Жаннет открыла краны и душ на гибком шланге.
Когда она закончила все приготовления. Куртис включил свою восьмимиллиметровую супервидеокамеру, чтобы заснять процедуру вскрытия. Отрегулировав фокусировку, он встал позади нее, готовый к съемке.
– Обычно при вскрытии легко выявляются стандартные признаки удушения, – заметила Брэгг. – Но в данном случае какие-либо следы на шее жертвы отсутствуют, – продолжала она, поворачивая голову Йохо вправо и влево. – Поэтому пока трудно сказать, каким способом его удушили.
– А как насчет пластикового пакета на голову? – предположил Куртис.
– Только не подгоняй меня, Фрэнк, – осадила она его, взяв скальпель.
За двадцать последних лет, что Фрэнк Куртис проработал в отделе убийств, сама процедура вскрытия практически не изменилась. Тот же предварительный внешний осмотр тела на предмет каких-либо отклонений от нормы или травм, те же стандартные разрезы. Y-образный разрез – от подмышек рук по низу груди, соединяясь в районе пупка, и далее – живот и половые органы. Жаннет Брэгг работала четко, накладывая зажимы на крупные сосуды головы, шеи и рук, подготавливая удаление внутренних органов для обследования. При этом она что-то мурлыкала себе под нос – одну из песенок Мадонны.
– Каникулы! Вот красота! Каникулы!
– Мне нравятся женщины, которые испытывают радость от своей работы, – заметил Куртис.
– Можешь считать, как тебе угодно.
Она собрала внутренние органы, извлеченные из грудной клетки, поместила их в пластиковое ведро. Повторила ту же операцию с брюшной полостью – в отдельное ведерко. Органы всегда удалялись группами и одновременно, что позволяло определить их относительные размеры и функциональное состояние. Наконец, взяв электропилу, она приступила к снятию верхушки черепа старины Йохо.
Куртис оглянулся в поисках Натана Коулмана и обнаружил того сидящим на топчане и рассматривающим в микроскоп свой собственный волос.
– Смотри-ка, Нат, точно так же едят и яйцо всмятку, – с ехидцей произнес он. – Или ты из тех чудаков, кто предпочитает просто разбить его и потом выковыривать скорлупки?
Коулман старался не обращать внимания на нудный скрежет пилы.
– Я никогда не ем яиц, – ответил он невозмутимо. – Я не выношу их запаха.
– Какая же у тебя чувствительная натура.
– Что за чертовщина, – воскликнула Брэгг. То, что она увидела, сняв верхний свод черепа, заставило ее впервые за многие годы содрогнуться.
– Что там такое?
– Мне никогда... еще никогда не доводилось видеть такого, – ответила она с напряженной гримасой на лице.
– Жаннет, не заставляй себя упрашивать.
– Подожди секунду. – Взяв в руку изогнутый выскабливатель, она с нажимом провела им по внутренней поверхности черепа Йохо и извлекла на свет содержимое.
– Что это ты выудила оттуда?
Встав со стула, Натан Коулман склонился над операционным столом рядом с Куртисом.
– Никогда бы не поверила раньше, что такое возможно.
Она осторожно положила в хирургическую эмалированную ванночку небольшой сгусток, размером с теннисный мяч, и распрямив спину, ошеломленно покачала головой. Содержимое черепа имело темно-коричневый цвет и казалось твердым и блестящим на вид, словно было отварено в горячем масле.
– Что это за хреновина? – выдохнул Куртис. – Какая-то опухоль?
– Нет, это совсем не опухоль. Вы видите перед собой, джентльмены, все, что осталось от мозга этого мужчины.
– Вы что, смеетесь над нами?!
– Тогда загляни сам внутрь черепа, Фрэнк. Там пусто.
– Господи Иисусе, Жаннет! – воскликнул Коулман. – Эта штука больше напоминает какой-нибудь гамбургер.
– Причем, на мой вкус, еще и пережаренный, – добавил Куртис.
Брэгг достала остатки мозга и положила их на чашку весов. Комок весил меньше пяти унций.
– Так что же с ним случилось? – спросил Куртис.
– О таком я только в книгах читала, – сказала Брэгг, – но надо сказать, это самая типичная картина при эпилептическом шоке. Что случается чрезвычайно редко. По-латыни этот вариант называется status epilepticus. Большинство эпилептических припадков длятся всего несколько минут, но в данном случае он продолжался, скажем, минут тридцать подряд или же в виде серии резких эпилептических кризов, в промежутке между которыми организм не успевал восстановиться. В результате мозг перенапрягся до такой степени, что, по сути, перегорел и изжарился.
