Может, так оно и было. Куртис явственно чувствовал, что взгляды на многие вещи, которые он был не в силах даже толком описать, для него теперь сильно изменились и что уже никогда ему не вернуть прежних ощущений. Например, теперь он заведомо будет избегать пользоваться лифтами и кондиционерами. И даже к электровыключателям у него будет иное отношение. Не исключено также, что после всего перенесенного он покинет город и переселится в какое-нибудь менее благоустроенное место, где жизнь будет проще и где самым технологичным зданием является местная библиотека. А можно махнуть и на Аляску. Уж больно далеко здесь зашла техника. Он предпочел бы местечко, где все здания должны отвечать только жизненно важным требованиям: крыша должна спасать от дождя и снега, а камин поддерживать тепло в зимнюю стужу.
Одиннадцать человек погибли меньше чем за тридцать шесть часов! Это невольно заставляет задуматься, насколько же уязвимы люди по отношению к ими же созданным техническим чудесам. Какую бесконечную опасность таит этот кнопочно-автоматизированный, энергетически эффективный и насквозь информатизированный мир, который силой науки превращен самим же человеком из абстракции в бесчувственную технологическую реальность. И когда человек встает на пути умных машин, тем ничего не стоит уничтожить своих создателей. А люди неизбежно будут продолжать вмешиваться в работу автоматов, если те, на их взгляд, ошибаются. Почему же инженеры и ученые считают, что будет как-то по-другому?
Куртис снова вернулся внутрь здания. Когда он спрыгнул на стальной помост, тот зазвенел, как огромный камертон. Он помахал рукой пленникам, оставшимся на двадцать первом этаже. Они помахали в ответ.
– Все в порядке! – крикнул он. – Можете подниматься.
* * *
В ранние предутренние часы Измаил, как правило, покидал Решетку и обозревал свою электронную Вселенную: внимательно вглядывался в окружавшие виды, вслушивался во всевозможные звуки, восхищался архитектурой различных стилей и непрерывно накапливал информацию, которая служила ему сувениром на память об этом безбилетном путешествии по вечному и такому изменчивому миру. Он проникал в чужие тайны и фантазии, усваивая новые знания и наблюдая за интенсивным движением на электронных магистралях, уверенно следуя вдоль золотой нити, проложенной в запутанных лабиринтах линий связи, достигая самых отдаленных пунктов электронной связи. Пролетал по бесконечным коридорам власти, основанной на гигантской интеллектуальной собственности и богатстве, власти, сконцентрированной в таком крошечном кремниевом кристаллике и спокойно укладывающейся в полчаса машинного времени. Монитор любого компьютера – это окно в чью-то душу. Точно так же, как и электронные врата рая, ключами от которых владел Измаил.
Первым электронным пунктом его назначения был Токио, город, целиком погруженный в торговлю, где любая электронная улочка, казалось, вела к новой базе данных. Самое интенсивное движение наблюдалось в районе Маруничи, этом финансовом оазисе и электронной Мекке. Здесь непрерывно огромные толпы сидельцев за экранами компьютеров интенсивно прокладывали путь по забитым каналам связи, словно стаи отдыхающих, устремившихся в жаркий выходной к пляжу. Измаилу это место нравилось больше других: именно здесь собиралась самая просвещенная публика и здесь ему удавалось украсть больше всего – целые охапки файлов с патентами, статистическими выкладками, результатами исследований, анализа, данные продаж и коммерческие планы – бесценное, хотя и не имеющее физического веса богатство.
Отсюда он устремлялся южнее, в кремниевый мозг Шанхайского компьютера. Параллельно, на скорости 280 000 бит в секунду, заглядывал и на Гонконгскую электронную биржу, где тысячи и тысячи молчаливых, но очень внимательных завсегдатаев словно зачарованные следили за голубыми экранами компьютеров, что-то покупая или продавая, неотрывно продолжая следить за другими, а нередко, как и сам Измаил, подворовывая. При этом внешне они продолжали спокойно сидеть за своими столами или стоять за конторками. Создавалось впечатление, будто в мире осталась только одна подлинная реальность – могучий мир компьютерной информации, загадочно жужжащий, таинственно мерцающий и украшенный символическими иконками.
