– Пожалуйста, продолжайте обсуждение. Я присоединюсь к вам через несколько минут.Сальваторе Меландри тут же вступил в дискуссию, как хорошо вышколенный приближенный, каковым он и был.– Марио потерял доверие своих людей, – сказал он разъяренно.Но Джорджо, провожая взглядом Франко, интуитивно ощущал, как тот изо всех сил старался делать вид, что не спешит. Франко, если бы мог, побежал бы к этому телефону. И Джорджо знал, кто был на другом конце провода.Голос Поппи настолько изменился, что он едва узнал его.– Поппи, – позвал он ее сквозь шумы и трески плохо работавшей линии. – Что с тобой? С тобой все в порядке?– Это – Грэг, – рыдала она. – Ох, Франко, это – Грэг…Его рука крепче сжала трубку.– Так что насчет Грэга, Поппи?– Он… он… – Поппи опять захлебнулась в рыданиях, и он нахмурился.– Пожалуйста, постарайся успокоиться, – скомандовал он. – Что случилось? Ты заболела? Тебя кто-нибудь обидел?– Я видела его, Франко, – прошептала она. – Я видела Грэга. Он был в Numйro Seize… здесь… С Вероник.Франко прислонился пылающим лбом к холодной, бледно-зеленой поверхности стены… Поппи никогда не рассказывала о Грэге… Они никогда не говорили о ее прошлом. Но она знала, что он знает о ней все; он узнал все до того, как впервые встретился с ней в Марселе; уже тогда он хотел знать, кто такая таинственная мадам Поппи… Все ее тайны лежали в сейфе около его кровати.– Он уехал? – спросил Франко, неожиданно испугавшись.– Да… ох, да… – рыдала она.Облегчение Франко было настолько глубоким, что голос его дрогнул.– Тогда все хорошо, дорогая, – сказал он ей. – Успокойся. Позвони Симоне, попроси ее поехать с тобой па ферму… Тебе нужно сбежать из Парижа хотя бы на время.– Но, Франко… Ты мне нужен! – стала умолять Поппи. – Я – в отчаянии, Франко. Я ехала вдоль Сены сегодня, и я… я подумала… О, Господи, я не знаю, что я думаю, что я чувствую… Я только что видела свое прошлое, Франко, и я поняла, чем я стала.Он взглянул на Джорджо, стоявшего в дверях.– Мы ждем вас, сэр, – сказала Джорджо. – Мне кажется, мы можем предложить вам интересное решение проблемы.Франко нахмурился, Джорджо был совсем некстати, напоминая ему о том, что его ждут; в любой другой момент он сделал бы ему выговор, но сейчас Поппи плакала у телефона, и его сердце просто разрывалось.– Пожалуйста, Франко, – шептала она, – пожалуйста, ох, пожалуйста, приезжай. Только ты можешь поставить все на место. Я люблю тебя, Франко. Скажи мне, что все будет хорошо, скажи, что мы любим друг друга, что мы только одни в этом мире. Скажи мне, что Грэг не существует. Ради Бога, Франко, поедем со мной в Монтеспан. Там, вместе с тобой… по крайней мере я знаю, что там я – настоящая.– Ты слишком расстроена, чтобы в таком состоянии вести машину; попроси, чтобы кто-нибудь отвез тебя, – велел он. – Жди меня там. Я буду с тобой как только смогу.– Сегодня вечером? – умоляла Поппи. Он колебался.– Сегодня вечером?Франко все еще не знал, что ей ответить.Он взглянул на Джорджо, все еще дожидавшегося его.– Сегодня вечером, – согласился он.Джорджо вернулся на свое место по правую руку от Франко. Теперь он точно знал, как будет действовать. ГЛАВА 46 1907, Франция Монтеспан был единственным местом, кроме ранчо Санта-Виттория, где Поппи когда-либо чувствовала себя дома. Так же, как и в доме Константов, в нем ощущалось какое-то гостеприимство, и у Поппи возникало такое чувство, что она точно так же принадлежит этому дому, как дом принадлежит ей. Это был первый домик, который попался им с Франко на глаза, и он мгновенно пришелся Поппи по сердцу.– Я не хочу смотреть на другие, – сказала она Франко, стоя во дворике и с восхищением глядя на его низкую, покрытую черепицей крышу и две симметричные трубы, на широкие окна с распахнутыми зелеными ставнями и окрашенные розовой краской стены и разные постройки, которые тянулись по обе стороны от дома, как обнимающие руки.– Этот домик – настоящий дом.Внутри были полы из светлого вяза, и балки четырнадцатого века, казалось, должны были быть закопченными от времени, но потолки были первоначального цвета спелой пшеницы, и дом казался легким, просторным и полным воздуха и света. Франко смеялся, глядя, как она бегала из комнаты в комнату, восклицая от радости, увидев старинный шкаф или огромную кухонную плиту, а также буфетную с очень глубокой раковиной, куда Поппи могла бы приносить срезанные цветы, прежде чем сделать из них букеты. И, конечно, их спальня.