– Так ты говоришь, эпилептический удар? А как насчет самопроизвольной эякуляции?
– Крайнее перевозбуждение головного мозга вызывает чрезвычайно непредсказуемую и хаотическую картину восприятии и ощущений индивидуума. Фрэнк. А эрекция и оргазм могут возникнуть как результат экстремального режима работы гипоталамуса и прилежащих семеричных долей головного мозга. – Брэгг покачала головой. – Должно быть, так и случилось. Но сама я с таким явлением сталкиваюсь первый раз.
Куртис осторожно ткнул кончиком шариковой ручки в свернутый сгусток мозга, больше напоминавший мертвое насекомое.
– Status epilepticus, – повторил он задумчиво. – А что могло вызвать эпилептический припадок такой силы? Тебе самой, как врачу, это не любопытно? Кажется, ты говорила, что такое очень редко встречается.
Она повела плечами:
– Причиной могло стать все что угодно. Например, внутричерепная опухоль, новообразование, воспаление, закупорка вен. Ведь он был оператором-программистом, не так ли? Тогда, возможно, причиной могло стать долгое сидение за экраном. Это вполне вероятно. Проверьте его медицинские, показания. Не исключено, что там вы найдете какую-нибудь зацепку, которую он не афишировал, но она прольет свет на то, что в конце концов случилось с его мозгом. Я же сделала все, что могла. Может, что-то еще удастся раскопать после обследования этого кожистого оковалка.
– Умер от естественных причин, – проговорил Митч. – Именно так сообщили из конторы патологоанатома. Эпилептический припадок. Самый сильный из всех возможных. Оказывается, Хидеки был предрасположен к эпилепсии. У него была повышенная светочувствительность, а криз был инициирован экраном компьютера. Похоже, он и сам догадывался, что ему надо держаться от телевизионного экрана подальше. – Митч пожал плечами. – Но что ему оставалось делать, если в компьютере была вся его жизнь?
* * *
Он встретился с Рэем Ричардсоном на лестнице у входа в мастерскую. Ричардсон нес в руке большой кейс и компьютер-ноутбук на плече, он спешил в аэропорт. Персональный самолет «гольфстрим» должен был доставить его в Тулан на встречу с руководством школы правоведения при местном университете. Он должен был представить им фешенебельный проект нового корпуса, разработанный по их заказу.
– Это я как раз понять могу, – согласился Ричардсон. – Думаю, даже если бы врачи запретили мне заниматься проектированием, я бы тоже послал их подальше.
Митч машинально кивнул, хотя сам отнюдь не был уверен, что повел бы себя в подобной ситуации точно так же.
– Не проводишь меня до машины, Митч?
– Конечно.
Митч решил, что тревога на лице Ричардсона вызвана трагедией, случившейся с Хидеки Йохо. Но, как выяснилось, лишь отчасти.
– Я прошу тебя переговорить с нашими адвокатами, Митч. Расскажи им, что произошло с Йохо. Пожалуй, тебе стоит позвонить и нашим страховщикам на тот случай, если какому-нибудь сукину сыну захочется раздуть инцидент и затеять расследование. До тех пор пока не подписан приемный акт, я буду отвечать за все своей задницей, а не корпорация "Ю".
– Рэй, это была естественная смерть. Нас ни с какой стороны нельзя привлечь к ответственности.
– Вот и растолкуй это адвокатам, – настойчиво повторил Ричардсон. – Йохо ведь задержался на работе допоздна, не так ли? Возможно, кто-то решит, что здесь налицо нарушение законодательства. Понимаешь, куда я клоню, Митч? Просто пытаюсь размышлять, как один из этих долбаных юристов. Надо быть готовым к тому, что они, возможно, попробуют нас облить дерьмом, а потом притянут к ответственности. Господи, до чего я ненавижу этих подонков!
– Я не советовал бы тебе говорить в таком же духе и в юридическом колледже, куда ты сейчас направляешься, – вставил Митч.
– Черт возьми, а стоило бы, пожалуй. – Ричардсон захохотал. – Будь добр, держи меня в курсе и звони. Договорились, Митч?
Митч пожал плечами. Он лучше других знал, что с Ричардсоном лучше не спорить. Но тот уловил настрой его мыслей.