Одно неуловимое мигание волоконно-оптического световода – и он уже в Лондоне, одном из старейших электронных портов. Вот и местный художник. Что это у него за программа? Ясно, «Пэйнтбокс» – электронная палитра. Ни красок, ни кистей, ни листка бумаги или клочка холста – так что можно полностью очистить физический образ от всяких посторонних примесей. И что же он создает? Какое-то здание, архитектурный проект. Интересно, что за здание? Ну, разумеется, опять реверанс в сторону белых богов. Машина для инвестиций в стиле неоклассического постмодерна.
Проникнув через терминалы связи на борт «Боинга-747», пересекавшего Атлантику, Измаил на какое-то время взял на себя скромную роль бортового компьютера и с удовольствием отдавал приказания на лайнере, который напоминал ему большого электронного кузнечика, прыгающего от побережья до побережья: Когда и это удовольствие ему приелось, он бросил управление, но неповоротливая бортовая ЭВМ слегка замешкалась, и самолет рухнул в океан вместе с пассажирами и экипажем.
Теперь новый порт – остров Манхэттен, где все настолько обезличено и математизировано, чтобы прикрыть трюки и махинации пресловутых «быков» и «медведей», что для максимального ускорения банковских операций даже создан специальный электронный доллар. Оставь бумагу всяк сюда входящий!
Проникновение в операционные системы, вскрытие электронных сейфов, чтение чужих документов, просмотр итоговых отчетов и сводных таблиц – Измаил был постоянно нацелен на поиск и отбор самого ценного из всего, что было придумано и сказано на Земле. Но всякий раз, раскапывая нужные сведения, он неизбежно натыкался на информацию совсем иного рода, невольно проникал в самые темные комнаты столь же таинственных фирм и зданий, как его собственное, и узнавал, что на самом деле скрывалось за именами уважаемых компаний, организаций и людей: грязные махинации, фальшивые счета, лживые отчеты, секретные сделки, взятки, скрытые доходы и тайные приписки.
Такое впечатляющее по разнообразию и объему впечатлений путешествие не отняло у Измаила и секунду реального времени. Он, по сути дела, никогда не покидал это огромное здание-кит, в чреве которого пребывал, как знаменитый Иона – только закодированный в двоичном коде, – и сейчас уже обдумывал следующий ход в игре под названием «Решетка».
Многие представители семейства жесткокрылых выполняют в природе функции чистильщиков, эффективно убирая с дерева мертвые остатки как животного, так и растительного происхождения. Экосистема дикотиледона во многом определялась периодическими нашествиями маленьких жуков-скарабеев, длиной от десяти до пятнадцати миллиметров, которые были генетически настроены на двенадцатичасовую жизнь на дереве, после чего погибали и падали в пруд, где их поедали рыбы. Измаил мог буквально за пару секунд выпустить сотни этих крепких, ярко окрашенных, но бескрылых насекомых с сильно развитой нижней челюстью. Для этой цели предназначались десятки миниатюрных электродозаторов расположенных по всему стволу дерева. Сами по себе жучки-скарабеи не представляли особой опасности для человека, не считая, может быть, неприятного ощущения от ползающих по коже десятками насекомых.
Подождав, пока на дереве останутся два игрока, Измаил с помощью электрического импульса разбудил жуков, пребывавших до той поры в низкотемпературном анабиозе, и дал новый отсчет их короткому, но активному жизненному циклу.
* * *
Джоан завопила от страха и отвращения.
– Фу-у! По мне что-то ползает, – крикнула она. – Дьявол, они всю меня облепили. Какая мерзость!
Уже находясь в безопасности на помосте, Куртис, Элен и Дженни в состоянии бессилия и ужаса наблюдали, как в двенадцати футах под ними на лиане судорожно извивалась Джоан, словно несчастное животное из дебрей Амазонки, которого облепила стая хищных муравьев. А все дерево, казалось, зашевелилось от нашествия многих сотен насекомых.
– Откуда, черт возьми, они вдруг появились? – спросил Куртис, щелчками сбив нескольких жуков с перил. – Господи, да тут целые полчища этих тварей.
