Об образовании Крымской области в составе РСФСР. Не обратил внимания?
- Обратил. Но не понял.
- А могли уже и тогда понять. Ходили слухи. И о крымских татарах. И о чеченцах. И о калмыках... В Крыму не осталось ни одного татарского названия. Сплошные "Изобильные", "Приветные", "Виноградные" и "Лазоревые". В татарских домах живут переселенцы из Архангельской области, с Вологодщины. Даже должность такую ввели: инструктор по цветоводству. Учат архангельских мужиков и баб, как ухаживать за розами, когда выкапывать и сажать тюльпаны. Нужное дело. Архангельский житель знает, как картошку сажать. Розы для него - дело новое... И еще. Этот капитан-сапер, который ко мне приехал, - это старший сын татарина. А в сорок пятом он посылал ко мне младшего. Тоже с письмом. Меня не было в Москве. Жена сказала: приходил татарский юноша. Спросил, как найти тебя. Записал адрес ГОСЕТа. И ушел.
- Почему - меня? - не понял Михоэлс.
- Я был в Крыму в командировке от комитета. А все знают, что ты председатель ЕАК. Так вот. Как я понял, с тобой он не встретился?
- Нет.
- Он не вернулся из Москвы. Позже отец узнал, что его посадили. На три года. За нарушение паспортного режима в военное время. Письмо он, вероятно, успел выбросить. Иначе получил бы десятку по пятьдесят восьмой. За антисоветскую пропаганду. И отец получил бы не меньше... Вот, собственно, и все, что я хотел тебе рассказать.
- Зачем ты поехал в Крым? - спросил Михоэлс.
- Чтобы не гадать, а знать точно. Теперь мы все знаем точно.
Поднялись со скамейки, неторопливо двинулись по бульварам к Пушкинской площади. Михоэлс вдруг остановился, сшиб тростью оказавшийся на пути камешек. Бросил с досадой:
- Мало нам своих болячек!
- Выходит, мало, - согласился Квитко. - Ты сегодня не дал Феферу говорить о Крымской республике. Почему?
- Понятия не имею. Не дал, и все. Не знаю почему.
- Теперь знаешь.
- Теперь знаю.
Возле Никитских ворот Квитко спросил:
- Ты в театр?
Михоэлс подумал и ответил:
-- Нет. К Лозовскому.
VI
После смерти Щербакова в мае сорок пятого года Лозовского назначили начальником Совинформбюро. Новый кабинет его был раза в три больше прежнего, на приставном столике прибавилось телефонов. К кабинету примыкала просторная комната отдыха с овальным обеденным столом, с заставленным посудой и хрусталем буфетом, с черным, дерматиновой обивки, диваном. Сюда и провел Лозовский нежданного гостя. Не спрашивая, достал из буфета два фужера, коробку шоколадных конфет и бутылку грузинского коньяка, разверстал, чокнулся.
- Рад тебя видеть, Соломон Михайлович.
- Я тебя тоже.
- Будем здоровы!
- Будем!..
- Ты по делу? Или просто поговорить о международном положении? спросил Лозовский, когда в бутылке слегка поубавилось.
- С тобой и о международном положении поговорить интересно. Информированный человек. Что у нас происходит в этих сферах?
- Если коротко: борьба за мир.
Михоэлс усмехнулся:
- Это я и сам понял. В Москве говорят: а потом начнется такая борьба за мир, после которой не останется камня на камне.
- Не исключено.
- Вообще-то, Соломон Абрамович, я по делу.
- Тогда давай еще по граммульке и пойдем погуляем. А то я в этом кабинете и лета не вижу.
- Не обессудь, но я сегодня уже нагулялся. Нога побаливает, - объяснил Михоэлс. - Так что, если не возражаешь, поговорим здесь.
Лозовский внимательно на него посмотрел:
- Ты уверен, что тебе не хочется подышать свежим воздухом?
Михоэлс кивнул:
- Да.
- Тогда давай поговорим здесь.
- А коньяку больше не дадут?
Лозовский засмеялся.
- Так вот почему ты не хочешь на улицу!
- А то. Бутылку же с собой не захватишь... Дело вот какое. Сегодня на президиуме хотел выступить Фефер. С предложением, чтобы ЕАК обратился в правительство с просьбой создать в Крыму еврейскую республику.
- Хотел. Но не выступил? - уточнил Лозовский.
- Нет. Но очень хотел. Прямо рвал удила, как молодой рысак.
Лозовский кивнул:
- Понятно. Не выступил - почему?
- У нас была другая повестка дня.
Лозовский повторил:
- Понятно.
