О'кей! О'кей!» Как будто это что-то значит! Не понимаю, я совершенно тебя не понимаю! Как будто я не встречала американцев! Между прочим, я всегда находила с ними общий язык! И только тебя я понять не в состоянии! Я с тобой скоро совсем сойду с ума!
Отчаянно размахивая руками, Мелисанда все так же стремительно шагала вперед.
— Да успокойся ты! — сочувственно крикнул Флинн. — «О'кей» значит всего лишь «хорошо», «ладно», «я согласен». Это сленг.
— Ах, сленг! — Она буквально выплюнула это слово. — Язык для невежественной черни!
— Послушай, тебе не надоело меня чернить? Или ты еще не заметила, что мы с тобой в одной связке? «Невежественный», «грязный», «низкорожденный» — тебе не приходило в голову, что так обзываются только самые безмозглые зазнайки?
— Зазнайки?! — От возмущения Мелисанда лишилась дара речи.
— Вот именно, зазнайки. Надутые, грубые, чванливые, самовлюбленные, неспособные видеть дальше собственного носа. Ты только и делаешь, что трясешься над своим бесценным воспитанием и репутацией, но при этом я еще ни у кого не видел таких дурных манер, как у тебя. Ни один по-настоящему благородный и воспитанный человек не унизится до подобных грубостей! — Он перевел дух и добавил: — Это совершенно очевидно.
Он машинально взъерошил волосы, стараясь успокоиться. Черт побери, он и сам не заметил, как завелся. Наверное, он разозлился так оттого, что эта девчонка напомнила ему отца. Тот тоже только и делал, что презирал его за то, что он недостаточно хорош, недостаточно умен, недостаточно настойчив — в общем, состоял из сплошных недостатков.
Флинн с силой выдохнул воздух.
Она молча шагала рядом.
Он понимал, что наговорил лишнего, и собирался извиниться, но не мог найти подходящих слов. Вдобавок девица действительно получила по заслугам. Шпыняла его, как своего слугу, несмотря на уговор. Она даже слова доброго не сказала ему за то, что все утро он греб навоз в уплату за ужин и ночлег.
Пока Флинн собирался с мыслями и составлял в уме подходящую речь, Мелисанда замедлила шаги. Он как раз думал о том, что готов убить кого-нибудь ради простенького велосипеда с десятью скоростями, как она совсем остановилась и повернулась к нему, не поднимая глаз от дороги.
— Прости, — сказала Мелисанда, скрестив руки на груди под плащом. — Я вела себя неблагодарно. И ты имел полное право отчитать меня за это.
— Ну… — Флинн совсем растерялся. Что положено говорить в таких случаях? — Тебе самой пришлось нелегко.
Она кивнула.
— И я не хотел тебя отчитывать, — добавил он. — Просто мне стало не по себе. Ты не в состоянии войти в мое положение точно так же, как я не могу полностью оценить твоего. Наверное, нет ничего удивительного в том, что мы никак не найдем общий язык. Ведь мы совершенно разные люди из разных стран. — «И времен», — хотел сказать Флинн, но предпочел умолчать. Мелисанда еще раз кивнула и зашагала по дороге.
— Расскажите мне о тех местах, откуда вы попали сюда, мистер Патрик.
— Пожалуйста, зови меня Флинн!
— Не думаю, что мне следует обращаться к вам по имени. — Она одарила его надменным взором, но тут же смущенно улыбнулась и добавила: — Там, откуда я родом, считается неприличным звать друг друга по именам до тех пор, пока… — Она оборвала себя на полуслове и покраснела. — Ну, это просто считается неприличным, и все.
— Значит, и мне придется величать тебя мисс… как там дальше по-настоящему?
— Сент-Клер. Да, вам следует звать меня мисс Сент-Клер.
— Ну ладно, на людях я согласен. — Они пошли медленнее, и Флинн по привычке снова засунул в карман одну руку. — А когда мы вдвоем? Ну вот, к примеру, как сейчас? Ведь, кроме нас, здесь на целые мили нет ни единой живой души! — сказал он и широко повел рукой, охватив неоглядные просторы по обе стороны от дороги. — Почему бы мне не звать тебя просто Мел? Честное слово, обращение «мисс Сент-Клер» кажется мне слишком уж заковыристым.
Девушка на минуту задумалась.
— Проблема заключается в том, что это может войти в привычку. Рано или поздно вы забудетесь и назовете меня по имени при посторонних. Это обязательно заставит их сделать нелицеприятные выводы о наших отношениях.
