— Там внутри металл, — объяснил я. — Переключения, рычажки и электроцепи.Нажмите посильней, и вы их ощутите.Она сделала, как я сказал, и не смогла скрыть удивления.— Там есть и включение, — добавил я. — Снаружи его, разумеется, не видно, но оно прямо под большим пальцем. Можно и выключить руку, если хочется.— А зачем?— Это очень удобно, когда нужно что-то нести, например чемодан. Вы берете пальцами ручку и выключаете ток, а рука остается сжатой, и вам не приходится делать все самому.Я положил на протез правую руку и выключил ток, а после включил его, продемонстрировав Льюис.— Похоже на то, как вы включаете настольную лампу, — проговорил я. Попробуйте. Возьмите.Она не сразу нащупала включение, и неудивительно. Отыскать все детали, не зная, как они расположены, было нелегко Но в конце концов Льюис благополучно выключила и вновь включила протез. Она действовала спокойно и сосредоточенно.Льюис уловила, что я невольно расслабился, и взглянула на меня, словно желая в чем-то уличить.— Вы проверяли меня, — заявила она. Я улыбнулся.— Наверное, да.— Вы свинья.Мне неожиданно захотелось ее разыграть.— Если я несколько раз дерну за протез, моя рука оторвется у запястья, — с серьезным видом заметил я.— Не делайте этого, — в ужасе воскликнула она.Я расхохотался. Мне даже не приходило в голову, что я смогу так весело и бездумно шутить по поводу своей руки.— А почему она оторвется? — спросила Льюис.— Из-за не правильного обслуживания. Из-за всей этой дребедени.— Но у вас совсем не такой вид, — возразила она.Я кивнул. Льюис была права.— Не пора ли нам лечь в постель, — предложил я.— Как удивительно. Никогда бы не подумала, — проговорила она несколькими часами позже. — Меньше всего ждала, что ты окажешься таким нежным любовником.— Чересчур нежным?— Нет. Мне понравилось.Мы, полусонные, лежали в темноте. Она охотно и щедро откликалась на мои ласки, и я давно не испытывал подобного удовольствия. Как стыдно и нелепо, мелькнуло у меня в голове, что в сексе до сих пор сохраняются табу, что многие испытывают беспокойство, не зная, хороша ли их техника, или считают его чем-то вроде терапии, а после чувствуют вину или склоняются к извращениям и разной продажной муре. Отношения двоих людей касаются только их, традиционны они в сексе или любят острые ощущения — это их личное дело. Если вы не ждете слишком многого, все у вас пройдет наилучшим образом. Человека не изменишь. Я не стремился быть агрессивным и напористым, словно бык, даже когда девушка хотела этого. В таком случае я первым бы стал над собой смеяться. У меня все вышло как надо. И довольно.— Льюис, — произнес я.Никакого ответа.Я немного передвинулся, улегся поуютнее, последовал ее примеру и вскоре уснул.Проснулся я, как всегда, рано и принялся следить за полосами света, игравшими на лице спящей Льюис. Ее светлые волосы растрепались, совсем как в день нашего знакомства, а кожа показалась мне нежной и свежей. Еще не открыв глаза, она улыбнулась.— Доброе утро, — сказал я.— Здравствуй.— Она начала приближаться ко мне и проползла по огромной кровати. Белые муслиновые оборки над головами окружали нас, будто рама.— Такое впечатление, что мы спим в облаках, — сказала она. Льюис погладила пальцем протез и подмигнула.— Когда ты один, то, наверное, снимаешь его на ночь? — спросила она.— Нет.— Тогда сними сейчас. Я засмеялся и сказал:— Нет, не хочу.Она долго и пристально смотрела на меня.— Дженни была права. Ты — настоящий кремень, — заявила она.— Нет, я отнюдь не кремень.— Она рассказывала мне, что в ту минуту, когда какой-то тип расшиб тебе руку, ты спокойно обдумывал, как нанести ему ответный удар.Я лежал с бесстрастным лицом.— Это правда? — полюбопытствовала она.— В известном смысле...— Дженни рассказывала...— Честно признаться, — перебил ее я, — мне хотелось бы поговорить о тебе.— Ничего интересного во мне нет.— Ты уже перешла в наступление, не так ли? — сказал я.— В таком случае чего же ты ждешь?— Мне очень понравилось, как ты смущаешься и краснеешь. Совсем по-девичьи.Я легонько дотронулся до ее груди. Похоже, это подействовало на нас обоих.Внезапный всплеск желания, обоюдное удовольствие.— Облака, — томно произнесла она. — О чем ты думаешь, когда это делаешь?— Занимаюсь любовью?Она кивнула.— Я чувствую. А не думаю. Иногда я вижу розы... или решетки... алые, розовые и золотые. Иногда остроконечные звезды. А сейчас белые муслиновые облака А ты? — задал я вопрос.— Нет. Только яркое солнце Оно совершенно ослепляет.Лучи солнца и правда ворвались в комнату, и белый балдахин начал сверкать и переливаться.