Он радостно улыбнулся, начал тщательно осматривать себя и обнаружил пятна засохшей крови на внутренней стороне бедра. Захихикал от удовольствия, его усталость и вялость как рукой сняло. Он поднялся с постели, почесывая голую грудь и чувствуя себя сильным и крепким мужчиной.
Думая, что его прекрасная юная новобрачная моется в ванной, он на цыпочках подкрался к двери, чтобы удивить ее. Но там ее не было. Широкая ухмылка Баррета слегка поблекла. Озадаченный, он повязал на бедрах полотенце и пересек большую комнату, направляясь в свои покои. Тихо открыл дверь, и счастливая улыбка вновь засияла на его заспанном лице.
Там, на большой кровати, в его сером атласном халате лежала очаровательная золотоволосая девочка и тихо спала. Сердце Баррета застучало. Одна прекрасной форму нога Анжи была слегка согнута. Пола халата откинута в сторону, обнажая ее совершенное тело, на которое ложились первые лучи утреннего солнца. Ее льняные волосы разметались по подушке, а маленькая рука откинулась рядом с ангельской красоты лицом.
Стараясь сдерживаться, Баррет не прикоснулся к ней. Его голые ноги не издали ни звука на тяжелом пушистом ковре, когда он тихо подошел к столу и взял документ, который написал перед свадьбой. Из верхнего ящика достал второй — приписку к завещанию, — которая должна была стать частью его волеизъявления.
Баррет оставил завещание на столе, взяв только приписку. Пройдя через комнату, он вернулся в покои хозяйки и направился прямо к двери, за которой стоял на посту Аза Гранжер. Распахнув дверь, он пригласил своего телохранителя войти.
— Позови Панчо, вы оба должны быть здесь через минуту, Аза. Я хочу, чтобы вы были свидетелями.
Аза Гранжер, кивнув своему напарнику, вошел за господином в спальню. Панч Добсон последовал за ними. Оба великана стояли, возвышаясь над улыбающимся седовласым хозяином, преданно глядя ему прямо в глаза. Казалось, они боялись, чтобы он не заподозрил их в том, что они смотрят на его молодую жену, лежащую в постели. Этот решительный человек ничем не мог удивить своих верных слуг. Они хорошо его знали. Их не обманывала его напускная праведность; они много раз видели, как он проявлял свое естество.
— Ребята, — Баррет помахал перед ними листом бумаги, — вы видите самого счастливого человека на свете. Моя невинная маленькая невеста стала женщиной. Я любил это дитя полночи и говорю вам, что… — Баррет жестом велел обоим мужчинам с покрасневшими лицами последовать за ним к постели. — Вот. — Баррет гордо указал на простыню. — Доказательство того, что произошло в нашу брачную ночь. Но это еще не все. — К ужасу своих телохранителей, Баррет сбросил с себя полотенце на ковер и стоял перед ними совершенно голый. — Мальчики, гляньте-ка сюда. — Он потрогал себя с таким самодовольством, что не заметил отвращения в глазах смущенных мужчин, которые обменялись друг с другом быстрыми взглядами.
Аза поднял полотенце и протянул его хозяину.
— Баррет, мы очень рады за вас, но если от нас больше ничего не требуется…
— Подожди! — Баррет вновь повязал полотенце на бедрах. — Я позвал вас сюда, чтобы вы засвидетельствовали этот документ. Прочти это, а затем вы оба подпишетесь и поставите число. — Он протянул бумагу Азе. Аза торопливо поднес ее к глазам и прочел:
— «Данным документом я, Баррет МакКлэйн, в здравом уме и твердой памяти, удостоверяю, что в свою первую брачную ночь взял драгоценную девственность моей невесты, Анжи Уэбстер МакКлэйн. Моя последняя воля и завещание теперь и навсегда вступает в силу. Подпись: Баррет МакКлэйн».
Аза опустил бумагу и посмотрел на ухмыляющегося хозяина. Множество вопросов кружилось в его голове, но он продолжал хранить молчание, так же, как и Панч Добсон. Оба поставили число и свои подписи на документе и отдали его сияющему молодожену.
— Это все, сэр? — Панчу не терпелось выйти отсюда.
— Да, да, идите, ребятки. — Баррет помахал заверенной бумагой в сторону двери. — Я хочу пойти к жене. Она ждет не дождется, когда я снова лягу с ней в постель, — сказал он, похотливо хихикая.
Кивнув, Аза и Панч вышли в коридор и тихо застонали от отвращения, когда за их спинами Баррет приказал:
— Займите свои места у дверей. Знаю, вы устали, но я не хочу, чтобы мою жену и меня побеспокоили. Возможно, позже, когда я выполню свою… — Он захлопнул за ними дверь, все еще хихикая.
