Фонтан, выложенный голубыми изразцами, весело разбрызгивал капельки воды, сверкавшие на солнце, как бриллиантовая россыпь, и удобные стулья с высокими спинками на веранде, казалось, манили отдохнуть в тени в такой жаркий день.И повсюду стояли терракотовые горшки герани и лобелии, бегоний и фуксии, гибискуса, амариллисов и роз, создавая буйство красок, которое радовало глаза Поппи. Она видела садовников, работавших в тени деревьев на цветочных клумбах около дома, кто-то собирал овощи с огороженных низеньким заборчиком-бортиком грядок. И наконец Поппи увидела небольшой, поросший густой изумрудной травой загон, где маленькая девочка, с такими светлыми красивыми волосами, что они блестели как белое золото на солнце, сидела верхом на черном пони, и прыжки этой маленькой смешной лошадки становились все выше и выше на глазах восхищенной Поппи.Она мгновенно подумала, что это, должно быть, Энджел, и даже с такого расстояния Поппи увидела, как она красива. Но там был кто-то еще – высокий темноволосый мальчик в клетчатой рубашке; он подошел к Энджел и, ласково гладя пони по голове, стал разговаривать с девочкой. Счастливая Энджел – у нее есть брат, и отец, и мать… о-о, счастливая, счастливая Энджел! Держась в тени дубов, Поппи тронула коленями Спайдера и подъехала поближе, пытаясь уловить звук их голосов – ее охватило тоскливое желание понять, о чем они говорят, от всей души мечтала она о том, как было бы хорошо, если б она тоже участвовала в этой очаровательной сцене. Неожиданно зазвенел колокольчик, и Спайдер испуганно вздрогнул, когда Поппи натянула поводья.Невысокая темноволосая женщина стояла посреди двора и звонила в серебряный колокольчик, ее голос звонко и чисто доносился до вершины холма, когда она позвала: Энджел… Грэг… ленч готов. Vamos almorzar!Соскользнув со своего пони, Энджел ослабила подпругу и сняла седло. Ее брат ласково слегка шлепнул пони по боку, и они засмеялись, когда лошадка взбрыкнула копытами и выбежала из загона. Затаив дыхание от любопытства и восхищения, Поппи смотрела – вот они перелезли через забор загона и, взявшись за руки, пошли к красивому дому, где мать ждала их во дворе.– Поторапливайтесь, вы, неразлучная парочка! – звала их Розалия. – Я, конечно, понимаю, что лошади для вас важнее, чем еда!И она с любовью погладила волосы Энджел, когда они входили в свой хорошенький дом.Поппи долго сидела, просто глядя на дом и думала о его обитателях. Ощущая голод, она гадала, едят ли они ленч каждый день в одно и то же время, и что они едят. Ей было интересно, выйдут ли они из дома после ленча и будут ли кататься на пони, или же мама Энджел велит им отдыхать. И когда она наконец развернулась и пустила Спайдера рысью, она была совершенно уверена, что мама и папа Энджел заботливо уложат ее вечером в кроватку, и каждое утро, когда она откроет глаза, они будут около нее.Потихоньку пробравшись в дом, чтобы не будить индейца, Поппи грустно посмотрела на свой собственный ужин. Она откусила кусок черствого хлеба и налила себе стакан густого молока, которое индеец принес этим утром, подоив корову, пасшуюся в яблоневом саду. Потом она пошла на свое привычное место на ступеньках и медленно села, внимательно глядя на дорогу и мечтая о том, что папочка вдруг волшебным образом неожиданно очутится перед ней. Но, конечно же, он не появился, и когда наконец совсем стемнело, она устало поплелась в большой молчаливый дом.Она присела на краешек кровати, потом взобралась на нее и села поудобнее, прижав подбородок к коленям. Она снова стала думать об Энджел Констант, вспоминая ее блестящие волосы и веселый звук ее звонкого смеха. В ней было что-то свежее, и чистое, и удивительно красивое – словно вокруг нее было сияние, как вокруг настоящего ангела. Поппи слезла с кровати и пошла к зеркалу. Ее голубое хлопчатобумажное платье было неряшливым, на груди – пятна от молока. На ее лице были полосы сажи, и бледный белый ободок от молока окружал рот Она не могла припомнить, когда в последний раз расчесывала волосы, потому что никто никогда не напоминал ей об этом, и теперь они свалялись на затылке, а косички не заплетались уже много дней. Поднеся руку к лицу, Поппи стала рассматривать свои обломанные ногти, с черными полосками грязи под ними, а потом сравнила свои исцарапанные, без чулок, ноги в стоптанных пыльных башмаках с хорошенькими ножками Энджел. И она еще раз вспомнила весь облик Энджел – прелестное белокурое видение.