— То есть, говоря по-простому, они могут подумать, что мы провели ночь вдвоем на сеновале и даже поцеловались?
Он улыбнулся, заметив ее негодование.
— Просто шутка! — с ухмылкой заявил Флинн. Как это ни удивительно, но на сей раз она не стала прятать от него ответную улыбку.
— Говоря по-простому — да, я опасаюсь, что именно это они и подумают!
— Хорошо, я попытаюсь, но боюсь, что дурная привычка уже успела сформироваться, и избавиться от нее будет непросто. Ну так вот, я вырос в Вашингтоне.
— Да, я помню. У тебя там остались родные? Ты сказал, что у тебя нет жены. А братья и сестры? И что с твоими родителями?
— Там живет моя мать, а отец умер примерно год назад. Больше у меня нет никакой родни.
— Мне жаль твоего отца. Вы были близки?
— Нет. — В душе снова зашевелились отголоски недавнего гнева при воспоминании о том, как низко ценил его отец. — А как насчет тебя? Ты не одна у родителей?
— Есть еще сестра Джульетта. — Мелисанда тепло улыбнулась. — Мы с ней очень близки, хотя она намного моложе меня.
— А сколько тебе лет? — поинтересовался Флинн, всматриваясь в милое свежее личико. Наверняка ей больше, чем можно дать на первый взгляд. И хотя она не имела ничего общего с подтянутой, натренированной Ниной, в ее прелестном женственном теле таилась немалая сила.
— Мне девятнадцать.
— Девятнадцать! Ха, да с тобой надо держать ухо востро! Того и гляди, угодишь в Сан-Квентин! — Флинн весело рассмеялся собственной шутке, стараясь подавить смутное разочарование. В свои тридцать три ему и в голову бы не пришло связаться с девятнадцатилетней соплячкой. Внезапно он показался себе настоящим стариком.
— Господи, ну как прикажешь тебя понимать? — с улыбкой попеняла ему Мелисанда. — Что еще за Сан-Квентин?
— Ну… — Флинн посмотрел на нее и решил воздержаться от комментариев. — Это просто означает, что ты оказалась гораздо моложе, чем я думал.
— Выходит, я показалась тебе очень старой?
— Нет, это я оказался стариком!
— И насколько же ты стар? — Ее улыбка сделалась еще шире.
— Тридцать три, — ответил Флинн, не спуская с нее внимательного взгляда.
Она расхохоталась — тем самым звонким заразительным смехом, что так удивил его еще в Мерстане, в самом начале их знакомства.
— Уж не надеетесь ли вы сделаться моим покровителем, мистер Патрик? Ну скажи, что ты пошутил! Тебе можно дать двадцать пять лет, не больше!
— Нет, я не шучу и ни за какие деньги не соглашусь снова стать двадцатипятилетним!
— Это правда? — Мелисанда посерьезнела и всмотрелась в его лицо. — Тебе целых тридцать три года?
— Это еще не значит, что я постарел! — почему-то принялся оправдываться он.
— Но я готова поклясться чем угодно — ты не выглядишь на столько! — Она явно сомневалась в том, что Флинн не пытается ее одурачить. — У тебя нет ни единого седого волоска. А твое тело…
Тут она почему-то смутилась, и на нежных щечках появился очаровательный яркий румянец. Господи, до чего же она хороша! Флинн так задумался, что не сразу обратил внимание на ее слова, и удивленно воскликнул:
— А при чем тут мое тело?
— Ну, у тебя слишком хорошая фигура! — отважно выпалила она. — Я заметила это нынче утром. У мужчин не бывает такой фигуры в тридцать три года.
— Это все я накачал.
— Тебе часто приходилось качать насос? — Она была несказанно рада сменить тему.
— Нет, — рассмеялся он, — мне приходилось качать мышцы, ходить в спортзал, делать там специальные упражнения.
— Спортзал?
— Ну, понимаешь, это такое место для физических упражнений. Гимназиум.
— Ах да. — Она кивнула. — И ты там работал? Наверное, это была физическая работа? Ты не похож на разнеженного джентльмена…
— Хотя был бы не прочь им стать. Я писатель.
— Писатель! — Кажется, это ее обрадовало. — Значит, ты обучен грамоте?
— Конечно, обучен. Я что, по-твоему, полный идиот?
— Нет-нет, ты не идиот, я просто… Ведь у нас очень немногие владеют грамотой. И что же вы пишете, мистер Патрик?
— Ну, когда-то я был журналистом, но в последнее время пишу речи. В основном для наших сенаторов.
— А разве они сами не могут их написать? — недоуменно нахмурилась Мелисанда.
