Но Анжи слишком устала, чтобы предаваться таким мыслям. Она подошла к скомканной кровати и рухнула на живот, чтобы выплакать накопившуюся боль. Рядом с ней на матрасе влюбленные в жемчужно-золотой музыкальной шкатулке все еще обнимались, хотя уже и не танцевали — музыка закончилась. Резким движением Анжи сбросила шкатулку на пол. Отвращение накатило на нее волнами, глубина ненависти к Пекосу разрывала и жгла ее изнутри.
Ненависти такой же мощной, как и жаркая страсть, которой они уступили оба, слившись в едином порыве.
Глава 21
С ввалившимися глазами, изможденная, Анжи наблюдала, как самая длинная в ее жизни ночь превращалась в холодно-серый рассвет. Ей казалось, она не сможет теперь никогда заснуть. Когда первый поток слез истощился, Анжи погрузилась в ванну с горячей водой и едва не ошпарилась. Желая уничтожить все следы прикосновений Пекоса, она терла и терла кожу до тех пор, пока не могла уже больше поднять усталых рук.
Пристыженная, несчастная, с разбитым сердцем, Анжи достала из бюро ночную рубашку и натянула ее через голову. Она впервые надела ночную рубашку. Это мисс Эмили настояла, чтобы у нее была дюжина новеньких белых ночных сорочек. Но Анжи предпочитала спать обнаженной. И сейчас, когда мягкий белый хлопок скользнул вниз, Анжи мысленно прокляла себя за то, что была обнаженной, когда Пекос вошел в ее комнату. Возможно, если бы на ней была ночная рубашка, ничего бы и не случилось. Она тут же пообещала себе, что никогда больше не будет спать неодетой.
Анжи вздрогнула, когда вновь подошла к кровати. Капельки крови на желтых шелковых простынях свидетельствовали о том, что произошло. Анжи опять заплакала и отвернулась, не желая ложиться в постель. Она так и просидела, откинув голову на высокую спинку кресла, стоявшего у холодного камина, и прижав колени к груди. Ни разу до рассвета Анжи не сомкнула покрасневшие от слез глаза.
Это была мучительная ночь. Сменяющие друг друга эмоции и воспоминания накатывали на нее — бессвязные, странные, пугающие. Слабость охватывала ее, и Анжи вздрагивала, вспоминая восхитительное занятие любовью, которое превратило ее в женщину. В который раз она чувствовала на себе жаркие губы Пекоса, его умелые руки, длинное стройное тело, лежащее на ней; слышала его глубокий убедительный голос, бормочущий какие-то нежные слова, пока рядом доносилась звенящая мелодия из жемчужно-золотой музыкальной шкатулки.
Но к прекрасным воспоминаниям примешивалось и другое: Пекос, с гримасой отвращения поднимающийся с кровати, швыряющий деньги к ее ногам, называющий ее проституткой. Все это неотступно стояло перед глазами и заставляло сжиматься сердце. Анжи застонала от отчаяния и ненависти. Сейчас она ненавидела Пекоса. Ненавидела его больше, чем раньше. И боялась его; он был жестокий, холодный, бесчувственный человек. Он использовал ее, унизил, а затем посмеялся в лицо.
Анжи задрожала. Он вернется. Он придет к ней снова, когда захочет ее, и возьмет, не считаясь с ее чувствами. Может ли она противостоять ему? Если он снова захочет ее, сможет ли она его остановить? Сможет ли она удержаться сама, чтобы не пойти с ним на близость? Сделать это нелегко: ему стоит только перейти через внутренний двор и наброситься на нее. Баррет и мисс Эмили спят наверху; никто не услышит и не увидит, как Пекос заходит в ее комнату, как никто не видел и не слышал ничего сегодня ночью. Она была совершенно беззащитна перед этим беспринципным мужчиной. Ему не было до ее чувств никакого дела, в этом она была уверена. Но Анжи в глубине души догадывалась, что Пекосу доставляет удовольствие сам акт любви — точно так же, как и ей. Да, он вернется. Поэтому она в опасности.
К рассвету Анжи приняла решение. С его помощью можно было предотвратить повторение той трагической ошибки, которая произошла этой ночью. Она спокойно оделась, причесала свои длинные волосы и собралась присоединиться к Баррету МакКлэйну, чтобы вместе позавтракать. Похлопав по мертвенно-бледным щекам, чтобы вызвать хоть небольшой румянец, Анжи вышла в коридор и направилась во внутренний дворик на еле гнущихся ногах.
— Доброе утро, Баррет, — сказала Анжи, глядя на седовласого мужчину.
