А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 

К примеру, по подсказке ангажированных средств массовой информации политически индифферентной толпой на общенациональном референдуме можно провести положительное решение по вопросу о самоликвидации государства в пользу единого мирового государства. «Отвязанная» от всего на свете, кроме личных плотских удовольствий, растлённая в раннем возрасте публика с восторгом отречётся от всего национального, чтобы обрести статус «гражданина мира», влекущий за собой допуск в систему сладострастной, эйфорической жизни.
Такой непритязательный сценарий служит мотивационной установкой идеологических диверсантов, со всех сторон обхаживающих ныне российскую систему национального образования. Естественно, педагогическая традиция России, складывавшаяся веками, концептуально сопротивляется непрошеному вторжению инородного влияния. Консерватизм традиционной русской школы является надёжным предохранителем, препятствующим развитию неуправляемого хаоса в отечественной системе образования. А предпосылок к такому развитию ситуации превеликое множество. Консерватизм же консерватизму – рознь: имеет место быть конструктивный консерватизм, но также существует во всей своей силе и догматический консерватизм.
Последняя разновидность консерватизма представлена в российском образовании наиболее широко. Его исповедует большинство чиновников Министерства образования, окружных образовательных округов и руководителей учебных заведений. Чисто по человечески этих функционеров, управляющих образовательным процессом в объёме той или иной правомочности, можно не только понять, но и одобрить: человечество не знает иной формы отправления государственных функций помимо бюрократической. Поэтому должностные инструкции требуют от любого чиновника выполнения его прямых обязанностей в точном соответствии с предписаниями различных методических указаний, приказов, постановлений, законов, инструктивных писем, разъяснений и других образчиков нормативно-правового регулирования подведомственной сферы государственной деятельности. Педагогический чиновник-догматик, как правило, официально не поддерживает идущие «снизу» нововведения, поскольку, верный своему служебному долгу, он должен исполнять только инструкцию. Любая педагогическая новация имеет шанс на воплощение в образовательной среде только в случае выпуска соответствующей инструкции по этому поводу. Выпуск же такой инструкции – дело нелёгкое, нескорое и неблагодарное. Это хорошо знают чиновники от педагогики. Может это покажется кому-то парадоксальным, но, зачастую, более человечнее отказать педагогу-новатору, чем дать ему повод питать несбыточную надежду на чудесную реализацию его идей. Порой отказ официоза в реализации новаторского проекта подсказывает его авторам более короткий и менее болезненный и трудоёмкий путь осуществления их педагогических систем. Короче, догматический консерватизм твёрдо стоял и стоять будет на Инструкции, с её помощью воспроизводя себя вновь и вновь.
Конструктивный консерватизм предполагает наличие у его приверженцев определённых возможностей для практической реализации новых идей на образовательной ниве. Степень свободы консервативных конструктивистов немного выходит за рамки строгого следования инструкции. В случае, когда божественный промысел сподвигнет творческого педагога найти в образовательной системе такого конструктивиста, его проект имеет определённые шансы быть внедрённым в систему (разумеется, с выпуском соответствующей инструкции согласно консервативному канону).
Как бы то ни было, и функционерам системы образования, и педагогам-новаторам следует чётко определиться в критериях инновационных процессов педагогической деятельности, поставив во главу угла принцип: «Не навреди!». Любому здравомыслящему человеку понятно, что резкое ускорение мировых общественных процессов конца XX века не может не сказываться на преподавательско-воспитательной деятельности, что, не смотря ни на какие прежние заслуги российской школы, придётся каким-то образом реагировать на вызовы времени. Иначе – семейно и социально дезадаптационные, социопатические настроения учащихся разорвут потерявшую гибкость ткань школьной жизни.
Попробуем на примере современного иррационального вызова традиционной методологии преподавания исследовать хотя бы часть проблем мировоззренческого характера, которые ежедневно довлеют над учителем на уроках в школьных классах.
