Большинство просто не верит, что что-то можно изменить.
Крис одновременно пожал плечами и развел руками.
- Да, тут ты меня к стенке приперла. И главное - я не могу заметить угнетения просто потому, что от меня же оно и исходит! Так, что ли? Интересно, каким же страшилищем я тебе кажусь - вроде пришельца с другой планеты?
- Если честно, все гораздо лучше, чем я предполагала. По крайней мере - с виду. Мне уже пришлось отбросить целую кучу предубеждений.
- Это делает тебе честь! - заметил Крис. - Большинство людей скорее пошли бы на виселицу, чем расстались с предубеждениями. Когда Габи сказала мне, откуда ты явилась, я меньше всего ожидал от тебя непредвзятости. Но что… что на этот счет думают алчные женщины?
Робин испытывала странные, смешанные чувства. Больше всего ее раздражала собственная радость по поводу того, что Крис нашел у нее непредвзятость. Такое, несмотря на то, как он все это выразил, квалифицировалось бы в Ковене как оскорбление. Предполагалось, что закрытая, изолированная группа, какую ему, должно быть, описала Габи, будет фанатично держаться своих принципов. На самом деле Ковен был совсем не таков - но как объяснишь это Крису? Робин в свое время натаскали воспринимать вселенную как данность, какой она ее видела, - и не вводить фактора Финагля, который заставлял бы эту самую вселенную соответствовать какому-либо уравнению или даже доктрине.
Легко было отбросить заверения в том, что мужчины отращивают пенисы в метр длиной и что они все время только и делают, что насилуют женщин, а также покупают их или продают. (Последнее, между прочим, было пока еще не опровергнуто. Если же такое происходило, то это, несомненно, было частью общественного бизнеса, за которым Робин еще не смогла в достаточной мере пронаблюдать.) Она напрямую столкнулась с не дающим покоя понятием: мужчина-как-личность. С понятием о человеке, вовсе не целиком зависящем от своего тестостерона, представляющем собой не просто агрессивный пенис, а личность, с которой можно свободно разговаривать, которая способна понять твою точку зрения. Доведение этой мысли до логического конца приводило Робин к почти абсурдной возможности: мужчина-как-сестра.
Она вдруг поняла, что уже слишком долго молчит.
- Алчные женщины? Ну, я еще их мало знаю. Я тут познакомилась с одной женщиной, которая продает свое тело, хотя она говорит, что так на это смотреть нельзя. Я ничего не понимаю в деньгах, поэтому мне трудно судить, права она или нет. Габи и Сирокко в этом отношении, как мне кажется, вообще не пример. Сам знаешь, у них еще слабее связи с человеческим обществом, чем у меня. Поэтому должна честно признаться, что еще недостаточно знаю твою цивилизацию, чтобы понять, какую роль в ней играют женщины.
Крис опять кивал.
- Что у тебя в сумке?
- Мой демон.
- Можно посмотреть?
- Это небезоп… - Но Крис уже открыл сумку. Ну что ж, подумала Робин, сам напросился. Укус Нацы болезненный, но не смертельный.
- Змея! - воскликнул Крис. В полном восторге он немедленно потянулся в сумку. - Пит… нет-нет, анаконда. И прелестнейший экземпляр. В жизни такой красоты не видел. Как его… как ее зовут?
- Наца. - Робин сожалела, что тогда смолчала, и теперь желала, чтобы Наца поскорее укусила этого мужчину. Тогда и дело с концом. Потом Робин извинится, потому что такая шутка и впрямь чем-то нехорошим попахивает. Откуда Крису знать, что Наца никому, кроме Робин, трогать себя не позволяет?
Но он делал все очень точно, как надо, с должным уважением, и, черт побери, очень скоро Наца пристроила свои кольца у него на руке.
- А ты, оказывается, кое-что про змей знаешь.
- Да, немножко. Я год работал в зоопарке. Когда еще мог работать. Мы со змеями всегда ладили.
Когда прошло пять минут, а Крис все еще не был укушен, Робин пришлось признать, что он сказал сущую правду. И она еще больше занервничала, глядя, как он сидит тут с ее демоном, который уже с комфортом расположился у него на плечах. Что же ей теперь делать? Ведь главная функция демона - предупреждать ее о врагах. Отчасти Робин понимала, что все это имеет не больше смысла, чем непогрешимость, даруемая Третьим Глазом. Традиция - и не более. Теперь ведь, в конце концов, не каменный век.