– Послушай, ты, наверное, считаешь, что я просто помешался на этом, но я знаю, о чем говорю. В данный момент против меня шьют сразу два дела. Моя бывшая домработница обвиняет меня в том, что она испытала нервный шок, когда я уволил эту дуру – кстати, не справлявшуюся с обязанностями. А этот хренов гость, которого я имел несчастье пригласить как-то домой на обед, притягивает меня к ответственности за то, что ему в горло попала рыбная косточка. Кстати, не исключено, что и Аллен Грейбл попытается урвать свой кусок.
– Грейбл? Ты что-то слышал о нем?
– Нет-нет, я говорю чисто теоретически. Но кто гарантирует, что он не предпримет такую попытку и не потребует денежной компенсации за увольнение? Этот парень ненавидит меня всеми кишками. Ты бы слышал, что он выдал перед уходом. Он сказал: «Чтоб ты сдох!» Я уже собирался сообщить об этом в полицию. Грейбл явно что-то замышляет против меня, Митч. Даже удивительно, что до сих пор он не прислал ко мне своего адвоката.
Наконец они подошли к «бентли», ждавшему Ричардсона позади здания мастерской. Рэй передал свой кейс и компьютер Диклану и перед тем, как садиться, снял пальто и положил его на заднее сиденье. Дверцу за собой он не закрыл. Это была работа Диклана.
– Похороны Хидеки Йохо назначены на пятницу, – сообщил Митч. – В Форест Лон.
– Я никогда не хожу на похороны, ты же знаешь. Особенно в этом городе. Жизнь коротка, ничего не поделаешь. Кстати, мне не хотелось бы, чтобы и другие сотрудники нашей мастерской тратили время на это мероприятие. Все-таки пятница – рабочий день. Если кто-то захочет посетить похороны, может сделать это в счет отпуска. Сочтешь нужным – организуй цветы. Можешь поместить на карточке мое имя.
– Благодарю, Рэй. Уверен, ему бы это было приятно.
Но Ричардсон уже набирал номер на портативном телефоне.
Когда Диклан закрывал дверцу за хозяином. Митч не смог сдержать саркастической улыбки. Он и сам был почти готов пожелать смерти Рэю Ричардсону. Тем, кто собирался отдать последний долг своему другу и коллеге, будет приятно узнать, что теперь его похороны приравниваются к отпуску. Даже удивительно, что еще никто из сотрудников с ним не расправился. Стоит начать собирать деньги на это благое дело – быстро наберется не одна тысяча баксов. А кое-кто, черт побери, согласится выполнить эту миссию бесплатно.
Митч смотрел вслед удалявшейся машине. Потом развернулся и направился к краю площадки. В Лос-Анджелесе частенько бывали дни, когда удушливый смог окутывал весь город густым сизым облаком, за которым даже не просматривался горизонт. Но сегодня воздух был сравнительно прозрачен и перед Митчем открывалась вся западная часть города миль на десять вперед. Он легко различал торчавшие тут и там небоскребы: башни-близнецы компании «Арко», Первый федеральный банк, штаб-квартиру «Майкрософт», Крокер-центр, представительство кампании «Сега», библиотеку. Но ни один из них не походил на Решетку. Она напоминала причудливый, сверкающий на солнце гигантский росток, стремительно вырвавшийся из-под земли и ошарашивший всех городских жителей. Они воспринимали ее как нечто чужеродное и не могли понять истинного предназначения этого технологического исполина. Митчу даже казалось, что здание находится в непрерывном движении и в этом смысле весьма полно отражало тревожный дух Лос-Анджелеса: его безостановочное коловращение.
Митч улыбнулся, вспомнив про статью, которую Джоан написала для рекламной брошюры. Их компания недавно выпустила ее в ядовито-серебряной суперобложке для пропаганды своих технологических разработок и новых архитектурных проектов. Как же это она выразилась? Ее слог, как правило, отличался неуклюжей напыщенностью. Она часто до тошноты использовала словечко «гениальный» при описании деяний своего муженька. Тем не менее, одна из ее наиболее высокопарных фраз задела Митча за живое: «Можно только восхищаться будущим, в котором будут такие здания!»
Похоже, ее слова не так уж далеки от истины. Это здание и в самом деле выглядело прорывом в завтрашний день.