Иррациональный вызов проистекает из полной коллизии мировоззрения россиян или, по другому, полным отсутствием государственной идеологии (при слове «идеология» наши доморощенные либералы натурально превращаются в бесноватых). Как и в достопамятное советское время, вся школьная программа построена исключительно на атеистических воззрениях материализма (истмат и диамат во всей своей красе!). Но вот что сообщает нам в своей книге «Религиозная экспансия против России» Нина Кривельская (доцент, кандидат юридических наук, член-корреспондент Международной академии экологии и безопасности жизнедеятельности, полковник милиции): «Начало 90 годов ознаменовалось объявлением широкомасштабной, хорошо спланированной самой настоящей религиозной войны против российского народа и традиционных религиозных организаций России… Секты развязали борьбу с традиционными религиями России, начали гонения на государственных служащих за малейшие попытки критики в их адрес… В деструктивные и оккультные религиозные организации ныне вовлечено 3 – 5 миллионов человек… Дают „зелёный свет“ опасным сектам так называемые правозащитники, являющиеся последователями чуждых, а зачастую и прямо враждебных православию религиозных организаций. Но только они этого не афишируют. Прикрываясь демократическими нормами и лозунгами о свободе вероисповедания, они в действительности отстаивают свои узкоклерикальные интересы, направленные на борьбу с православием и развал России… Только крупных сект в нашей стране насчитывается более полусотни. Официально зарегистрировано на конец 1995 года более 6 тысяч сект. К примеру, в Москве отмечено около 80 сект только корейского происхождения». Священник Алексей Мороз в книге «Россия перед выбором» отмечает и такой аспект проблемы: «В настоящий период, в результате краха коммунистической идеологии, большая часть народа отошла от ложных идеалов, но и не вернулась к своим прежним историческим духовным ориентирам… То, что насаждается средствами массовой информации сегодня – является порождением самых тёмных сторон падшей человеческой личности. Можно с уверенностью констатировать, что в отечественной культуре происходят ныне опасные процессы, ставящие под вопрос исходные ценности русского бытия. Какой бы род познания-творчества мы не взяли, всюду увидим настойчивое – и с каждым годом всё более откровенное – стремление к отходу и даже разрушению таких традиционно христианских моральных ценностей как вера в Бога, любовь к Родине, людям, идеалы самопожертвования собою ради ближних, целомудрия, чистоты, верности отеческим заветам».
Школа наших дней выросла из советского времени, когда школьный класс был однороден в идеологическом плане. Ученики с первого класса насыщались марксистско-ленинским учением, последовательно проходя такие оргформы практического освоения коммунистической идеологии, как октябрята, пионерия, комсомол. И ученики, и их родители опасались не соответствовать облику пламенного последователя великих Маркса, Энгельса и Ленина. Собственно, учитель был защищён государственной идеологией от мировоззренческого плюрализма. В классе его интересовал, по большому счёту, только уровень предметных знаний. Воспитанием из учеников стойких борцов за дело рабочего класса занималась идеологическая машина государства и, в частности, её полномочные представители в школе (завуч по воспитательной работе, пионервожатые и их общественные помощники из числа учащихся).
Теперь же можно вполне определённо констатировать тот факт, что с 1991 года, то есть с момента ликвидации Советского Союза, школьный учитель, как знаковая фигура учебного процесса, был определён государством на заклание мировоззренческому хаосу жизни школьного класса.
Именно в 1991 году государство провозгласило запрет на любые формы государственной идеологии, что было отражено в Конституции РФ (статья 13: «1. В Российской Федерации признаётся идеологическое многообразие. 2. Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной…»). Это событие ещё длительное время сопровождалось проявлением бурного восторга поборников «прав человека»: каждый гражданин приобретал неотторжимое право на любые убеждения, в том числе и на веру во всякую чертовщину. В Конституции РФ это положение прописано следующим образом: «Статья 28: „Каждому гарантируется свобода совести, свобода вероисповедания, включая право исповедовать индивидуально или совместно с другими любую религию или не исповедовать никакой, свободно выбирать, иметь и распространять религиозные и иные убеждения и действовать в соответствии с ними“. Статья 29: „Каждому гарантируется свобода масли и слова…“». Спустя десятилетие мы имеем удручающую картину разброда и шатаний граждан Великой России в вопросах личностного отношения к жизни. Как говорится, кто в лес – кто по дрова.
Человеку на биологическом уровне необходимо во что-то верить, ради чего имеет смысл жить и что-то делать. Лишившись государственной идеологической соски, свободные в своих душевно-умственных пристрастиях россияне после первоначального опьянения собственной важностью в вопросе формировании своих личных убеждений, не привязанных к господствующей в обществе парадигме, пригорюнились и закручинились.
Во-первых, оглушила широкая номенклатура предлагаемого идеологического товара. Во-вторых, самостоятельность в личных убеждениях оказалась страшной (эффект холопа отпущенного на волю). В-третьих, души людей опалило одиночество и полнейшее равнодушие окружающих к убеждениям отдельного человека (как говорится, некому стало изливать личные душевные порывы, к чему наш народ исторически имел генетическую предрасположенность).
Наступил XXI век, а внятной духовно-нравственной доктрины, на которой нынче стоит государство Российское, так и не прозвучало от первых лиц страны. Такая этическая неопределённость жизни российского общества стала крайне привлекательной питательной средой для прорастания на нашем духовном пространстве всех тех многочисленных духовных и псевдодуховных течений, о нашествии которых неустанно бьёт в набат Нина Кривельская. Ну, а полнейшая незащищённость душ людских, обезоруженных атеистическим отрицанием всего иррационального, привела многих россиян к ещё более тяжкому, чем при социализме, гнёту идеологических установок новоявленных вершителей людских судеб (гуру, мессий, проповедников, криминальных авторитетов, зарубежных финансистов, директоров различных благотворительных фондов, частных бизнесменов и т. д. и т. п.).