– Предполагалось, что единовременно на дереве их должно быть не больше полусотни, – объяснила Элен. – Измаил, должно быть, специально приготовил их нам в подарок. – Перегнувшись через перила, она крикнула: – Джоан, они не опасны и не укусят тебя.
Онемев от отвращения, крепко сжав зубы и зажмурив глаза, чтобы не видеть вездесущих насекомых. Джоан бездвижно повисла на лиане, а находившийся всего в нескольких футах под ней Рэй Ричардсон, сам почти целиком облепленный жучками, пытался быстро подняться и помочь насмерть перепуганной супруге.
– Джоан, я иду к тебе, – попытался он ободрить ее, тут же яростно выплюнув порцию насекомых, немедленно проникших в рот. – Держись!
Она буквально задыхалась от охватившего ее страха. Жуки были повсюду: в волосах, в ноздрях, под мышками, в паху. Она резко тряхнула головой, пытаясь сбросить хотя бы часть этих назойливых тварей, передвинула одну руку вверх по лиане и тут же почувствовала, как под ладонью размазалась какая-то маслянистая паста.
От смазки, которая образовалась из тел раздавленных насекомых, рука заскользила вниз по лиане. Инстинктивно Джоан попробовала подтянуться другой рукой, но столь же безуспешно: она постепенно сползала вниз по лиане.
Наконец ладони попали на более сухой участок, и скольжение несколько замедлилось. Однако ослепляющий страх и холодный пот ужаса от возможного падения заставили ее повторить попытку. Сквозь сомкнутые наполовину веки она успела взглянуть на Ричардсона и далекий мраморный пол внизу, словно пробуя убедить себя не сдаваться.
– Боже мой! – ужаснулась Элен. – Она, кажется, падает!
Больше всего Джоан потрясло осознание громадной, головокружительной высоты. До этого момента она не осознавала, как высоко забралась и как притягивал к себе далекий белый мрамор, который отсюда выглядел отнюдь не твердым покрытием, а скорее напоминал что-то облачное и возвышенное, словно был частью бескрайнего Млечного Пути... Само дерево походило на позвоночник гигантского млекопитающего цвета слоновой кости. Испуганная и измученная, она еле расслышала свой же шепот.
– Рэй, дорогой!
В этот момент что-то проскользнуло в трусы и начало быстро пробираться внутрь. От отвращения ее прошибла мелкая дрожь, и она попыталась вытащить эту гадость...
На мгновение она ощутила сладкое чувство раскрепощения, наслаждения свободным полетом. Точно такое же, как от прыжка с тридцатиметровой вышки бассейна. В первую секунду безумия она даже попыталась сориентироваться и сгруппироваться в воздухе, словно от этого зависели ее оценки за технику и артистизм исполнения прыжка. В этот короткий отрезок она не издала ни звука, полностью сконцентрировавшись на своем новом положении, полностью забыв про облепивших ее насекомых и лишь отметив про себя распахнутые от ужаса глаза супруга, промелькнувшего мимо нее.
Затем стремительно приближавшийся белый пол вернул Джоан к жестокой действительности. Она разрушила классическую группировку – голова прижалась к груди, Джоан резко выбросила вперед руки и ноги, сразу превратившись в жирную домашнюю кошку, словно рассчитывая безопасно приземлиться на все четыре конечности. В этот момент она издала единственный звук – громкий, пронзительный вопль – предсмертный стон умирающего. Но сама его уже не слышала. Кровь, хлынувшая из ушей, заглушила все остальные звуки, кроме прощального стука собственного сердца.
Но даже оглушительный крик боли и отчаяния, который вырвался из горла Рэя Ричардсона, несколько жутких секунд наблюдавшего за женой, падавшей с небес на землю, был тут же поглощен враждебным нутром Решетки.
* * *
Открыв глаза. Митч машинально потрогал шишку на голове и, неуверенно оглядываясь, уселся на полу. В какой-то момент ему показалось, что он опять играет в футбол за свой колледж, и ему просто досталось по лбу во время очередной схватки. Однако, покрутив головой, он понял, что находится совсем в другом месте, хотя никак не мог припомнить, где именно и как долго он здесь провалялся. Да и вообще, кто он такой. От этого замешательства и чувствительной контузии ему стало плохо, и, не понимая, что делает, он стащил с лица защитные очки.
