Самолет без труда взмыл в воздух, и все, что Ария видела внизу, была голубизна лагуны и моря. Девушка нервно поглядывала на Карральдо; теперь они были вдвоем, и Венеция казалась отсюда за миллионы миль.Карральдо откинулся в кресле и стал с гордостью описывать свои самолеты. Этот – самый маленький из «Гольфстримов», говорил он. Он используется для непродолжительных перелетов из города в город. Два других самолета были «Гольфстримы-4», способные совершать трансатлантические рейсы. Один обычно находился в аэропорту Кеннеди в Нью-Йорке, второй же – в аэропорту Шарль де Голль в Париже. Оба они покрыты точно такой же глянцевой черной краской и имеют на борту его собственную эмблему – ворона в кольце. Интерьер их тоже одинаков: стены, занавески, кресла, разнообразные ящички, рамки зеркал, кровати были стального цвета – такого же, как и в этом самолете. Карральдо не допускал даже проблеска цвета – он считал, что монохромный декор имеет успокоительный и мобилизующий эффект для глаз после того, как он устает от буйства красок на полотнах, которые он продает и покупает. По роду своих занятий он имел дело с большим количеством произведений искусства.Он спросил Арию о ее занятиях живописью и удивился, почему она перестала посещать уроки во Флоренции.– Потому что я выхожу замуж, – ответила она, опуская глаза.– Тогда мы организуем новые курсы – специально для тебя, – сказал Карральдо быстро. – Предоставь это мне. Я найду тебе самого лучшего преподавателя.Ария подумала: ну как же он не понимает, что это будет далеко не то же самое. Ей не хватало не только занятий как таковых, ей нужны были ее друзья; Ария скучала по их смеху и шумному веселью в кафешках и на вечеринках.Неожиданно словно из ниоткуда вынырнул стюард, чтобы спросить, не нужно ли им чего-нибудь.– Может, шампанского? – предложил Карральдо.– Спасибо, но можно лучше кока-колу? – ответила она, покраснев от его улыбки, когда украдкой рассматривала его профиль – он повернулся к стюарду велев ему принести две коки. Ария подумала – его ястребиный нос придает его лицу надменное выражение, а тени с лиловатым оттенком под глубоко посаженными глазами делают их еще более темными. Она понимала, что некоторые женщины нашли бы его очень и очень привлекательным мужчиной, но она сама чувствовала с ним себя неуютно.– Ты знаешь, что у меня еще есть дом в Портофино? – спросил он, встречаясь с ней взглядом.– Нет, – ответила Ария. – Я так мало знаю о вас.– Ну, это дело поправимое, – сказал он быстро. – Думаю, ты будешь там счастлива – в Портофино всегда много молодежи. И конечно, в твоем распоряжении дом в Лондоне и большой номер в отеле в Нью-Йорке. Тебе нравится путешествовать, Ария?– Мне не часто удавалось делать это, – ответила она, потягивая кока-колу с чувством дискомфорта. Напиток был налит в изящный бокал из баккара; в нем лежали красивые шарики льда и тонкие ломтики лимона, но ей была бы больше по душе простая банка коки, которую можно было пить вместе с друзьями, когда только захочется.Когда самолет стал заходить на посадку, Ария к своему удивлению обнаружила, что время пролетело быстро. Другой длинный черный «мерседес» уже ждал, чтобы отвезти их из аэропорта Мальпенца в город.– А ваши машины все одинаковые? – спросила девушка. – Как интерьеры самолетов?Карральдо пожал плечами.– На все есть свои причины. Однажды я попал в переделку и чуть не погиб. Я ехал на старом «мерседесе» отца – он был у него, по-моему, целую вечность, потому что ему очень нравился его дизайн и возможности. Машина слушалась меня настолько легко и молниеносно, что мне удалось избежать самого худшего. С тех пор я покупаю только «мерседесы» – именно эта модель устраивает меня больше всего.Ну конечно, думала мрачно Ария, у человека, подобного Карральдо, имеется основание буквально для всего – он никогда не будет делать что-либо непроизвольно, поддавшись порыву. Каждый отдельный шаг будет обдуман и спланирован. Но если это так, то в чем же настоящая причина того, что он хочет жениться на ней?