— Почему вчера вечером ты не захотел задернуть занавеси? — спросила она. Ты боишься темноты?— Я не люблю спать, когда рядом со мной прячутся враги.Я сказал это не подумав. Когда до меня дошла суть этих слов, меня словно обдало холодным душем.— Как животное, — бросила она мне и добавила:— В чем дело?Запомни меня таким, какой я сейчас, подумал я. И спросил:— Ты не хочешь позавтракать?Мы вернулись в Оксфорд. Я отдал проявлять пленку, и мы перекусили в «Les Quatre Saisons», где восхитительное пате-де-турбо и превосходное суфле-женелль-де-броше позволили нам еще немного полюбоваться игрой теней в заливе, но вместе с поданным кофе подошла и неизбежная минута расставания.— Я должен быть в Лондоне в четыре часа, — сказал я.— Когда ты отправишься в полицию и сообщишь им о Ники?— Я вернусь сюда в четверг, то есть послезавтра, и заберу фотографии А после пойду в полицию, — задумчиво проговорил я. — Пусть эта дама из Бристоля будет счастлива еще два дня.— Бедная — Увижу ли я тебя в четверг? — спросил я.— Если ты не ослепнешь.Чико с усталым и скучающим видом стоял у здания на Портмен-сквер. Можно было подумать, что он провел там несколько часов. Когда я приблизился к парадному входу, он прислонился плечом к каменному выступу и сказал:— Что это ты так поздно?— Стоянка была забита машинами. Он размахивал черным кассетным магнитофоном, которым мы пользовались от случая к случаю. Чико явился в джинсах, спортивной рубашке и без пиджака. Жара не только не ослабела, а сделалась почти давящей. Я тоже пришел в рубашке, хотя и с галстуком, и держал на руке пиджак Все окна на третьем этаже были распахнуты, и в комнаты врывался уличный шум, а сэр Томас Улластон сидел за большим столом в светло-голубой рубашке в белую полоску.— Входи, Сид, — проговорил он, увидев меня у открытой двери. — Я тебя ждал.— Простите за опоздание, — произнес я и пожал ему руку. — Это Чико Барнс.Он работает вместе со мной.Он поздоровался с Чико.— Ладно, — начал сэр Томас. — Раз мы здесь, я позову Лукаса Вейнрайта и других. — Он нажал на кнопку селекторной связи и попросил секретаря: Принесите еще несколько стульев.Офис медленно заполнялся. Я даже не предполагал, что здесь соберется столько народа. Но, по крайней мере, я знал, о чем с ними говорить. Я увидел руководителей шести подразделений, сугубо светских и городских людей, не на словах, а на деле управлявших скачками. Чико довольно нервно посмотрел на них, почувствовав нечто чужеродное, и, кажется, испытал облегчение, когда ему поставили столик для магнитофона. Этот столик, как барьер, отгораживал его от комнаты. Я сунул руку в карман пиджака, достал оттуда кассету и отдал ему.Эдди Кейт следовал по пятам за Лукасом Вейнрайтом. Эдди держался открыто и дружески, но за этим, как всегда, ощущались холодность и настороженность.Массивный, грубоватый Эдди, который в первую минуту посмотрел на меня с теплотой, вскоре сменившейся отчужденностью.— Ну, вот, Сид, — произнес сэр Томас. — Все в сборе. Вчера ты сообщил мне по телефону про Три-Нитро. Тебе удалось узнать, как его испортили перед скачками в Гинеях. Ты сам видишь, мы заинтересовались. — Он улыбнулся. — Так что давай, выкладывай.Я постарался вести себя им под стать — спокойно и невозмутимо. Как будто угроза Тревора Динсгейта улетучилась из моего сознания, а не вспыхивала в нем, обжигая до боли.— Я... записал все на пленку, — пояснил я. — Вы услышите два голоса.Второй — это Кен Армадейл из Центра коневодства. Я попросил его рас-сказать о чисто ветеринарных аспектах, поскольку он специалист, а я нет.Тщательно причесанные головы кивнули. Эдди Кейт уставился на меня. Я взглянул на Чико. Он нажал кнопку, и мой голос, словно отделившийся от тела, зазвучал громко и отчетливо, вызвав всеобщее внимание.— Это Сид Холли. Я говорю из Исследовательского центра коневодства в понедельник, четырнадцатого мая...Я слушал свои скучные разъяснения. Одинаковые симптомы у четырех лошадей, проигранные скачки, сердечная недостаточность. Просьба к Лукасу Вейнрайту сообщить мне, не умерла ли какая-нибудь из трех оставшихся лошадей. Вскрытие Глинера, когда Кен Армадейл повторил мой сухой отчет, дополнив его множеством медицинских подробностей. Он объяснил, опять же вслед за мной, как лошадей смогли заразить свиным рожистым воспалением. Кен рассказал: «Я обнаружил активных возбудителей заболевания в поврежденных сердечных клапанах Глинера, а также в крови, взятой у Зингалу», а я продолжил. Мутантный вирус был выращен в лаборатории вакцин Тиерсона в Кембридже следующим образом.