— Нет — если хотят показаться достаточно умными.
— Держу пари, что среди господ из палаты лордов найдется немало таких, которым пригодятся твои услуги! — рассмеялась она. — Хотя мне не верится, что такой странный обычай приживется по эту сторону Атлантики! Разве кто-то захочет признаться в том, что ему не хватает ума самому сочинить приличную речь?
— Но и у нас никто в этом не признается. Они твердят о том, что им не хватает времени.
— Понятно. Ловко придумали! Значит, ты все же должен иметь какое-то образование, иначе тебе не разрешили бы писать речи для сенаторов! Где же ты учился? А твои родители? Они тоже образованные люди?
— Конечно. Я окончил колледж, как и мои родители. Полагаю, ты без опаски могла бы включить нас в разряд самых образованных людей в стране!
— Но тогда ты должен владеть языками! К примеру, французским?
— Нет, — покачал головой Флинн. — В колледже я прошел начальный курс испанского языка, но сейчас все забыл. Пожалуй, теперь моих знаний хватит лишь на то, чтобы заказать в ресторане котлеты.
— Так, значит, ты вовсе не обучен языкам? Может, ты хотя бы читаешь по-латыни или по-гречески?
— Ну, ты и скажешь! — рассмеялся Флинн. — Да скорее свиньи научатся летать, чем я начну читать по-латыни!
— Ты не знаешь латынь! Значит, ты невежда! — Она едва скрывала свое разочарование.
— Невежда? — Флинн снова рассмеялся. — Ты говоришь это так, будто я человек, лишенный права голоса! Впрочем, не важно. Я каждый день читаю газеты.
— Газеты! — Она презрительно фыркнула. — Они никогда не пишут ни о чем серьезном. Разве что тебя интересует последняя мода. — Мелисанда окинула его наряд многозначительным взглядом и добавила: — Хотя по тебе и не скажешь. Или ты вращаешься в свете? В этом случае тебе действительно необходимо быть в курсе последних сплетен.
— Да плевать я хотел… — Флинн покосился на нее и продолжил: — Сплетни меня не интересуют.
— Ну, это уже что-то. И верхом ты тоже не ездишь?
— По собственной воле никогда. — Его передернуло при одном воспоминании о ночной скачке на обезумевшем старине Боне.
— Ты фехтуешь?
— Господи, да, конечно, нет! — Он с усмешкой добавил: — Такой ерундой балуются только сосунки!
— Но ты по крайней мере должен уметь танцевать, не так ли?
— Терпеть не могу танцы.
— Но ты с ними знаком?
— Пожалуй, знаком, но не с теми, которые танцуешь ты. — Флинн посмотрел ей в лицо, не в силах отделаться от знакомого тоскливого ощущения собственной неполноценности.
Она вздохнула, явно утомившись от расспросов.
— Эй, Мел, только не вздумай снова задирать передо мной нос, хорошо? — попросил он. — Потому что, да будет тебе известно, в тех местах, где я жил, со мной считались. У меня были деньги, престижная работа, дорогая машина, большой дом. И вообще я молодец и умница!
— Да-да, этого у тебя не отнимешь, — ехидно согласилась она.
— Впрочем, кому какое дело, — с досадой продолжал он, чувствуя, что отношение к нему в очередной раз изменилось, — все равно, если мне повезет, утром я уже буду дома.
— Но ты ведь должен знать, что до Америки к утру тебе не добраться, — озадаченно возразила его спутница.
— А ты не бойся! — воскликнул он с напускной наглостью. — Я не такой болван, каким ты меня считаешь! Я просто угодил в ситуацию, осмыслить которую ты не в состоянии. Черт побери, я и сам мало что понимаю! Насколько мне известно, все должно кончиться тем, что утром я проснусь и снова окажусь дома. Не просто дома, в Америке, но в Америке 1998 года. Ты можешь считать меня полоумным, но там и есть мой дом, Мелисанда. Я понятия не имею, как меня занесло в ваше время, но я действительно попал сюда из такого далекого будущего, какое тебе и не снилось.
Глава 8
— Ты уже рассказывал об этом, но впредь я советую тебе помалкивать, если, конечно, у тебя нет желания очутиться в сумасшедшем доме.
Мелисанду охватило отчаяние. Она и сама толком не знала, чего надеялась добиться своими расспросами, однако его простодушное признание в том, что он не имеет образования и не обладает ни одним из тех навыков, которые полагается иметь настоящему джентльмену, чрезвычайно разочаровало ее. Как ни крути, выходило, что он ей не ровня.