Шоу-представления, посвящённые в то или иное духовное движение родители, сектантские, в том числе и сатанинские, увлечения сверстников, жёсткая пропаганда насилия и деструктивных культов с экранов телевизоров, погружённость в виртуальную реальность компьютеров и телекоммуникационных сетей, масс-культура, магические салоны, гигантские тиражи оккультной литературы – всё это и многое другое определяет мировоззрение молодых людей или, точнее, не позволяет ему сформироваться. И вот со всей этой мешаниной взглядов, убеждений, зомбирующих установок, наставлений гуру, приправленной юношеским максимализмом и возрастным нигилизмом ежедневно сталкивается один – на один каждый школьный учитель вне зависимости от преподаваемого им предмета. И помощи ему ждать неоткуда: государство, прикрывшись приведёнными выше строками Конституции, не вмешивается в идеологические распри своих граждан. Так выглядит учительская Голгофа современности.
Получается так, что государство публично расписалось в своей бездуховности, ибо под идеологией подразумевается определённые установки на духовную жизнь общества. А посему разного посола «духовность» имеет в нашей стране конституционную защиту. Но что же делать в такой ситуации учительскому кадровому корпусу? Ведь современные ученики тем или иным способом воспринимают за стенами школы самые различные концепции мироустройства, проводниками которых в души детей служат все те новые религиозно-мистические организации, что создают конституционное идеологическое многообразие. И, как правило, эти новомодные концепции не исходят из материалистических предпосылок, к примеру, возникновения Вселенной, происхождения жизни, будущей судьбы человечества. Короче говоря, основной вопрос философии «Что первично: материя или сознание?» в молодёжной среде всё увереннее решается в пользу сознания. Приходя же в школу, ученик с удивлением или внутренним отторжением вынужден осваивать естествознание, исходящее в своих постулатах из воинствующего материализма. В лучшем случае, это «освоение» происходит чисто формально, механически, а в худшем – ученик находит возможность принципиально избежать школьной ретропрограммы.
Подтверждение тупиковости пути построения школьной программы исключительно на достижениях «ньютоновской механики» содержится в вышедшей в 1999 году монографии «Утечка умов – масштабы, причины, последствия» И.Г Ушкалова и И.А. Малаха (сотрудников Института международных экономических и политических исследований РАН). На основе объективных социологических данных авторы резюмируют следующее: «В западной науке в последнее время очень преуспевают представители восточных культур – китайцы, японцы, индийцы, причём выходцы из этих стран постепенно завоёвывают не только прикладную науку, где успехи японцев, например, традиционны, но и науку фундаментальную, а в последние годы и сферу преподавания в высших учебных заведениях. Эти иммигранты соединяют в своей работе логику и рационализм „западного“ стиля работы с „восточным“ типом мышления, основанном на воображении, интуиции, использовании ярких зрительных образов. …Так, за последние полвека к разработке в США почти 90% всех новых идей причастны эмигранты».
Всё это привело уже сейчас к тому, что престиж образования в России значительно упал. Так, выпускников 11 класса в настоящее время вдвое меньше, чем первоклассников. Обследование же молодёжи в возрасте от 16 до 30 лет, проведённое Центром исследования и статистики науки, показало, что, если в 1990 году желание получить высшее образование высказали 69% опрошенных, среднее профессиональное – 16% и начальное – 4%, то пять лет спустя эти доли составляли соответственно 41%, 32% и 14%.
Представить трудно, что может ответить учитель, к примеру, на такие утверждения учащихся: «Дарвинизм противоречит Божественному началу… Скорость света не предельна в природе… Солнце – это гигантский кусок льда, окружённый раскалённой плазмой… Земля полая внутри и там живёт другая цивилизация… Силой мысли можно изменять химический состав вещества… Человек может питаться только от солнечного света… Вечный двигатель уже работает в Швейцарии, обеспечивая два посёлка электроэнергией…». Вся эта смесь реального и ирреального присутствует в головах учеников вне зависимости от содержания утверждённых методических пособий.
О каком авторитете учителя можно говорить, если он непререкаемым тоном изречёт незыблемую истину из школьного учебника, а, придя домой, ученик из телепрограмм узнает, что какой-нибудь учёный по результатам своих многолетних исследований пришёл к прямо противоположным результатам (например, доказал наличие двойников в четвёртом измерении)?! Учитель всё чаще вынужден заглядывать в оккультную литературу, пытаясь там найти аргументированные ответы на ирреальные с точки зрения школьной программы вопросы учеников, постоянно задаваемые ими на уроках. Какая методическая помощь в подобных ситуациях может быть оказана учителям руководителями системы образования? Ясно, что такие вопросы повисают в воздухе, так как ответа на них действующая концепция национального образования принципиально не может дать ввиду ограниченности своей мировоззренческой базы.
Догматические консерваторы не откликаются на призывы практических педагогов о помощи, понимая всю нелепость и безвыходность сложившейся ситуации. Хоть в чём-то помочь рядовому учителю в его столкновениях с непонятным ирреальным по мере возможности пытаются конструктивные консерваторы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30