Светлый потолок немного приподнимался над тем местом, где должна была стоять их кровать. Из двух окон открывался вид на весело сверкавшее, поросшее по берегам деревьями озеро и речушку, которая журча струилась по отполированным водой камешкам, пока не сливалась с рекой Шэр в двадцати километрах отсюда. Видя восторг Поппи, который вызывали самые простые, обычные вещи, Франко заливался смехом, которого никогда не слышал никто из Семейства Мальвази.– Ты живешь в доме, окруженная всевозможными красивыми вещами, – подкалывал он ее. – Как ты можешь так восхищаться старым шкафом или стульями?– Numйro Seize – это бизнес, – отвечала она ворчливо. – Это – не мой дом.Она постепенно заполняла домик этими самыми простыми вещами, но они были все же очень красивыми. Поппи и здесь предпочла свой любимый серый цвет, но она купила еще и яркие турецкие и индийские ковры, хлопчатобумажные занавески из Прованса, и большие корзинки с душистыми сушеными цветами – на местном рынке. За массивным деревянным столом и на этих стульях из поколения в поколение сидели местные фермеры, и кровать была из здешнего вяза – простая, широкая и удобная, – место, где можно грезить в объятиях друг друга, вдали от жестокой действительности Парижа и Неаполя.Самой любимой вещью Поппи в доме был свадебный шкаф шестнадцатого века из светлого полированного вяза, с любовно вырезанными на нем несколько сот лет назад неизвестным мастером для своей невесты букетиками цветов. И всякий раз, когда Поппи приезжала в Монтеспан, она вешала в шкаф свои парижские туалеты и надевала простую блузу и юбку и думала с тоской, когда же наступит тот день и она тоже будет невестой.Еще по дороге к дому ее всегда переполняло чувство счастья и бездумности, словно постыдное бремя ее парижской жизни волшебным образом спадало с ее плеч и она становилась обычной молодой женщиной, возвращавшейся домой к своему любимому. Но на этот раз, когда темно-зеленый автомобиль въехал на посыпанный гравием дворик, Поппи нуждалась в утешении.Старая мадам Жолио, экономка, жила в домике неподалеку. Она присматривала за домом и за курами и утками, а ее муж ухаживал за садом и цветами. Он разводил огонь в доме в холодные вечера, и уютное тепло немного растопило холодное отчаяние в душе Поппи.Она сняла элегантное парижское платье и, надев мягкий голубой шелковый халат, легла на кровать, глядя на веселые языки пламени. Она ждала Франко. Казалось, ее жизнь замерла в ожидании того момента, когда он приедет. Она не позволяла себе думать о Грэге и о том, что произошло; она старалась ощутить в голове пустоту, видя только огонь и Лючи, сидевшего на своей старой деревянной жердочке и смотревшего на нее топазовыми глазами. Все ее чувства словно погасли до появления Франко, только тогда она сможет чувствовать опять – боль, любовь, ярость… И сожаление. И тогда Франко поцелует ее, и все снова будет хорошо.Тиканье часов на каминной доске и потрескиванье поленьев погрузили ее в неспокойную дремоту. Наступили сумерки, а Франко все не было. Поппи побежала босая вниз по ступенькам, и распахнула входную дверь, словно ожидая увидеть его там. Приложив ладонь ко лбу над глазами, она вглядывалась вдаль, надеясь увидеть его машину, но на улице было тихо и пустынно.Вернувшись в дом, Поппи остановилась и взглянула на телефон, усилием воли пытаясь заставить его зазвонить, моля Бога, чтобы он дал ей услышать голос Франко, который скажет ей, что он в Париже, что он уже на пути к ней… Но телефон молчал.Лючи порхнул к ней, когда Поппи опять легла на кровать.– Скажи, что он уже едет, Лючи, – прошептала она. – Скажи мне, что все будет хорошо.Мадам Жолио весь день ходила вверх-вниз с чашечками кофе и легкой едой, но Поппи просто отворачивалась лицом к стене и глубже зарывалась в подушки. Когда пришло время ужина, а Поппи так и не притронулась к еде и не произнесла ни слова, мадам Жолио поспешила домой, где ждал ее муж.