- Вопрос, как ты знаешь, не новый, - продолжал Михоэлс, старательно подбирая слова. - В феврале сорок четвертого мы уже обращались с письмом в правительство. Идея, насколько я могу судить, не получила поддержки. Я считаю, что сегодня снова поднимать вопрос и вовсе неправильно. Я сейчас объясню, почему я так думаю. Но сначала - вопрос. Что случилось с Крымско-Татарской республикой?
Лозовский насторожился.
- На территории Крыма указом Президиума Верховного Совета создана Крымская область в составе РСФСР.
- Это я знаю. Я спрашиваю о республике крымских татар. В указе о ней нет ни слова.
- Из указа вытекает, что она расформирована.
- Она расформирована потому, что татар в Крыму не осталось. Практически ни одного. А до войны их там было триста тысяч.
- Откуда у тебя эта информация?
- Случайно узнал. Ко мне на прием пришел молодой татарин. И все рассказал.
- Почему он рассказал это тебе?
- Чтобы мы знали. У них нет татарского антифашистского комитета. Указ о создании Крымской области подтверждает его слова.
- Ты записал его фамилию, адрес?
- Он мне ничего не сказал. Он откуда-то из Казахстана или Сибири. Их туда выселили. Весной и летом сорок четвертого года.
- Летом сорок четвертого по решению правительства Крым был очищен от антисоветских элементов. Многие крымские татары сотрудничали с гитлеровцами. Они подарили Гитлеру белого коня, чтобы он на нем въехал в Москву.
- Выселены семьи. Старики, женщины и дети не могли сотрудничать с гитлеровцами. И дарить Гитлеру коней. Я хочу, чтобы ты меня правильно понял. Верней, так: я хочу быть понятым совершенно правильно. Я не обсуждаю и не оцениваю никаких решений правительства. Я не знаю причин, по которым татары были выселены из Крыма. Я принимаю это как факт, как данность. И потому считаю, что мы не имеем права ходатайствовать о создании в Крыму еврейской республики. Хватит с нас обвинений в том, что мы распяли Христа. Нам не нужны обвинения в том, что мы заняли или хотели занять земли крымских татар и их жилища. Это мое мнение. Мое личное мнение. И только. Я достаточно ясно выразился?
- Вполне. И ты сообщил мне об этом...
- Чтобы ты знал, - закончил его фразу Михоэлс.
- Я понял. Кофе хочешь?
- Хочу.
- Сейчас сделаю. Мне тут подарили немецкую кофеварку... - Лозовский повозился с каким-то хитроумным никелированным устройством, насыпал кофе, залил водой и включил в сеть. - Сейчас будет... Почему ты не в партии, Соломон Михайлович?
Михоэлс пожал плечами:
- Даже не знаю. Как-то так... не случилось.
- А я в партии с 1901 года. Вступил мальчишкой, в двадцать три года. Два раза исключали, потом восстанавливали. В сущности, вся моя жизнь связана с партией. Вся, без остатка.
- А моя с театром.
- Хорошее сопоставление. Есть законы театра, которых ты не можешь нарушить. Есть законы партии, которых не могу нарушить я. К чему я это говорю? Вот к чему. Я согласен с тобой. Думаю, что ты прав. Но если партия прикажет мне изменить мое мнение, я изменю.
- Но сейчас ты считаешь, что я прав? - уточнил Михоэлс.
- Да, прав.
Михоэлс наполнил фужеры.
- Ваше здоровье, гражданин Лозовский!
- Ваше здоровье, гражданин Михоэлс!..
Михоэлс еще немного посидел и поднялся.
- Пойду, не буду тебе больше мешать. Спасибо за коньяк.
- А кофе?
- В другой раз.
Лозовский вышел проводить его к лифту. Спросил:
- Хочешь сказать что-нибудь еще?
- Как ни странно, нет. А ты?
Лозовский на миг задумался и ответил:
- Как ни странно, я тоже.
- Кроме, пожалуй, одного, - добавил Михоэлс. - Все антифашистские комитеты влились в Советский комитет защиты мира. Только одни мы торчим, как сучок на перилах.
- Я понял. Это хорошая мысль. У тебя нет ощущения, что сегодня мы переступили какую-то черту?
Михоэлс подтвердил:
- Есть. Только мы сделали это не сегодня.
Лозовский пожал ему руку и вернулся в комнату отдыха. Постоял у окна, глядя, как внизу идет через площадь, опираясь на трость, маленький человек с блестящей на солнце лысиной в обрамлении черных волос. Он подошел к остановке, дождался трамвая и скрылся в вагоне.
Лозовский отошел от окна. Зашипела, забрызгала кипятком кофеварка. Лозовский выключил ее и вылил кофе в раковину. Он не пил кофе. В марте ему исполнилось шестьдесят девять лет и уже начало давать знать о себе сердце.
