоими глазами и скрылся под распустившимися
цветами...
Где мне найти высокие слова сильнее смерти? Они есть и они единствен-
ные:
Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ
Глава шестнадцатая
--===Свое время===--
Глава шестнадцатая
Наташа словно расцвела. Как мы радовались каждой нашей встрече, телефонным
звонкам, совместным прогулкам. А как она волновалась, когда я в первый раз
привел ее к себе домой и познакомил с родителями. Я очень хотел, чтобы она
понравилась моим старикам - так и случилось. Вроде бы само собой, естественно,
Наташу приняли как родную в нашу семью, но только позже я понял, сколько такта
было проявлено матерью и отцом.
Когда я, проводив Наташу, вернулся домой, отец сидел за столом и,
видно, ждал меня.
- Садись, Валерий, поговорим.
Мать, как была в фартуке, пришла с кухни и тихо присела в кресле у
телевизора.
Отец разглаживал складки скатерти, вертел очки в руках - искал слова.
Наконец, решился.
- Насколько я понимаю, у вас с Наташей серьезно? - спросил он, строго
нахмурившись.
- Да, - сразу и твердо ответил я. И даже обрадовался тому, что ска-
зал, что у нас с Наташей действительно серьезно.
- Ну, и как же вы рассчитываете дальше жить? - отец испытующе погля-
дел на меня. - Насколько я понимаю, Наташа замужем?
Разговор будет нелегким, подумал я.
- Официально замужем, но она не вернулась после санатория к мужу и
живет сейчас с матерью и братом. Здесь, неподалеку.
- Брат младше ее?
- Нет, старше. Он мастер спорта. По ручному мячу. За ЦСКА играл. Сей-
час работает не то тренером, не то завскладом.
- Насколько я понимаю... - отец третий раз употребил это выражение, -
и жить там негде?
Мать сдержанно вздохнула в своем углу.
- У них двухкомнатная квартира. В одной комнате брат, в другой - На-
таша с мамой. Здесь, естественно, тоже негде - не приведу же я жену к
вам на кухню, на раскладушку. Но вы не беспокойтесь, сами знаете, я стою
на очереди в издательстве, мы строим дом на проспекте Мира, и мне обеща-
ют однокомнатную квартиру с учетом моего заболевания... А пока перебьем-
ся как-нибудь... Кроме того, Наташу опять кладут в больницу - не долечи-
лась она, судя по всему.
- Не может быть, сынок! - всплеснула мать руками. - Как же это полу-
чилось?
- Дела... - покрутил головой отец.
Я молчал.
Молчал отец.
Молчала и мать.
В словах не было необходимости, но мне было до боли жалко стариков. С
их точки зрения, я еще совсем молодой и многого не понимаю, мне хоть бы
сейчас пожить да не тужить, а я уже перенес серьезное заболевание, ос-
тался без дома, сын мой растет без меня, а я еще решил связать свою
жизнь с милой, но беспомощной Наташей, которая не сегодня-завтра ляжет
на больничную койку...
И, наверное, им где-то в глубине души было даже неловко чувствовать
себя здоровыми и благоустроенными... Как объяснить отцу и матери, что не
квартиру, не дачу, не машину - обрел я любовь, что пошатнулось Наташино
здоровье от нашей разлуки, что пойдет она теперь на поправку...
Не надо им ничего объяснять, они поняли.
- Хорошо, - как о решенном деле сказал отец и больше для порядка до-
бавил:
- Подумай все-таки...
- Чего же тут думать? - сказала мать. - Тяжело вам будет, Валерий,
ох, тяжело, да уж чему быть - того не миновать. Может, чайку попьешь,
сынок? А? С бараночками.
Глава семнадцатая
--===Свое время===--
Глава семнадцатая
Сам не знаю откуда и почему, но во мне проснулась и жила твердая, безоглядная
уверенность - все у нас с Наташей будет хорошо, иначе просто быть не может.
Поскорей бы ей только вылечиться. Наташе дали направление в клинику института
туберкулеза, но попасть туда оказалось не так-то просто, мы ждали недели две,
пока освободится место. Наконец, ей сообщили, что можно приезжать.
Когда я заехал за Наташей, она уже ждала меня, немного взволнованная,
но сосредоточенная:
- Почему-то мне кажется, что именно в этом институте мне помогут.
Я постучал по деревянному дверному косяку.
Мать Наташи, Елена Ивановна, собралась было с нами, но Наташа упрямо
замотала головой:
- Нет, нет, нет. Ни в коем случае. Я только с Валерой хочу. А ты по-
том приедешь, навестишь. Еще наездишься.
- Ну, хорошо, хорошо, доченька, - покорно согласилась Елена Ивановна.
- Лишь бы тебе лучше было. Делай, как хочется. Давай-ка присядем на до-
рожку.
- И то верно, - случайно в один голос сказали мы с Наташей, улыбнув-
шись друг другу, но тут же стали серьезными.
Сели.
Я с Наташей на диване. Елена Ивановна - на краешке стула.
Воцарилось молчание. Стало слышно, как гулко тикает большой пластмас-
совый будильник, как глухо булькает вода в трубах центрального отопле-
ния.
Мы держались с Наташей за руки, смотрели друг другу в глаза, а Елена
Ивановна - на нас.
- Ну, с богом, - шмыгнула она носом.
Мы поднялись.
В это время загремел звонок в передней.
- Когой-то еще несет нелегкая? - всполошилась Елена Ивановна. - Не
заперто там. Никак Кирилл?
- Ну, боялся опоздаю! - крупный, громоздкий Кирилл сразу заполнил со-
бой пространство комнаты. - Сестренка, родная моя, давай попрощаемся что
ли?