* * *
Каждый вечер, перед тем как заступить на дежурство. Сэм Глейг поднимался в диспетчерскую на седьмой этаж, чтобы лично получить очередные инструкции и уточнить, кто из сотрудников еще остался в корпусе. С тем же успехом он мог бы выяснить это и по телефону из своей конторки на первом этаже. Но в преддверии двенадцати часов одиночества Глейг предпочитал пообщаться с людьми: перекинуться с кем-нибудь парой слов, просто потрепаться. Оставшись затем в огромном корпусе совершенно один, он не жалел об этой на первый взгляд пустой болтовне. Ночью Решетка была довольно тоскливым местечком. Вдобавок ко всему у него из головы не выходило официальное заключение по делу бедняги Йохо.
Помня об этом и пытаясь избежать аналогичного припадка. Глейг старался пореже пользоваться лифтом-автоматом и предпочитал лестницу. Ее ступеньки были сделаны из стекла и ночью подсвечивались электролампами цвета воды в бассейне. Лестница на небо – так ее прозвал Глейг. Будучи искренне верующим человеком, во время подъема он не мог избавиться от воспоминаний о лестнице святого Иакова, и на память ему приходил соответствующий отрывок из Библии: «И проснулся Иаков, и сказал: – Воистину Господь со мной, а я его не признал. – И обуял его страх, и возопил он: – Что за чудное место! Воистину это обитель Господа Бога нашего, а вот и врата в небеса».
В диспетчерской он обнаружил Элен Хасси, коменданта корпуса, и прораба Уоррена Эйкмана, который укладывал свой кейс, собираясь отвалить домой.
– Добрый вечер, Сэм, – приветствовала его Элен. Это была высокая, худощавая, рыжеволосая дама с зелеными глазами, с лицом, буквально усыпанным веснушками.
– Добрый вечер, мисс, – ответил он. – Добрый вечер, мистер Эйкман.
– А, Сэм, – пробормотал тот, выглядевший слишком уставшим для длительной беседы. – Ну и денек. Слава Богу, наконец закончился. – Он машинально поправил свой галстук с университетским значком и провел ладонью по седым волосам, убедившись, что в них полно строительной пыли. Эйкман проводил сегодня инспекцию внутри потолочных коммуникаций на шестнадцатом этаже, а в это время строители перекладывали пол этажом выше. Его функции в качестве полномочного представителя корпорации "Ю" на строительстве здания заключались в постоянной инспекции хода строительства, составлении соответствующих отчетов, а также сообщении о замеченных им отклонениях от проекта Митчеллу Брайану или Тони Левину. Но значительно большую головную боль, чем какие-либо архитектурные подробности, Эйкману доставляли его отношения с Элен Хасси. Он не скрывал своей явной симпатии к ней, но та до сих пор отказывалась воспринимать его всерьез.
– Итак, – проговорил Сэм, – кто собирается сегодня задержаться допоздна?
– Сэм, – проворчала Элен, – сто раз тебе говорила: спроси у компьютера. Авраам специально запрограммирован, чтобы быть в курсе, кто и когда остается в корпусе. Для этого у него есть специальные тепловые датчики и телекамеры.
– Да я знаю, просто не люблю слишком часто общаться с автоматом. Уж больно он холодный. Немножко человеческого общения не повредит, понимаете, о чем я?
– Что до меня, уж лучше общаться с машиной, чем с Рэем Ричардсоном, – заметил Эйкман. – По крайней мере, существует хоть теоретическая надежда на дружеское расположение.
– Ладно, не буду вас отвлекать.
– Ты нам вовсе не мешаешь, Сэм.
В это время у Эйкмана зазвонил телефон. Он поднял трубку и, выслушав сообщение, присел за стол и сделал запись в отрывном блокноте. Прикрыв трубку ладонью, он взглянул в сторону Элен Хасси и сказал:
– Это Дэвид Арнон. Можешь меня подождать минуту?
Прикинув, что у нее появился хороший шанс добраться до машины без этих надоевших попыток Эйкмана полапать ее в лифте, Элен улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Нет, не смогу, – прошипела она, – я и в самом деле опаздываю. До завтра.
Скорчив недовольную гримасу. Эйкман только кивнул.
– Да. Дэвид. Документы у тебя под рукой? Щелкнув пальцами у него перед носом, Элен прошествовала к лифту вместе с Сэмом Глейгом.
– Еще не сообщили, что же стряслось с мистером Йохо?
– Предполагают, что у него случился сильный эпилептический припадок, – ответила Элен.
– Ничего себе.
Они вошли в лифт и приказали Аврааму доставить их на парковочную стоянку.