Возле зеркала в простенке задержался.
"Рост - высокий. Телосложение - плотное. Волосы - густые, черные. Брови - широкие, черные. Борода и усы - с проседью..."
На трамвае Михоэлс доехал до Каланчевки. Посидел на скамейке на платформе, покурил. Сел в подплывшую электричку. Проехал остановок пять, стоя в тамбуре и рассеянно глядя на мелькающие пригороды Москвы. На какой-то станции, когда уже закрывались двери, вышел. Заметил, как из другой двери, разодрав створки, почти на ходу вывалился какой-то молодой человек в белых парусиновых туфлях, начищенных зубным порошком. Второго не было видно. Или отстал. Или теперь стал ходить один. Сел в другую электричку, к Москве. Молодой человек в парусинках вошел следом. Михоэлс на него не смотрел. И не думал о нем. Он вообще ни о чем не думал. Просто сидел и ехал.
По вагонам ходили цыгане, тащились на низких подшипниковых тележках калеки-нищие, в военных гимнастерках, с медалями "За отвагу", выставляли напоказ культи. Побирались дети. Один пел. Михоэлс и раньше слышал эту песню. Песня была жалостливая. Про то, как боец написал с фронта жене, что ему оторвало ногу, и как она ушла к другому, потому что ей не нужен был инвалид. А потом он вернулся домой.
Он вернулся живой, неизранетый,
Руки-ноги все целы они.
Боевой орден Красного Знамени
Расположен на левой груди.
- Тетеньки и дяденьки, оплатите детский труд!..
Через месяц Михоэлса вызвал к себе Молотов.
8. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
I
"Совершенно секретно
Экземпляр единственный
2.09.47 г.
Оперативной техникой зафиксирован следующий разговор тов. Молотова и тов. Михоэлса. Запись и расшифровка сделаны по распоряжению тов. Молотова.
М о л о т о в. Добрый день, Соломон Михайлович. Проходите, садитесь. Как вы себя чувствуете?
М и х о э л с. Спасибо, хорошо.
М о л о т о в. Как ваша нога?
М и х о э л с. Я уже привык. Человек ко всему привыкает. Даже к тому, к чему невозможно привыкнуть. Я думаю, поэтому люди и не вымерли в процессе эволюции. Как мамонты.
М о л о т о в. Вернемся в нашу историческую эпоху. Вы читаете газеты?
М и х о э л с. И очень внимательно. Особенно "Правду".
М о л о т о в. А иностранные?
М и х о э л с. Помилуйте, Вячеслав Михайлович, "Нью-Йорк таймс" не продают в наших киосках. К тому же я знаю только немецкий язык. Не считая, конечно, русского и идиша. И немного французского.
М о л о т о в. "Правда" отражает в основном все мировые события. Но это отражение несколько обобщенное. Без деталей и лишних нюансов. Вникать в детали и нюансы - дело политиков. Без деталей невозможно глубинное понимание текущего момента и главных тенденций. Вы не будете возражать, если я вас познакомлю со своим виденьем международной и отчасти внутриполитической ситуации?
М и х о э л с. Ваше время слишком дорого, чтобы вы тратили его на мое политическое просвещение. Я не политик и не дипломат. Я просто артист. Мне вполне достаточно картины, которую рисует "Правда".
М о л о т о в. Это не совсем так. Вы не просто артист. Волей обстоятельств вы стали заметным политическим деятелем. Вы возглавляете Еврейский антифашистский комитет СССР. А ЕАК - очень авторитетная общественная организация. Как у нас в стране, так и за рубежом.
М и х о э л с. Это несправедливо высокая оценка. Вы преувеличиваете наше значение..."
Сталин оторвал взгляд от расшифровки. Заметил, обращаясь к Молотову, который сидел через стул от него за столом для совещаний и косился на машинописные листки, пытаясь понять, какое место Сталин читает:
- Не хочет, чтобы ты говорил. А?
- Не хотел, - подтвердил Молотов.
- Почему?
- Понимал, что после этого ему придется сказать "да" или "нет". Хотел этого избежать.
- Дипломат. И хороший. Как, по-твоему?
- Хороший дипломат - тот, у кого за спиной сила.
- А вот тут ты, Вячеслав, не прав, - возразил Сталин. - Когда за спиной сила, любой дурак будет хорошим дипломатом. А вот когда силы нет - тут и начинается искусство дипломатии.
- Возможно. Просто я от этого отвык. Уже двадцать лет на спиной советской дипломатии огромная сила. Сейчас - особенно.
- А бомба? - спросил Сталин.