Но отчасти - и эта часть ее разума лежала значительно глубже - Робин смотрела, как Крис играет со змеей, и просто не знала, что теперь делать.
ГЛАВА XVIII
Сна ни в одном глазу
Габи рассчитывала добраться до Аглаи, не вставая лагерем, - и только теперь поняла, что ничего общего со здравым смыслом это не имеет. Состояние Сирокко путешествовать без остановки не позволяло.
Хотя вообще-то они уже не так мало и проплыли. Ровная гребля титанид довела их до последнего поворота на север перед тем, как Офион возобновлял свое общее направление на восток. Участок прибитого к берегу сплавного леса будто локтем перекрывал там речной поток и обеспечивал удобный причал для каноэ. В рощице на вершине невысокого утеса титаниды разбили лагерь, а Крис и Робин, как всегда, пытались им помочь, но чаще всего просто мешали.
Габи прикинула, что дождь будет идти несколько декаоборотов. Она могла бы связаться с Геей и выяснить все в точности - даже найти хорошую причину, чтобы положить дождю конец. Но погода в Гее была прекрасно нормирована, и вряд ли стоило в это вмешиваться. Много раз Габи видела, как за жарой в два гектаоборота следует тридцатичасовой дождь, а этот, по всему, таким и был. Непрерывная пелена облаков спустилась совсем низко.
Дальше к северо-западу Габи могла различить Место Ветров, выход из Гипериона наклонного троса, известного как Лестница Сирокко. Трос исчезал в слое облаков, в смутной, более густой темноте, прежде чем подняться над ними дальше к северу. Габи даже казалось, что она различает яркость по ту сторону облаков, где трос нависал над ними и отражал свет на свою собственную колоссальную тень.
Лестница Сирокко. Габи криво усмехнулась - но все же без горечи. Похоже, все уже забыли, что тот подъем совершили две женщины. Но это ее не раздражало. Габи прекрасно знала, что, не считая шоссе, число оставленных ею на этом безумном мире отметин даже близко не сопоставимо с числом отметин, оставленных Сирокко.
Дойдя до вершины утеса, Габи от души развлекалась зрелищем того, как Крис и Робин изо всех сил пыжатся сделаться полезными членами их небольшого сообщества. Титаниды были слишком вежливы, чтобы отказаться от предложений о помощи, - а в результате работа, на которую должно было уйти пять минут, делалась за пятнадцать. И ничего удивительного. Крис, хоть и не заговаривал о своем происхождении, явно был городским ребенком, если не считать нескольких экскурсий в земные заповедники, где сохранилась якобы «девственная природа». Робин вообще прибыла из гипергорода - и в общем-то неважно, что дно Ковена покрывала живописная поросль, где паслись стада. Она, должно быть, ни разу в жизни не видела чего-то действительно дикого, чего-то, не запланированного человеческим разумом.
Впрочем, когда дело дошло до кухни, все четыре титаниды твердо встали всеми четырьмя ногами на землю и отодвинули молодых людей подальше от столь важного занятия. Готовили титаниды почти так же несравненно, как и пели. Для этого первого дня похода они чуть не с головами зарывались в поклажу, доставая продукты, которые лучше было поскорей израсходовать - отборные лакомства, специально захваченные, чтобы съесть сразу. Они разожгли костер и окольцевали его гладкими камнями, затем разобрали медные кухонные принадлежности и занялись той магией, которая только титанидам и доступна - которая позволяет им обращать свежее мясо и рыбу в чудеса импровизации.
Вскоре плоды их трудов уже можно было различать по запаху. Рассевшись там же, на вершине утеса, Габи стала наслаждаться ожиданием трапезы, впервые за долгое время не испытывая никакого беспокойства. Память вернула ее к куда более простой пище, которой она довольствовалась много лет назад - когда они с Сирокко, оборванные и избитые, неуверенные, что доживут до завтра, были так близки друг другу, как только могут быть близки два человека. Теперь эти сладостные воспоминания чуть горчили, но Габи прожила достаточно долго, чтобы понять: чтобы выжить, надо держаться простого и доброго. Она могла бы сейчас раздумывать, что было не так с того самого дня до сегодняшнего, могла бы тревожиться за Сирокко, которая сейчас металась в своей палатке и размышляла, как бы извлечь спиртное из седельных вьюков Псалтериона. Но вместо этого Габи принялась вкушать аромат добрых яств, слушать, как умиротворяющий шум дождя мешается с пением титанид, и ощущать понемногу задувающий с востока долгожданный прохладный ветерок.