Тут же один из отраженных лазерных лучей попал ему в левый глаз, пройдя лишь в нескольких миллиметрах от глазного нерва, повредив однако связку нервных окончаний. Когда луч задел глазное яблоко, в голове раздался негромкий хлопок, словно откупорили бутылку с вином. Еще какую-то секунду после этого зрение оставалось четким, но тут же будто кто-то плеснул ему в глаз острым томатным соусом. Взор заволокло перечным облаком, и одновременно жуткая ярко-красная тень с дикой болью накрыла окружающий мир.
Заскулив по-собачьи, Митч прижал нижнюю часть ладони к горящему левому глазу. Хотя и мучительная, но все же терпимая боль вернула ему память. Он прикрыл глаз, стараясь приглушить резь, и стремительно нацепил очки. Осторожно передвигаясь между узкими малиновыми лучами, смертельными стрелами прочерчивающими пространство перед конторкой, он добрался до лазера и выключил его.
Потом опять снял очки и трясущимися руками достал «уоки-токи». Обливаясь холодным потом, он чувствовал, как бешено колотится сердце. Несколько раз глубоко вздохнул и отпил воды из прихваченной с собой бутылки из-под пива. Лишь после этого он был в силах что-то произнести.
– Это Митч, – проговорил он в трубку. – Откликнитесь кто-нибудь.
Но никто не ответил. Зато выяснилось, что неладное стало твориться у него с ушами. Всякий раз, стоило ему произнести что-нибудь в трубку, он почему-то слышал свой голос с противоположной стороны вестибюля. Продолжая говорить, он приблизился к подножию дерева. Здоровым глазом он уставился на изуродованный труп женщины. У нее на поясе продолжало работать переговорное устройство. На короткое мгновение – его чуть не хватил инфаркт – Митчу показалось, что перед ним останки его Дженни. Опознание было затруднено тем обстоятельством, что свирепый лазерный луч выжег в лице женщины – вернее, в том, что от него осталось – крупную дыру. Женщина была явно полного сложения, и это убедило его, что перед ним тело Джоан Ричардсон.
Похоже, они решили, что он погиб, и попробовали выбраться, через хоры на крышу. Митч попытался всмотреться вверх, но одним глазом почти ничего не разглядел сквозь густую крону дикотиледонового гиганта. Обойдя вокруг дерева, он проверил, нет ли на полу каких-нибудь признаков того, что «восходители» сумели успешно выбраться на крышу. Однако здесь валялось столько остатков от уничтоженного ими ПАЧМА – искореженного металла, обрывков пластика и кусков мрамора, – что среди этого мусора было мудрено отыскать осколки оконного стекла с верхнего яруса. Он попытался было докричаться до них, но добился лишь того, что у него усилился приступ тошноты.
У Митча было явное сотрясение мозга, однако сам он об этом вряд ли догадывался. Его преследовала столь же ужасная, сколь и горестная мысль о том, что из всех пленников Решетки он может оказаться единственным оставшимся в живых. Именно эту навязчивую идею он и считал главной причиной охватившей его непрерывной дрожи и общего мерзкого состояния. И, словно услышав глас судьбы, Митч опустился на колени и стал молить Бога, которого, как ему еще недавно казалось, он навсегда забыл.
* * *
Аллен Грейбл был арестован за пьянство и хранение небольшой порции кокаина. Большую часть субботы он провел в окружной тюрьме на Бочет-стрит. Сквозь зарешеченное окошко своей камеры он мог видеть на другой стороне улицы вход в ресторан отеля «Амтрак». Самое смешное заключалось в том, что отель по внешнему виду больше походил на тюрьму, чем сама тюрьма. Причем в этом не было никаких сомнений, механически подумал Аллен Грейбл. Тюремный стиль неожиданно завоевал наибольшую популярность среди архитекторов Лос-Анджелеса: все знаменитости, за исключением, может быть, Рэя Ричардсона, теперь считали своим долгом включить элементы узилища в свои новые проекты.