- Да, бомба - это серьезно.
- То-то же!..
Сталин вернулся к тексту.
"М о л о т о в. Скромность - хорошее качество. Но не следует им злоупотреблять. Когда я говорю, что вы стали заметной политической фигурой, я знаю, что говорю.
М и х о э л с. Мне чрезвычайно интересна ваша оценка современной международной обстановки. Я выслушаю вас с огромным вниманием. Ваше доверие - для меня высокая честь. Хотя я по-прежнему считаю, что эта честь мною не заслужена..."
- Сдался. А? - усмехнулся Сталин.
- А что ему оставалось?
"М о л о т о в. Вы слышали о доктрине Трумэна?
М и х о э л с. Да.
М о л о т о в. А о плане Маршалла?
М и х о э л с. Только то, что было в наших газетах.
М о л о т о в. А что было в наших газетах? Напомните.
М и х о э л с. Доктрина Трумэна: продолжение курса на так называемое сдерживание коммунизма, развязывание "холодной войны", закрепление за США роли лидера западных реакционных режимов. Сообщения о плане Маршалла не очень внятные. Какая-то программа американской помощи европейским странам. Непонятно, одобряем мы ее или осуждаем.
М о л о т о в. План Маршалла и доктрина Трумэна - две основные составляющие американской политики. Президент Трумэн изложил свою доктрину в послании к конгрессу в марте этого года. В мае она приобрела силу закона. Основная ее идея: военное противостояние Советскому Союзу. Как в Европе, так и во всем мире. На 48-й и 49-й годы, например, выделяется четыреста миллионов долларов для помощи Турции и Греции, которым якобы угрожает Советский Союз. Но главная ее цель: создание в Европе военного блока США, Великобритании, Франции и других стран под общим руководством Соединенных Штатов. Наши источники сообщают из Вашингтона, что на эти цели планируется выделять до десяти миллиардов долларов в год..."
Сталин ткнул мундштуком трубки в строку:
- Это зачем? "Наши источники".
- Знак доверия, - объяснил Молотов. - Информация неконкретная. Иллюзия информации.
- Ну, допустим...
"М о л о т о в. Так что с доктриной Трумэна все ясно. С планом Маршалла гораздо сложней. Новый государственный секретарь США Джордж Кэтлетт Маршалл озвучил, как говорят американцы, свой план 5 июня этого года в выступлении в Гарвардском университете. Он предложил создать в Европе нечто вроде "руководящего комитета", который занимался бы учетом ресурсов и нужд европейских стран, определял приоритетные отрасли промышленности и путем финансирования Соединенными Штатами обеспечивал бы их ускоренное развитие. По мнению госсекретаря Маршалла, это будет способствовать быстрому экономическому возрождению послевоенной Европы. Кстати, руководителем этого комитета предполагается, по нашим сведениям, назначить министра торговли Гарримана, бывшего посла США в Москве. Вы с ним, насколько я знаю, знакомы?
М и х о э л с. Крайне поверхностно. Меня представили ему на приеме в американском посольстве. А потом он был у нас на спектакле "Фрейлехс". Не думаю, что он меня помнит.
М о л о т о в. А я думаю, помнит. И очень хорошо. Но это неважно. Существенно для нас в плане Маршалла то, что американцы предлагают участвовать в нем Советскому Союзу и народно-демократическим странам Восточной и Центральной Европы. Чтобы вы представляли себе масштаб этого плана, скажу, что президент Трумэн намерен направить на его реализацию до двадцати миллиардов долларов ежегодно в виде безвозмездных субсидий и льготных кредитов. Причем это не частные инвестиции, а средства из федерального бюджета США.
М и х о э л с. Двадцать миллиардов в год - это много?
М о л о т о в. Сказать "много" - значит, не сказать ничего.
М и х о э л с. Очень я сомневаюсь, что американцы дадут эти деньги просто так.
М о л о т о в. Вот в этом и есть загвоздка. Вы совершенно правы: они захотят получить за свои кредиты определенные политические уступки. Мы готовы к разумным компромиссам. Весь вопрос - где граница этих компромиссов. Мы ведем сейчас переговоры с американским правительством о степени и формах участия СССР в плане Маршалла.
М и х о э л с. Переговоры успешные?
М о л о т о в. Пока не могу сказать вам ничего определенного. Мы заинтересованы, чтобы они были успешными. И для этого очень неплохо создать для Соединенных Штатов дополнительные стимулы. Вы понимаете, о чем я говорю?
М и х о э л с. Нет. Вы обрушили на меня столько информации, что у меня голова кругом идет..."
- Врет? Или действительно не понимает?
- Думаю, врет...