В свои сто три года Габи опять пустилась в очередной поход, который, вполне могла не закончить. В Гее никому не давали страховых полисов - даже Фее Титана. И уж конечно, такого полиса не дали бы этой язве Габи - свободной художнице, которую Гея терпела только потому, что на нее можно было положиться скорее, чем на Сирокко.
Подобные мысли Габи не тревожили. Конечно, она останется жива и здорова. Было время, когда казалось, что ее нынешний возраст будет просто непереносим, - но теперь она знала, что в душе столетние всегда молоды; ей же просто посчастливилось и выглядеть, и ощущать себя молодой. Габи видела себя шестнадцатилетней девчонкой в горах Сан-Бернардино, где с нею были только костер и телескоп, причем и тот и другой - творения ее собственных рук. Вот она дожидается, пока стемнеет и выглянут звезды. Чего же еще человеку просить от жизни?
Габи знала, что расти духовно она больше не будет. Она на это и не рассчитывала. Возраст, выяснила она, приносит больше опыта, больше познаний, больше перспектив; он приносит множество всякой всячины, которую человек, скорее всего, может накапливать вечно, - но кривая мудрости, раз достигнув плато, уже обречена идти параллельно оси абсцисс. Если Габи одолеет свое второе столетие, больших перемен она ожидать не будет. До восьмидесятилетия она еще испытывала некоторое беспокойство, но дальше она уже ни о чем не тревожилась. К тому же хватало повседневных забот.
И в тот день была забота, разрешение которой все приближалось.
Взглянув на расхаживающую вокруг костра Робин, Габи глубоко вздохнула.
Яства соответствовали обычным высоким титанидским стандартам - но с одной, в буквальном смысле, кислой нотой. В титанидской кухне обычно использовалась одна очень сильная пряность, полученная из размолотых и особым образом приготовленных зернышек голубого фрукта размером с арбуз. В песнях титанид для фрукта имелось очень элегантное название, но люди обычно звали его гигалимоном. Внутри он был белый и зернистый, нескольких зернышек хватало для любого рецепта.
Когда еда была уже почти готова для раскладывания на тарелки, Псалтерион внезапно отвернулся от котла, сплюнул овощи на землю и сморщился. Титаниды лишь вопросительно на него посмотрели. Тогда он просто протянул ложку, Валья приложила к ней язык и скорчила гримасу.
Не слишком много времени ушло на то, чтобы выяснить, что кожаная сумка, на которой стояла пометка «СОЛЬ», на самом деле содержала в себе концентрат гигалимона. Сумку купила Фанфара. Заключение, выработанное четырьмя титанидами сообща - после почти скандальных дискуссий, - было следующим. Торговец - некий бывший текилаголик по имени Кифаред - по какой-то причине решил сыграть с экспедицией Феи дурную шутку.
Никого из титанид шутка эта не развлекла. Скорее - напротив. Габи подумала, что невелика беда - пусть даже пришлось выбросить целый котел овощей. Соли у них все равно было навалом - и превосходной. Тщательная проверка остальной провизии никаких подмен не выявила. Но у титанид порча кушаний считалась тяжким грехом. Ни одна из них не могла понять, зачем Кифареду это понадобилось.
- Уж я позабочусь по возвращении его об этом спросить, - мрачно пообещал Псалтерион.
- Хотелось бы мне тоже быть где-то неподалеку, - отозвалась Валья.
- Да что вы такую бучу заварили? - недоумевала Габи. - Просто шутка. И довольно безвредная. Порой вы, ребята, кажетесь мне слишком трезвыми. И я рада, когда хоть кому-то из вас удается выкинуть номер.
- Мы вовсе не против шуток и номеров, - возразила Фанфара. - Мне лично они нравятся не меньше, чем кому бы то ни было. Но эта шутка… слишком дурно попахивает.
Хотя процесс старения Габи и миновал, все же одно в ней менялось с годами все больше и больше. Ей требовалось все меньше сна. И сейчас двух часов из двадцати хватало с избытком. Часто она бодрствовала по шестьдесят-семьдесят оборотов подряд - и без каких-либо болезненных последствий.
Титаниды говорили, что Габи с каждым годом становится все больше подобна им - и скоро совсем лишится своей скверной привычки.