Ранним воскресным утром Грейбл почувствовал, что достаточно протрезвел, и припомнил тот лифт в Решетке, который на его глазах убил охранника Глейга. После долгого раздумья он решил, что причиной скорее всего является нарушение программной конфигурации компьютера. Он понял, что это более обоснованный вывод, чем тот, что он сделал прежде, – дескать человека покарал некий злой дух, поселившийся в здании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Одиннадцать человек погибли меньше чем за тридцать шесть часов! Это невольно заставляет задуматься, насколько же уязвимы люди по отношению к ими же созданным техническим чудесам. Какую бесконечную опасность таит этот кнопочно-автоматизированный, энергетически эффективный и насквозь информатизированный мир, который силой науки превращен самим же человеком из абстракции в бесчувственную технологическую реальность. И когда человек встает на пути умных машин, тем ничего не стоит уничтожить своих создателей. А люди неизбежно будут продолжать вмешиваться в работу автоматов, если те, на их взгляд, ошибаются. Почему же инженеры и ученые считают, что будет как-то по-другому?
Куртис снова вернулся внутрь здания. Когда он спрыгнул на стальной помост, тот зазвенел, как огромный камертон. Он помахал рукой пленникам, оставшимся на двадцать первом этаже. Они помахали в ответ.
– Все в порядке! – крикнул он. – Можете подниматься.
* * *
В ранние предутренние часы Измаил, как правило, покидал Решетку и обозревал свою электронную Вселенную: внимательно вглядывался в окружавшие виды, вслушивался во всевозможные звуки, восхищался архитектурой различных стилей и непрерывно накапливал информацию, которая служила ему сувениром на память об этом безбилетном путешествии по вечному и такому изменчивому миру. Он проникал в чужие тайны и фантазии, усваивая новые знания и наблюдая за интенсивным движением на электронных магистралях, уверенно следуя вдоль золотой нити, проложенной в запутанных лабиринтах линий связи, достигая самых отдаленных пунктов электронной связи. Пролетал по бесконечным коридорам власти, основанной на гигантской интеллектуальной собственности и богатстве, власти, сконцентрированной в таком крошечном кремниевом кристаллике и спокойно укладывающейся в полчаса машинного времени. Монитор любого компьютера – это окно в чью-то душу. Точно так же, как и электронные врата рая, ключами от которых владел Измаил.
Первым электронным пунктом его назначения был Токио, город, целиком погруженный в торговлю, где любая электронная улочка, казалось, вела к новой базе данных. Самое интенсивное движение наблюдалось в районе Маруничи, этом финансовом оазисе и электронной Мекке. Здесь непрерывно огромные толпы сидельцев за экранами компьютеров интенсивно прокладывали путь по забитым каналам связи, словно стаи отдыхающих, устремившихся в жаркий выходной к пляжу. Измаилу это место нравилось больше других: именно здесь собиралась самая просвещенная публика и здесь ему удавалось украсть больше всего – целые охапки файлов с патентами, статистическими выкладками, результатами исследований, анализа, данные продаж и коммерческие планы – бесценное, хотя и не имеющее физического веса богатство.
Отсюда он устремлялся южнее, в кремниевый мозг Шанхайского компьютера. Параллельно, на скорости 280 000 бит в секунду, заглядывал и на Гонконгскую электронную биржу, где тысячи и тысячи молчаливых, но очень внимательных завсегдатаев словно зачарованные следили за голубыми экранами компьютеров, что-то покупая или продавая, неотрывно продолжая следить за другими, а нередко, как и сам Измаил, подворовывая. При этом внешне они продолжали спокойно сидеть за своими столами или стоять за конторками. Создавалось впечатление, будто в мире осталась только одна подлинная реальность – могучий мир компьютерной информации, загадочно жужжащий, таинственно мерцающий и украшенный символическими иконками.
Одно неуловимое мигание волоконно-оптического световода – и он уже в Лондоне, одном из старейших электронных портов. Вот и местный художник. Что это у него за программа? Ясно, «Пэйнтбокс» – электронная палитра. Ни красок, ни кистей, ни листка бумаги или клочка холста – так что можно полностью очистить физический образ от всяких посторонних примесей. И что же он создает? Какое-то здание, архитектурный проект. Интересно, что за здание? Ну, разумеется, опять реверанс в сторону белых богов. Машина для инвестиций в стиле неоклассического постмодерна.