– Бедняга, – добавил Сэм. – Видно, не берег себя. Сколько ему было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Когда она закончила все приготовления. Куртис включил свою восьмимиллиметровую супервидеокамеру, чтобы заснять процедуру вскрытия. Отрегулировав фокусировку, он встал позади нее, готовый к съемке.
– Обычно при вскрытии легко выявляются стандартные признаки удушения, – заметила Брэгг. – Но в данном случае какие-либо следы на шее жертвы отсутствуют, – продолжала она, поворачивая голову Йохо вправо и влево. – Поэтому пока трудно сказать, каким способом его удушили.
– А как насчет пластикового пакета на голову? – предположил Куртис.
– Только не подгоняй меня, Фрэнк, – осадила она его, взяв скальпель.
За двадцать последних лет, что Фрэнк Куртис проработал в отделе убийств, сама процедура вскрытия практически не изменилась. Тот же предварительный внешний осмотр тела на предмет каких-либо отклонений от нормы или травм, те же стандартные разрезы. Y-образный разрез – от подмышек рук по низу груди, соединяясь в районе пупка, и далее – живот и половые органы. Жаннет Брэгг работала четко, накладывая зажимы на крупные сосуды головы, шеи и рук, подготавливая удаление внутренних органов для обследования. При этом она что-то мурлыкала себе под нос – одну из песенок Мадонны.
– Каникулы! Вот красота! Каникулы!
– Мне нравятся женщины, которые испытывают радость от своей работы, – заметил Куртис.
– Можешь считать, как тебе угодно.
Она собрала внутренние органы, извлеченные из грудной клетки, поместила их в пластиковое ведро. Повторила ту же операцию с брюшной полостью – в отдельное ведерко. Органы всегда удалялись группами и одновременно, что позволяло определить их относительные размеры и функциональное состояние. Наконец, взяв электропилу, она приступила к снятию верхушки черепа старины Йохо.
Куртис оглянулся в поисках Натана Коулмана и обнаружил того сидящим на топчане и рассматривающим в микроскоп свой собственный волос.
– Смотри-ка, Нат, точно так же едят и яйцо всмятку, – с ехидцей произнес он. – Или ты из тех чудаков, кто предпочитает просто разбить его и потом выковыривать скорлупки?
Коулман старался не обращать внимания на нудный скрежет пилы.
– Я никогда не ем яиц, – ответил он невозмутимо. – Я не выношу их запаха.
– Какая же у тебя чувствительная натура.
– Что за чертовщина, – воскликнула Брэгг. То, что она увидела, сняв верхний свод черепа, заставило ее впервые за многие годы содрогнуться.
– Что там такое?
– Мне никогда... еще никогда не доводилось видеть такого, – ответила она с напряженной гримасой на лице.
– Жаннет, не заставляй себя упрашивать.
– Подожди секунду. – Взяв в руку изогнутый выскабливатель, она с нажимом провела им по внутренней поверхности черепа Йохо и извлекла на свет содержимое.
– Что это ты выудила оттуда?
Встав со стула, Натан Коулман склонился над операционным столом рядом с Куртисом.
– Никогда бы не поверила раньше, что такое возможно.
Она осторожно положила в хирургическую эмалированную ванночку небольшой сгусток, размером с теннисный мяч, и распрямив спину, ошеломленно покачала головой. Содержимое черепа имело темно-коричневый цвет и казалось твердым и блестящим на вид, словно было отварено в горячем масле.
– Что это за хреновина? – выдохнул Куртис. – Какая-то опухоль?
– Нет, это совсем не опухоль. Вы видите перед собой, джентльмены, все, что осталось от мозга этого мужчины.
– Вы что, смеетесь над нами?!
– Тогда загляни сам внутрь черепа, Фрэнк. Там пусто.
– Господи Иисусе, Жаннет! – воскликнул Коулман. – Эта штука больше напоминает какой-нибудь гамбургер.
– Причем, на мой вкус, еще и пережаренный, – добавил Куртис.
Брэгг достала остатки мозга и положила их на чашку весов. Комок весил меньше пяти унций.
– Так что же с ним случилось? – спросил Куртис.
– О таком я только в книгах читала, – сказала Брэгг, – но надо сказать, это самая типичная картина при эпилептическом шоке. Что случается чрезвычайно редко. По-латыни этот вариант называется status epilepticus. Большинство эпилептических припадков длятся всего несколько минут, но в данном случае он продолжался, скажем, минут тридцать подряд или же в виде серии резких эпилептических кризов, в промежутке между которыми организм не успевал восстановиться. В результате мозг перенапрягся до такой степени, что, по сути, перегорел и изжарился.