– Мадам или заболела, или сошла с ума, – сказала она ему. – Мне не хочется оставлять ее одну в таком состоянии – Бог знает, что она может сделать…– А где же ее муж? – спросил он, отправляя большой кусок хлеба с сыром в рот. – Это он должен быть рядом с ней, а не ты.– Муж! – фыркнула мадам. – На ней нет обручального кольца. Но, как бы там ни было, она хорошая и милая дама. Я боюсь оставлять ее одну; я вернусь к ней после ужина. Я могу переночевать на кухне.В доме было темно и тихо, и мадам Жолио ходила по дому, зажигая лампы и разводя огонь. Она налила воды в большой железный котел и поставила его на плиту, и вскоре тихое бульканье кипящей воды смешалось с потрескиваньем поленьев, по кухне поплыл аромат кофе. В медной кастрюльке она согрела молоко, взятое от коровы, которую она подоила этим утром, налила в чашку, отрезала кусок свежего хлеба.– Мадам, попробуйте, пожалуйста, – попросила она Поппи, свернувшуюся на кровати. – Вам станет лучше. Разве поможет то, что вы так переживаете?Поппи взглянула на нее с благодарностью.– Вы так добры, мадам Жолио, – прошептала она. – Но вам нет нужды оставаться здесь. Вас ждет ваш муж.– Пустяки. Я вижу, что о вас нужно позаботиться – вот я и здесь.– Мадам Жолио, – сказала тихо Поппи. – Мне хочется плакать… А я не могу… Разве это не ужасно, мадам? Все слезы, наверное, иссякли, и Бог не дает мне еще…– Так иногда бывает – от горя, – мадам Жолио улыбнулась доброй улыбкой. – Это из-за мсье Франко?Поппи взглянула на нее, но мадам Жолио поняла, что Поппи не видит ее.– Может быть, – прошептала Поппи. – Наверное, это так.Итак, все дело в мужчине. Из-за него это горе, думала мадам Жолио, когда прибиралась на кухне, а потом устроилась у огня с чашечкой кофе в руке. Что ж, она по своему опыту знала, как это бывает тяжело.Долгая, темная дорога ложилась под колеса большого лимузина Симоны Лалаж, Франко слушал стук дождя, барабанившего по крыше. Шофер вел машину внимательно и ровно, избегая опасных ситуаций, но в такую ненастную ночь Франко предпочел бы сам сидеть за рулем. Его путешествие было долгим: сначала на поезде от Рима до Генуи и Ниццы, а оттуда в Париж. Он позвонил Симоне из Ниццы, и она послала машину на вокзал встретить поезд, опоздавший на три часа.Франко чувствовал себя усталым, грязным и небритым. И он ужасно беспокоился о Поппи. От нее ничего не было слышно с тех пор, как она позвонила ему в Неаполь. Симона рассказала ему о том, что произошло в Numйro Seize, и с удивлением добавила:– Я знала, что Поппи была потрясена и не хотела видеть Грэга Константа, но я не понимала, что настолько потрясена.Ее машина ждала его, чтобы отвезти в Монтеспан, на сиденье стоял ящик шампанского и множество деликатесов, которые соблазнили бы и совершенно потерявшего аппетит человека, не говоря уже о паре любовников. Симона всегда была предусмотрительна – во всем.Когда автомобиль мчался сквозь ночь, мысли Франко метались от Поппи к той тяжелой ситуации, которая сложилась в Неаполе. Нет никакой спешки, убеждал он себя, проблема с Семьей Палоцци может подождать; его люди обсуждают, как выйти из затруднительного положения; когда он вернется, они выскажут ему свои соображения, и тогда он примет окончательное решение. Быть войне или не быть? Жизнь для Марио Палоцци – или смерть? Живое, любимое лицо Поппи вытеснило Марио из его мыслей; ее яркие голубые глаза искрились на фоне ее холодной кожи, белой, как сливки, не менявшей цвета даже под летним солнцем, когда Поппи, босая и без шляпы, бродила по ферме. Он вспомнил ее волосы, развевавшиеся на ветру – огненный сноп пламени в ярком солнечном свете и таинственно мерцающий водопад, когда они блестели в лунном свете, разметавшись по подушке. Ох, Поппи, Поппи, стонал он безмолвно. Я не вынесу, если ты скажешь, что все еще любишь его… Я так люблю тебя, Поппи. Я не могу жить без тебя.Лимузин с шорохом въехал на посыпанный гравием двор, и он взглянул сквозь живые косые полосы дождя на полутемный дом. В отличие от его виллы в Неаполе, дверь в Монтеспане никогда не запиралась, и он просто поднялся по ступенькам и вошел в дом. Мадам Жолио дремала у огня, большой кот пристроился у нее на коленях. Черная с белым колли, которая осталась в доме, когда они купили его, знала его шаги и просто тихо смотрела на него со своего места на коврике около плиты, слегка виляя хвостом.