Баррет скользнул назад в свою спальню и прошел мимо кровати к столу. Он положил заверенную приписку на завещание и поспешил в ванну. Едва в состоянии сдержать свое возбуждение, он прихорашивался там для своей спящей жены. Побрившись, выкупавшись и расчесав седые волосы, вернулся назад в спальню. Со стола взял оба документа, аккуратно свернул их в трубочку, перевязал голубой лентой и нетерпеливо пошел к кровати.
Баррет сел рядом с крепко спящей Анжи. Чувствуя, что он, без сомнения, самый везучий человек во всем Техасе, он ласково погладил ее свернутым завещанием по бархатистой щечке. Анжи слегка вздрогнула, но не проснулась. Баррет облизнулся и засунул документ под отворот серого атласа, медленно проталкивая сверток к ее груди. Анжи проснулась. Ее густые ресницы тревожно затрепетали, красивые изумрудные глаза открылись.
Она увидела голого Баррета МакКлэйна, который склонился над ней и чем-то щекотал. Ей тут же захотелось закричать. Ее губы приоткрылись; рука автоматически поднялась, чтобы оттолкнуть бумажный свиток. Но она быстро пришла в себя, решив довести все до конца с наименьшими мучениями. Анжи вспомнила, что решила прошлой ночью быть жесткой и расчетливой и заставить этого злого мужчину думать, что это он лишил ее девственности. Ей это было нужно, чтобы завладеть его состоянием. Видимо, первая часть плана удалась. Теперь пришло время для более трудной ее части. Нравится ей это или нет, но она должна смириться с тем, что это отвратительное создание будет спать с ней время от времени. Она позаботится о том, чтобы это было не слишком часто, но придется пережить несколько кошмарных ночей, чтобы поддерживать его счастливое неведение.
— Доброе утро, жена, — хрипло сказал Баррет, медленно, уверенно откидывая полу атласного халата.
Анжи потянулась и замурлыкала, как ленивая довольная кошка.
— Баррет, муж мой, — пробормотала она, соблазнительно выгибаясь.
Горящие глаза Баррета смотрели на ее обнажившуюся левую грудь, и Анжи поборола отвращение, подступающее к горлу. Она бессознательно вздрогнула: небольшой бумажный сверток опять прикоснулся к ее телу. Баррет, ухмыляясь, пытался протолкнуть его под халат между ее колен и дальше, между ног. От возбуждения на его губе под белыми усами выступил пот, а его дыхание участилось и стало громче. Анжи почувствовала, как у нее задрожала губа, и закусила ее, чтобы унять эту предательскую дрожь. Похотливый сладострастный распутник просовывал бумагу между ее трепещущих бедер, щекоча ее.
— Тебе приятно, женушка? Раздвинь ножки пошире, дорогая. Дай мне приготовить твое сладкое тело к тому, чтобы оно приняло меня.
Сдерживаясь изо всех сил, Анжи сказала спокойно:
— Дорогой, я такая грязная. Дай мне принять ванну, и тогда… — Она приподнялась на локте, запахивая халат.
— Нет, Анжи, — сказал он и повалил ее на спину. — Я не могу ждать так долго. Кроме того, я хочу рассказать тебе, что это за важный документ. Понимаешь, радость моя? — Даже когда он говорил, странная стимуляция продолжалась. Баррет грубо водил пергаментом по ее нежному телу. — Я скажу тебе кое-что, о чем ты не догадываешься. — Его глаза сияли. — Это мое последнее завещание, Анжи. В нем я все передаю тебе, все, чем я владею, дорогая. Пекос ничего не получит, все переходит к тебе. Было только одно условие: я должен был получить твою девственность. — Он порывисто наклонился и поцеловал ее грудь. Анжи почувствовала, как ее охватывает омерзение. Но Баррет не заметил этого. Он поднял седую голову и продолжал:
— Это условие было выполнено прошлой ночью. О, дорогая, дорогая, — воскликнул он в экстазе, — я так счастлив! Это было прекрасно, прекрасно. Допускаю, что выпил слишком много на празднике, но я помню все. — Его глаза блестели, и он хрипло добавил: — Ты — капризное дитя. Я видел царапины на спине этим утром. Ты, должно быть, была как дикая кошка, лапочка. Ты даже оставила на мне следы зубов.
Притворяясь счастливой, Анжи очаровательно улыбнулась:
— Ты превосходный любовник, Баррет. Я была на седьмом небе от счастья.