Наверное, ей просто стыдно признаться самой себе, что она привязалась к этому низшему существу. Конечно, проще всего объяснить это его обаянием и привлекательностью. До сих пор Мелисанда даже в мыслях не позволяла себе подобных вольностей, но уж если это случилось, никто не заставлял ее каяться и посыпать голову пеплом. Многие женщины попадали под власть внешней красоты, не задумываясь о последствиях до тех пор, пока не становилось слишком поздно. В отличие от них Мелисанда лишь чуть оступилась, и этот шаг не стал роковым. А о том, что она его совершила, не знает ни одна живая душа.
Эта мысль принесла ей некоторое утешение и помогла преодолеть изрядный отрезок пути. По сравнению с предыдущим днем было не так холодно, а неяркое солнце, пробившееся сквозь покров туч, ласково пригревало спину. Мелисанда посмотрела на небо и решила, что к вечеру установится хорошая погода.
Она упорно старалась убедить себя в том, что ей гораздо лучше. Теперь она знает, с кем имеет дело: он был и остается простолюдином. Да, Флинн забавный, обаятельный, но ей не ровня, он не принадлежит и не может принадлежать к ее кругу, к ее классу. Они помогают друг другу. Возможно, Мелисанда смилостивится настолько, что даже наградит его за помощь на пути в Лондон. После чего они расстанутся навсегда, чтобы никогда больше не встречаться. С глаз долой — из сердца вон. Как только дьявол-искуситель исчезнет из ее жизни, она снова освободится от его чар.
Уголком глаза она заметила, что ее спутник заметно помрачнел, а его походка стала неуклюжей и вялой. Он нахмурился так, что на лбу появились морщины. Да, у него очень красивый высокий лоб. Теперь Мелисанда могла признаться в этом, не впадая в любовный угар, и оттого была чрезвычайно довольна собой. Не укрылось от нее и то, что его чудесные синие глаза утратили свою выразительность и взгляд их стал рассеянным, обращенным куда-то внутрь себя. Судя по всему, Флинна не обрадовало увиденное там.
— Выше голову! — промолвила она, чувствуя себя достаточно умиротворенной. — Теперь не время унывать. Можешь не сомневаться, что не позднее завтрашнего вечера мы будем в Лондоне, и тогда все встанет на свои места!
— Я и не сомневаюсь, что мы будем в Лондоне. В твоем Лондоне, а не в моем.
Оба на какое-то время замолчали.
— И пока мы туда идем, я скорее сдохну, чем снова буду пахать за двоих, поняла? — запальчиво продолжал Флинн. — Ужин, доставшийся нам вчера, вряд ли стоит того, чтобы полтора часа возиться в свинячьем дерьме! С меня довольно! Теперь твоя очередь зарабатывать на пропитание!
— Моя? Но что я могу сделать? Я понятия не имею о том, как зарабатывают на пропитание такие бедняки, как ты! От меня не будет никакого проку!
— Послушай, ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! — Флинн остановился и вперил в нее разъяренный взор. — Черт побери, неужели тебе не ясно, что я еще меньше разбираюсь в жизни «таких бедняков»? Мало того, что я не был в Англии целых двадцать семь лет, мне ни разу в жизни не приходилось бывать на ферме, а уж на ферме девятнадцатого века — и подавно!
— Следите за своей речью, мистер Патрик, — напомнила она ледяным тоном. Мелисанда предпочла пропустить мимо ушей замечание насчет девятнадцатого века. Ей казалось, что чем больше она заострит внимание на его смешной выдумке, тем успешнее поощрит его помутившийся разум к сочинению новых небылиц.
Однако снисхождение к его безобидному помешательству вовсе не означало, что ему безнаказанно сойдут с рук грубость и непочтительность.
— Не слишком ли много вы о себе вообразили, мисс Неземное благородство? — вскричал Флинн, сердито тыча в нее пальцем. — Надеюсь, эта прогулка все же пойдет вам на пользу! Если вы еще не совсем отупели от сознания собственной безупречности, то знакомство с жизнью простых людей вас хоть чему-нибудь научит!
— Я давно знакома с жизнью простых людей, мистер Патрик. Я постоянно навещаю самых бедных крестьян в отцовских поместьях. Я наделяю едой и лекарствами голодных и больных, и я ставлю в известность папиного управляющего о том, чьи дома нуждаются в ремонте. Скажите, мистер Патрик, вам приходилось делать что-то подобное для людей, которым не так повезло в жизни? Многим ли вы протянули руку помощи?
Флинн задумался всерьез и надолго, и Мелисанда торжествующе улыбнулась.