Причины этого ее не занимали. Так или иначе, Габи решила, что в этом лагере она обойдется без сна. Тогда она уединилась, побродила какое-то время по берегу реки, а когда вернулась, в лагере уже стояла тишина - если не считать басовых, гудящих песен отдыхающих титанид. Они расположились у костра - четыре неправдоподобно гибких комических кошмара - руки заняты какой-то маловажной работой, все погружены в собственные мысли. Валья лежала на боку, опираясь на локоть. Фанфара устроилась на спине, и ее человеческий торс составлял теперь одну линию с остальным телом, а ноги были согнуты будто у щенка, ожидающего, чтобы ему почесали брюшко. Из всего, что могли делать титаниды, такое положение Габи находила самым забавным.
Меж деревьев на некотором отдалении от костра разбиты были четыре палатки. Габи прошла мимо своего свободного убежища. В следующем тяжелым сном спала Сирокко. Фея выпила в себя два глотка спиртного и целый океан кофе. Но Габи знала, что мечется и ворочается она вовсе не от кофе.
Помедлив у палатки Криса, Габи решила, что заглянуть в нее будет значить, как минимум, ненужное любопытство. Дела к Крису у нее не было. Ей следовало пройти к следующей палатке. У входа она несколько секунд подождала, пока не услышала, как Робин ворочается внутри.
- Можно к тебе на минутку?
- Кто там? Габи?
- Ага.
- Так я и думала. Заходи.
Робин сидела на своем спальном мешке, расстеленном на глубокой подстилке из мха, заботливо уложенного туда Фанфарой. Габи зажгла свисающую с центрального шеста лампаду и заметила, что глаза Робин бдительно, но вполне беззлобно поблескивают. На ней была та же одежда, что и весь предыдущий день.
- Я тебя не потревожила?
Робин помотала головой.
- Никак не заснуть, - призналась она. - Первый раз в жизни приходится спать без кровати.
- Фанфара была бы счастлива притащить еще мха.
- Дело не в этом. Ничего, привыкну.
- Было бы легче, если бы ты надела что-то посвободнее.
Робин взяла искусно вышитую ночную рубашку, разложенную для нее Фанфарой.
- Это не в моем стиле, - сказала она. - Как в таком вообще можно спать? Это же музейный экспонат.
Габи усмехнулась, затем присела на корточки, встала одним коленом на землю и оторвала кожицу у основания ногтя. Когда она подняла глаза, Робин внимательно на нее смотрела. Ну вот, пора начинать, подумала Габи. Она знает, что ты пришла не за тем, чтобы проверить, нужно ли ей свежее полотенце.
- Пожалуй, для начала следует извиниться, - сказала она. - Что я и делаю. Сожалею о случившемся. Такое ничем нельзя оправдать. Мне очень жаль.
- Извинения я принимаю, - отозвалась Робин. - Но и предупреждение остается в силе.
- Прекрасно. Я понимаю. - Габи старалась как можно аккуратнее подбирать слова. Требовалось нечто большее, чем извинения, но ни в коем случае нельзя было впасть в покровительственный тон.
- То, что я сделала, в моем обществе порицается так же, как и в твоем, - сказала она. - Извинения были в том числе и за насилие над моим собственным моральным кодексом. Но ты мне про что-то такое рассказывала - про то, что есть у ведьм. Какая-то система обязательств, что ли? Слово выскользнуло у меня из головы.
- Лабра, - подсказала Робин.
- Точно. Я не претендую на полное понимание. Тем не менее, как мне кажется, я подвергла насилию и эту самую лабру, хотя и не знаю, как именно. Теперь я прошу тебя о помощи. Есть какой-то способ уладить наши отношения? Могу я сделать что-то такое, чтобы все выглядело так, будто ничего и не было? Робин хмурилась.
- Сомневаюсь, что тебе захочется…
- Но мне хочется. Очень хочется. Так есть или нет?
- Вообще-то есть. Только…
- Ну что?
Робин развела руками.
- Совсем как в каком-нибудь примитивном обществе. Дуэль. Один на один.
- А насколько серьезна эта дуэль? - спросила Габи. - До смерти?
- Ну, мы все-таки не настолько примитивны. Цель здесь - примирение, а не убийство. Если бы я считала, что тебя нужно убить, я просто бы тебя убила. А потом надеялась бы, что сестры оправдают меня, когда я предстану перед трибуналом. Мы будем биться голыми руками.
