А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

"Ну, уж этого он не посмеет", "На это он не решится". Смел. Решался.
Открытые судебные процессы над Зиновьевым и Каменевым, а потом и над Бухариным и Рыковым потрясли Молотова. Он сам не вчера родился. Был вполне искушен в тонкостях внутрипартийной борьбы. Но тут понял: этот уровень мышления ему недоступен. Это были разверзшиеся небеса и явление Зевса-громовержца народу. Не всему народу. Посвященным. Для всего мира московские процессы были всего лишь сильным, даже вызывающе-дерзким тактическим ходом Сталина в борьбе со своими политическими противниками. Вроде "ночи ножей", когда Гитлер уничтожил Рэма с его штурмовиками.
Но Молотов понял: тут что-то другое. Убрать с дороги даже популярного "любимца партии" Бухарчика можно было и по-другому, без риска публичного оглушительного провала. В Октябрьском зале Дома союзов сидели не рабочие и крестьяне - дипломаты, прожженные журналюги, смотрели во все глаза. Ничего не высмотрели. Только один раз в ходе бухаринского процесса возникла заминка, когда Крестинский, зам. Молотова по Наркомату иностранных дел, член ленинского ЦК, вдруг заявил: "Я не совершил ни одного из тех преступлений, которые мне вменяются".
Но сенсации не состоялось. Уже на следующее утро Крестинский отрекся от своих слов: "Прошу суд зафиксировать мое заявление, что я целиком и полностью признаю себя виновным. Вчера под минутным чувством ложного стыда, вызванного обстановкой скамьи подсудимых, я не в состоянии был сказать правду".
На Вышинского, который вел в качестве государственного обвинителя оба процесса, в те дни страшно было смотреть. А Сталин был совершенно спокоен. Словно бы его нисколько не волновало, как поведут себя подсудимые, имена которых всегда стояли рядом с именем Ленина. И его действительно не волновало. Может ли волновать Зевса, как будут вести себя те, кто оказался на пути его огненной колесницы? Могут ли они противостоять его воле?
После процессов по Москве еще долго ходили самые разные слухи. От естественных: что их пытали. До чудовищно нелепых: что на процессе были не они, а их двойники. Мелкая человеческая мысль билась, как мышь в клетке, в попытках понять, как же могли эти люди, полководцы ленинской гвардии, стратеги революции, рулевые социалистического строительства, как могли они прилюдно, перед всем миром взвалить на себя эти фантасмагорические обвинения?
Зиновьев: "Мой изощренный большевизм превратился в антибольшевизм, и через троцкизм я пришел к фашизму". Каменев: "Я требую для себя расстрела". Бухарин, Рыков, "золотое перо партии" Радек - германские шпионы. Как это понять?
Они и сами пытались это понять. Из тюрьмы Бухарин написал 43 письма Сталину. Все с отметкой: "Весьма секретно, лично, прошу без разрешения И. В. Сталина не читать". Сталин написал: "Вкруговую". И с фельдъегерем разослал письма членам Политбюро.
В одном из них, написанном Бухариным уже после суда, Молотов прочитал:
"Мне не было никакого выхода, кроме как подтвердить обвинения и показания других и развивать их: ибо иначе выходило бы, что я не разоружаюсь. Я, думая над тем, что происходит, соорудил примерно такую концепцию: есть какая-то большая и смелая идея Генеральной чистки: а) в связи с предвоенным временем, б) в связи с переходом к демократии эта чистка захватывает а) виновных, б) подозрительных, с) потенциально подозрительных. Без меня здесь не могли обойтись. Одних обезвреживают так-то, других по-другому, третьих по-третьему. Ради бога, не думай, что здесь скрыто тебя упрекаю. Даже в размышлениях с самим собой я настолько вырос из детских пеленок, что понимаю, что большие планы, большие идеи и большие интересы перекрывают все. И было бы мелочным ставить вопрос о собственной персоне наряду с всемирно-историческими задачами, лежащими прежде всего на твоих плечах".
Здесь Бухарин близко подошел к ответу. А в другом письме - еще ближе, почти вплотную:
"А с тобой я часами разговариваю. Господи, если бы был такой инструмент, чтобы ты видел всю мою расклеванную и истерзанную душу! Если бы ты видел, как я к тебе привязан. Ну, да все это психология, прости. Теперь нет ангела, который отвел бы меч Авраамов, и роковые судьбы осуществятся".