— Анжи, дорогая! — Он встал так резко, что салфетка упала с его колен.
Мисс Эмили поставила свою фарфоровую чашку на блюдечко, удивленная тем, что Анжи так рано встала, и сразу же заметила ее бледность.
— Дорогая, — сказала она мягко, — вам не надо было сейчас вставать. Вы так бледны; вам нездоровится?
Баррет пододвинул ей кресло, и Анжи села, глубоко вздохнув и улыбнувшись:
— Все в порядке. Я встала, потому что мне надо поговорить с вами, Баррет.
— Конечно, дорогая, — сказал он, сев опять в кресло и озадаченно глядя на нее.
— Я хотела бы знать… Я подумала, что, возможно, мы…
Баррет наклонился к ней, положив руку на ее хрупкое плечо.
— Что, Анжи?
Мисс Эмили предположила:
— Дорогая, если вы хотите поговорить с Барретом наедине, я немедленно оставлю вас.
— Нет, — Анжи посмотрела на нее. — Вам нет никакой нужды уходить. — Она повернулась к Баррету: — Баррет, когда я приехала на Тьерра дель Соль, и мы говорили о нашем браке, вы объяснили, что мы должны подождать шесть месяцев, чтобы получше узнать друг друга. Я не хочу больше ждать; давайте поженимся сейчас.
Баррет МакКлэйн закашлялся, его сердце бешено забилось, его глаза расширились:
— Моя дорогая! Я предложил подождать только ради вас, но если вы не хотите…
— Я хочу. Я хочу выйти за вас немедленно. — Не обращая внимания на удивление, отразившееся на лице мисс Эмили, Анжи торопливо продолжила:
— Как скоро мы сможем пожениться?
С красным от возбуждения лицом Баррет, столь же ошеломленный, как и Эмили, но в то же время и счастливый, сказал:
— Господи, дорогая, как только будет готово ваше свадебное платье. Полагаю, через две или три недели мы сможем…
— Нет, Баррет. Меня не волнует свадебное платье. Давайте поженимся на этой неделе. Я хочу стать вашей женой; я хочу переехать наверх в покои хозяйки как миссис Баррет МакКлэйн. Я хочу, чтобы мы поженились сейчас.
Баррет взял ее за руку. Анжи поборола неприятное чувство, возникшее от его холодного, как лед, прикосновения. Но она постаралась не думать об этом и слушала, как он говорил:
— Моя дорогая, я немедленно поговорю со священником и, без сомнения, где-нибудь в Марфе мы сможем отыскать подходящий свадебный наряд.
— Уверена в этом, — кивнула она, стараясь улыбнуться и ненавязчиво высвобождая руку.
Появилась Делорес и налила Анжи кофе. Она слышала последнюю часть разговора и была так же ошеломлена, как Баррет и мисс Эмили, хотя и постаралась скрыть это. Она ослепительно улыбнулась, когда Баррет сказал ей:
— Делорес, приготовь для этой юной леди самый отменный завтрак. Мы должны заботиться о том, чтобы она была здорова; в субботу она станет миссис Баррет МакКлэйн.
— Ах, это прекрасно! — Делорес кивнула и поспешила прочь, но на сердце у нее было тяжело, как и у Анжи. Она с самого начала надеялась, что Анжи и Пекос полюбят друг друга, и что Анжи выйдет за МакКлэйна, но за сына, а не за отца.
Анжи сидела, пытаясь сосредоточить внимание на возбужденной болтовне своего будущего мужа. Но это было нелегко. Его то повышающийся, то затихающий голос резал ей уши. Голова кружилась после бессонной ночи; глаза припухли от выплаканных слез.
На сердце у нее было тяжело, оно словно разбилось на мелкие кусочки. Мучила боль в животе. Но больше всего беспокоила ранка между ног. Она постоянно напоминала о том, что Пекос забрал нечто очень важное, то, что она никогда уже не сможет обрести вновь. Он первым познал ее как женщину. Но это абсолютно ничего не значит для него. Ничего.
Анжи была глубоко несчастна, но мысль о предстоящем браке успокаивала ее. Как жена Баррета МакКлэйна она переедет наверх и будет в безопасности в огромных хозяйских покоях по соседству с комнатой Баррета. И злобный черствый Пекос не сможет больше проникнуть в ее комнату, в ее кровать, в ее тело.
Она сидела, потягивая маленькими глотками обжигающий кофе, в то время как пожилой седовласый мужчина, сидевший рядом, вдохновенно излагал свои планы относительно свадьбы. Анжи едва слышала то, что он говорил. Она знала, что все же есть одно место, куда может проникнуть жестокий Пекос.