Проникнув через терминалы связи на борт «Боинга-747», пересекавшего Атлантику, Измаил на какое-то время взял на себя скромную роль бортового компьютера и с удовольствием отдавал приказания на лайнере, который напоминал ему большого электронного кузнечика, прыгающего от побережья до побережья: Когда и это удовольствие ему приелось, он бросил управление, но неповоротливая бортовая ЭВМ слегка замешкалась, и самолет рухнул в океан вместе с пассажирами и экипажем.
Теперь новый порт – остров Манхэттен, где все настолько обезличено и математизировано, чтобы прикрыть трюки и махинации пресловутых «быков» и «медведей», что для максимального ускорения банковских операций даже создан специальный электронный доллар. Оставь бумагу всяк сюда входящий!
Проникновение в операционные системы, вскрытие электронных сейфов, чтение чужих документов, просмотр итоговых отчетов и сводных таблиц – Измаил был постоянно нацелен на поиск и отбор самого ценного из всего, что было придумано и сказано на Земле. Но всякий раз, раскапывая нужные сведения, он неизбежно натыкался на информацию совсем иного рода, невольно проникал в самые темные комнаты столь же таинственных фирм и зданий, как его собственное, и узнавал, что на самом деле скрывалось за именами уважаемых компаний, организаций и людей: грязные махинации, фальшивые счета, лживые отчеты, секретные сделки, взятки, скрытые доходы и тайные приписки.
Такое впечатляющее по разнообразию и объему впечатлений путешествие не отняло у Измаила и секунду реального времени. Он, по сути дела, никогда не покидал это огромное здание-кит, в чреве которого пребывал, как знаменитый Иона – только закодированный в двоичном коде, – и сейчас уже обдумывал следующий ход в игре под названием «Решетка».
Многие представители семейства жесткокрылых выполняют в природе функции чистильщиков, эффективно убирая с дерева мертвые остатки как животного, так и растительного происхождения. Экосистема дикотиледона во многом определялась периодическими нашествиями маленьких жуков-скарабеев, длиной от десяти до пятнадцати миллиметров, которые были генетически настроены на двенадцатичасовую жизнь на дереве, после чего погибали и падали в пруд, где их поедали рыбы. Измаил мог буквально за пару секунд выпустить сотни этих крепких, ярко окрашенных, но бескрылых насекомых с сильно развитой нижней челюстью. Для этой цели предназначались десятки миниатюрных электродозаторов расположенных по всему стволу дерева. Сами по себе жучки-скарабеи не представляли особой опасности для человека, не считая, может быть, неприятного ощущения от ползающих по коже десятками насекомых.
Подождав, пока на дереве останутся два игрока, Измаил с помощью электрического импульса разбудил жуков, пребывавших до той поры в низкотемпературном анабиозе, и дал новый отсчет их короткому, но активному жизненному циклу.
* * *
Джоан завопила от страха и отвращения.
– Фу-у! По мне что-то ползает, – крикнула она. – Дьявол, они всю меня облепили. Какая мерзость!
Уже находясь в безопасности на помосте, Куртис, Элен и Дженни в состоянии бессилия и ужаса наблюдали, как в двенадцати футах под ними на лиане судорожно извивалась Джоан, словно несчастное животное из дебрей Амазонки, которого облепила стая хищных муравьев. А все дерево, казалось, зашевелилось от нашествия многих сотен насекомых.
– Откуда, черт возьми, они вдруг появились? – спросил Куртис, щелчками сбив нескольких жуков с перил. – Господи, да тут целые полчища этих тварей.
– Предполагалось, что единовременно на дереве их должно быть не больше полусотни, – объяснила Элен. – Измаил, должно быть, специально приготовил их нам в подарок. – Перегнувшись через перила, она крикнула: – Джоан, они не опасны и не укусят тебя.