Вот это и был ответ. Всех расстреляли. Зевс принял жертву, не заметив ее. А сердца посвященных обожгла ужасом и восторгом явленная им близость его сверкающей огнедышащей колесницы.
Ужас и восторг. Восторг служения.
После московских процессов Молотов понял, что Сталин не совсем человек. После войны понял: совсем не человек. Бог и дьявол в одном лице.
Да, Зевс.
Ему можно было только служить. И постараться не оказаться на пути его колесницы. Бухарин это почти понял:
"Здравствуйте, Иосиф Виссарионович! В галлюцинаторном состоянии (у меня были такие периоды) я говорил с вами часами. Ты сидел на койке - рукой подать. К сожалению, это был только мой бред. Я хотел вам сказать, что был бы готов выполнить любое ваше требование без всяких резервных мыслей и без всяких колебаний. Я написал уже, кроме научной книги, большой том стихов. В целом - это апофеоз СССР. Байрон говорил: "Чтобы сделаться поэтом, надо или влюбиться, или жить в бедности". У меня есть и то и другое. Первые вещи кажутся мне теперь детскими, но я их переделываю, за исключением "Поэмы о Сталине". Я 7 месяцев не видел ни жены, ни ребенка. Несколько раз просил безрезультатно. 2 раза на нервной почве лишался зрения и раза 2-3 подвергался припадкам галлюцинаторного бреда. И. В.! Разрешите свидание! Дайте повидать Анюту и мальчика! Мало ли что будет. Так дайте повидать мне своих милых. Ну уж если это никак нельзя, разрешите, чтоб Аннушка хоть свою с ребенком карточку принесла. Пусть вам покажутся чудовищными мои слова, что я вас люблю всей душой! Как хотите, так судите!.."
Да, почти понял. Или даже без почти. Понял. Но поздно. Молотов понял это вовремя.
В полной мере восторг служения он ощутил в Потсдаме и позже - на сессии Совета министров иностранных дел стран-союзниц по антигитлеровской коалиции в Лондоне. Бевин и госсекретарь США Бирнс были ошеломлены твердостью его позиции. Он говорил: "Нет". Никаких уступок. Ни малейших. Иногда молчал. Ни да ни нет. Даже в мелких вопросах. В газетах его сравнивали с Меттернихом. Ореол загадочности. Ощущение огромной силы. Великий дипломат. Сфинкс. Они так ничего и не поняли. Отгадка была очень простая: Молотов лишь озвучивал Сталина, его шифрограммы. Бевин и Бирнс, возможно, возмутились бы, если бы их вынудили повторять лишь то, что скажут Эттли и Трумэн. Они служили людям. А Молотов - Зевсу. Еще тогда, в Лондоне, он понял, что Запад обречен на проигрыш. Несмотря на бомбу. Для Запада разгром Германии, Италии и Японии был целью. Для Сталина - средством. Не конечной станцией, а полустанком. Для Сталина война закончилась уже в конце 43-го, когда ясно стало, что победа это лишь вопрос времени. Он уже тогда был устремлен вперед.
Куда?
Это и предстояло понять.
В домашний кабинет Молотова заглянула Полина Семеновна, позвала завтракать. Она была уже одета, спешила на работу. Наливая Молотову чай, спросила:
- Ты сегодняшнюю "Правду" читал?
- Еще нет. Что там?
- Постановление о Сталинских премиях.
- Я видел проект.
- Почему же мне ничего не сказал?
- Что я должен был тебе сказать?
- Про Михоэлса.
Молотов насторожился:
- Про Михоэлса - что?
- Как - что? Что ему дали Сталинскую премию!
- Вот как? - переспросил Молотов. - Его не было в проекте постановления.
Полина Семеновна подала ему газету.
Молотов прочитал:
"Присвоить Сталинские премии за выдающиеся работы в области литературы и искусства за 1945 год:
...Михоэлсу Соломону Михайловичу, народному артисту СССР, Зускину Вениамину Львовичу, народному артисту РСФСР, Тышлеру Александру Григорьевичу, заслуженному артисту Узбекской ССР, художнику - за спектакль "Фрейлехс" в Московском Государственном еврейском театре..."