Наташа утонула в объятиях Кирилла.
- Фу, уже успел, - брезгливо отвернулась она от него. - С утра. И не
стыдно?
- День сегодня такой, - виновато потупился Кирилл. - Я и с собой
прихватил, давай на дорожку, а?
Он вытащил из боковых карманов пальто две бутылки темного стекла с
оранжевыми этикетками.
- Совсем без понятия, идол, - сердито закричала Елена Ивановна. - Ей
к докторам, а она выпимши.
- Маманя, цыц, - добродушно отмахнулся Кирилл от Елены Ивановны. -
Это же не водка, а вино. Портвейн. "Лучший". Сто тридцать семь копеек с
посудой. Тогда с тобой, Валерка? За Наташкино здоровье неужели не
выпьешь?
- Вот вернется она домой здоровая, тогда и выпьем. Все вместе, - от-
рицательно покачал я головой.
- Это сколько ждать, - уныло протянул Кирилл. - Месяца три как штык.
Столько мой слабый организм не выдержит.
- Бугай ты, слонище, еще жалуется, - с горечью в голосе сказала Ната-
ша. - Слон и есть. Большой, добрый и глупый. Представляешь, Валера, пока
он в свой ручной мяч играл и сам был, как ручной. Чемпион Союза, мастер
спорта, любимец команды, а как ушел из большого спорта - кто он? Деся-
тиклассник необразованный. Кому он нужен? Да никому, кроме забулдыг под-
заборных. Проводили его, правда, с почетом, телевизор подарили, завскла
дом назначили. Была я у него. Проходной двор. Всех алкашей с округи соб-
рал. Сборная алкоголиков.
- Ребят не трогай, им тоже несладко живется, - помрачнел Кирилл.
- Гляди, добром это не кончится, - вздохнула Наташа. - Ну, хватит,
поехали.
Мы вышли на улицу, я нес сумку, а Наташа ухватила меня за свободную
руку и крепко прижалась ко мне. Мартовское солнце словно играло с горо-
дом в прятки, то скрываясь, то выглядывая из-за быстро бегущих облаков.
Славный был денек.
Мы спустились в метро, сели в полупустой вагон. Напротив нас сидел
мрачный старик с взъерошенными кустистыми бровями. Он обводил грозным
взглядом вагон и что-то презрительно ворчал себе под нос. Мы было при-
тихли, но вдруг Наташа фыркнула, сдерживая смех, и показала мне глазами
на ноги старика. Он был в разных носках, черном и желтом.
Теперь и я не мог удержаться от смеха.
Мы с безразличным видом смотрели по сторонам, потом встречались гла-
зами с Наташей и начинали мелко трястись и постанывать от очередного
удушающего приступа смеха.
Старик заметил наши судороги, сначала изумленно уставился на нас, а
потом, когда поезд вылетел из туннеля и сбросил ход у очередной платфор-
мы, встал и театрально громовым голосом произнес, глядя на меня:
- И лишь бумажные цветы воды боятся...
И вышел.
Вот тут мы уже дали себе волю и нахохотались до слез.
Научно-исследовательский институт, куда мы ехали, располагался в пре-
делах Москвы, но добираться до него было легче электричкой. Выйдя из по-
езда, мы поднялись с железнодорожной платформы на переходной мост и
спустились в березовую рощицу, в глубине которой виднелась институтская
ограда.
Исчезли, пропали городские шумы, нас обступила тишина, нарушаемая шо-
рохом оседающего снега, редкой капелью с веток берез и невнятным говором
ручейка в придорожной канаве. Весна, подумал я, но когда мы зашли в
больницу и я ждал Наташу в приемном покое, то подумал, что не имеет зна-
чения весна, лето или зима - раз первый день в больнице, значит осень.
Осень нас, чахоточных, как цыплят, ловит и считает. Осенние итоги:
сколько кому отпущено?
Я дождался Наташу, забрал у нее сумку с вещами. Она достала из плас-
тикового пакета косметичку, покопалась в ней и вытащила маленького об-
лезлого медвежонка.
- Здесь, - по-детски хвастливо показала она мне его. - Мой талисман.
Его зовут Потап. Он нам обязательно поможет. Правда, Потап?
Помогали бы амулеты, Наташку обвешал бы ими с головы до ног и сам об-
вешался бы. У нас в издательстве одна сотрудница, технический редактор
по специальности, мы их техредьками зовем, так у нее дома во всех комна-
тах, даже в туалете, специальные камни разложены. Обереги называются.
Оберегать должны от порчи, от сглаза, от всякой заразы. Несчастней ее,
кажется, нет женщины...
- Конечно, поможет, Натусь. Ну, Потап, я потопал. Завтра опять жди.
Глава восемнадцатая
--===Свое время===--
Глава восемнадцатая
И тот день начался как один из череды буден, что составляют ритм рядовой
рабочей недели. Без двух минут девять я вошел в двери издательства. Главное -
пересечь порог до того, как минутная стрелка, вздрогнув, встанет вертикально,
иначе комсомольский прожектор вывесит плакат с лозунгами "За образцовую
трудовую дисциплину!", на котором в числе злостных нарушителей будет вписана
черными печатными буквами и твоя фамилия - опять на полторы минуты ты не
дотрудился ради общего блага, что, в свою очередь, послужит поводом для
нравоучительного поминания в докладах комсомольского секретаря на очередном
собрании, а также основанием для снижения баллов родной редакции в широко раз
вернувшемся социалистическом соревновании нашего славного коллектива за
достойную встречу всемирного праздника трудящихся - Первого Мая и лишения
квартальной премии, по крайней мере, на пятьдесят процентов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22