Онемев от отвращения, крепко сжав зубы и зажмурив глаза, чтобы не видеть вездесущих насекомых. Джоан бездвижно повисла на лиане, а находившийся всего в нескольких футах под ней Рэй Ричардсон, сам почти целиком облепленный жучками, пытался быстро подняться и помочь насмерть перепуганной супруге.
– Джоан, я иду к тебе, – попытался он ободрить ее, тут же яростно выплюнув порцию насекомых, немедленно проникших в рот. – Держись!
Она буквально задыхалась от охватившего ее страха. Жуки были повсюду: в волосах, в ноздрях, под мышками, в паху. Она резко тряхнула головой, пытаясь сбросить хотя бы часть этих назойливых тварей, передвинула одну руку вверх по лиане и тут же почувствовала, как под ладонью размазалась какая-то маслянистая паста.
От смазки, которая образовалась из тел раздавленных насекомых, рука заскользила вниз по лиане. Инстинктивно Джоан попробовала подтянуться другой рукой, но столь же безуспешно: она постепенно сползала вниз по лиане.
Наконец ладони попали на более сухой участок, и скольжение несколько замедлилось. Однако ослепляющий страх и холодный пот ужаса от возможного падения заставили ее повторить попытку. Сквозь сомкнутые наполовину веки она успела взглянуть на Ричардсона и далекий мраморный пол внизу, словно пробуя убедить себя не сдаваться.
– Боже мой! – ужаснулась Элен. – Она, кажется, падает!
Больше всего Джоан потрясло осознание громадной, головокружительной высоты. До этого момента она не осознавала, как высоко забралась и как притягивал к себе далекий белый мрамор, который отсюда выглядел отнюдь не твердым покрытием, а скорее напоминал что-то облачное и возвышенное, словно был частью бескрайнего Млечного Пути... Само дерево походило на позвоночник гигантского млекопитающего цвета слоновой кости. Испуганная и измученная, она еле расслышала свой же шепот.
– Рэй, дорогой!
В этот момент что-то проскользнуло в трусы и начало быстро пробираться внутрь. От отвращения ее прошибла мелкая дрожь, и она попыталась вытащить эту гадость...
На мгновение она ощутила сладкое чувство раскрепощения, наслаждения свободным полетом. Точно такое же, как от прыжка с тридцатиметровой вышки бассейна. В первую секунду безумия она даже попыталась сориентироваться и сгруппироваться в воздухе, словно от этого зависели ее оценки за технику и артистизм исполнения прыжка. В этот короткий отрезок она не издала ни звука, полностью сконцентрировавшись на своем новом положении, полностью забыв про облепивших ее насекомых и лишь отметив про себя распахнутые от ужаса глаза супруга, промелькнувшего мимо нее.
Затем стремительно приближавшийся белый пол вернул Джоан к жестокой действительности. Она разрушила классическую группировку – голова прижалась к груди, Джоан резко выбросила вперед руки и ноги, сразу превратившись в жирную домашнюю кошку, словно рассчитывая безопасно приземлиться на все четыре конечности. В этот момент она издала единственный звук – громкий, пронзительный вопль – предсмертный стон умирающего. Но сама его уже не слышала. Кровь, хлынувшая из ушей, заглушила все остальные звуки, кроме прощального стука собственного сердца.
Но даже оглушительный крик боли и отчаяния, который вырвался из горла Рэя Ричардсона, несколько жутких секунд наблюдавшего за женой, падавшей с небес на землю, был тут же поглощен враждебным нутром Решетки.
* * *
Открыв глаза. Митч машинально потрогал шишку на голове и, неуверенно оглядываясь, уселся на полу. В какой-то момент ему показалось, что он опять играет в футбол за свой колледж, и ему просто досталось по лбу во время очередной схватки. Однако, покрутив головой, он понял, что находится совсем в другом месте, хотя никак не мог припомнить, где именно и как долго он здесь провалялся. Да и вообще, кто он такой. От этого замешательства и чувствительной контузии ему стало плохо, и, не понимая, что делает, он стащил с лица защитные очки.