— Боже, Анжи! — Он воспламенился и отбросил завещание в сторону. Полностью распахнув ее халат, он наклонился и стал жадно целовать ее обнаженный живот. Тяжело дыша, он забрался на кровать.
— Я собирался провести все утро, целуя и лаская тебя. Но ты видишь, — он склонил голову и кивнул на поднявшуюся вверх затвердевшую плоть меж его бледными, покрытыми венами ногами, — я не могу больше ждать.
Анжи полными ужаса глазами смотрела, как он широко раздвигает ее ноги и ложится между ними. Внезапно она поняла, что не сможет вытерпеть этого даже ради осуществления ее планов. Она не сможет! Ни за какие деньги, даже за все деньги мира!
— Нет! — закричала она и начала вырываться. — Убирайся, ты, отвратительный старый лицемер!
Он уставился на нее расширенными глазами, потрясенный.
— Дорогая, дорогая, не говори так со мной. Ты ведь не настолько напугана после нашей прошлой ночи, ведь боль…
Уперевшись изо всех сил руками в его широкую грудь, Анжи дико извивалась, успешно сопротивляясь ненавистному для нее проникновению, которого он отчаянно добивался.
— Ничего не было прошлой ночью! Ничего! Ты меня слышишь? И никогда не будет. Я ненавижу тебя, мне противно даже смотреть на тебя, выносить твои прикосновения ко мне.
— Анжи, Анжи, — бормотал он, ошарашенный, — что ты говоришь, ты не можешь так говорить. Я любил тебя прошлой ночью; я взял…
— Ты ничего не взял и никогда не возьмешь! Твой сынок опередил тебя, ты, мерзкое, жалкое подобие мужчины! — Она видела, какая боль отразилась в его глазах. Она продолжала, держа его на расстоянии:
— Я вышла за тебя замуж, чтобы обезопасить себя от Пекоса, но ты солгал, и теперь я ненавижу тебя больше, чем его.
Лицо Баррета побагровело. Чувственное возбуждение и шок раздирали его на части. Оскорбленный, униженный, не верящий в то, что только что услышал, он все еще пытался овладеть своей женой.
— Нет, Анжи, нет. Это не… Ты… Доктор сказал мне, что…
Анжи молотила руками по пыхтящему старику. Ее пальцы коснулись его потных волос под подмышками, и омерзение, охватившее ее после этого прикосновения, придало ей новые силы. Она боролась как дикое животное, но Баррет атаковал ее ожесточеннее. Анжи отчетливо дала ему понять, как она к нему относится.
— Ты, скользкая изворотливая змея, — выкрикивала она, — ты подверг меня этому осмотру, но слишком рано доверился доктору, ты, тупой, властолюбивый дурак. Пекос овладел мной почти сразу после этого. — Она начала смеяться и истерически плакать одновременно, слезы текли по ее пылающим щекам. Несчастное выражение лица Баррета, вызванное ее словами, сменилось выражением неподдельного физического страдания.
Его руки резко оторвались от нее и обхватили седую голову, глаза закатились, и он задохнулся, не в силах набрать воздух в легкие. Громкий испуганный стон слетел с его побелевших губ, и он рухнул на Анжи. Вялое тяжелое тело Баррета обмякло. Анжи тоже было тяжело дышать, ее сердце бешено колотилось в груди. Она понимала, что не спиртное сразило на этот раз старика. Но не знала точно, что именно произошло, хотя инстинктивно поняла, что с Барретом МакКлэйном случилось что-то серьезное, возможно, даже угрожающее его жизни.
Анжи оттолкнула его в сторону. Он был без сознания. Какое-то время она просто испуганно смотрела на него. И в то же время Анжи была счастлива, что он не может больше прикасаться к ней. Она спрыгнула с кровати, наступив левой ногой на сверток бумаги, лежащий на ковре.
Анжи улыбнулась холодной решительной улыбкой. Неторопливо завязала серый атласный халат, подняла завещание и положила его обратно на стол Баррета. Все еще улыбаясь, она направилась к двери. Набрала в грудь побольше воздуха, провела пальцами по растрепанным волосам и распахнула дверь.
— Мистер Гранжер! Мистер Добсон! Сюда, быстрее! — громко звала Анжи. — Мой муж, Баррет! С ним что-то случилось. Быстрее, пожалуйста, быстрее!
