Вратарь втянул голову в плечи.
- Часто летают они.
- А-а,- рассеянно отозвался Илья Петрович.- Байконур ведь закрыли. Вот и
запускают теперь в Огибалове.
- Старец бает, признак это.
- Какой признак?
- Конец дак скоро. Ну ладно, пойду я,- заторопился он.- Не ровен час увидит
кто - мне головы не сносить.
- Погоди еще! - взмолился Илья Петрович.
- Пойду,- сказал вратарь неумолимо.- А я дак буду когда к тебе заходить.
После этого едва не пал духом директор. Но жил теперь от встречи до встречи
со звездами да новости нехитрые узнавал.
- Голод-то страшнее прошлогоднего. Патронов к ружьям нет. Сети изорвались,
соль вся вышла. Раньше из "Сорок второго" мужики приносили, торговали с
ними. И муку, и одежу, и чай, и соль - все подмога была. А нынче - ничего.
- Да что же не уходите вы тогда?
- Старец говорит, нельзя нам отсюда уходить. Всюду в мире погибель - только
здесь спасение.
И заныло сердце у Ильи Петровича, точно старец его собственные мысли
подслушал или, наоборот, свои нашептал.
- Скажи старцу, что хочу я с ним побеседовать. Пусть потом в яму на веки
вечные, но один хотя бы раз поговорить.
Вратарь покачал головой.
- Боишься его?
- Не его. Есть там другой - за всеми доглядывает. Лют он, батюшко. Если
прознает, что я с тобой говорил, со свету сживет.
- Все равно скажи старцу,- как заклинание повторил директор.- Самому ему
скажи. Знаю я, как вам спастись и что делать. Скажи: затем и пришел. Все
равно погибать вам, а так и себя, и всех спасешь. Обещаешь?
Вратарь долго молчал, наконец втянул воздух.
- Обещаю.
Но напрасно ждал Илья Петрович старца, не было ему никакой вести, и товарищ
его исчез - только приносили ему через день еду и питье, молча бросали, и
опять стихали шаги. От отчаяния узник даже царапины на бревнах забывал
делать и счет дням потерял. Уже не жил, а доживал и не знал, сколько дней
минуло, и все сделалось ему едино, заживо похороненному в этом срубе. Но
однажды сверху чей-то знакомый высокий голос окликнул его. Илья Петрович
встрепенулся и поднял ослепшие, опухшие глаза, пытаясь разглядеть, кто его
зовет. Вместо старца и вместо знакомца своего, не забывшего доброго дела, в
полумраке летних сумерек увидел он совсем другого человека, кого меньше
всего ожидал да и меньше всего хотел увидеть.

Глава IV. Второе пришествие Искупителя
Он глядел на Илью Петровича так же насмешливо и снисходительно, как в пору
их ночного разговора на кладбище,- гладкое лицо блестело, и глаза равнодушно
скользили по изможденному, грязному арестанту.
- Как вы сюда попали? - изумленно спросил Илья Петрович.
- Нанял в Огибалове пожарный вертолет. Вы лучше скажите, что не ожидали
такого приема? Хотели теплое местечко на корабле занять, а оказались в
трюме.
- Может быть, и ожидал,- сказал директор тихо.- Может быть, другого и не
заслужил. Что с Машей?
- Пока что она на верхней палубе. Старец имеет к ней интерес, берет ее на
богослужения и обучает своей грамоте.
- Слава Богу!
- Но долго это не протянется. Следующей зимы они не переживут.
- Я знаю,- ответил Илья Петрович печально.- Вы имеете на них почему-то
влияние.- Он медленно соображал и плохо подбирал слова.- Если они не хотят
говорить со мной, то убедите их обратиться к властям.
- Да помилуйте, какие власти им станут сегодня помогать? Таких Бухар со
стариками и старухами по России сотни тысяч наберется - никаких денег не
хватит.
- Но что же делать?! - воскликнул директор в отчаянии.
- Ничего не делать. Их время прошло, и не надо мешать им уйти. Они уйдут,
как уходили древние цивилизации, оставив после себя груду сокровищ и тайну,
которую люди будут разгадывать. А на их место придут другие.
- Да как вы можете так бессердечно рассуждать, вместо того чтобы спасать
живых людей?
- Для них спасение - совсем не то, что для вас, и смерть - лишь избавление
от антихристова мира. Они и живут-то ради того, чтобы поскорее умереть и
избавить души от бремени греховных тел.
- А Маша? - вскричал Илья Петрович.
- Ее они возьмут с собой.
- Она же святая!
- Никто не бывает святым при жизни, милый мой прогрессор.