Когда машина подкатила к ступенькам дома и остановилась, из дверей вышел дворецкий в черном пиджаке и белых перчатках. Карральдо превратил типичный высокий из серого камня дом восемнадцатого века в жилище двадцатого века. Полы были из выбеленного дерева; исключением в сдержанном интерьере были два старинных китайских шелковых коврика, которые спокойно висели на стенах, как изысканная пара утонченных живописных полотен. Карральдо убрал стены, разделяющие две комнаты на нижнем этаже, превратив их в единое пространство, обширность которого еще увеличивалась очень высокими потолками. Огонь потрескивал в двух строгих мраморных каминах, расположенных в противоположных концах помещения. Стены были ровного кремового цвета, глубокие мягкие диваны обиты простым суровым полотном. Освещение было непрямым – разбросанные внизу и наверху светильники разливали вокруг себя островки света, и великолепный высококлассный проигрыватель «Бэнг и Олафсен» мягко нашептывал через звуковые колонки чудесную музыку – Ашкенази играл Моцарта. Ария с удивлением подумала, что громкость была такой же высокой, какую любила она сама.Она огляделась по сторонам, ожидая увидеть знаменитую коллекцию полотен Карральдо, но, за исключением тех двух ковриков, на стенах не было ничего. Не было ни единой картины, или скульптуры или просто декоративной вещицы.– Все в этих комнатах функционально, – проговорил Карральдо. – Как я уже говорил, каждый день я вижу так много произведений искусства что мне необходимо, чтобы мой мозг мог отдохнуть в атмосфере абсолютной простоты. Только в моей спальне есть нечто – там всегда висит моя любимая картина. Это последнее, на что я смотрю каждый вечер перед тем, как заснуть. И так в течение месяца; потом я заменяю ее на другую – я не люблю слишком привязываться к тому, что имею.Ария взглянула на обеденный стол из стекла и стали. Стоявший на нем букет цветов был словно собран молоденькой девушкой; он так выбивался из общего настроя дома – ландыши и незабудки, фрезия и крошечные нежные розы… Словно букет для юной невесты, подумала удивленно Ария.– Я выбрал их для тебя, – сказал ей Карральдо. – Я подумал, что, может быть, это те цветы, какие ты любишь.Ария вспыхнула от ярости – неужели он считает ее таким ребенком! Дворецкий услужливо предложил ей бокал шампанского, и она отпила большой глоток, неожиданно решив вести себя так скверно, как только сумеет.Обед состоял из итальянских блюд – простых, но изысканно приготовленных и сервированных. Карральдо ел мало. Он сидел, откинувшись на стуле и потягивал шампанское, наблюдая за Арией с едва уловимой насмешливой улыбкой. Избегая встречаться с ним взглядом, девушка пила шампанское так лихо, словно это была вода, не говоря ни слова.Они молча пили кофе, когда, наконец, он взял ее за руку.– Я кое-что хочу тебе показать, прежде чем мы уйдем отсюда.Голова Арии сильно кружилась от выпитого вина, когда она послушно шла позади него через холл в комнату, которая, очевидно, была его кабинетом. Большое дубовое бюро восемнадцатого века резко контрастировало с простой плитой из пятнистого черного гранита на изящных ножках, которая служила Карральдо письменным столом. Все было безукоризненно, словно каждая вещь имела свое постоянное, даже вечное, место. Бумаги были сложены в ровные стопки, рядом с ними лежали внушительного вида книги. Телефон был черным; простые бледно-кремовые занавеси на окнах соответствовали цвету стен. Ария подумала, что Карральдо, похоже, свел свою личную жизнь, свои пристрастия до минимума, и содрогнулась при мысли о том, как же выглядит его спальня. Нечто вроде холодной монастырской кельи? Маленький пейзаж в простой рамке стоял на мольберте, и она сразу же узнала – это был Мане.– О-о-о… Какой чудесный! – выдохнула Ария, подходя ближе, чтобы получше рассмотреть его.– Я подумал – он тебе понравится, – тихо отозвался Карральдо. Он был явно доволен.Ария благоговейно застыла у картины.– Как ему удалось все это? – прошептала она, на мгновение забыв, где она находилась и с кем. – Как можно создать это волшебное ощущение простым прикосновением кисти и чуточкой краски? Это так… так сокровенно, так близко мне… кажется, что я сама там, у этого пруда мягким ясным воскресным вечером.– Когда Мане предложил этот пейзаж на Парижский Салон в 1860 году, они отвергли его, – нарушил последовавшее вслед за словами Арии долгое молчание Карральдо. – Они сочли его странным и уродливым.