Как раз в это время Пекос уехал из Пассо дель Норт. Решив, что тяжелая работа в своей шахте Лост Мадр станет именно той переменой, которая ему была нужна, Пекос направился в мексиканскую деревушку Буенавентура. Эта сонная маленькая деревня, съежившаяся под жарким мексиканским солнцем, вызвала улыбку на лице Пекоса. Буенавентура никогда не меняется. Вдоль главной пыльной улицы выстроились в ряд католическая церквушка, единственная таверна с грязными полами, платная конюшня и кузница, а также телеграф, в помещении которого находился магазин. Здесь было мало шансов поразвлечься, но загорелые улыбающиеся люди, которые жили в этом месте, были счастливы и спокойны.
Пекос обвязал поводья своего коня вокруг столба у таверны. Он вошел внутрь, сощурившись после яркого солнечного света. Маленькая душная комнатка была почти пуста. Не было никого, кроме седого мужчины, который спал, положив голову на руки и оперевшись на грубо сколоченный бар. Только жужжание мух, которые роились в лучах света, проникающего сквозь маленькие оконца, раздавалось в полутемной комнате.
Пекос подошел к стойке бара, снял свой стетсон, весь в пятнах от пота, и замшевые перчатки.
— Полагаю, честный гринго может выпить виски? — Его глубокий голос громко прозвучал в тишине комнаты.
Спящий человек, вздрогнув, проснулся и заморгал в смущении. Его светлые раскосые глаза уставились на Пекоса, и широкая белозубая улыбка растеклась по худому лицу.
— Сеньор МакКлэйн! — Гектор Топиа перегнулся через стойку.
Пекос тепло пожал его руку и поинтересовался, как поживает его семья.
— Пекос, Пекос, — сказал худой усталый мужчина, сияя от радости, и достал из-под стойки бара полупустую бутылку виски. — Они все в полном порядке! Только одна из дочерей уехала из дома.
Пекос налил себе виски, выпил и смотрел, как Гектор наливает еще.
— Прекрасно, Гектор. Удивляюсь, как тебе удалось поднять их всех на ноги… сколько их? Двенадцать, тринадцать? И все они превратились в хорошеньких миловидных девушек.
— Si, — сказал Гектор, гордо кивая. — У меня их четырнадцать, Пекос, ты забыл об одной. И ты прав, все они прекрасные дети. Ты знаешь, Антонио уехал в столицу, чтобы выучиться на врача!
— Прекрасное достижение, амиго, — протянул Пекос и выпил виски. — Ты видел кого-нибудь из моих людей? Я останусь здесь ненадолго, хочу посмотреть, удастся ли мне извлечь хоть немного руды из этой проклятой шахты.
— Ах, si, тебе везет, Пекос. Молодой Джоз Родригес приезжает в Буенавентуру каждый понедельник, чтобы сделать продуктовые запасы. Он и теперь вот-вот должен появиться здесь.
— Прекрасно. Я поеду на шахту вместе с ним. Он хороший парень, этот Джоз.
— Надеюсь. — Черные глаза Гектора блеснули. — Он часто навещает мою маленькую Розалинду.
Пекос хохотнул.
— Ах, любовь!
— Что с тобой, Пекос? Ты тоже влюбился?
Пекос продолжал улыбаться:
— Не думаю, что это для меня, дружище.
Через час молодой Джоз Родригес приехал в Буенавентуру. Обрадованный встречей с человеком, который уберег его от жестокой порки, Джоз крепко обнял Пекоса, что-то быстро говоря по-испански.
Привычный к чересчур рьяным проявлениям эмоций Рено Санчеса и Лупы, Пекос не стал вырываться из крепких объятий парня. Когда, наконец, Джоз отпустил его, Пекос спросил, как продвигаются дела на шахте. Не удивившись, услышал, что разрабатываемые пласты истощаются, и остались только следы золота. Пекос достал из кармана десять тысяч долларов и сказал, что ему понадобится помощь молодого человека. Вместе они вошли в магазин, где мексиканец с опечаленным лицом протянул Пекосу телеграмму.
«У вашего отца в воскресенье, 11 сентября, случился сердечный приступ. Он в очень плохом состоянии. Возвращайтесь немедленно на Тьерра дель Соль. Миссис Баррет МакКлэйн».
Анжи сидела у постели мужа, когда Пекос приехал на ранчо. С того самого утра, когда он рухнул на нее, Баррет МакКлэйн не произнес ни слова и не двинул ни одним мускулом. Доктор Уилсон, тот самый врач с совиными глазами, который осматривал Анжи, приехал на Дель Соль через два часа после того, как Баррета хватил удар. Он сразу же понял, что старшего МакКлэйна разбил паралич, и его шансы выжить очень невелики.
Но даже если он выживет, то определенно никогда не сможет вновь быть мыслящим нормальным человеком.