Сердито стянув с себя платье, Поппи полезла в шкаф за свежей ночной сорочкой. Потом она расплела косички и атаковала их расческой, пытаясь расчесать спутанные места. Сосуд с водой стоял слишком высоко, чтобы Поппи могла достать его, да и потом он был слишком тяжелым, и она все равно не смогла бы налить из него воды. Она встала на стул и сначала одной рукой, а потом двумя плескала себе холодной водой на лицо, смывая грязь и вытираясь белым льняным полотенцем. Наконец, она встала на колени около кроватки и, сложив руки, стала молиться, но этим вечером она просила не только о том, чтобы вернулся папа, она молилась Богу, чтобы он сделал ее такой, как Энджел Констант. И этой ночью ей снился хорошенький черный пони, который резвился в загоне, и брат и сестра, идущие рука об руку к даме с ласковым голосом и серебряным колокольчиком, но только в этом сне не было Энджел – сестрой была сама Поппи!Когда папочка наконец вернулся, на лице у него не было обычной беззаботной усмешки и мешочка с подарками. Поппи молча стояла на ступеньках, когда он поднимался в дом. Лицо его было бледным и разъяренным.– Черт побери, Поппи, – простонал он, заметив девочку. – Я совсем забыл о тебе!Она ошеломленно уставилась на него… Как папочка мог забыть о ней… Это невозможно… Ведь она о нем никогда не забывает…Он опять вдохнул.– Все в порядке, – сказал он с усмешкой и, даже не поцеловав ее, прошествовал в дом – в детскую. Поппи шла за ним. – Думаю, ничего не остается, как взять тебя с собой.Поппи молча наблюдала, как он открыл шкаф и стал укладывать ее вещи в маленький чемодан. Она была так расстроена тем, что он забыл о ней, что даже не спросила, куда они собираются ехать.– Готовься ложиться спать, – сказал Джэб резко, когда закрывал за собой дверь детской. – Мы выезжаем завтра на рассвете.Поппи лежала без сна в своей холодной кроватке, дрожа от страха – не от мысли о том, куда они едут, или даже почему, но оттого, что он забыл о ней. Еще до рассвета она встала и оделась, и стала ждать, выйдя из детской со своим маленьким чемоданчиком и тряпичной куклой под мышкой, как носил ее папа, когда она была совсем маленькой. Когда Джэб, наконец, открыл дверь своей комнаты, он едва не налетел на нее.– Я не хочу, чтобы ты забывал обо мне, папочка, – сказала ему Поппи, глядя на него широко раскрытыми от страха глазами.Он молча смотрел на нее. И так было скверно, что он проиграл дом и свою долю ранчо Санта-Виттория паршивому ковбою из Монтечито, так надо же, теперь его достает еще и Поппи! Дьявол, только хнычущего ребенка еще не хватало азартному игроку, собравшемуся в дорогу на дело!Схватив ее чемодан, он понесся по коридору так быстро, что Поппи пришлось бежать, чтобы поспеть за ним.– А как насчет Спайдера? – спросила она, затаив дыхание. – Он поедет с нами?Господи, он совсем забыл об этом проклятом пони!– Он будет дожидаться, когда ты вернешься, – солгал он равнодушно. – Давай, давай, поторапливайся! Ну что ты плетешься еле-еле?Индеец, завернувшись в серапе, ждал его у входной двери.– Мы больше не увидимся с вами, мистер Джэб, – сказал он не своим обычным звучным голосом, а каким-то странным шепотом. – Вы и я – мы оба уходим из этого дома.Джэб внимательно посмотрел на него. Старый индеец всегда был прав. Он был здесь с самого начала, а теперь это – конец.Индеец склонил свою седую голову.– Теперь уже недолго осталось, – пробормотал он, когда они прошли мимо него и растворились в сумерках. ГЛАВА 18 1887 Папочка сказал ей, что они отправятся «путешествовать», и Поппи мечтала, что они вернутся в Монте Карло, но ничего подобного не произошло. На этот раз у них была крошечная каютка на посудине, плывшей в Сан-Франциско – в самой нижней ее части, где волны сильно бились о борт, отчего Поппи испытывала приступы дурноты. И хотя она плакала, папочка просто лежал на своей койке и пил ирландское виски из серебряной фляжки, или громко храпел, когда она засыпала.