– Так ты говоришь, эпилептический удар? А как насчет самопроизвольной эякуляции?
– Крайнее перевозбуждение головного мозга вызывает чрезвычайно непредсказуемую и хаотическую картину восприятии и ощущений индивидуума. Фрэнк. А эрекция и оргазм могут возникнуть как результат экстремального режима работы гипоталамуса и прилежащих семеричных долей головного мозга. – Брэгг покачала головой. – Должно быть, так и случилось. Но сама я с таким явлением сталкиваюсь первый раз.
Куртис осторожно ткнул кончиком шариковой ручки в свернутый сгусток мозга, больше напоминавший мертвое насекомое.
– Status epilepticus, – повторил он задумчиво. – А что могло вызвать эпилептический припадок такой силы? Тебе самой, как врачу, это не любопытно? Кажется, ты говорила, что такое очень редко встречается.
Она повела плечами:
– Причиной могло стать все что угодно. Например, внутричерепная опухоль, новообразование, воспаление, закупорка вен. Ведь он был оператором-программистом, не так ли? Тогда, возможно, причиной могло стать долгое сидение за экраном. Это вполне вероятно. Проверьте его медицинские, показания. Не исключено, что там вы найдете какую-нибудь зацепку, которую он не афишировал, но она прольет свет на то, что в конце концов случилось с его мозгом. Я же сделала все, что могла. Может, что-то еще удастся раскопать после обследования этого кожистого оковалка.
– Умер от естественных причин, – проговорил Митч. – Именно так сообщили из конторы патологоанатома. Эпилептический припадок. Самый сильный из всех возможных. Оказывается, Хидеки был предрасположен к эпилепсии. У него была повышенная светочувствительность, а криз был инициирован экраном компьютера. Похоже, он и сам догадывался, что ему надо держаться от телевизионного экрана подальше. – Митч пожал плечами. – Но что ему оставалось делать, если в компьютере была вся его жизнь?
* * *
Он встретился с Рэем Ричардсоном на лестнице у входа в мастерскую. Ричардсон нес в руке большой кейс и компьютер-ноутбук на плече, он спешил в аэропорт. Персональный самолет «гольфстрим» должен был доставить его в Тулан на встречу с руководством школы правоведения при местном университете. Он должен был представить им фешенебельный проект нового корпуса, разработанный по их заказу.
– Это я как раз понять могу, – согласился Ричардсон. – Думаю, даже если бы врачи запретили мне заниматься проектированием, я бы тоже послал их подальше.
Митч машинально кивнул, хотя сам отнюдь не был уверен, что повел бы себя в подобной ситуации точно так же.
– Не проводишь меня до машины, Митч?
– Конечно.
Митч решил, что тревога на лице Ричардсона вызвана трагедией, случившейся с Хидеки Йохо. Но, как выяснилось, лишь отчасти.
– Я прошу тебя переговорить с нашими адвокатами, Митч. Расскажи им, что произошло с Йохо. Пожалуй, тебе стоит позвонить и нашим страховщикам на тот случай, если какому-нибудь сукину сыну захочется раздуть инцидент и затеять расследование. До тех пор пока не подписан приемный акт, я буду отвечать за все своей задницей, а не корпорация "Ю".
– Рэй, это была естественная смерть. Нас ни с какой стороны нельзя привлечь к ответственности.
– Вот и растолкуй это адвокатам, – настойчиво повторил Ричардсон. – Йохо ведь задержался на работе допоздна, не так ли? Возможно, кто-то решит, что здесь налицо нарушение законодательства. Понимаешь, куда я клоню, Митч? Просто пытаюсь размышлять, как один из этих долбаных юристов. Надо быть готовым к тому, что они, возможно, попробуют нас облить дерьмом, а потом притянут к ответственности. Господи, до чего я ненавижу этих подонков!
– Я не советовал бы тебе говорить в таком же духе и в юридическом колледже, куда ты сейчас направляешься, – вставил Митч.
– Черт возьми, а стоило бы, пожалуй. – Ричардсон захохотал. – Будь добр, держи меня в курсе и звони. Договорились, Митч?
Митч пожал плечами. Он лучше других знал, что с Ричардсоном лучше не спорить. Но тот уловил настрой его мыслей.