Габи поразмыслила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49
Крис одновременно пожал плечами и развел руками.
- Да, тут ты меня к стенке приперла. И главное - я не могу заметить угнетения просто потому, что от меня же оно и исходит! Так, что ли? Интересно, каким же страшилищем я тебе кажусь - вроде пришельца с другой планеты?
- Если честно, все гораздо лучше, чем я предполагала. По крайней мере - с виду. Мне уже пришлось отбросить целую кучу предубеждений.
- Это делает тебе честь! - заметил Крис. - Большинство людей скорее пошли бы на виселицу, чем расстались с предубеждениями. Когда Габи сказала мне, откуда ты явилась, я меньше всего ожидал от тебя непредвзятости. Но что… что на этот счет думают алчные женщины?
Робин испытывала странные, смешанные чувства. Больше всего ее раздражала собственная радость по поводу того, что Крис нашел у нее непредвзятость. Такое, несмотря на то, как он все это выразил, квалифицировалось бы в Ковене как оскорбление. Предполагалось, что закрытая, изолированная группа, какую ему, должно быть, описала Габи, будет фанатично держаться своих принципов. На самом деле Ковен был совсем не таков - но как объяснишь это Крису? Робин в свое время натаскали воспринимать вселенную как данность, какой она ее видела, - и не вводить фактора Финагля, который заставлял бы эту самую вселенную соответствовать какому-либо уравнению или даже доктрине.
Легко было отбросить заверения в том, что мужчины отращивают пенисы в метр длиной и что они все время только и делают, что насилуют женщин, а также покупают их или продают. (Последнее, между прочим, было пока еще не опровергнуто. Если же такое происходило, то это, несомненно, было частью общественного бизнеса, за которым Робин еще не смогла в достаточной мере пронаблюдать.) Она напрямую столкнулась с не дающим покоя понятием: мужчина-как-личность. С понятием о человеке, вовсе не целиком зависящем от своего тестостерона, представляющем собой не просто агрессивный пенис, а личность, с которой можно свободно разговаривать, которая способна понять твою точку зрения. Доведение этой мысли до логического конца приводило Робин к почти абсурдной возможности: мужчина-как-сестра.
Она вдруг поняла, что уже слишком долго молчит.
- Алчные женщины? Ну, я еще их мало знаю. Я тут познакомилась с одной женщиной, которая продает свое тело, хотя она говорит, что так на это смотреть нельзя. Я ничего не понимаю в деньгах, поэтому мне трудно судить, права она или нет. Габи и Сирокко в этом отношении, как мне кажется, вообще не пример. Сам знаешь, у них еще слабее связи с человеческим обществом, чем у меня. Поэтому должна честно признаться, что еще недостаточно знаю твою цивилизацию, чтобы понять, какую роль в ней играют женщины.
Крис опять кивал.
- Что у тебя в сумке?
- Мой демон.
- Можно посмотреть?
- Это небезоп… - Но Крис уже открыл сумку. Ну что ж, подумала Робин, сам напросился. Укус Нацы болезненный, но не смертельный.
- Змея! - воскликнул Крис. В полном восторге он немедленно потянулся в сумку. - Пит… нет-нет, анаконда. И прелестнейший экземпляр. В жизни такой красоты не видел. Как его… как ее зовут?
- Наца. - Робин сожалела, что тогда смолчала, и теперь желала, чтобы Наца поскорее укусила этого мужчину. Тогда и дело с концом. Потом Робин извинится, потому что такая шутка и впрямь чем-то нехорошим попахивает. Откуда Крису знать, что Наца никому, кроме Робин, трогать себя не позволяет?
Но он делал все очень точно, как надо, с должным уважением, и, черт побери, очень скоро Наца пристроила свои кольца у него на руке.
- А ты, оказывается, кое-что про змей знаешь.
- Да, немножко. Я год работал в зоопарке. Когда еще мог работать. Мы со змеями всегда ладили.
Когда прошло пять минут, а Крис все еще не был укушен, Робин пришлось признать, что он сказал сущую правду. И она еще больше занервничала, глядя, как он сидит тут с ее демоном, который уже с комфортом расположился у него на плечах. Что же ей теперь делать? Ведь главная функция демона - предупреждать ее о врагах. Отчасти Робин понимала, что все это имеет не больше смысла, чем непогрешимость, даруемая Третьим Глазом. Традиция - и не более. Теперь ведь, в конце концов, не каменный век.