Не покрытые ковром ступеньки скрипели, когда он взбежал по ним и распахнул дверь их комнаты. Поппи сидела в кровати и смотрела на него, и языки пламени в камине бросали блики на ее щеки, окрашивая их в розовый цвет. Ее глаза казались темными в странном призрачном свете, когда Франко сказал дрогнувшим голосом:– Я здесь, чтобы узнать о своей участи, Поппи. Ты решаешь мою судьбу. Поппи… Ты собираешься сказать мне, что все еще любишь Грэга Константа? Что ты хочешь вернуться к нему?Он схватил ее за плечи.– Скажи мне сейчас, – сказал он, его голос был жестким от отчаяния. – Скажи мне сейчас, чтобы я наконец узнал правду.– Нет! Нет! – закричала она. – Как же ты не понимаешь? Девушка, которой была Поппи Мэллори, любит Грэга Константа. А это я – мадам Поппи, которая любит тебя, Франко. Ох, я люблю тебя, люблю тебя… Слава Богу, что ты приехал! Я не знаю, что бы я сделала, если бы ты не… Ты нужен мне, Франко. Скажи мне, что ты любишь меня… Скажи, что я существую. Я не хочу помнить прошлое, я только хочу, чтобы ты был здесь… Я хочу быть здесь. Сейчас, с тобой…Слезы лились из ее глаз, и она истерически всхлипывала, когда его руки обняли ее, и он твердил, что любит ее, что они всегда будут вместе, что она нужна ему, он не может жить без нее…Лючи смотрел на них со своей старой деревянной жердочки, когда Франко поправлял ее подушки. Он принес ей свежую ночную сорочку и нежно одел ее, как ребенка, а потом он накрыл ее простыней и пошел поправить огонь. Он разделся и остановился неподвижно на мгновение, обнаженный, около камина. Его тело было крепким и мускулистым, привыкшим к дисциплине, которой была подчинена вся его жизнь. Он был полон желания, он хотел, чтобы она поскорее стала опять его, но он знал, что должен подождать. Поппи должна была отдохнуть во Сне от своих страхов, она была совсем измождена, а завтра они начнут новую жизнь – без тени Грэга Константа.Когда начался новый серый, пасмурный день, Поппи пошевелилась в его объятиях, чувствуя его желания. Ее губы встретились с его в поцелуе, который был больше, чем просто символ их потребности друг в друге, она любила его, а он любил ее, и их интимные отношения получили новую остроту и полноту, словно оба поняли, что наконец окончательно, полностью отдали, посвятили себя друг другу.Весенние грозы улетели так же неожиданно, как прилетели, оставив голубое небо свежевымытым – на нем проплывали легкие кружевные облачка. Следующие две недели были самыми счастливыми для Поппи. Она не могла вспомнить ничего подобного. Впервые она не сравнивала те места, где была сейчас, с ранчо Санта-Виттория, она не сравнивала себя – ту, кем она стала теперь, – с девушкой, которой была прежде; и она перестала думать о Грэге Константе.Тревожная морщинка исчезла с лица Франко, и он опять превратился в мальчишку, который смеялся взахлеб, когда гонялся за ней вдоль озера, сбрасывая одежду и плюхаясь с разбегу в ледяную воду. Вместе они гнали коров с пастбища домой по вечерам, пробуя подоить их, и свежее густое молоко текло в ведро, а животные нетерпеливо мычали, пока они пытались справиться с непривычной работой неловкими пальцами. Они разыскивали местечки, где любили нестись куры, и собирали яйца; они пили подаренное Симоной шампанское под ивами, держа в руках удочки – в безуспешной попытке поймать себе форель на ужин. Они не подходили к телефону и не брали в руки газет. Они отрезали себя от всего мира, вычеркнули его из своих жизней, – какое им было дело до всего, что творилось на свете?.. Они жили как простые сельские жители, чьей единственной радостью было просто жить этими днями, наполненными любовью.Франко сидел, совершенно спокойный и довольный, за столом после ужина из большого омлета и свежего салата, сбрызнутого прохладным, искрящимся спело-желтым вином. Первый раз в жизни он почувствовал, что живет как обычный нормальный человек, с ежедневными мужскими заботами и удовольствиями – он мог представить себя владельцем небольшой уютной фермы, женатым на Поппи. Он возвращался каждый день домой вечером после недолгой работы в саду или в поле, и Поппи ждала его – быть может, с ребенком на руках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37