- Что вы этим хотите сказать?
- Ваша отличница будет скрашивать своим присутствием их угасание, а когда
придет срок, то вместе с ними оставит грешный мир.
- Святая мученица уберегла ее тогда, убережет и теперь.
- Какая святая мученица? Ей-богу, раньше вы производили впечатление более
благоразумного человека. Да неужели ж вы в самом деле поверили, что кости
женщины оказались в том самом месте, где шарахнула семьдесят лет спустя
молния, и это спасло девчонку?
- Значит, все-таки это был подлог? - спросил Илья Петрович упавшим голосом.
- А вы что же, чуда хотели?
- Мне не чудеса нужны! Я обмана не приемлю!
- Как же вы в скиту-то жить собирались? Тут на каждом шагу, начиная со
старца, сплошной обман. Беда с вами, интеллигентами, как втемяшится что в
башку, хоть кол на голове теши. Из университетов - в яму норовят. Но чуть
что не по ним, сразу бунтуют.
- Убедите их отпустить ее!
- Это бесполезно.
- Тогда помогите бежать - ведь вы свободны.
- Я не хочу оказаться по соседству с вами или же быть привязанным голым к
сосне на съедение комарам. Они с нее не спускают глаз.
- Что они собираются сделать? Вам известно?
- Полагаю, что скоро в этом благословенном месте вспыхнет большой костер и
запахнет человечьим мясом.
- Господь этого не допустит.- Илья Петрович поднял на Люппо безумные глаза.
- Господь уже столько всего допускал, что надеяться на Него было бы по
меньшей мере легкомысленно. Хозяин наш, как и самые верные его поклонники,
любит кровь.
- Неправда, Он милосерден.
- Он жесток, Илья Петрович, запомните это. В этом Его сила и правда. Вы
никогда не задумывались над тем, что все эти войны, аварии, катастрофы,
эпидемии, взрывы, которыми переполнена человеческая история, есть не что
иное, как дань, которая берется с людей за то, чтобы был продлен срок их
существования? Бухара станет просто еще одним жертвоприношением в
общечеловеческую свечу.
- А вы пришли смотреть на агонию этих людей, чтобы потом прибрать к рукам их
богатство?
- Ничего-то вы так и не поняли, глупый директор. У меня в этой драме иная
роль. У нас есть немного времени, и я хочу напоследок развлечь вас беседой,
которую мы когда-то так и не окончили. Я глубоко равнодушен к людям, которые
мне не подобны, но к вам чувствую странное влечение. Этакую смесь любви и
ненависти, которую не испытывал еще ни к кому. Даже к тому безумному,
возомнившему себя Микеланджело. Быть может, дело в том, что вы девственник.
Вы ведь девственник, Илья Петрович? Так вот я хочу вам кое-что сказать. Как
белый голубь белому голубю. Из этой ямы вы все равно никогда не выберетесь,
вы прожили жизнь бестолковую и погибнете вонючей смертью, но я хочу, чтобы
вы знали: то будущее, ради которого вы жили и к которому стремились, та
сила, которую вы искали и которой хотели служить, она - за мною.
- За вами нет ничего! - сказал директор яростно.- Вы лжепророк!
- Что есть ложь? - спросил Люппо насмешливо.- Неужели вы не видите, что
граница между правдой и ложью мало кого сейчас интересует? В прошлые эпохи
люди искали истину и за нее клали голову на плаху - нынче же истина
растворилась как соль, и умирать за нее никто не хочет. Современный человек
живет в мире устоявшихся представлений, как слепой с собакой-поводырем, и в
этом находит счастье. Любой шарлатан или сумасшедший, объявляющий себя
целителем, святым, пророком, гуру, способен нынче собрать целые стадионы.
Бывший милиционер провозглашает себя Христом, и по его мановению люди
бросают все и идут на край света в верховье Енисея. Комсомольская активистка
объявляет себя Богородицей, и тысячи готовы сгореть живьем по ее призыву.