В силу своего долга Анжи сидела у кровати Баррета в его огромных покоях, не утешая, но и не мучая его. Временами, когда она смотрела на него, ей казалось, что он помнит всю ту шокирующую правду, которую она выплеснула ему в лицо в роковое утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44
Думая, что его прекрасная юная новобрачная моется в ванной, он на цыпочках подкрался к двери, чтобы удивить ее. Но там ее не было. Широкая ухмылка Баррета слегка поблекла. Озадаченный, он повязал на бедрах полотенце и пересек большую комнату, направляясь в свои покои. Тихо открыл дверь, и счастливая улыбка вновь засияла на его заспанном лице.
Там, на большой кровати, в его сером атласном халате лежала очаровательная золотоволосая девочка и тихо спала. Сердце Баррета застучало. Одна прекрасной форму нога Анжи была слегка согнута. Пола халата откинута в сторону, обнажая ее совершенное тело, на которое ложились первые лучи утреннего солнца. Ее льняные волосы разметались по подушке, а маленькая рука откинулась рядом с ангельской красоты лицом.
Стараясь сдерживаться, Баррет не прикоснулся к ней. Его голые ноги не издали ни звука на тяжелом пушистом ковре, когда он тихо подошел к столу и взял документ, который написал перед свадьбой. Из верхнего ящика достал второй — приписку к завещанию, — которая должна была стать частью его волеизъявления.
Баррет оставил завещание на столе, взяв только приписку. Пройдя через комнату, он вернулся в покои хозяйки и направился прямо к двери, за которой стоял на посту Аза Гранжер. Распахнув дверь, он пригласил своего телохранителя войти.
— Позови Панчо, вы оба должны быть здесь через минуту, Аза. Я хочу, чтобы вы были свидетелями.
Аза Гранжер, кивнув своему напарнику, вошел за господином в спальню. Панч Добсон последовал за ними. Оба великана стояли, возвышаясь над улыбающимся седовласым хозяином, преданно глядя ему прямо в глаза. Казалось, они боялись, чтобы он не заподозрил их в том, что они смотрят на его молодую жену, лежащую в постели. Этот решительный человек ничем не мог удивить своих верных слуг. Они хорошо его знали. Их не обманывала его напускная праведность; они много раз видели, как он проявлял свое естество.
— Ребята, — Баррет помахал перед ними листом бумаги, — вы видите самого счастливого человека на свете. Моя невинная маленькая невеста стала женщиной. Я любил это дитя полночи и говорю вам, что… — Баррет жестом велел обоим мужчинам с покрасневшими лицами последовать за ним к постели. — Вот. — Баррет гордо указал на простыню. — Доказательство того, что произошло в нашу брачную ночь. Но это еще не все. — К ужасу своих телохранителей, Баррет сбросил с себя полотенце на ковер и стоял перед ними совершенно голый. — Мальчики, гляньте-ка сюда. — Он потрогал себя с таким самодовольством, что не заметил отвращения в глазах смущенных мужчин, которые обменялись друг с другом быстрыми взглядами.
Аза поднял полотенце и протянул его хозяину.
— Баррет, мы очень рады за вас, но если от нас больше ничего не требуется…
— Подожди! — Баррет вновь повязал полотенце на бедрах. — Я позвал вас сюда, чтобы вы засвидетельствовали этот документ. Прочти это, а затем вы оба подпишетесь и поставите число. — Он протянул бумагу Азе. Аза торопливо поднес ее к глазам и прочел:
— «Данным документом я, Баррет МакКлэйн, в здравом уме и твердой памяти, удостоверяю, что в свою первую брачную ночь взял драгоценную девственность моей невесты, Анжи Уэбстер МакКлэйн. Моя последняя воля и завещание теперь и навсегда вступает в силу. Подпись: Баррет МакКлэйн».
Аза опустил бумагу и посмотрел на ухмыляющегося хозяина. Множество вопросов кружилось в его голове, но он продолжал хранить молчание, так же, как и Панч Добсон. Оба поставили число и свои подписи на документе и отдали его сияющему молодожену.
— Это все, сэр? — Панчу не терпелось выйти отсюда.
— Да, да, идите, ребятки. — Баррет помахал заверенной бумагой в сторону двери. — Я хочу пойти к жене. Она ждет не дождется, когда я снова лягу с ней в постель, — сказал он, похотливо хихикая.
Кивнув, Аза и Панч вышли в коридор и тихо застонали от отвращения, когда за их спинами Баррет приказал:
— Займите свои места у дверей. Знаю, вы устали, но я не хочу, чтобы мою жену и меня побеспокоили. Возможно, позже, когда я выполню свою… — Он захлопнул за ними дверь, все еще хихикая.