"М о л о т о в. Я говорю о Крыме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
- Обратил. Но не понял.
- А могли уже и тогда понять. Ходили слухи. И о крымских татарах. И о чеченцах. И о калмыках... В Крыму не осталось ни одного татарского названия. Сплошные "Изобильные", "Приветные", "Виноградные" и "Лазоревые". В татарских домах живут переселенцы из Архангельской области, с Вологодщины. Даже должность такую ввели: инструктор по цветоводству. Учат архангельских мужиков и баб, как ухаживать за розами, когда выкапывать и сажать тюльпаны. Нужное дело. Архангельский житель знает, как картошку сажать. Розы для него - дело новое... И еще. Этот капитан-сапер, который ко мне приехал, - это старший сын татарина. А в сорок пятом он посылал ко мне младшего. Тоже с письмом. Меня не было в Москве. Жена сказала: приходил татарский юноша. Спросил, как найти тебя. Записал адрес ГОСЕТа. И ушел.
- Почему - меня? - не понял Михоэлс.
- Я был в Крыму в командировке от комитета. А все знают, что ты председатель ЕАК. Так вот. Как я понял, с тобой он не встретился?
- Нет.
- Он не вернулся из Москвы. Позже отец узнал, что его посадили. На три года. За нарушение паспортного режима в военное время. Письмо он, вероятно, успел выбросить. Иначе получил бы десятку по пятьдесят восьмой. За антисоветскую пропаганду. И отец получил бы не меньше... Вот, собственно, и все, что я хотел тебе рассказать.
- Зачем ты поехал в Крым? - спросил Михоэлс.
- Чтобы не гадать, а знать точно. Теперь мы все знаем точно.
Поднялись со скамейки, неторопливо двинулись по бульварам к Пушкинской площади. Михоэлс вдруг остановился, сшиб тростью оказавшийся на пути камешек. Бросил с досадой:
- Мало нам своих болячек!
- Выходит, мало, - согласился Квитко. - Ты сегодня не дал Феферу говорить о Крымской республике. Почему?
- Понятия не имею. Не дал, и все. Не знаю почему.
- Теперь знаешь.
- Теперь знаю.
Возле Никитских ворот Квитко спросил:
- Ты в театр?
Михоэлс подумал и ответил:
-- Нет. К Лозовскому.
VI
После смерти Щербакова в мае сорок пятого года Лозовского назначили начальником Совинформбюро. Новый кабинет его был раза в три больше прежнего, на приставном столике прибавилось телефонов. К кабинету примыкала просторная комната отдыха с овальным обеденным столом, с заставленным посудой и хрусталем буфетом, с черным, дерматиновой обивки, диваном. Сюда и провел Лозовский нежданного гостя. Не спрашивая, достал из буфета два фужера, коробку шоколадных конфет и бутылку грузинского коньяка, разверстал, чокнулся.
- Рад тебя видеть, Соломон Михайлович.
- Я тебя тоже.
- Будем здоровы!
- Будем!..
- Ты по делу? Или просто поговорить о международном положении? спросил Лозовский, когда в бутылке слегка поубавилось.
- С тобой и о международном положении поговорить интересно. Информированный человек. Что у нас происходит в этих сферах?
- Если коротко: борьба за мир.
Михоэлс усмехнулся:
- Это я и сам понял. В Москве говорят: а потом начнется такая борьба за мир, после которой не останется камня на камне.
- Не исключено.
- Вообще-то, Соломон Абрамович, я по делу.
- Тогда давай еще по граммульке и пойдем погуляем. А то я в этом кабинете и лета не вижу.
- Не обессудь, но я сегодня уже нагулялся. Нога побаливает, - объяснил Михоэлс. - Так что, если не возражаешь, поговорим здесь.
Лозовский внимательно на него посмотрел:
- Ты уверен, что тебе не хочется подышать свежим воздухом?
Михоэлс кивнул:
- Да.
- Тогда давай поговорим здесь.
- А коньяку больше не дадут?
Лозовский засмеялся.
- Так вот почему ты не хочешь на улицу!
- А то. Бутылку же с собой не захватишь... Дело вот какое. Сегодня на президиуме хотел выступить Фефер. С предложением, чтобы ЕАК обратился в правительство с просьбой создать в Крыму еврейскую республику.
- Хотел. Но не выступил? - уточнил Лозовский.
- Нет. Но очень хотел. Прямо рвал удила, как молодой рысак.
Лозовский кивнул:
- Понятно. Не выступил - почему?
- У нас была другая повестка дня.
Лозовский повторил:
- Понятно.