Ария взглянула на него с ужасом.– Как грустно и тяжело, наверно, было ему – ведь он не знал, что его картины будут по достоинству оценены потомками… даже если и понимал, что Салон ошибается.Карральдо отошел, пожав плечами.– Ван Гог не продал ни единой картины в своей жизни. Сейчас я занимаюсь тем, Ария, что стараюсь, насколько это возможно в моих скромных силах, отыскивать молодых талантливых художников, которым я могу помочь своей поддержкой, и нахожу рынки сбыта для их работ. Но, несмотря на это, их жизнь все равно нелегка. Нужно иметь много мужества, чтобы быть человеком искусства. Часто проходит очень много времени, прежде чем им удается сделать себе имя.– Я и не знала, что вы этим занимаетесь, – проговорила она удивленно.Карральдо снял Мане с мольберта и протянул его Арии.– Я купил его для тебя, – сказал он коротко. – Пожалуйста, возьми его себе.Ее глаза широко раскрылись от изумления.– Вы купили этого Мане – для меня? Но это невозможно… я хотела сказать… никто не делает подобных подарков.– Мне не удалось порадовать тебя изумрудом маха-рани, – ответил Карральдо также коротко. – Но это явно больше тебе по душе. Он – твой.Ария колебалась, глядя на картину, пораженная таким царским подарком.– Я не могу, – произнесла она наконец. – Пожалуйста, не спрашивайте, почему, но я не могу принять его. Пока еще не могу.Карральдо без звука поставил Мане назад на мольберт.– Пора уходить, – сказал он отрывисто. Ария встревоженно взглянула на него, когда поспешно выходила из дома. Она почувствовала нервную дрожь – Карральдо внезапно стал таким холодным и сухим, что ей стало страшно.Пока «мерседес» мягко катил назад в аэропорт, она убеждала себя, что просто глупо вела себя, выпила много шампанского. Конечно, Карральдо никогда не причинит ей вреда. Но Ария не могла не чувствовать, что он разозлился на нее за то, что она отказалась от его подарка. Гнев Карральдо был как бы некой силой, которая пугала ее и с которой она раньше никогда не сталкивалась.Девушка откинулась на спинку кресла в самолете, закрыла глаза; когда она все же взглянула на Карральдо, то увидела, что он сидит, уткнувшись взглядом в каталог выставки. Полет прошел в полном молчании.Черный автомобиль вновь дожидался, чтобы отвезти их к катеру. Когда лодка неслась по каналам назад к дому Арии, Карральдо, наконец, заговорил.– Я рад, что у нас была возможность поговорить. Теперь мы знаем друг друга чуть больше и лучше.Но Ария смотрела, как блестящий черный катер врезается в венецианскую ночь и думала о том, что это не так. Она ни на йоту не узнала больше о настоящем Карральдо. И она по-прежнему боялась его. ГЛАВА 13 Сегодня состоялось открытие выставки работ Орландо Мессенджера в галерее Мейз в Лондоне. И хотя изрядное количество не очень хорошего шампанского было выпито многочисленными очень богатыми посетителями, очень мало кто из них мог представлять интерес в качестве реального покупателя. Орландо очаровательно улыбался всем, принимая поцелуи в обе щеки от шикарных дам, чьи туалеты намного превосходили по стоимости его картины, и одновременно поневоле слушал международные сплетни, которые гости выставки, похоже, находили более волнующими и интересными, чем его работы. Проклятье, чертыхался он про себя разъяренно – хотя они и перемалывают всю эту чушь на своих ленчах, они не должны делать это здесь, сейчас!Почти с самого раннего детства Орландо твердили, как он красив, какими выдающимися дарованиями обладает, как очарователен его характер. Но странное дело – все это, казалось, не проникало в его сознание. Время от времени он получал различные стипендии от нескольких британских высших школ, учился там в течение какого-то периода – просто для того, чтобы сделать приятное родителям, но потом по непонятным для них причинам переставал посещать занятия. Выяснилось, что Орландо ненавидит школу как таковую. Специалист по детской психологии объяснил озадаченным родителям, что натуре ребенка полностью противопоказана ежедневная мелочная дисциплина в учебных заведениях и вообще регламентированный образ жизни, хотя сам процесс обучения не представлял собой проблемы для мальчика. Он легко схватывал то, что написано в книгах и говорилось преподавателями. В сущности, он был очень одарен; его коэффициент интеллекта был равен 158.