Баррет скользнул назад в свою спальню и прошел мимо кровати к столу. Он положил заверенную приписку на завещание и поспешил в ванну. Едва в состоянии сдержать свое возбуждение, он прихорашивался там для своей спящей жены. Побрившись, выкупавшись и расчесав седые волосы, вернулся назад в спальню. Со стола взял оба документа, аккуратно свернул их в трубочку, перевязал голубой лентой и нетерпеливо пошел к кровати.
Баррет сел рядом с крепко спящей Анжи. Чувствуя, что он, без сомнения, самый везучий человек во всем Техасе, он ласково погладил ее свернутым завещанием по бархатистой щечке. Анжи слегка вздрогнула, но не проснулась. Баррет облизнулся и засунул документ под отворот серого атласа, медленно проталкивая сверток к ее груди. Анжи проснулась. Ее густые ресницы тревожно затрепетали, красивые изумрудные глаза открылись.
Она увидела голого Баррета МакКлэйна, который склонился над ней и чем-то щекотал. Ей тут же захотелось закричать. Ее губы приоткрылись; рука автоматически поднялась, чтобы оттолкнуть бумажный свиток. Но она быстро пришла в себя, решив довести все до конца с наименьшими мучениями. Анжи вспомнила, что решила прошлой ночью быть жесткой и расчетливой и заставить этого злого мужчину думать, что это он лишил ее девственности. Ей это было нужно, чтобы завладеть его состоянием. Видимо, первая часть плана удалась. Теперь пришло время для более трудной ее части. Нравится ей это или нет, но она должна смириться с тем, что это отвратительное создание будет спать с ней время от времени. Она позаботится о том, чтобы это было не слишком часто, но придется пережить несколько кошмарных ночей, чтобы поддерживать его счастливое неведение.
— Доброе утро, жена, — хрипло сказал Баррет, медленно, уверенно откидывая полу атласного халата.
Анжи потянулась и замурлыкала, как ленивая довольная кошка.
— Баррет, муж мой, — пробормотала она, соблазнительно выгибаясь.
Горящие глаза Баррета смотрели на ее обнажившуюся левую грудь, и Анжи поборола отвращение, подступающее к горлу. Она бессознательно вздрогнула: небольшой бумажный сверток опять прикоснулся к ее телу. Баррет, ухмыляясь, пытался протолкнуть его под халат между ее колен и дальше, между ног. От возбуждения на его губе под белыми усами выступил пот, а его дыхание участилось и стало громче. Анжи почувствовала, как у нее задрожала губа, и закусила ее, чтобы унять эту предательскую дрожь. Похотливый сладострастный распутник просовывал бумагу между ее трепещущих бедер, щекоча ее.
— Тебе приятно, женушка? Раздвинь ножки пошире, дорогая. Дай мне приготовить твое сладкое тело к тому, чтобы оно приняло меня.
Сдерживаясь изо всех сил, Анжи сказала спокойно:
— Дорогой, я такая грязная. Дай мне принять ванну, и тогда… — Она приподнялась на локте, запахивая халат.
— Нет, Анжи, — сказал он и повалил ее на спину. — Я не могу ждать так долго. Кроме того, я хочу рассказать тебе, что это за важный документ. Понимаешь, радость моя? — Даже когда он говорил, странная стимуляция продолжалась. Баррет грубо водил пергаментом по ее нежному телу. — Я скажу тебе кое-что, о чем ты не догадываешься. — Его глаза сияли. — Это мое последнее завещание, Анжи. В нем я все передаю тебе, все, чем я владею, дорогая. Пекос ничего не получит, все переходит к тебе. Было только одно условие: я должен был получить твою девственность. — Он порывисто наклонился и поцеловал ее грудь. Анжи почувствовала, как ее охватывает омерзение. Но Баррет не заметил этого. Он поднял седую голову и продолжал:
— Это условие было выполнено прошлой ночью. О, дорогая, дорогая, — воскликнул он в экстазе, — я так счастлив! Это было прекрасно, прекрасно. Допускаю, что выпил слишком много на празднике, но я помню все. — Его глаза блестели, и он хрипло добавил: — Ты — капризное дитя. Я видел царапины на спине этим утром. Ты, должно быть, была как дикая кошка, лапочка. Ты даже оставила на мне следы зубов.
Притворяясь счастливой, Анжи очаровательно улыбнулась:
— Ты превосходный любовник, Баррет. Я была на седьмом небе от счастья.
— Боже, Анжи! — Он воспламенился и отбросил завещание в сторону. Полностью распахнув ее халат, он наклонился и стал жадно целовать ее обнаженный живот. Тяжело дыша, он забрался на кровать.