Этим местом было ее измученное сердце.
… Пекос смотрел, как очаровательная бледная девушка идет по длинному боковому приделу храма. Его сердце сжалось от боли, словно сильные цепкие руки проникли сквозь грудную клетку и жестоко сжали его. Отрешенное лицо Анжи освещала лишь слабая улыбка. Его выражение было спокойным и полным достоинства, хотя она и казалась раненой птичкой. Пекосу страстно захотелось схватить ее на руки и защитить от всех напастей, которые неизбежно свалятся на Анжи, когда она вступит в брак с Барретом МакКлэйном.
С болью Пекос представил эту юную чувственную красавицу, лежащую обнаженной рядом с его старым отцом, который светился сейчас счастьем, выступая в роли молодожена. Пекос слишком хорошо понимал, что под его маской достоинства и благочестия таится отнюдь не платоническая любовь.
Анжи приблизилась к алтарю. Словно библейская распутная Иезавель, она ступила вперед, сжимая руку старого МакКлэйна. Пекоса переполняли гнев и страсть, и он ненавидел себя за свою слабость. Но слишком отчетлива была еще в памяти та восхитительная ночь в постели Анжи. Его мучило воспоминание о мягких медовых губах, трепещущих под его поцелуями; о полных, спелых грудях, наполняющих его рот; о шелковистых бедрах и плоском животе, двигающихся под его твердыми боками; обо всем этом женственном чудном теле, пленившем его и подарившем неземное блаженство.
Пекос прикусил губу. Он наблюдал, как маленькая, покрытая кружевом ручка обвила у локтя руку его отца, как Анжи посмотрела на Баррета и улыбнулась ему. Пекос простоял в течение всей свадебной церемонии неподвижный, как статуя, мужественно стараясь не смотреть на невесту и не думать об этой красивой самке, которая нежным голоском повторяла брачные обеты. Обряд, наконец, подошел к концу, и проповедник сказал:
— Помолимся.
Пекос склонил голову, в то время как болезненные чувства боролись в нем. И ему пришлось прилагать немало усилий, чтобы казаться спокойным. Монотонный голос читал молитву, наставляя молодоженов. Но как ни старался Пекос, он не смог сдержаться, чтобы не поднять глаза и снова не посмотреть на Анжи. Его сердце вновь затрепетало в груди. Она смотрела прямо на него, хотя ее покрытая вуалью голова была слегка опущена. Затем она медленно подняла ее, и их напряженные взгляды встретились, но в этих прекрасных изумрудных глазах, таких бездонных и еще недавно страстных, он увидел лишь отблеск… отчаяния? сожаления? ожидания?
Золотоволосая головка вновь опустилась, и Пекос замер, когда прозвучало «аминь». Он должен уехать. Немедленно. Он даже не останется на свадебное празднество. Он не может. Он не может больше оставаться на Тьерра дель Соль с Анжи, которая стала женой его отца. Останься он на ранчо, он знает, что огонь между ними вспыхнет опять и погубит их всех.
— Аминь. — Священнику вторили эхом голоса в огромной толпе, заполнившей церковь.
Несколькими секундами позже Баррет МакКлэйн и Анжи Уэбстер были объявлены мужем и женой, и Пекос смотрел, как седая голова склонилась к Анжи, когда Баррет по-отцовски поцеловал ее в щеку. Когда эти сухие тонкие губы прикоснулись к ее бледному лицу, Анжи опять подняла глаза на Пекоса. Слезы сверкали в них.
Баррет МакКлэйн, гордо сияя, повел свою новобрачную из придела церкви к месту, где их ожидали радостные прихожане, бросающие в воздух рис и выкрикивающие пожелания счастья и поздравления. Пекос смотрел, как окутанная атласом фигурка растворяется в ярких лучах сентябрьского солнца. Он тяжело вздохнул. Впервые в жизни он не мог полностью понять свои чувства. Толпа повалила из церкви. Все было кончено.
Пекос помотал головой, словно желая привести мысли в порядок. Он чувствовал, что может сойти с ума. Какое ему дело до того, что эта потаскушка с льняными волосами стала женой его отца? Пусть согревает своим теплом кровать старика. Пусть тянет свои тоненькие ручки к богатству МакКлэйна, используя для этого все свои таланты. Половина богатства все-таки принадлежит ему, и когда-нибудь он найдет способ получить и вторую половину.
Пекос вышел на солнце и зажмурился. Тетушка Эмили подошла к нему, взяла его под руку и сказала:
— Прекрасная церемония, не так ли, дорогой?