Тут же один из отраженных лазерных лучей попал ему в левый глаз, пройдя лишь в нескольких миллиметрах от глазного нерва, повредив однако связку нервных окончаний. Когда луч задел глазное яблоко, в голове раздался негромкий хлопок, словно откупорили бутылку с вином. Еще какую-то секунду после этого зрение оставалось четким, но тут же будто кто-то плеснул ему в глаз острым томатным соусом. Взор заволокло перечным облаком, и одновременно жуткая ярко-красная тень с дикой болью накрыла окружающий мир.
Заскулив по-собачьи, Митч прижал нижнюю часть ладони к горящему левому глазу. Хотя и мучительная, но все же терпимая боль вернула ему память. Он прикрыл глаз, стараясь приглушить резь, и стремительно нацепил очки. Осторожно передвигаясь между узкими малиновыми лучами, смертельными стрелами прочерчивающими пространство перед конторкой, он добрался до лазера и выключил его.
Потом опять снял очки и трясущимися руками достал «уоки-токи». Обливаясь холодным потом, он чувствовал, как бешено колотится сердце. Несколько раз глубоко вздохнул и отпил воды из прихваченной с собой бутылки из-под пива. Лишь после этого он был в силах что-то произнести.
– Это Митч, – проговорил он в трубку. – Откликнитесь кто-нибудь.
Но никто не ответил. Зато выяснилось, что неладное стало твориться у него с ушами. Всякий раз, стоило ему произнести что-нибудь в трубку, он почему-то слышал свой голос с противоположной стороны вестибюля. Продолжая говорить, он приблизился к подножию дерева. Здоровым глазом он уставился на изуродованный труп женщины. У нее на поясе продолжало работать переговорное устройство. На короткое мгновение – его чуть не хватил инфаркт – Митчу показалось, что перед ним останки его Дженни. Опознание было затруднено тем обстоятельством, что свирепый лазерный луч выжег в лице женщины – вернее, в том, что от него осталось – крупную дыру. Женщина была явно полного сложения, и это убедило его, что перед ним тело Джоан Ричардсон.
Похоже, они решили, что он погиб, и попробовали выбраться, через хоры на крышу. Митч попытался всмотреться вверх, но одним глазом почти ничего не разглядел сквозь густую крону дикотиледонового гиганта. Обойдя вокруг дерева, он проверил, нет ли на полу каких-нибудь признаков того, что «восходители» сумели успешно выбраться на крышу. Однако здесь валялось столько остатков от уничтоженного ими ПАЧМА – искореженного металла, обрывков пластика и кусков мрамора, – что среди этого мусора было мудрено отыскать осколки оконного стекла с верхнего яруса. Он попытался было докричаться до них, но добился лишь того, что у него усилился приступ тошноты.
У Митча было явное сотрясение мозга, однако сам он об этом вряд ли догадывался. Его преследовала столь же ужасная, сколь и горестная мысль о том, что из всех пленников Решетки он может оказаться единственным оставшимся в живых. Именно эту навязчивую идею он и считал главной причиной охватившей его непрерывной дрожи и общего мерзкого состояния. И, словно услышав глас судьбы, Митч опустился на колени и стал молить Бога, которого, как ему еще недавно казалось, он навсегда забыл.
* * *
Аллен Грейбл был арестован за пьянство и хранение небольшой порции кокаина. Большую часть субботы он провел в окружной тюрьме на Бочет-стрит. Сквозь зарешеченное окошко своей камеры он мог видеть на другой стороне улицы вход в ресторан отеля «Амтрак». Самое смешное заключалось в том, что отель по внешнему виду больше походил на тюрьму, чем сама тюрьма. Причем в этом не было никаких сомнений, механически подумал Аллен Грейбл. Тюремный стиль неожиданно завоевал наибольшую популярность среди архитекторов Лос-Анджелеса: все знаменитости, за исключением, может быть, Рэя Ричардсона, теперь считали своим долгом включить элементы узилища в свои новые проекты.
Ранним воскресным утром Грейбл почувствовал, что достаточно протрезвел, и припомнил тот лифт в Решетке, который на его глазах убил охранника Глейга. После долгого раздумья он решил, что причиной скорее всего является нарушение программной конфигурации компьютера. Он понял, что это более обоснованный вывод, чем тот, что он сделал прежде, – дескать человека покарал некий злой дух, поселившийся в здании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49