— Однажды я был в бесплатной столовой, — наконец сказал Флинн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
Отчаянно размахивая руками, Мелисанда все так же стремительно шагала вперед.
— Да успокойся ты! — сочувственно крикнул Флинн. — «О'кей» значит всего лишь «хорошо», «ладно», «я согласен». Это сленг.
— Ах, сленг! — Она буквально выплюнула это слово. — Язык для невежественной черни!
— Послушай, тебе не надоело меня чернить? Или ты еще не заметила, что мы с тобой в одной связке? «Невежественный», «грязный», «низкорожденный» — тебе не приходило в голову, что так обзываются только самые безмозглые зазнайки?
— Зазнайки?! — От возмущения Мелисанда лишилась дара речи.
— Вот именно, зазнайки. Надутые, грубые, чванливые, самовлюбленные, неспособные видеть дальше собственного носа. Ты только и делаешь, что трясешься над своим бесценным воспитанием и репутацией, но при этом я еще ни у кого не видел таких дурных манер, как у тебя. Ни один по-настоящему благородный и воспитанный человек не унизится до подобных грубостей! — Он перевел дух и добавил: — Это совершенно очевидно.
Он машинально взъерошил волосы, стараясь успокоиться. Черт побери, он и сам не заметил, как завелся. Наверное, он разозлился так оттого, что эта девчонка напомнила ему отца. Тот тоже только и делал, что презирал его за то, что он недостаточно хорош, недостаточно умен, недостаточно настойчив — в общем, состоял из сплошных недостатков.
Флинн с силой выдохнул воздух.
Она молча шагала рядом.
Он понимал, что наговорил лишнего, и собирался извиниться, но не мог найти подходящих слов. Вдобавок девица действительно получила по заслугам. Шпыняла его, как своего слугу, несмотря на уговор. Она даже слова доброго не сказала ему за то, что все утро он греб навоз в уплату за ужин и ночлег.
Пока Флинн собирался с мыслями и составлял в уме подходящую речь, Мелисанда замедлила шаги. Он как раз думал о том, что готов убить кого-нибудь ради простенького велосипеда с десятью скоростями, как она совсем остановилась и повернулась к нему, не поднимая глаз от дороги.
— Прости, — сказала Мелисанда, скрестив руки на груди под плащом. — Я вела себя неблагодарно. И ты имел полное право отчитать меня за это.
— Ну… — Флинн совсем растерялся. Что положено говорить в таких случаях? — Тебе самой пришлось нелегко.
Она кивнула.
— И я не хотел тебя отчитывать, — добавил он. — Просто мне стало не по себе. Ты не в состоянии войти в мое положение точно так же, как я не могу полностью оценить твоего. Наверное, нет ничего удивительного в том, что мы никак не найдем общий язык. Ведь мы совершенно разные люди из разных стран. — «И времен», — хотел сказать Флинн, но предпочел умолчать. Мелисанда еще раз кивнула и зашагала по дороге.
— Расскажите мне о тех местах, откуда вы попали сюда, мистер Патрик.
— Пожалуйста, зови меня Флинн!
— Не думаю, что мне следует обращаться к вам по имени. — Она одарила его надменным взором, но тут же смущенно улыбнулась и добавила: — Там, откуда я родом, считается неприличным звать друг друга по именам до тех пор, пока… — Она оборвала себя на полуслове и покраснела. — Ну, это просто считается неприличным, и все.
— Значит, и мне придется величать тебя мисс… как там дальше по-настоящему?
— Сент-Клер. Да, вам следует звать меня мисс Сент-Клер.
— Ну ладно, на людях я согласен. — Они пошли медленнее, и Флинн по привычке снова засунул в карман одну руку. — А когда мы вдвоем? Ну вот, к примеру, как сейчас? Ведь, кроме нас, здесь на целые мили нет ни единой живой души! — сказал он и широко повел рукой, охватив неоглядные просторы по обе стороны от дороги. — Почему бы мне не звать тебя просто Мел? Честное слово, обращение «мисс Сент-Клер» кажется мне слишком уж заковыристым.
Девушка на минуту задумалась.
— Проблема заключается в том, что это может войти в привычку. Рано или поздно вы забудетесь и назовете меня по имени при посторонних. Это обязательно заставит их сделать нелицеприятные выводы о наших отношениях.
— То есть, говоря по-простому, они могут подумать, что мы провели ночь вдвоем на сеновале и даже поцеловались?
Он улыбнулся, заметив ее негодование.