- Вопрос, как ты знаешь, не новый, - продолжал Михоэлс, старательно подбирая слова. - В феврале сорок четвертого мы уже обращались с письмом в правительство. Идея, насколько я могу судить, не получила поддержки. Я считаю, что сегодня снова поднимать вопрос и вовсе неправильно. Я сейчас объясню, почему я так думаю. Но сначала - вопрос. Что случилось с Крымско-Татарской республикой?
Лозовский насторожился.
- На территории Крыма указом Президиума Верховного Совета создана Крымская область в составе РСФСР.
- Это я знаю. Я спрашиваю о республике крымских татар. В указе о ней нет ни слова.
- Из указа вытекает, что она расформирована.
- Она расформирована потому, что татар в Крыму не осталось. Практически ни одного. А до войны их там было триста тысяч.
- Откуда у тебя эта информация?
- Случайно узнал. Ко мне на прием пришел молодой татарин. И все рассказал.
- Почему он рассказал это тебе?
- Чтобы мы знали. У них нет татарского антифашистского комитета. Указ о создании Крымской области подтверждает его слова.
- Ты записал его фамилию, адрес?
- Он мне ничего не сказал. Он откуда-то из Казахстана или Сибири. Их туда выселили. Весной и летом сорок четвертого года.
- Летом сорок четвертого по решению правительства Крым был очищен от антисоветских элементов. Многие крымские татары сотрудничали с гитлеровцами. Они подарили Гитлеру белого коня, чтобы он на нем въехал в Москву.
- Выселены семьи. Старики, женщины и дети не могли сотрудничать с гитлеровцами. И дарить Гитлеру коней. Я хочу, чтобы ты меня правильно понял. Верней, так: я хочу быть понятым совершенно правильно. Я не обсуждаю и не оцениваю никаких решений правительства. Я не знаю причин, по которым татары были выселены из Крыма. Я принимаю это как факт, как данность. И потому считаю, что мы не имеем права ходатайствовать о создании в Крыму еврейской республики. Хватит с нас обвинений в том, что мы распяли Христа. Нам не нужны обвинения в том, что мы заняли или хотели занять земли крымских татар и их жилища. Это мое мнение. Мое личное мнение. И только. Я достаточно ясно выразился?
- Вполне. И ты сообщил мне об этом...
- Чтобы ты знал, - закончил его фразу Михоэлс.
- Я понял. Кофе хочешь?
- Хочу.
- Сейчас сделаю. Мне тут подарили немецкую кофеварку... - Лозовский повозился с каким-то хитроумным никелированным устройством, насыпал кофе, залил водой и включил в сеть. - Сейчас будет... Почему ты не в партии, Соломон Михайлович?
Михоэлс пожал плечами:
- Даже не знаю. Как-то так... не случилось.
- А я в партии с 1901 года. Вступил мальчишкой, в двадцать три года. Два раза исключали, потом восстанавливали. В сущности, вся моя жизнь связана с партией. Вся, без остатка.
- А моя с театром.
- Хорошее сопоставление. Есть законы театра, которых ты не можешь нарушить. Есть законы партии, которых не могу нарушить я. К чему я это говорю? Вот к чему. Я согласен с тобой. Думаю, что ты прав. Но если партия прикажет мне изменить мое мнение, я изменю.
- Но сейчас ты считаешь, что я прав? - уточнил Михоэлс.
- Да, прав.
Михоэлс наполнил фужеры.
- Ваше здоровье, гражданин Лозовский!
- Ваше здоровье, гражданин Михоэлс!..
Михоэлс еще немного посидел и поднялся.
- Пойду, не буду тебе больше мешать. Спасибо за коньяк.
- А кофе?
- В другой раз.
Лозовский вышел проводить его к лифту. Спросил:
- Хочешь сказать что-нибудь еще?
- Как ни странно, нет. А ты?
Лозовский на миг задумался и ответил:
- Как ни странно, я тоже.
- Кроме, пожалуй, одного, - добавил Михоэлс. - Все антифашистские комитеты влились в Советский комитет защиты мира. Только одни мы торчим, как сучок на перилах.
- Я понял. Это хорошая мысль. У тебя нет ощущения, что сегодня мы переступили какую-то черту?
Михоэлс подтвердил:
- Есть. Только мы сделали это не сегодня.
Лозовский пожал ему руку и вернулся в комнату отдыха. Постоял у окна, глядя, как внизу идет через площадь, опираясь на трость, маленький человек с блестящей на солнце лысиной в обрамлении черных волос. Он подошел к остановке, дождался трамвая и скрылся в вагоне.
Лозовский отошел от окна. Зашипела, забрызгала кипятком кофеварка. Лозовский выключил ее и вылил кофе в раковину. Он не пил кофе. В марте ему исполнилось шестьдесят девять лет и уже начало давать знать о себе сердце.