Но отчасти - и эта часть ее разума лежала значительно глубже - Робин смотрела, как Крис играет со змеей, и просто не знала, что теперь делать.
ГЛАВА XVIII
Сна ни в одном глазу
Габи рассчитывала добраться до Аглаи, не вставая лагерем, - и только теперь поняла, что ничего общего со здравым смыслом это не имеет. Состояние Сирокко путешествовать без остановки не позволяло.
Хотя вообще-то они уже не так мало и проплыли. Ровная гребля титанид довела их до последнего поворота на север перед тем, как Офион возобновлял свое общее направление на восток. Участок прибитого к берегу сплавного леса будто локтем перекрывал там речной поток и обеспечивал удобный причал для каноэ. В рощице на вершине невысокого утеса титаниды разбили лагерь, а Крис и Робин, как всегда, пытались им помочь, но чаще всего просто мешали.
Габи прикинула, что дождь будет идти несколько декаоборотов. Она могла бы связаться с Геей и выяснить все в точности - даже найти хорошую причину, чтобы положить дождю конец. Но погода в Гее была прекрасно нормирована, и вряд ли стоило в это вмешиваться. Много раз Габи видела, как за жарой в два гектаоборота следует тридцатичасовой дождь, а этот, по всему, таким и был. Непрерывная пелена облаков спустилась совсем низко.
Дальше к северо-западу Габи могла различить Место Ветров, выход из Гипериона наклонного троса, известного как Лестница Сирокко. Трос исчезал в слое облаков, в смутной, более густой темноте, прежде чем подняться над ними дальше к северу. Габи даже казалось, что она различает яркость по ту сторону облаков, где трос нависал над ними и отражал свет на свою собственную колоссальную тень.
Лестница Сирокко. Габи криво усмехнулась - но все же без горечи. Похоже, все уже забыли, что тот подъем совершили две женщины. Но это ее не раздражало. Габи прекрасно знала, что, не считая шоссе, число оставленных ею на этом безумном мире отметин даже близко не сопоставимо с числом отметин, оставленных Сирокко.
Дойдя до вершины утеса, Габи от души развлекалась зрелищем того, как Крис и Робин изо всех сил пыжатся сделаться полезными членами их небольшого сообщества. Титаниды были слишком вежливы, чтобы отказаться от предложений о помощи, - а в результате работа, на которую должно было уйти пять минут, делалась за пятнадцать. И ничего удивительного. Крис, хоть и не заговаривал о своем происхождении, явно был городским ребенком, если не считать нескольких экскурсий в земные заповедники, где сохранилась якобы «девственная природа». Робин вообще прибыла из гипергорода - и в общем-то неважно, что дно Ковена покрывала живописная поросль, где паслись стада. Она, должно быть, ни разу в жизни не видела чего-то действительно дикого, чего-то, не запланированного человеческим разумом.
Впрочем, когда дело дошло до кухни, все четыре титаниды твердо встали всеми четырьмя ногами на землю и отодвинули молодых людей подальше от столь важного занятия. Готовили титаниды почти так же несравненно, как и пели. Для этого первого дня похода они чуть не с головами зарывались в поклажу, доставая продукты, которые лучше было поскорей израсходовать - отборные лакомства, специально захваченные, чтобы съесть сразу. Они разожгли костер и окольцевали его гладкими камнями, затем разобрали медные кухонные принадлежности и занялись той магией, которая только титанидам и доступна - которая позволяет им обращать свежее мясо и рыбу в чудеса импровизации.
Вскоре плоды их трудов уже можно было различать по запаху. Рассевшись там же, на вершине утеса, Габи стала наслаждаться ожиданием трапезы, впервые за долгое время не испытывая никакого беспокойства. Память вернула ее к куда более простой пище, которой она довольствовалась много лет назад - когда они с Сирокко, оборванные и избитые, неуверенные, что доживут до завтра, были так близки друг другу, как только могут быть близки два человека. Теперь эти сладостные воспоминания чуть горчили, но Габи прожила достаточно долго, чтобы понять: чтобы выжить, надо держаться простого и доброго. Она могла бы сейчас раздумывать, что было не так с того самого дня до сегодняшнего, могла бы тревожиться за Сирокко, которая сейчас металась в своей палатке и размышляла, как бы извлечь спиртное из седельных вьюков Псалтериона. Но вместо этого Габи принялась вкушать аромат добрых яств, слушать, как умиротворяющий шум дождя мешается с пением титанид, и ощущать понемногу задувающий с востока долгожданный прохладный ветерок.