— Я собирался провести все утро, целуя и лаская тебя. Но ты видишь, — он склонил голову и кивнул на поднявшуюся вверх затвердевшую плоть меж его бледными, покрытыми венами ногами, — я не могу больше ждать.
Анжи полными ужаса глазами смотрела, как он широко раздвигает ее ноги и ложится между ними. Внезапно она поняла, что не сможет вытерпеть этого даже ради осуществления ее планов. Она не сможет! Ни за какие деньги, даже за все деньги мира!
— Нет! — закричала она и начала вырываться. — Убирайся, ты, отвратительный старый лицемер!
Он уставился на нее расширенными глазами, потрясенный.
— Дорогая, дорогая, не говори так со мной. Ты ведь не настолько напугана после нашей прошлой ночи, ведь боль…
Уперевшись изо всех сил руками в его широкую грудь, Анжи дико извивалась, успешно сопротивляясь ненавистному для нее проникновению, которого он отчаянно добивался.
— Ничего не было прошлой ночью! Ничего! Ты меня слышишь? И никогда не будет. Я ненавижу тебя, мне противно даже смотреть на тебя, выносить твои прикосновения ко мне.
— Анжи, Анжи, — бормотал он, ошарашенный, — что ты говоришь, ты не можешь так говорить. Я любил тебя прошлой ночью; я взял…
— Ты ничего не взял и никогда не возьмешь! Твой сынок опередил тебя, ты, мерзкое, жалкое подобие мужчины! — Она видела, какая боль отразилась в его глазах. Она продолжала, держа его на расстоянии:
— Я вышла за тебя замуж, чтобы обезопасить себя от Пекоса, но ты солгал, и теперь я ненавижу тебя больше, чем его.
Лицо Баррета побагровело. Чувственное возбуждение и шок раздирали его на части. Оскорбленный, униженный, не верящий в то, что только что услышал, он все еще пытался овладеть своей женой.
— Нет, Анжи, нет. Это не… Ты… Доктор сказал мне, что…
Анжи молотила руками по пыхтящему старику. Ее пальцы коснулись его потных волос под подмышками, и омерзение, охватившее ее после этого прикосновения, придало ей новые силы. Она боролась как дикое животное, но Баррет атаковал ее ожесточеннее. Анжи отчетливо дала ему понять, как она к нему относится.
— Ты, скользкая изворотливая змея, — выкрикивала она, — ты подверг меня этому осмотру, но слишком рано доверился доктору, ты, тупой, властолюбивый дурак. Пекос овладел мной почти сразу после этого. — Она начала смеяться и истерически плакать одновременно, слезы текли по ее пылающим щекам. Несчастное выражение лица Баррета, вызванное ее словами, сменилось выражением неподдельного физического страдания.
Его руки резко оторвались от нее и обхватили седую голову, глаза закатились, и он задохнулся, не в силах набрать воздух в легкие. Громкий испуганный стон слетел с его побелевших губ, и он рухнул на Анжи. Вялое тяжелое тело Баррета обмякло. Анжи тоже было тяжело дышать, ее сердце бешено колотилось в груди. Она понимала, что не спиртное сразило на этот раз старика. Но не знала точно, что именно произошло, хотя инстинктивно поняла, что с Барретом МакКлэйном случилось что-то серьезное, возможно, даже угрожающее его жизни.
Анжи оттолкнула его в сторону. Он был без сознания. Какое-то время она просто испуганно смотрела на него. И в то же время Анжи была счастлива, что он не может больше прикасаться к ней. Она спрыгнула с кровати, наступив левой ногой на сверток бумаги, лежащий на ковре.
Анжи улыбнулась холодной решительной улыбкой. Неторопливо завязала серый атласный халат, подняла завещание и положила его обратно на стол Баррета. Все еще улыбаясь, она направилась к двери. Набрала в грудь побольше воздуха, провела пальцами по растрепанным волосам и распахнула дверь.
— Мистер Гранжер! Мистер Добсон! Сюда, быстрее! — громко звала Анжи. — Мой муж, Баррет! С ним что-то случилось. Быстрее, пожалуйста, быстрее!
Как раз в это время Пекос уехал из Пассо дель Норт. Решив, что тяжелая работа в своей шахте Лост Мадр станет именно той переменой, которая ему была нужна, Пекос направился в мексиканскую деревушку Буенавентура. Эта сонная маленькая деревня, съежившаяся под жарким мексиканским солнцем, вызвала улыбку на лице Пекоса. Буенавентура никогда не меняется. Вдоль главной пыльной улицы выстроились в ряд католическая церквушка, единственная таверна с грязными полами, платная конюшня и кузница, а также телеграф, в помещении которого находился магазин. Здесь было мало шансов поразвлечься, но загорелые улыбающиеся люди, которые жили в этом месте, были счастливы и спокойны.