У Орландо открылись большие художественные способности, и со вздохом облегчения родители послали его на три года в школу искусств во Флоренции с условием, что он будет постоянно на виду у родственников матери, которые там жили, будет держать себя в рамках приличий и вести правильный образ жизни – ведь все-таки ему было всего шестнадцать лет. Во Флоренции он произвел впечатление на тамошнее общество – его считали выросшим в приличной семье, хорошо воспитанным, очаровательным молодым студентом художественной школы. У него были многочисленные романы со знакомыми его тетки.– По крайней мере, все они были женщинами, – сказал его дядя, когда все открылось и тетя с горечью распекала Орландо. – Никогда не знаешь, что придумали бы его приятели-мальчишки.Между тем его пребывание за границей затягивалось – после Флоренции он поехал в Париж, затем на юг Франции, потом – на греческие острова. Но он был не из тех, кто рисовал дикую природу: его коньком был городской шик – виллы, роскошные квартиры и особняки его многочисленных знакомых. Орландо обладал способностью подмечать главное и передавать сходство, и очень скоро понял, что нет лучшего способа польстить женщине, чем сказать ей, что он просто обязан нарисовать ее портрет или изобразить ее жилище. Женщины не были проблемой для Орландо Мессенджера. Ни в малейшей степени.– Орландо! Как я рада снова видеть тебя. Мы не встречались целую вечность… два года, если не ошибаюсь? – маленькая и убийственно шикарная женщина, одетая в черное, смотрела на него; ее большой рот, накрашенный блестящей красной помадой выделялся на белом лице, когда она улыбалась Орландо.– Не меньше, Памела, – ответил он, беря ее под руку и подхватывая ее очаровательный тон. – Я скучал по тебе.– Я тоже, дорогой, – ее большие карие глаза из-под слоя серых теней и черной туши для ресниц смотрели на него понимающе. – У меня – новый домик в Гстааде.Она помолчала, потом начала тихо:– Приезжай туда на Рождество – у нас собирается небольшая компания друзей – человек двадцать шесть, я думаю…– Звучит заманчиво, – ответил он, улыбаясь ей в глаза.– Отлично! Ты сможешь написать мой новый домик…Она порхнула через комнату на своих неправдоподобно высоких каблуках, которые всегда носила, чтобы придать своему росту недостающие дюймы, и обвила руками другого мужчину – писателя, которого знал Орландо. Он услышал, как она почти в точности повторила ему все то, что только что говорила Орландо. Памела сделала своей привычкой одерживать «творческие» победы, и он с горечью подумал, что с ее деньгами она обычно имела большой выбор. Он вынужден будет поехать в Гстаад на Рождество – она ожидает, что он будет развлекать ее в постели тогда, когда ей этого захочется; в обмен на это она закажет небольшую миленькую акварель, изображающую ее дом. Опять он вынужден фиглярствовать, чтобы заработать себе на ужин!Он мрачно уставился на непроданные работы; они были очаровательны и колоритны, но в них чувствовался налет коммерции, потому что он пытался приспособить свой талант к тому, что нравилось покупателям, вместо того, чтобы дать себе свободу и рисовать то, что хотелось ему. С этим надо кончать, говорил он себе с горечью – ведь он был отличным художником, может быть, даже выдающимся. Беда была в том, что он не мог заставить себя прозябать, и даже погибать, в дыре – он слишком любил дорогой и светский образ жизни. И вот как раз теперь деньги Поппи Мэллори оказались бы очень кстати.Он позвонил адвокату в Женеву и рассказал ему свою историю. Либер внимательно выслушал все, что ему говорили.– А какие документы у вас есть, мистер Мессенджер? Которые бы подтвердили все то, что вы мне рассказали?Что он мог ответить? Он уже перерыл весь отцовский кабинет в поисках свидетельств о рождении или семейных писем, и не нашел ничего.В голосе Либера были нотки сомнения.– Что ж, пошлите мне все эти факты в письменном виде. И дайте мне знать, если появится что-нибудь более существенное, – добавил он, не желая совсем расстраивать юношу – ведь, в конце концов, эта история может оказаться правдивой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39