Возле зеркала в простенке задержался.
"Рост - высокий. Телосложение - плотное. Волосы - густые, черные. Брови - широкие, черные. Борода и усы - с проседью..."
На трамвае Михоэлс доехал до Каланчевки. Посидел на скамейке на платформе, покурил. Сел в подплывшую электричку. Проехал остановок пять, стоя в тамбуре и рассеянно глядя на мелькающие пригороды Москвы. На какой-то станции, когда уже закрывались двери, вышел. Заметил, как из другой двери, разодрав створки, почти на ходу вывалился какой-то молодой человек в белых парусиновых туфлях, начищенных зубным порошком. Второго не было видно. Или отстал. Или теперь стал ходить один. Сел в другую электричку, к Москве. Молодой человек в парусинках вошел следом. Михоэлс на него не смотрел. И не думал о нем. Он вообще ни о чем не думал. Просто сидел и ехал.
По вагонам ходили цыгане, тащились на низких подшипниковых тележках калеки-нищие, в военных гимнастерках, с медалями "За отвагу", выставляли напоказ культи. Побирались дети. Один пел. Михоэлс и раньше слышал эту песню. Песня была жалостливая. Про то, как боец написал с фронта жене, что ему оторвало ногу, и как она ушла к другому, потому что ей не нужен был инвалид. А потом он вернулся домой.
Он вернулся живой, неизранетый,
Руки-ноги все целы они.
Боевой орден Красного Знамени
Расположен на левой груди.
- Тетеньки и дяденьки, оплатите детский труд!..
Через месяц Михоэлса вызвал к себе Молотов.
8. ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА И ИСПОЛНИТЕЛИ
I
"Совершенно секретно
Экземпляр единственный
2.09.47 г.
Оперативной техникой зафиксирован следующий разговор тов. Молотова и тов. Михоэлса. Запись и расшифровка сделаны по распоряжению тов. Молотова.
М о л о т о в. Добрый день, Соломон Михайлович. Проходите, садитесь. Как вы себя чувствуете?
М и х о э л с. Спасибо, хорошо.
М о л о т о в. Как ваша нога?
М и х о э л с. Я уже привык. Человек ко всему привыкает. Даже к тому, к чему невозможно привыкнуть. Я думаю, поэтому люди и не вымерли в процессе эволюции. Как мамонты.
М о л о т о в. Вернемся в нашу историческую эпоху. Вы читаете газеты?
М и х о э л с. И очень внимательно. Особенно "Правду".
М о л о т о в. А иностранные?
М и х о э л с. Помилуйте, Вячеслав Михайлович, "Нью-Йорк таймс" не продают в наших киосках. К тому же я знаю только немецкий язык. Не считая, конечно, русского и идиша. И немного французского.
М о л о т о в. "Правда" отражает в основном все мировые события. Но это отражение несколько обобщенное. Без деталей и лишних нюансов. Вникать в детали и нюансы - дело политиков. Без деталей невозможно глубинное понимание текущего момента и главных тенденций. Вы не будете возражать, если я вас познакомлю со своим виденьем международной и отчасти внутриполитической ситуации?
М и х о э л с. Ваше время слишком дорого, чтобы вы тратили его на мое политическое просвещение. Я не политик и не дипломат. Я просто артист. Мне вполне достаточно картины, которую рисует "Правда".
М о л о т о в. Это не совсем так. Вы не просто артист. Волей обстоятельств вы стали заметным политическим деятелем. Вы возглавляете Еврейский антифашистский комитет СССР. А ЕАК - очень авторитетная общественная организация. Как у нас в стране, так и за рубежом.
М и х о э л с. Это несправедливо высокая оценка. Вы преувеличиваете наше значение..."
Сталин оторвал взгляд от расшифровки. Заметил, обращаясь к Молотову, который сидел через стул от него за столом для совещаний и косился на машинописные листки, пытаясь понять, какое место Сталин читает:
- Не хочет, чтобы ты говорил. А?
- Не хотел, - подтвердил Молотов.
- Почему?
- Понимал, что после этого ему придется сказать "да" или "нет". Хотел этого избежать.
- Дипломат. И хороший. Как, по-твоему?
- Хороший дипломат - тот, у кого за спиной сила.
- А вот тут ты, Вячеслав, не прав, - возразил Сталин. - Когда за спиной сила, любой дурак будет хорошим дипломатом. А вот когда силы нет - тут и начинается искусство дипломатии.
- Возможно. Просто я от этого отвык. Уже двадцать лет на спиной советской дипломатии огромная сила. Сейчас - особенно.
- А бомба? - спросил Сталин.
- Да, бомба - это серьезно.