— Замечательная, — сказал он спокойно и улыбнулся, ведя ее к экипажу. Они присоединились к большой кавалькаде повозок, фургонов, колясок и оседланных пони, направляющейся на Тьерра дель Соль на свадебное торжество, которое продлится весь день.
— Пекос, дорогой. — Эмили посмотрела на свои затянутые в перчатки руки, лежащие на коленях. — Ты… ты не будешь досаждать Анжи теперь, когда она…
Пекос, пощелкивая поводьями, смотрел прямо вперед:
— Дорогая, я не буду досаждать никому. Я уезжаю сегодня в Мексику.
Сразу же опечалившись, она посмотрела в его красивое лицо. Оно было непроницаемым.
— Понимаю, — сказала она твердо. — Пекос, она… Анжи ничего не значит для тебя, ведь так? — Ее глаза были полны нежности и заботы о своем единственном племяннике.
— Сердце мое, — повернулся он к ней, — конечно, кое-что она для меня значит. — Он увидел выражение беспокойства в добрых глазах тетушки и, весело расхохотавшись, добавил:
— Она ведь теперь моя дражайшая мамочка. — Он продолжал хохотать, и тетя засмеялась вместе с ним. Но ее смех был довольно принужденный.
Хотя и не такой, как глубокий, нарочито убедительный смех Пекоса МакКлэйна.
Глава 22
Несмотря на быстрые приготовления, свадебное торжество получилось грандиозным. Оркестр, выписанный из Сан-Антонио, находящегося в четырехстах милях от ранчо, расположился на украшенном цветами возвышении. Музыканты в темных смокингах изнемогали от жары, играя чудесные романтические баллады. Веселые акробаты и клоуны занимали гостей в течение музыкальных пауз.
Огромный тент из белой с золотым узором материи затенял участок аккуратно подстриженной лужайки на восточной стороне гасиенды. Под ним выстроились одетые в белые жилеты мексиканцы-слуги. Они стояли во главе длинного стола с закусками, мясными блюдами, овощами, кондитерскими изделиями и десертом. Все это великолепие могло удовлетворить любой вкус. Изящные тарелки китайского фарфора, украшенные золотым ободком, были аккуратно составлены на конце стола — их хватило бы и на сотню ужинающих. Посреди стола дюжины белых роз наполняли круглые чаши из сияющего серебра. На больших плоских серебряных подносах красовались бокалы на длинных ножках, в которых искрилось золотистое шампанское. Круглый стол, покрытый нежной белой кружевной скатертью, красовался в самом центре лужайки; на нем лежали горы свадебных подарков, ожидающих невесту и жениха.
Баррет МакКлэйн пригласил всех работников Дель Соль принять участие в празднике, так же как, и жителей Марфы и Форта Дэвис. Сотни людей расположились под огромным тентом; они пили, ели, смеялись, и наслаждались самым роскошным праздником, в котором когда-либо принимали участие.
Анжи, бледная, но прекрасная в своем белом атласном с кружевами свадебном наряде, стояла рядом с Барретом у входа под большой тент, приветствуя гостей и пожимая им руки.
Она любезно улыбалась и позволяла обнимать и целовать себя всем желающим. Огромный поток людей, текущий мимо нее, не волновал ее. Анжи едва воспринимала все, что происходило вокруг. В ее мозгу была только одна мысль — она теперь в полной безопасности; она — миссис Баррет МакКлэйн. Она сможет мирно спать сегодня ночью, зная, что никто не прикоснется к ней.
Анжи не чувствовала ничего, кроме облегчения, стоя рядом с мужем, и притворялась сияющей от счастья. Баррет казался по-настоящему счастливым и с гордостью представлял ее как свою новобрачную, хотя они оба знали, что она будет ему дочерью, а не женой. Когда, наконец, все гости поздравили их, и Анжи думала, что ее рука вот-вот отвалится, устав от рукопожатий, она услышала слова, которые ждала уже более часа.
— Дорогая, — сказал Баррет, придвинувшись ближе и коснувшись рукой ее спины, — возможно, вы хотели бы пойти к себе и немного освежиться. Не переодевайтесь — думаю, вам следует быть в вашем свадебном наряде в течение всего праздника. Но, по крайней мере, вы можете умыться и расслабиться на несколько минут.
— Спасибо, Баррет. Мне действительно нужно приложить влажное полотенце к лицу. — Она слабо улыбнулась и послушно позволила ему поцеловать себя в щеку. Когда она пробиралась сквозь толпу по направлению к дому, к ее удивлению и недовольству, два громилы-охранника двинулись со своих мест и последовали за ней на некотором расстоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44