Подпись: "Председатель Совета Министров СССР И. Сталин".
"Правда".
29 июня 1946 года.
III
"Сугубо конфиденциально
Посол США в Великобритании
А. Гарриман
Государственному секретарю США
М. Бирнсу
Сэр!
Как Вам известно, с 1943 года по апрель 1946 года я был послом США в Москве. За это время я сумел, хочется верить, понять некоторые особенности этой своеобразной и весьма интересной страны. Будучи уже здесь, в Лондоне, я продолжаю с повышенным вниманием следить за жизнью Советской России. Помимо личного интереса, это внимание вызвано пониманием огромной роли, которую СССР уже сейчас играет в глобальных вопросах мировой политики и будет играть в ближайшие десятилетия.
Для Вас, разумеется, не составляет никакого секрета, что в результате перекройки послевоенной карты мира западным демократиям противостоит мощный коммунистический блок, включающий, помимо Советской России, страны Восточной и Центральной Европы, а также Монголию и огромный Китай. Бесспорным лидером в нем является Москва, а еще точнее - лично глава советского правительства И. Сталин. Я подчеркиваю это обстоятельство, так как дипломатия Запада, вскормленная традициями парламентаризма, не всегда вполне отдает себе отчет в том, что мы имеем дело с концентрацией в руках одного человека такой абсолютной и огромной власти, какой никогда не было ни у кого на протяжении всей истории человечества.
Сейчас совершенно ясно, что обладание атомным оружием может служить сдерживающим фактором для коммунистической экспансии лишь до тех пор, пока Москва не создаст свою атомную бомбу. Прогнозы наших аналитиков о том, что это случится не раньше, чем через 10 лет, не вызывают у меня особенного доверия. Еще в бытность мою в Москве мы имели информацию о том, что участились случаи отключения электроэнергии на крупных металлургических и химических предприятиях Сибири. Это свидетельствует о появлении в этом регионе какого-то нового мощного потребителя электроэнергии и может служить указанием на то, что советский атомный проект вышел из стадии лабораторных испытаний.
Политика открытой конфронтации с Москвой в духе "холодной войны", провозглашенная м-ром Черчиллем в Фултоне и поддержанная Вашингтоном, Лондоном и Парижем, не разрешает, по твердому моему убеждению, стратегических задач Запада в долговременной перспективе. Более того, в конечном итоге она является тупиковой. Она может перевести дипломатическое и идеологическое противостояние в противостояние военное. Будем называть вещи своими именами: она может привести к третьей мировой войне.
Я не хотел бы дожить до этой поры. Полагаю, сэр, и Вы тоже. Я не хотел бы перед судом Всевышнего услышать обвинение в том, что не сделал всего, что мог сделать, для предотвращения апокалипсиса.
Этим и вызвано мое обращение к Вам.
Я неоднократно заявлял ранее и повторяю сейчас, что конфронтация Запада с коммунистическим блоком должна сочетаться с политикой вовлечения СССР и его сателлитов в мировую экономическую систему. При этом на определенном этапе этот второй конструктивный элемент нашей политики должен стать превалирующим, а затем, возможно, и единственным.
Кризисное состояние советской экономики, обескровленной войной, крайне низкий жизненный уровень населения, необходимость вести в огромном масштабе восстановительные работы - все это создает в настоящий момент благоприятные предпосылки для того, чтобы сделать первые практические шаги в этом направлении.
У меня есть все основания полагать, что Сталин дал нам вполне определенный импульс, адресованный Вашингтону и свидетельствующий о готовности Москвы к экономическому сотрудничеству с Западом. Я ждал реакции госдепартамента на этот импульс. Ее полное отсутствие заставляет меня предположить, что сигнал не воспринят ни посольством США в Москве, ни аналитиками госдепартамента. Это могло произойти только потому, что сигнал Москвы рассредоточен в четырех элементах и лишь с учетом всех четырех составляющих может быть понят в полном объеме.
Элемент первый. Еще в середине 1946 года МИД СССР обратился в госдепартамент США и МИД Великобритании с протестом против создания Англо-американской комиссии по Палестине. Протест был выражен в необычной для Москвы мягкой форме. Он констатировал недопустимость решения каких-либо проблем послевоенного мирового устройства без участия СССР, но не содержал требования включить СССР в состав комиссии.