Толпа взбесилась и ищет, за кем бы ей последовать. И она права, ибо стала
громоздка и неуправляема, и не что иное, как инстинкт самосохранения,
толкает ее в объятия вождя. Но в отличие от всей этой публики в нашем
одичавшем мире я один знаю радикальное и действенное средство, как обуздать
в человеке зверя. И когда настанут времена всеобщего скотства, а, поверьте
мне, они обязательно настанут, ибо то, что происходит сейчас,- ничто по
сравнению с тем, что нас ждет, когда похоть окончательно победит человека и
все погрузится во тьму инстинктов, то сюда по лесным дорогам бросятся не
Бога взыскующие, не чающие озарения духовного, но самые обычные люди,
ищущие, как выжить и уберечь детей. Здесь, где не режут, не убивают, не
насилуют, станут искать прибежища. И я это прибежище дам всякому, и та цена,
которую за это потребую, не покажется никому чересчур высокой. Я все
рассчитал, прежде чем поставить на кон свою судьбу. Дайте мне время, за мной
пойдут миллионы, и те, кто меня изгнал, меня призовут. У них просто не
останется другого выхода, когда армия и полиция выйдут из их повиновения,
когда никакие заборы не удержат их от взбесившейся толпы. Они придут ко мне
на поклон, и я куплю их, и они будут мне служить и вместе со мной управлять
миром, пока не прозвучит финальный гонг. Я сотворю новое человечество,
оставив несколько сотен скотов для размножения, которых будут держать в
клетках и водить на случки, а остальные миллионы будут совершенными и
свободными. Это из них я создам империю, которая будет разрастаться, пока не
охватит столько земли и столько людей, сколько я смогу вместить, и ее я
положу к подножию Творца, Который не сможет отринуть мой дар. Вас я не
приглашаю, Илья Петрович,- вы отказались однажды от моего приглашения, и
повторного не последует. Но до конца дней своих, сидя в этой вонючей яме, вы
будете об этом жалеть. Я буду кормить вас объедками со своего стола и
свидетельствовать перед вами о своей силе.
- Послушайте,- произнес директор дрожащим голосом,- на вашей совести много
зла. Но, если вы спасете хотя бы ни в чем не повинную девочку, вам простится
многое из того, что вы сделали.
- Не вам судить, что я сделал. Позаботьтесь лучше о собственных грехах.
- Я знаю, что они никогда не простятся. Но дело ведь не во мне.
- Как же это не в вас? Без вас история Бухары не смогла б завершиться.
- Спасите девочку!
- За нее не беспокойтесь,- сказал Люппо, и бровь над его выпуклым глазом
дернулась.- Ей будет уготована особая роль. Я принесу ее в жертву Хозяину,
ибо она слишком напоминает мне ту, из-за которой я претерпел когда-то боль.
Лицо его вдруг исказила гримаса судороги и отвращения.
- Вы ничего не видите? - воскликнул он нервно.
- Что я должен видеть?
- Знакомого вашего. А, дьявол... Нервы ни к черту! - пробормотал Люппо и
торопливо зашагал в отведенную ему избу.
Первый раз Бориса Филипповича принимали в Бухаре так плохо и давали понять,
что каждый лишний кусок хлеба, который он съедает, предназначен не для него.
В обед отощавшая баба хмуро приносила ему тарелку пустого супа, сваренного
из полуистлевших листьев капусты. Поначалу он несколько раз тыкал ложкой в
несъедобное варево, где вместо мяса плавали черви, и отодвигал тарелку, но
больше еды не было. Он скучал и устал от этого однообразия, но старец
Вассиан до сих пор не удостоил его личной беседой. Люппо видел старца только
мельком, и Вассиан держался неприступно, будто ничто их не связывало.
В соседней комнате кто-то долго и нудно вычитывал правило. Хотелось достать
трубку и закурить, но Борис Филиппович боялся, что запах табака может быть
услышан. Он вышел на улицу. Был долгий летний вечер, душистый, душный и
теплый. Пахло сеном, ленивые облака висели над землей, природа точно
оцепенела и остекленела, мужики с тоской глядели на небо - все ждали дождя,
но ничто не предвещало перемены погоды. Борис Филиппович вернулся в избу,
достал из рюкзака папку и открыл ее. В папке лежал плотный конверт с
фотографиями, которые он выкрал у скульптора и с которыми не расставался ни
днем, ни ночью. От частого использования фотографии потерлись, но краски
сохранились. Он повертел их в руках, и на губах у него появилась неприятная
улыбка, глаза заблестели, дыхание участилось, он заерзал на стуле и
задрожал.
Неслышно отворилась дверь, Борис Филиппович вздрогнул, повернулся и увидел
старца. Резким движением Люппо скинул фотографии, и это движение не укрылось
от Вассиана.
- Зачем ты пришел? - спросил старец враждебно.- Я же сказал тебе, что больше
в твоих услугах не нуждаюсь.
Выпуклые глаза Люппо сузились.
- Что ты хочешь мне сказать? Говори быстрее и уходи.
- Видите ли, Василий Васильевич...
- Не смей меня так называть!
- Как вам будет угодно. Я пришел сказать вам о том, что ожидает Бухару.
- Я и без тебя это знаю.