Они сошли на берег в Сан-Франциско на ослабевших ногах, и Поппи спросила с надеждой, едут ли они в их прежний большой дом. Но Джэб просто схватил ее за руку и буквально втолкнул в омнибус, который тянули две лошади. Они ехали на Юнион-сквер, где находился вокзал.Только теперь не было роскошного купе в большом поезде Сан-Франциско – Чикаго, а просто жесткое неудобное сиденье, которое врезалось ей в ноги. Когда Поппи жалобно сказала, что хочет есть, Джэб купил ей пакет сандвичей и яблок у человека с тележкой, который периодически сновал туда-сюда по проходу. Наконец она уснула, положив голову папе на руку и крепко уцепившись за рукав его пиджака – даже во сне она не хотела выпустить эту спасительную соломинку. Ей снилось, что она была Энджел. Как хорошо было скакать на смешном черном пони! А поезд неспешно пыхтел по широкой равнине.Когда она проснулась, ее голова покоилась на папочкином щегольском пальто, а самого его не было. Ее живот опять свело спазмом паники, когда ей в голову пришло, что, пока она спала, он опять позабыл про нее. Наверно, он сошел с поезда и оставил ее одну!– Где папочка? – спросила она в ужасе смуглую, неприветливую даму, сидевшую напротив. Сон как рукой сняло.– Судя по тому, как от него несет, он конечно в баре! – отрезала дама. – Не знаю, что это за мужчина, если он оставляет такую маленькую девочку одну, а сам пьянствует!Поппи, враждебно посмотрев на нее, соскользнула с сиденья и протиснулась сквозь ее пышные юбки.– Папочка – не пьяница! – парировала она с безопасного расстояния у двери. – И он не бросил меня! Он – самый лучший папочка в мире!И она понеслась по коридору подальше от острого язычка соседки.Она остановилась тогда, когда поняла, что без посторонней помощи она бар не найдет. Но когда Поппи попыталась выяснить, как туда пройти, у какого-то седого господина, он только громко рассмеялся. Ей пришлось и дальше брести наугад по коридору – Поппи казалось, что он никогда не кончится – глядя по сторонам и, ударяясь об стенку, когда железнодорожные пути делали неожиданный крюк. Но когда она наконец нашла бар, она поняла, почему он так нравится папе.Так было гораздо веселее, чем в мрачном вагоне, с хмурой дамой напротив. Хорошенькие лампы с расписными стеклянными колпаками уютно освещали красные стены, на половину высоты обшитые блестящими деревянными панелями, и слабо мерцающие бутылки и бокалы. Поппи стояла в дверях, ища глазами папочку среди сборища краснолицых мужчин, толпившихся у стойки, ощущая знакомый запах сигарного дыма, виски и пива. Она заметила его наконец – он сидел за столиком вместе с какими-то четырьмя мужчинами, держа в руках колоду карт.Не замечая удивленных взглядов и улыбок посетителей, она протискивалась к его столику через толпу.– Папа! – закричала она. – Внезапно все смолкли. – Вот ты где! А я думала, что ты опять бросил меня.Партнеры Джэба по карточной игре приподняли брови и усмехнулись, когда он бросил на нее холодный взгляд. Раскладывая карты, он сказал: – Конечно, я не бросил тебя, Поппи. Чудная дама в вагоне сказала, что присмотрит за тобой.– Мне она совершенно не понравилась, – изрекла Поппи, когда он взял ее за руку и вывел из бара. – Она сказала, что ты не имеешь права напиваться и оставлять меня одну.Взрывы хохота мужчин донеслись им вслед, когда они пошли по коридору, и рука Джэба неожиданно сдавила ее ручку так сильно, что Поппи вскрикнула.– У-у-у, – захныкала она. – Папа, мне больно!– Тебе еще повезло, что я не вздул тебя, моя дочка, – огрызнулся он злобно. Присев так, чтобы его глаза оказались на уровне глаз Поппи, он сказал спокойно, но с такой ноткой, что Поппи задрожала от страха. – Никогда больше не ходи меня искать, Поппи. Ты поняла меня?Его голос дрогнул, когда он добавил: – Ты никогда больше не пойдешь за мной. Никогда!Опять схватив Поппи за руку, он потащил ее, молчаливую и дрожащую, дальше по коридору в вагон.Придя туда, он посадил девочку на место, дал ей яблоко и ее куклу и велел спать или развлекать себя, глядя в окно – он скоро вернется. Но она уже достаточно хорошо знала, что такое папочкино «скоро вернется»… это означало, что он придет только тогда, когда покончит с тем, что для него важно, важнее, чем она сама, но не раньше. А это может длиться дни, недели и даже месяцы… или вечность.