- То-то же!..
Сталин вернулся к тексту.
"М о л о т о в. Скромность - хорошее качество. Но не следует им злоупотреблять. Когда я говорю, что вы стали заметной политической фигурой, я знаю, что говорю.
М и х о э л с. Мне чрезвычайно интересна ваша оценка современной международной обстановки. Я выслушаю вас с огромным вниманием. Ваше доверие - для меня высокая честь. Хотя я по-прежнему считаю, что эта честь мною не заслужена..."
- Сдался. А? - усмехнулся Сталин.
- А что ему оставалось?
"М о л о т о в. Вы слышали о доктрине Трумэна?
М и х о э л с. Да.
М о л о т о в. А о плане Маршалла?
М и х о э л с. Только то, что было в наших газетах.
М о л о т о в. А что было в наших газетах? Напомните.
М и х о э л с. Доктрина Трумэна: продолжение курса на так называемое сдерживание коммунизма, развязывание "холодной войны", закрепление за США роли лидера западных реакционных режимов. Сообщения о плане Маршалла не очень внятные. Какая-то программа американской помощи европейским странам. Непонятно, одобряем мы ее или осуждаем.
М о л о т о в. План Маршалла и доктрина Трумэна - две основные составляющие американской политики. Президент Трумэн изложил свою доктрину в послании к конгрессу в марте этого года. В мае она приобрела силу закона. Основная ее идея: военное противостояние Советскому Союзу. Как в Европе, так и во всем мире. На 48-й и 49-й годы, например, выделяется четыреста миллионов долларов для помощи Турции и Греции, которым якобы угрожает Советский Союз. Но главная ее цель: создание в Европе военного блока США, Великобритании, Франции и других стран под общим руководством Соединенных Штатов. Наши источники сообщают из Вашингтона, что на эти цели планируется выделять до десяти миллиардов долларов в год..."
Сталин ткнул мундштуком трубки в строку:
- Это зачем? "Наши источники".
- Знак доверия, - объяснил Молотов. - Информация неконкретная. Иллюзия информации.
- Ну, допустим...
"М о л о т о в. Так что с доктриной Трумэна все ясно. С планом Маршалла гораздо сложней. Новый государственный секретарь США Джордж Кэтлетт Маршалл озвучил, как говорят американцы, свой план 5 июня этого года в выступлении в Гарвардском университете. Он предложил создать в Европе нечто вроде "руководящего комитета", который занимался бы учетом ресурсов и нужд европейских стран, определял приоритетные отрасли промышленности и путем финансирования Соединенными Штатами обеспечивал бы их ускоренное развитие. По мнению госсекретаря Маршалла, это будет способствовать быстрому экономическому возрождению послевоенной Европы. Кстати, руководителем этого комитета предполагается, по нашим сведениям, назначить министра торговли Гарримана, бывшего посла США в Москве. Вы с ним, насколько я знаю, знакомы?
М и х о э л с. Крайне поверхностно. Меня представили ему на приеме в американском посольстве. А потом он был у нас на спектакле "Фрейлехс". Не думаю, что он меня помнит.
М о л о т о в. А я думаю, помнит. И очень хорошо. Но это неважно. Существенно для нас в плане Маршалла то, что американцы предлагают участвовать в нем Советскому Союзу и народно-демократическим странам Восточной и Центральной Европы. Чтобы вы представляли себе масштаб этого плана, скажу, что президент Трумэн намерен направить на его реализацию до двадцати миллиардов долларов ежегодно в виде безвозмездных субсидий и льготных кредитов. Причем это не частные инвестиции, а средства из федерального бюджета США.
М и х о э л с. Двадцать миллиардов в год - это много?
М о л о т о в. Сказать "много" - значит, не сказать ничего.
М и х о э л с. Очень я сомневаюсь, что американцы дадут эти деньги просто так.
М о л о т о в. Вот в этом и есть загвоздка. Вы совершенно правы: они захотят получить за свои кредиты определенные политические уступки. Мы готовы к разумным компромиссам. Весь вопрос - где граница этих компромиссов. Мы ведем сейчас переговоры с американским правительством о степени и формах участия СССР в плане Маршалла.
М и х о э л с. Переговоры успешные?
М о л о т о в. Пока не могу сказать вам ничего определенного. Мы заинтересованы, чтобы они были успешными. И для этого очень неплохо создать для Соединенных Штатов дополнительные стимулы. Вы понимаете, о чем я говорю?
М и х о э л с. Нет. Вы обрушили на меня столько информации, что у меня голова кругом идет..."
- Врет? Или действительно не понимает?
- Думаю, врет...
"М о л о т о в. Я говорю о Крыме.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43