В свои сто три года Габи опять пустилась в очередной поход, который, вполне могла не закончить. В Гее никому не давали страховых полисов - даже Фее Титана. И уж конечно, такого полиса не дали бы этой язве Габи - свободной художнице, которую Гея терпела только потому, что на нее можно было положиться скорее, чем на Сирокко.
Подобные мысли Габи не тревожили. Конечно, она останется жива и здорова. Было время, когда казалось, что ее нынешний возраст будет просто непереносим, - но теперь она знала, что в душе столетние всегда молоды; ей же просто посчастливилось и выглядеть, и ощущать себя молодой. Габи видела себя шестнадцатилетней девчонкой в горах Сан-Бернардино, где с нею были только костер и телескоп, причем и тот и другой - творения ее собственных рук. Вот она дожидается, пока стемнеет и выглянут звезды. Чего же еще человеку просить от жизни?
Габи знала, что расти духовно она больше не будет. Она на это и не рассчитывала. Возраст, выяснила она, приносит больше опыта, больше познаний, больше перспектив; он приносит множество всякой всячины, которую человек, скорее всего, может накапливать вечно, - но кривая мудрости, раз достигнув плато, уже обречена идти параллельно оси абсцисс. Если Габи одолеет свое второе столетие, больших перемен она ожидать не будет. До восьмидесятилетия она еще испытывала некоторое беспокойство, но дальше она уже ни о чем не тревожилась. К тому же хватало повседневных забот.
И в тот день была забота, разрешение которой все приближалось.
Взглянув на расхаживающую вокруг костра Робин, Габи глубоко вздохнула.
Яства соответствовали обычным высоким титанидским стандартам - но с одной, в буквальном смысле, кислой нотой. В титанидской кухне обычно использовалась одна очень сильная пряность, полученная из размолотых и особым образом приготовленных зернышек голубого фрукта размером с арбуз. В песнях титанид для фрукта имелось очень элегантное название, но люди обычно звали его гигалимоном. Внутри он был белый и зернистый, нескольких зернышек хватало для любого рецепта.
Когда еда была уже почти готова для раскладывания на тарелки, Псалтерион внезапно отвернулся от котла, сплюнул овощи на землю и сморщился. Титаниды лишь вопросительно на него посмотрели. Тогда он просто протянул ложку, Валья приложила к ней язык и скорчила гримасу.
Не слишком много времени ушло на то, чтобы выяснить, что кожаная сумка, на которой стояла пометка «СОЛЬ», на самом деле содержала в себе концентрат гигалимона. Сумку купила Фанфара. Заключение, выработанное четырьмя титанидами сообща - после почти скандальных дискуссий, - было следующим. Торговец - некий бывший текилаголик по имени Кифаред - по какой-то причине решил сыграть с экспедицией Феи дурную шутку.
Никого из титанид шутка эта не развлекла. Скорее - напротив. Габи подумала, что невелика беда - пусть даже пришлось выбросить целый котел овощей. Соли у них все равно было навалом - и превосходной. Тщательная проверка остальной провизии никаких подмен не выявила. Но у титанид порча кушаний считалась тяжким грехом. Ни одна из них не могла понять, зачем Кифареду это понадобилось.
- Уж я позабочусь по возвращении его об этом спросить, - мрачно пообещал Псалтерион.
- Хотелось бы мне тоже быть где-то неподалеку, - отозвалась Валья.
- Да что вы такую бучу заварили? - недоумевала Габи. - Просто шутка. И довольно безвредная. Порой вы, ребята, кажетесь мне слишком трезвыми. И я рада, когда хоть кому-то из вас удается выкинуть номер.
- Мы вовсе не против шуток и номеров, - возразила Фанфара. - Мне лично они нравятся не меньше, чем кому бы то ни было. Но эта шутка… слишком дурно попахивает.
Хотя процесс старения Габи и миновал, все же одно в ней менялось с годами все больше и больше. Ей требовалось все меньше сна. И сейчас двух часов из двадцати хватало с избытком. Часто она бодрствовала по шестьдесят-семьдесят оборотов подряд - и без каких-либо болезненных последствий.
Титаниды говорили, что Габи с каждым годом становится все больше подобна им - и скоро совсем лишится своей скверной привычки.