Когда поезд прибыл в Чикаго, Поппи показалось, что его настроение улучшилось. Он повез ее прямо в деловую часть города в приличный отель, и она бегала счастливая, рассматривая свой новый дом – роскошный номер с привычной ей раньше парчой и бархатом. Ей не пришлось посмотреть на Чикаго – папочка велел принести карточный стол, и сразу же засел за него с другими мужчинами. Всю ночь они играли и пили виски, а Поппи уснула, насладившись теплом и уютом большой медной кровати.Пока папочка спал дни напролет, Поппи забавлялась тем, что блуждала по большому отелю и болтала с горничными и официантами и особенно с портье, который рассказал ей, что они часто принимают важных особ – оперных и театральных звезд.– Но я их знаю! – воскликнула радостно Поппи, когда он показал ей список блистательных имен – она вспомнила, как они по вечерам заполняли их большой, шумный дом в Сан-Франциско.– Конечно, конечно, – усмехнулся он добродушно, гладя ее по головке и веля проходившему мимо посыльному принести для нее пакетик каштанов. – Конечно, маленькая славная рыжая киска!Вскоре Поппи уже хорошо знали во многих лучших отелях Филадельфии, Питтсбурга, Бостона, Нью-Йорка и Чикаго. Но они жили там только тогда, когда Джэб был в выигрыше. Когда он проигрывал, они селились в грязных меблирашках в бедных районах. Он таскал ее по мрачным улицам, высоко подняв свой воротник и избегая злобных взглядов бомжей, пройдох, громил и пьяниц, которые в изобилии слонялись по тротуарам. Она свыклась с молчаливыми торопливыми завтраками в компании краснолицых строительных рабочих и докеров, от которых пахло потом, и научилась держать язык за зубами, когда хозяйки меблирашек с буравящими глазами спрашивали, когда ее отец заплатит им за жилье.Вскоре Поппи усвоила порядок вещей. Когда папочка выигрывал, он был веселым и очаровательным, и она могла заказывать себе из ресторана все, что только пожелает. А когда ветер дул в другую сторону, и они въезжали в холодную комнату в кривобоком домишке где-нибудь около вокзала или дока, с холодным замызганным линолеумом на полу, где не было даже рваного коврика, на который можно было бы наступить босыми ногами, вылезая по утрам из кровати, она считала удачей, если ей доставался хотя бы сандвич. Она беспрепятственно носилась по отелям, но в бедных районах папочка запрещал ей выходить из комнаты, когда его не было дома. Когда Поппи уставала от одиночества, она выскальзывала в коридор и прислушивалась к звукам голосов, часто поднимавшихся до сердитого крика, или принюхивалась к странным запахам жарившейся капусты с какими-то специями – любимому блюду соседей напротив. И тогда – она и сама не знала почему – она чувствовала, что никогда больше не увидит своего любимого пони Спайдера.Они жили уже две недели в маленьком отеле в новом для Поппи городке – Сент-Льюисе. Как всегда, Джэб отправился на поиски игорного места, оставив Поппи одну сидеть в кровати и жевать кусок кекса. Ее глаза тревожно следили за тем, как папочка закрывал за собой дверь. Ей не нравился этот отель. Папа сказал, что он был полон путешествующими коммерсантами с тугими чемоданами. Коридоры пахли какой-то дезинфицирующей гадостью. Клерк при входе был словно хронически простужен и беспрерывно чихал. Когда она сбегала вниз в холл в поисках развлечений, он брюзжал и отсылал ее назад в холодную комнату.Однако к вечеру ее постель была теплой, и прижав к себе тряпичную куклу и лелея свою теперь уже слегка поблекшую мечту о том, что она – Энджел Констант в кругу любящей ее семьи, Поппи быстро засыпала.В то утро она проснулась рано, умылась и оделась, надеясь, что папочка выиграл сегодня ночью, и он скоро вернется и отведет ее в кафе, где она съест свой любимый завтрак из пирожков с черничным вареньем и сиропом. Она села на краешек кровати, болтая ногами и напевая простенький мотивчик, который слышала на улице – его наигрывал шарманщик, когда девочка кормила орешками его хорошенькую обезьянку в красном пиджачке. Поппи казалось, что прошло уже лет сто, а Джэб все не возвращался. Расстроенная, она выглянула из узкого окошка на серую, мокрую от дождя улицу серого безликого города.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39