— Просто шутка! — с ухмылкой заявил Флинн. Как это ни удивительно, но на сей раз она не стала прятать от него ответную улыбку.
— Говоря по-простому — да, я опасаюсь, что именно это они и подумают!
— Хорошо, я попытаюсь, но боюсь, что дурная привычка уже успела сформироваться, и избавиться от нее будет непросто. Ну так вот, я вырос в Вашингтоне.
— Да, я помню. У тебя там остались родные? Ты сказал, что у тебя нет жены. А братья и сестры? И что с твоими родителями?
— Там живет моя мать, а отец умер примерно год назад. Больше у меня нет никакой родни.
— Мне жаль твоего отца. Вы были близки?
— Нет. — В душе снова зашевелились отголоски недавнего гнева при воспоминании о том, как низко ценил его отец. — А как насчет тебя? Ты не одна у родителей?
— Есть еще сестра Джульетта. — Мелисанда тепло улыбнулась. — Мы с ней очень близки, хотя она намного моложе меня.
— А сколько тебе лет? — поинтересовался Флинн, всматриваясь в милое свежее личико. Наверняка ей больше, чем можно дать на первый взгляд. И хотя она не имела ничего общего с подтянутой, натренированной Ниной, в ее прелестном женственном теле таилась немалая сила.
— Мне девятнадцать.
— Девятнадцать! Ха, да с тобой надо держать ухо востро! Того и гляди, угодишь в Сан-Квентин! — Флинн весело рассмеялся собственной шутке, стараясь подавить смутное разочарование. В свои тридцать три ему и в голову бы не пришло связаться с девятнадцатилетней соплячкой. Внезапно он показался себе настоящим стариком.
— Господи, ну как прикажешь тебя понимать? — с улыбкой попеняла ему Мелисанда. — Что еще за Сан-Квентин?
— Ну… — Флинн посмотрел на нее и решил воздержаться от комментариев. — Это просто означает, что ты оказалась гораздо моложе, чем я думал.
— Выходит, я показалась тебе очень старой?
— Нет, это я оказался стариком!
— И насколько же ты стар? — Ее улыбка сделалась еще шире.
— Тридцать три, — ответил Флинн, не спуская с нее внимательного взгляда.
Она расхохоталась — тем самым звонким заразительным смехом, что так удивил его еще в Мерстане, в самом начале их знакомства.
— Уж не надеетесь ли вы сделаться моим покровителем, мистер Патрик? Ну скажи, что ты пошутил! Тебе можно дать двадцать пять лет, не больше!
— Нет, я не шучу и ни за какие деньги не соглашусь снова стать двадцатипятилетним!
— Это правда? — Мелисанда посерьезнела и всмотрелась в его лицо. — Тебе целых тридцать три года?
— Это еще не значит, что я постарел! — почему-то принялся оправдываться он.
— Но я готова поклясться чем угодно — ты не выглядишь на столько! — Она явно сомневалась в том, что Флинн не пытается ее одурачить. — У тебя нет ни единого седого волоска. А твое тело…
Тут она почему-то смутилась, и на нежных щечках появился очаровательный яркий румянец. Господи, до чего же она хороша! Флинн так задумался, что не сразу обратил внимание на ее слова, и удивленно воскликнул:
— А при чем тут мое тело?
— Ну, у тебя слишком хорошая фигура! — отважно выпалила она. — Я заметила это нынче утром. У мужчин не бывает такой фигуры в тридцать три года.
— Это все я накачал.
— Тебе часто приходилось качать насос? — Она была несказанно рада сменить тему.
— Нет, — рассмеялся он, — мне приходилось качать мышцы, ходить в спортзал, делать там специальные упражнения.
— Спортзал?
— Ну, понимаешь, это такое место для физических упражнений. Гимназиум.
— Ах да. — Она кивнула. — И ты там работал? Наверное, это была физическая работа? Ты не похож на разнеженного джентльмена…
— Хотя был бы не прочь им стать. Я писатель.
— Писатель! — Кажется, это ее обрадовало. — Значит, ты обучен грамоте?
— Конечно, обучен. Я что, по-твоему, полный идиот?
— Нет-нет, ты не идиот, я просто… Ведь у нас очень немногие владеют грамотой. И что же вы пишете, мистер Патрик?
— Ну, когда-то я был журналистом, но в последнее время пишу речи. В основном для наших сенаторов.
— А разве они сами не могут их написать? — недоуменно нахмурилась Мелисанда.
— Нет — если хотят показаться достаточно умными.