Причины этого ее не занимали. Так или иначе, Габи решила, что в этом лагере она обойдется без сна. Тогда она уединилась, побродила какое-то время по берегу реки, а когда вернулась, в лагере уже стояла тишина - если не считать басовых, гудящих песен отдыхающих титанид. Они расположились у костра - четыре неправдоподобно гибких комических кошмара - руки заняты какой-то маловажной работой, все погружены в собственные мысли. Валья лежала на боку, опираясь на локоть. Фанфара устроилась на спине, и ее человеческий торс составлял теперь одну линию с остальным телом, а ноги были согнуты будто у щенка, ожидающего, чтобы ему почесали брюшко. Из всего, что могли делать титаниды, такое положение Габи находила самым забавным.
Меж деревьев на некотором отдалении от костра разбиты были четыре палатки. Габи прошла мимо своего свободного убежища. В следующем тяжелым сном спала Сирокко. Фея выпила в себя два глотка спиртного и целый океан кофе. Но Габи знала, что мечется и ворочается она вовсе не от кофе.
Помедлив у палатки Криса, Габи решила, что заглянуть в нее будет значить, как минимум, ненужное любопытство. Дела к Крису у нее не было. Ей следовало пройти к следующей палатке. У входа она несколько секунд подождала, пока не услышала, как Робин ворочается внутри.
- Можно к тебе на минутку?
- Кто там? Габи?
- Ага.
- Так я и думала. Заходи.
Робин сидела на своем спальном мешке, расстеленном на глубокой подстилке из мха, заботливо уложенного туда Фанфарой. Габи зажгла свисающую с центрального шеста лампаду и заметила, что глаза Робин бдительно, но вполне беззлобно поблескивают. На ней была та же одежда, что и весь предыдущий день.
- Я тебя не потревожила?
Робин помотала головой.
- Никак не заснуть, - призналась она. - Первый раз в жизни приходится спать без кровати.
- Фанфара была бы счастлива притащить еще мха.
- Дело не в этом. Ничего, привыкну.
- Было бы легче, если бы ты надела что-то посвободнее.
Робин взяла искусно вышитую ночную рубашку, разложенную для нее Фанфарой.
- Это не в моем стиле, - сказала она. - Как в таком вообще можно спать? Это же музейный экспонат.
Габи усмехнулась, затем присела на корточки, встала одним коленом на землю и оторвала кожицу у основания ногтя. Когда она подняла глаза, Робин внимательно на нее смотрела. Ну вот, пора начинать, подумала Габи. Она знает, что ты пришла не за тем, чтобы проверить, нужно ли ей свежее полотенце.
- Пожалуй, для начала следует извиниться, - сказала она. - Что я и делаю. Сожалею о случившемся. Такое ничем нельзя оправдать. Мне очень жаль.
- Извинения я принимаю, - отозвалась Робин. - Но и предупреждение остается в силе.
- Прекрасно. Я понимаю. - Габи старалась как можно аккуратнее подбирать слова. Требовалось нечто большее, чем извинения, но ни в коем случае нельзя было впасть в покровительственный тон.
- То, что я сделала, в моем обществе порицается так же, как и в твоем, - сказала она. - Извинения были в том числе и за насилие над моим собственным моральным кодексом. Но ты мне про что-то такое рассказывала - про то, что есть у ведьм. Какая-то система обязательств, что ли? Слово выскользнуло у меня из головы.
- Лабра, - подсказала Робин.
- Точно. Я не претендую на полное понимание. Тем не менее, как мне кажется, я подвергла насилию и эту самую лабру, хотя и не знаю, как именно. Теперь я прошу тебя о помощи. Есть какой-то способ уладить наши отношения? Могу я сделать что-то такое, чтобы все выглядело так, будто ничего и не было? Робин хмурилась.
- Сомневаюсь, что тебе захочется…
- Но мне хочется. Очень хочется. Так есть или нет?
- Вообще-то есть. Только…
- Ну что?
Робин развела руками.
- Совсем как в каком-нибудь примитивном обществе. Дуэль. Один на один.
- А насколько серьезна эта дуэль? - спросила Габи. - До смерти?
- Ну, мы все-таки не настолько примитивны. Цель здесь - примирение, а не убийство. Если бы я считала, что тебя нужно убить, я просто бы тебя убила. А потом надеялась бы, что сестры оправдают меня, когда я предстану перед трибуналом. Мы будем биться голыми руками.
Габи поразмыслила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49