- Вы не представляете всего,- покачал головой Люппо.- Двадцать лет вы не
были в миру и не знаете, до какой степени он изменился. Никто больше не
будет вас преследовать и изгонять. Даже если вы уцелеете сегодня, завтра вас
разыщут и купят на корню, как купец Лопахин купил вишневый сад. На этом
месте построят кемпинг, откроют охоту и экскурсии по лагерям для иностранных
туристов и русских толстосумов с непременным посещением экзотического скита.
А заодно организуют бордель, куда рано или поздно сбегут все ваши девицы.
Это вам не какой-нибудь несчастный леспромхоз. Против этого вы не устоите.
- И это все, что ты хотел сказать?
- Нет, не все,- раздельно произнес Борис Филиппович.- Если вы захотите, то
завтра на этой поляне сядет вертолет с продуктами. И будет садиться здесь
каждый месяц или чаще - ровно столько, сколько потребуется. Вы получите
новые ружья, патроны, порох и сети. Вы сможете наладить ремесла и торговлю,
официально зарегистрируетесь, выкупите у государства эту землю и ее
окрестности. У вас будет достаточно средств на то, чтобы нанять охрану, и
никто посторонний не проникнет сюда и не уйдет отсюда.
- Что ты за это потребуешь? - спросил старец угрюмо.- Опять иконы?
- Нет.
- Что?
Люппо наклонился к нему, его глаза налились синевой, и, задыхаясь, он
произнес:
- Чтобы вы все приняли огненное крещение Господа нашего Исуса Христа, без
которого нет спасения души. Смотрите сюда. Ну!
Резким движением Борис Филиппович приспустил брюки. Старец вздрогнул и
попятился.
- На моем теле есть знак - оно свято! - выкрикнул Божественный Искупитель
исступленно.- И мне, а не вам должна принадлежать здесь власть, которую вы
захватили обманом. Ваша жертва - ничто по сравнению с моей.
Вассиан оцепенело смотрел на него.
- Я наследник "Белых голубей", я хранитель истинной веры и завета, своей
жертвой я искупил собственный грех и грехи человеческие. И мое тело есть не
подложные, а истинные мощи, которые я вам открываю.
В глазах его старцу почудилось что-то неестественно сильное и подавляющее.
- Вот он, единственный путь к спасению,- прошептал Борис Филиппович.-
Другого, сколько ни мудрствуйте, нет и не будет. Последуйте за мной не из
страха и не по принуждению, но по вольному выбору, и вы станете свободны и
бессмертны.
- Ты впал в безумие. Что тебе затерянная в лесах деревня?
- Сто лет назад ваши старцы отвергли нас, нынче же пришла мне пора получить
все сполна и собрать жито в житницу.
- Оставь нас! - Вассиан поднялся и хотел выйти, но Борис Филиппович
неожиданно проворно вскочил и совсем другим голосом заговорил:
- Иного способа спасти общину от голода и распада у вас нет. Я буду ждать до
тех пор, пока вы не начнете есть друг друга и свои трупы. И помните:
вертолет может приземлиться здесь по первому вашему требованию. Подумайте об
этих людях, Василий Васильевич. Игры кончились - тут же дети, тут девушка,
которую завлек сюда этот полоумный. Да и сам он в яме неизвестно сколько еще
продержится. Неужели вы рискнете брать на себя ответственность за гибель
стольких людей?

Глава V. Перебежчик
В небольшой, намоленной и увешанной иконами часовне, где в прежние времена
горели всегда лампадки, а теперь не осталось ни капли масла и чадили лучины,
старец Вассиан не торопясь отбивал поклоны. Рядом отрок вычитывал молитву.
Больше в часовне не было никого - был тот полуденный час, когда старец
уединялся в моленной. Отрок устал, но продолжал читать привычные слова,
скользя глазами по старым буквам. Несколько раз старец, не оборачиваясь,
поправлял его. Все было обычно и буднично. Еще один вечер, общая молитва в
часовне и сон.
Ковчег Бухара плыл по житейскому морю, уже двадцатый год ведомый старцем
Вассианом, и до тех пор, пока наставник направлял его через соблазны и
прелести, в людях жила уверенность, что каждый из них достигнет
спасительного брега. Они вверили себя старцу, как больные врачу, и
беспрекословно делали все, что он им велел, но никто на борту не знал, что
грозный, не ведавший снисхождения, жалости и сомнения кормчий в
действительности невыносимо страдал и, помимо одной, благочестивой,
безупречно строгой и не признававшей никаких послаблений, жизни жил иной,
тщательно ото всех скрываемой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24