– Послушай, ты, наверное, считаешь, что я просто помешался на этом, но я знаю, о чем говорю. В данный момент против меня шьют сразу два дела. Моя бывшая домработница обвиняет меня в том, что она испытала нервный шок, когда я уволил эту дуру – кстати, не справлявшуюся с обязанностями. А этот хренов гость, которого я имел несчастье пригласить как-то домой на обед, притягивает меня к ответственности за то, что ему в горло попала рыбная косточка. Кстати, не исключено, что и Аллен Грейбл попытается урвать свой кусок.
– Грейбл? Ты что-то слышал о нем?
– Нет-нет, я говорю чисто теоретически. Но кто гарантирует, что он не предпримет такую попытку и не потребует денежной компенсации за увольнение? Этот парень ненавидит меня всеми кишками. Ты бы слышал, что он выдал перед уходом. Он сказал: «Чтоб ты сдох!» Я уже собирался сообщить об этом в полицию. Грейбл явно что-то замышляет против меня, Митч. Даже удивительно, что до сих пор он не прислал ко мне своего адвоката.
Наконец они подошли к «бентли», ждавшему Ричардсона позади здания мастерской. Рэй передал свой кейс и компьютер Диклану и перед тем, как садиться, снял пальто и положил его на заднее сиденье. Дверцу за собой он не закрыл. Это была работа Диклана.
– Похороны Хидеки Йохо назначены на пятницу, – сообщил Митч. – В Форест Лон.
– Я никогда не хожу на похороны, ты же знаешь. Особенно в этом городе. Жизнь коротка, ничего не поделаешь. Кстати, мне не хотелось бы, чтобы и другие сотрудники нашей мастерской тратили время на это мероприятие. Все-таки пятница – рабочий день. Если кто-то захочет посетить похороны, может сделать это в счет отпуска. Сочтешь нужным – организуй цветы. Можешь поместить на карточке мое имя.
– Благодарю, Рэй. Уверен, ему бы это было приятно.
Но Ричардсон уже набирал номер на портативном телефоне.
Когда Диклан закрывал дверцу за хозяином. Митч не смог сдержать саркастической улыбки. Он и сам был почти готов пожелать смерти Рэю Ричардсону. Тем, кто собирался отдать последний долг своему другу и коллеге, будет приятно узнать, что теперь его похороны приравниваются к отпуску. Даже удивительно, что еще никто из сотрудников с ним не расправился. Стоит начать собирать деньги на это благое дело – быстро наберется не одна тысяча баксов. А кое-кто, черт побери, согласится выполнить эту миссию бесплатно.
Митч смотрел вслед удалявшейся машине. Потом развернулся и направился к краю площадки. В Лос-Анджелесе частенько бывали дни, когда удушливый смог окутывал весь город густым сизым облаком, за которым даже не просматривался горизонт. Но сегодня воздух был сравнительно прозрачен и перед Митчем открывалась вся западная часть города миль на десять вперед. Он легко различал торчавшие тут и там небоскребы: башни-близнецы компании «Арко», Первый федеральный банк, штаб-квартиру «Майкрософт», Крокер-центр, представительство кампании «Сега», библиотеку. Но ни один из них не походил на Решетку. Она напоминала причудливый, сверкающий на солнце гигантский росток, стремительно вырвавшийся из-под земли и ошарашивший всех городских жителей. Они воспринимали ее как нечто чужеродное и не могли понять истинного предназначения этого технологического исполина. Митчу даже казалось, что здание находится в непрерывном движении и в этом смысле весьма полно отражало тревожный дух Лос-Анджелеса: его безостановочное коловращение.
Митч улыбнулся, вспомнив про статью, которую Джоан написала для рекламной брошюры. Их компания недавно выпустила ее в ядовито-серебряной суперобложке для пропаганды своих технологических разработок и новых архитектурных проектов. Как же это она выразилась? Ее слог, как правило, отличался неуклюжей напыщенностью. Она часто до тошноты использовала словечко «гениальный» при описании деяний своего муженька. Тем не менее, одна из ее наиболее высокопарных фраз задела Митча за живое: «Можно только восхищаться будущим, в котором будут такие здания!»
Похоже, ее слова не так уж далеки от истины. Это здание и в самом деле выглядело прорывом в завтрашний день.