— Держу пари, что среди господ из палаты лордов найдется немало таких, которым пригодятся твои услуги! — рассмеялась она. — Хотя мне не верится, что такой странный обычай приживется по эту сторону Атлантики! Разве кто-то захочет признаться в том, что ему не хватает ума самому сочинить приличную речь?
— Но и у нас никто в этом не признается. Они твердят о том, что им не хватает времени.
— Понятно. Ловко придумали! Значит, ты все же должен иметь какое-то образование, иначе тебе не разрешили бы писать речи для сенаторов! Где же ты учился? А твои родители? Они тоже образованные люди?
— Конечно. Я окончил колледж, как и мои родители. Полагаю, ты без опаски могла бы включить нас в разряд самых образованных людей в стране!
— Но тогда ты должен владеть языками! К примеру, французским?
— Нет, — покачал головой Флинн. — В колледже я прошел начальный курс испанского языка, но сейчас все забыл. Пожалуй, теперь моих знаний хватит лишь на то, чтобы заказать в ресторане котлеты.
— Так, значит, ты вовсе не обучен языкам? Может, ты хотя бы читаешь по-латыни или по-гречески?
— Ну, ты и скажешь! — рассмеялся Флинн. — Да скорее свиньи научатся летать, чем я начну читать по-латыни!
— Ты не знаешь латынь! Значит, ты невежда! — Она едва скрывала свое разочарование.
— Невежда? — Флинн снова рассмеялся. — Ты говоришь это так, будто я человек, лишенный права голоса! Впрочем, не важно. Я каждый день читаю газеты.
— Газеты! — Она презрительно фыркнула. — Они никогда не пишут ни о чем серьезном. Разве что тебя интересует последняя мода. — Мелисанда окинула его наряд многозначительным взглядом и добавила: — Хотя по тебе и не скажешь. Или ты вращаешься в свете? В этом случае тебе действительно необходимо быть в курсе последних сплетен.
— Да плевать я хотел… — Флинн покосился на нее и продолжил: — Сплетни меня не интересуют.
— Ну, это уже что-то. И верхом ты тоже не ездишь?
— По собственной воле никогда. — Его передернуло при одном воспоминании о ночной скачке на обезумевшем старине Боне.
— Ты фехтуешь?
— Господи, да, конечно, нет! — Он с усмешкой добавил: — Такой ерундой балуются только сосунки!
— Но ты по крайней мере должен уметь танцевать, не так ли?
— Терпеть не могу танцы.
— Но ты с ними знаком?
— Пожалуй, знаком, но не с теми, которые танцуешь ты. — Флинн посмотрел ей в лицо, не в силах отделаться от знакомого тоскливого ощущения собственной неполноценности.
Она вздохнула, явно утомившись от расспросов.
— Эй, Мел, только не вздумай снова задирать передо мной нос, хорошо? — попросил он. — Потому что, да будет тебе известно, в тех местах, где я жил, со мной считались. У меня были деньги, престижная работа, дорогая машина, большой дом. И вообще я молодец и умница!
— Да-да, этого у тебя не отнимешь, — ехидно согласилась она.
— Впрочем, кому какое дело, — с досадой продолжал он, чувствуя, что отношение к нему в очередной раз изменилось, — все равно, если мне повезет, утром я уже буду дома.
— Но ты ведь должен знать, что до Америки к утру тебе не добраться, — озадаченно возразила его спутница.
— А ты не бойся! — воскликнул он с напускной наглостью. — Я не такой болван, каким ты меня считаешь! Я просто угодил в ситуацию, осмыслить которую ты не в состоянии. Черт побери, я и сам мало что понимаю! Насколько мне известно, все должно кончиться тем, что утром я проснусь и снова окажусь дома. Не просто дома, в Америке, но в Америке 1998 года. Ты можешь считать меня полоумным, но там и есть мой дом, Мелисанда. Я понятия не имею, как меня занесло в ваше время, но я действительно попал сюда из такого далекого будущего, какое тебе и не снилось.
Глава 8
— Ты уже рассказывал об этом, но впредь я советую тебе помалкивать, если, конечно, у тебя нет желания очутиться в сумасшедшем доме.
Мелисанду охватило отчаяние. Она и сама толком не знала, чего надеялась добиться своими расспросами, однако его простодушное признание в том, что он не имеет образования и не обладает ни одним из тех навыков, которые полагается иметь настоящему джентльмену, чрезвычайно разочаровало ее. Как ни крути, выходило, что он ей не ровня.