Одновременно в московском малотиражном журнале "Новое время" появилась статья, подписанная А. Январевым, в которой в осторожных выражениях высказывалась мысль о праве евреев Палестины на создание собственного государства. В условиях политического плюрализма США или Великобритании подобная статья могла быть воспринята как выражение частного мнения автора, однако в Советском Союзе с его чрезвычайно жесткой и строго централизованной цензурой она означает совсем другое. А именно: изменение внешнеполитического курса СССР в отношении еврейской общины Палестины. Среди постоянных авторов и журналистов "Нового времени" нет человека с фамилией А. Январев. Псевдоним раскрывается легко. Под ним скрылся Андрей Януарьевич Вышинский, заместитель министра иностранных дел СССР Молотова. Таким образом, публикация этой статьи имела целью заявить новую позицию Москвы по Палестине, но при этом сделать это завуалированно, чтобы не вызвать резкой реакции в арабских государствах Ближнего Востока.
Элемент второй. Примерно спустя месяц после протеста МИДа СССР и появления статьи в Палестине произошли события, имевшие огромный резонанс во всем мире. Членами подпольных террористических групп Эцела или Штерна были похищены и казнены два сержанта британской армии - в отместку, как было объявлено, за репрессии, которым подвергаются палестинские евреи и евреи-беженцы. Чрезвычайные меры, предпринятые Верховным комиссаром Великобритании, вызвали небывалые по масштабам массовые беспорядки и акции гражданского неповиновения. В итоге министр иностранных дел Великобритании Э. Бевин заявил на заседании палаты общин, что лейбористское правительство намерено передать Палестину под мандат Организации Объединенных Наций. Это решение кабинета Эттли было одобрено.
Похищение и убийство британских сержантов является акцией совершенно беспрецедентной даже для таких леворадикальных организаций, какими являются подпольные группы Эцела и Штерна. Я не располагаю никакими агентурными данными, но у меня нет ни малейших сомнений в том, что это является преднамеренной провокацией, осуществленной при прямом участии резидентуры СССР в Палестине. Еще в начале 1946 года директор ФБР Д. Гувер информировал меня о том, что отмечена активизация агентуры НКВД в Палестине и в Румынии, откуда нелегальным путем переправляется оружие для отрядов Хаганы.
Элемент третий. 29 июня 1946 года в московских газетах "Правда", "Литературная газета", "Литература и искусство" было опубликовано постановление Совета Министров СССР о присуждении Сталинских премий за выдающиеся работы в области литературы и искусства. Среди отмеченных этой высшей государственной премией - художественный руководитель Московского еврейского театра Соломон Михоэлс за постановку спектакля "Фрейлехс".
Мои дальнейшие рассуждения могут показаться Вам анекдотичными, но лишь потому, что Вы не знакомы со спецификой советской жизни.
Незадолго до отъезда из Москвы я имел удовольствие побывать на спектакле "Фрейлехс" в Московском еврейском театре ГОСЕТ. Это мюзикл, поставленный по пьесе еврейского драматурга З.Шнеера. Фрейлехс - еврейский свадебный танец. Спектакль насыщен фольклорными мелодиями. Это очень веселое и одновременно грустное, даже в чем-то щемящее зрелище. Оно производит сильное впечатление даже на человека, не владеющего идишем. Вместе с тем художественные достоинства спектакля не имеют никакого отношения к факту присуждения за него Сталинской премии.
С момента учреждения этих премий в 1939 году ими отмечаются произведения, имеющие ярко выраженный пропагандистский характер. Сталинские премии 1946 года продолжают эту тенденцию. Так, лауреатами названы создатели патриотического спектакля "Офицер флота", художник Налбандян за портрет Сталина, писатель Фадеев за роман "Молодая гвардия" о молодежном отряде сопротивления, действовавшем в Донбассе во время фашистской оккупации, кинорежиссер Эрмлер за фильм "Великий перелом", архитектор Щусев за внутреннее архитектурное оформление мавзолея В. И. Ленина. Аполитичный спектакль "Фрейлехс" выглядит в этом списке, как говорят русские, "белой вороной". Если учесть, что кандидатуру каждого лауреата лично утверждает сам Сталин, можно безошибочно сказать, что награждение артиста Михоэлса премией имени Сталина преследует вполне определенные цели, не имеющие к искусству никакого отношения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43