* * *
Каждый вечер, перед тем как заступить на дежурство. Сэм Глейг поднимался в диспетчерскую на седьмой этаж, чтобы лично получить очередные инструкции и уточнить, кто из сотрудников еще остался в корпусе. С тем же успехом он мог бы выяснить это и по телефону из своей конторки на первом этаже. Но в преддверии двенадцати часов одиночества Глейг предпочитал пообщаться с людьми: перекинуться с кем-нибудь парой слов, просто потрепаться. Оставшись затем в огромном корпусе совершенно один, он не жалел об этой на первый взгляд пустой болтовне. Ночью Решетка была довольно тоскливым местечком. Вдобавок ко всему у него из головы не выходило официальное заключение по делу бедняги Йохо.
Помня об этом и пытаясь избежать аналогичного припадка. Глейг старался пореже пользоваться лифтом-автоматом и предпочитал лестницу. Ее ступеньки были сделаны из стекла и ночью подсвечивались электролампами цвета воды в бассейне. Лестница на небо – так ее прозвал Глейг. Будучи искренне верующим человеком, во время подъема он не мог избавиться от воспоминаний о лестнице святого Иакова, и на память ему приходил соответствующий отрывок из Библии: «И проснулся Иаков, и сказал: – Воистину Господь со мной, а я его не признал. – И обуял его страх, и возопил он: – Что за чудное место! Воистину это обитель Господа Бога нашего, а вот и врата в небеса».
В диспетчерской он обнаружил Элен Хасси, коменданта корпуса, и прораба Уоррена Эйкмана, который укладывал свой кейс, собираясь отвалить домой.
– Добрый вечер, Сэм, – приветствовала его Элен. Это была высокая, худощавая, рыжеволосая дама с зелеными глазами, с лицом, буквально усыпанным веснушками.
– Добрый вечер, мисс, – ответил он. – Добрый вечер, мистер Эйкман.
– А, Сэм, – пробормотал тот, выглядевший слишком уставшим для длительной беседы. – Ну и денек. Слава Богу, наконец закончился. – Он машинально поправил свой галстук с университетским значком и провел ладонью по седым волосам, убедившись, что в них полно строительной пыли. Эйкман проводил сегодня инспекцию внутри потолочных коммуникаций на шестнадцатом этаже, а в это время строители перекладывали пол этажом выше. Его функции в качестве полномочного представителя корпорации "Ю" на строительстве здания заключались в постоянной инспекции хода строительства, составлении соответствующих отчетов, а также сообщении о замеченных им отклонениях от проекта Митчеллу Брайану или Тони Левину. Но значительно большую головную боль, чем какие-либо архитектурные подробности, Эйкману доставляли его отношения с Элен Хасси. Он не скрывал своей явной симпатии к ней, но та до сих пор отказывалась воспринимать его всерьез.
– Итак, – проговорил Сэм, – кто собирается сегодня задержаться допоздна?
– Сэм, – проворчала Элен, – сто раз тебе говорила: спроси у компьютера. Авраам специально запрограммирован, чтобы быть в курсе, кто и когда остается в корпусе. Для этого у него есть специальные тепловые датчики и телекамеры.
– Да я знаю, просто не люблю слишком часто общаться с автоматом. Уж больно он холодный. Немножко человеческого общения не повредит, понимаете, о чем я?
– Что до меня, уж лучше общаться с машиной, чем с Рэем Ричардсоном, – заметил Эйкман. – По крайней мере, существует хоть теоретическая надежда на дружеское расположение.
– Ладно, не буду вас отвлекать.
– Ты нам вовсе не мешаешь, Сэм.
В это время у Эйкмана зазвонил телефон. Он поднял трубку и, выслушав сообщение, присел за стол и сделал запись в отрывном блокноте. Прикрыв трубку ладонью, он взглянул в сторону Элен Хасси и сказал:
– Это Дэвид Арнон. Можешь меня подождать минуту?
Прикинув, что у нее появился хороший шанс добраться до машины без этих надоевших попыток Эйкмана полапать ее в лифте, Элен улыбнулась и отрицательно покачала головой.
– Нет, не смогу, – прошипела она, – я и в самом деле опаздываю. До завтра.
Скорчив недовольную гримасу. Эйкман только кивнул.
– Да. Дэвид. Документы у тебя под рукой? Щелкнув пальцами у него перед носом, Элен прошествовала к лифту вместе с Сэмом Глейгом.
– Еще не сообщили, что же стряслось с мистером Йохо?
– Предполагают, что у него случился сильный эпилептический припадок, – ответила Элен.
– Ничего себе.
Они вошли в лифт и приказали Аврааму доставить их на парковочную стоянку.
– Бедняга, – добавил Сэм. – Видно, не берег себя. Сколько ему было?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49