Пекос обвязал поводья своего коня вокруг столба у таверны. Он вошел внутрь, сощурившись после яркого солнечного света. Маленькая душная комнатка была почти пуста. Не было никого, кроме седого мужчины, который спал, положив голову на руки и оперевшись на грубо сколоченный бар. Только жужжание мух, которые роились в лучах света, проникающего сквозь маленькие оконца, раздавалось в полутемной комнате.
Пекос подошел к стойке бара, снял свой стетсон, весь в пятнах от пота, и замшевые перчатки.
— Полагаю, честный гринго может выпить виски? — Его глубокий голос громко прозвучал в тишине комнаты.
Спящий человек, вздрогнув, проснулся и заморгал в смущении. Его светлые раскосые глаза уставились на Пекоса, и широкая белозубая улыбка растеклась по худому лицу.
— Сеньор МакКлэйн! — Гектор Топиа перегнулся через стойку.
Пекос тепло пожал его руку и поинтересовался, как поживает его семья.
— Пекос, Пекос, — сказал худой усталый мужчина, сияя от радости, и достал из-под стойки бара полупустую бутылку виски. — Они все в полном порядке! Только одна из дочерей уехала из дома.
Пекос налил себе виски, выпил и смотрел, как Гектор наливает еще.
— Прекрасно, Гектор. Удивляюсь, как тебе удалось поднять их всех на ноги… сколько их? Двенадцать, тринадцать? И все они превратились в хорошеньких миловидных девушек.
— Si, — сказал Гектор, гордо кивая. — У меня их четырнадцать, Пекос, ты забыл об одной. И ты прав, все они прекрасные дети. Ты знаешь, Антонио уехал в столицу, чтобы выучиться на врача!
— Прекрасное достижение, амиго, — протянул Пекос и выпил виски. — Ты видел кого-нибудь из моих людей? Я останусь здесь ненадолго, хочу посмотреть, удастся ли мне извлечь хоть немного руды из этой проклятой шахты.
— Ах, si, тебе везет, Пекос. Молодой Джоз Родригес приезжает в Буенавентуру каждый понедельник, чтобы сделать продуктовые запасы. Он и теперь вот-вот должен появиться здесь.
— Прекрасно. Я поеду на шахту вместе с ним. Он хороший парень, этот Джоз.
— Надеюсь. — Черные глаза Гектора блеснули. — Он часто навещает мою маленькую Розалинду.
Пекос хохотнул.
— Ах, любовь!
— Что с тобой, Пекос? Ты тоже влюбился?
Пекос продолжал улыбаться:
— Не думаю, что это для меня, дружище.
Через час молодой Джоз Родригес приехал в Буенавентуру. Обрадованный встречей с человеком, который уберег его от жестокой порки, Джоз крепко обнял Пекоса, что-то быстро говоря по-испански.
Привычный к чересчур рьяным проявлениям эмоций Рено Санчеса и Лупы, Пекос не стал вырываться из крепких объятий парня. Когда, наконец, Джоз отпустил его, Пекос спросил, как продвигаются дела на шахте. Не удивившись, услышал, что разрабатываемые пласты истощаются, и остались только следы золота. Пекос достал из кармана десять тысяч долларов и сказал, что ему понадобится помощь молодого человека. Вместе они вошли в магазин, где мексиканец с опечаленным лицом протянул Пекосу телеграмму.
«У вашего отца в воскресенье, 11 сентября, случился сердечный приступ. Он в очень плохом состоянии. Возвращайтесь немедленно на Тьерра дель Соль. Миссис Баррет МакКлэйн».
Анжи сидела у постели мужа, когда Пекос приехал на ранчо. С того самого утра, когда он рухнул на нее, Баррет МакКлэйн не произнес ни слова и не двинул ни одним мускулом. Доктор Уилсон, тот самый врач с совиными глазами, который осматривал Анжи, приехал на Дель Соль через два часа после того, как Баррета хватил удар. Он сразу же понял, что старшего МакКлэйна разбил паралич, и его шансы выжить очень невелики.
Но даже если он выживет, то определенно никогда не сможет вновь быть мыслящим нормальным человеком.
В силу своего долга Анжи сидела у кровати Баррета в его огромных покоях, не утешая, но и не мучая его. Временами, когда она смотрела на него, ей казалось, что он помнит всю ту шокирующую правду, которую она выплеснула ему в лицо в роковое утро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44