Наверное, ей просто стыдно признаться самой себе, что она привязалась к этому низшему существу. Конечно, проще всего объяснить это его обаянием и привлекательностью. До сих пор Мелисанда даже в мыслях не позволяла себе подобных вольностей, но уж если это случилось, никто не заставлял ее каяться и посыпать голову пеплом. Многие женщины попадали под власть внешней красоты, не задумываясь о последствиях до тех пор, пока не становилось слишком поздно. В отличие от них Мелисанда лишь чуть оступилась, и этот шаг не стал роковым. А о том, что она его совершила, не знает ни одна живая душа.
Эта мысль принесла ей некоторое утешение и помогла преодолеть изрядный отрезок пути. По сравнению с предыдущим днем было не так холодно, а неяркое солнце, пробившееся сквозь покров туч, ласково пригревало спину. Мелисанда посмотрела на небо и решила, что к вечеру установится хорошая погода.
Она упорно старалась убедить себя в том, что ей гораздо лучше. Теперь она знает, с кем имеет дело: он был и остается простолюдином. Да, Флинн забавный, обаятельный, но ей не ровня, он не принадлежит и не может принадлежать к ее кругу, к ее классу. Они помогают друг другу. Возможно, Мелисанда смилостивится настолько, что даже наградит его за помощь на пути в Лондон. После чего они расстанутся навсегда, чтобы никогда больше не встречаться. С глаз долой — из сердца вон. Как только дьявол-искуситель исчезнет из ее жизни, она снова освободится от его чар.
Уголком глаза она заметила, что ее спутник заметно помрачнел, а его походка стала неуклюжей и вялой. Он нахмурился так, что на лбу появились морщины. Да, у него очень красивый высокий лоб. Теперь Мелисанда могла признаться в этом, не впадая в любовный угар, и оттого была чрезвычайно довольна собой. Не укрылось от нее и то, что его чудесные синие глаза утратили свою выразительность и взгляд их стал рассеянным, обращенным куда-то внутрь себя. Судя по всему, Флинна не обрадовало увиденное там.
— Выше голову! — промолвила она, чувствуя себя достаточно умиротворенной. — Теперь не время унывать. Можешь не сомневаться, что не позднее завтрашнего вечера мы будем в Лондоне, и тогда все встанет на свои места!
— Я и не сомневаюсь, что мы будем в Лондоне. В твоем Лондоне, а не в моем.
Оба на какое-то время замолчали.
— И пока мы туда идем, я скорее сдохну, чем снова буду пахать за двоих, поняла? — запальчиво продолжал Флинн. — Ужин, доставшийся нам вчера, вряд ли стоит того, чтобы полтора часа возиться в свинячьем дерьме! С меня довольно! Теперь твоя очередь зарабатывать на пропитание!
— Моя? Но что я могу сделать? Я понятия не имею о том, как зарабатывают на пропитание такие бедняки, как ты! От меня не будет никакого проку!
— Послушай, ты хоть понимаешь, о чем говоришь?! — Флинн остановился и вперил в нее разъяренный взор. — Черт побери, неужели тебе не ясно, что я еще меньше разбираюсь в жизни «таких бедняков»? Мало того, что я не был в Англии целых двадцать семь лет, мне ни разу в жизни не приходилось бывать на ферме, а уж на ферме девятнадцатого века — и подавно!
— Следите за своей речью, мистер Патрик, — напомнила она ледяным тоном. Мелисанда предпочла пропустить мимо ушей замечание насчет девятнадцатого века. Ей казалось, что чем больше она заострит внимание на его смешной выдумке, тем успешнее поощрит его помутившийся разум к сочинению новых небылиц.
Однако снисхождение к его безобидному помешательству вовсе не означало, что ему безнаказанно сойдут с рук грубость и непочтительность.
— Не слишком ли много вы о себе вообразили, мисс Неземное благородство? — вскричал Флинн, сердито тыча в нее пальцем. — Надеюсь, эта прогулка все же пойдет вам на пользу! Если вы еще не совсем отупели от сознания собственной безупречности, то знакомство с жизнью простых людей вас хоть чему-нибудь научит!
— Я давно знакома с жизнью простых людей, мистер Патрик. Я постоянно навещаю самых бедных крестьян в отцовских поместьях. Я наделяю едой и лекарствами голодных и больных, и я ставлю в известность папиного управляющего о том, чьи дома нуждаются в ремонте. Скажите, мистер Патрик, вам приходилось делать что-то подобное для людей, которым не так повезло в жизни? Многим ли вы протянули руку помощи?
Флинн задумался всерьез и надолго, и Мелисанда торжествующе улыбнулась.
— Однажды я был в бесплатной столовой, — наконец сказал Флинн.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36