Понять то, что мы говорили, было нелегко, но я следил за выражением их лиц и видел, что они воспринимали все наши слова, особенно когда суть дела разъяснял Кен.— Если речь идет о мотивах и самой возможности совершить подобный поступок, — продолжал я, — то мы должны обратиться к одному человеку. Его зовут Тревор Динсгейт.Сэр Томас Улластон подался вперед и наклонил голову. Он жадно слушал и холодно глядел на меня. Я не сомневался, что он вспомнил, как принимал Тревора Динсгейта в ложе распорядителей на скачках в Честере. А может быть, припомнил и то, как познакомил меня с ним.Остальные тоже заметно оживились, когда я назвал это имя. Все они или хорошо его знали, или слышали о нем. Он считался чуть ли не главой букмекеров и определял ставки. Сильный и властный человек, пробившийся наверх и принятый там как равный. Да, они знали Тревора Динсгейта, и мой рассказ их шокировал.— Настоящее имя Тревора Динсгейта — Тревор Шуммук, — продолжал я. — В лаборатории по производству вакцин есть научный сотрудник Барри Шуммук. Это его брат. Братьев несколько раз видели в лаборатории.Господи, подумал я. Мой голос все звучит. Дело сделано, и отступать некуда.— В этой лаборатории впервые были выращены микробы... Прошло слишком много времени, и вряд ли они есть сейчас где-либо еще. Тревор Динсгейт — владелец лошади, которую тренирует Джордж Каспар. У Тревора Динсгейта хорошие отношения с Каспаром... Он наблюдает за утренним галопом лошади, а потом завтракает с тренером. Тревор Динсгейт мог крупно нажиться, если знал, что после этой зимы фавориты прошлых скачек в Гинеях и Дерби не смогут победить. У Тревора Динсгейта имелось основание так считать — болезнь, мотив — деньги и возможность бывать в надежно охраняемой конюшне. Поэтому мы полагаем, что его действия необходимо расследовать.Мой голос оборвался, и через минуту-другую Чико выключил магнитофон. Он с некоторым недоумением снял кассету и осторожно положил ее на стол.— Немыслимо, — произнес сэр Томас, однако в его голосе не чувствовалось недоверия. — Как вы считаете, Лукас?Лукас Вейнрайт откашлялся.— Я полагаю, мы должны поздравить Сида с исключительной удачей. Он отлично поработал.Все собравшиеся, кроме Эдди Кейта, с ним согласились и, к моему удивлению, сказали об этом. Я решил, что он поступил благородно. Особенно если учесть, что служба безопасности провела тесты на наркотики и больше ничего не стала предпринимать. Но в службу безопасности не являлась Розмари Каспар в парике.Она не устраивала им истерики, и у них не было повода для внезапного столкновения с негодяем Тревором Динсгейтом. Он не пытался их запугать и не угрожал расправой, если они не оставят его в покое.Как сказал Чико, наши успехи расшевелили противников. Очевидно, они набросятся на нас и постараются застигнуть врасплох.Эдди Кейт с очень спокойным видом следил за мной. Я окинул его отчужденно-безразличным взглядом. Я не мог догадаться, о чем он думает. Ну, а я думал о том, как проникнуть к нему в офис, и если Эдди сумел прочесть мои мысли, то, наверное, он ясновидящий.Сэр Томас и другие члены руководства немного посовещались и внимательно прислушались к словам Лукаса Вейнрайта.— Сид, неужели ты считаешь, что Динсгейт заразил лошадей? — Кажется, он этому не поверил. — Ну, разумеется, он не мог наполнить шприц где-то рядом с ними, в конюшне.— По-моему, это сделал кто-то другой, — ответил я. — Например, рабочий жокей или даже ветеринар. — Несомненно, Инки Пул и Бразерсмит прикончили бы меня за клевету. — Но так мог поступить едва ли не каждый.Я порылся в кармане пиджака и достал пакет, в котором находилась игла, прикрепленная к пузырьку размером с горошину. Отдал пакет сэру Томасу. Он открыл его и выложил содержимое на стол.Все дружно, как по команде, посмотрели на него. Поняли. Убедились.— Но скорее всего Тревор Динсгейт сделал это сам, если у него была возможность — сказал я. — Он не собирался рисковать и нанимать кого-либо.Динсгейт торопился и боялся, что любое вмешательство лишь затормозит дело.— Я просто потрясен, — признался сэр Томас. — Как тебе удалось это раскопать, Сид?— Но я...— Да, — с улыбкой проговорил он — Мы знаем, что ты хочешь сказать. В душе ты по-прежнему жокей.Остальные продолжали молчать.— Вы ошибаетесь, сэр, — возразил я. — Сейчас я занимаюсь только расследованием. И не намерен его бросать.Сэр Томас нахмурился и недовольно поглядел на меня. Он нелегко расставался со старыми представлениями, но сейчас явно решил переоценить свое отношение ко мне. Другие сделали это раньше. Ему, как и Розмари, казалось, что я остался жокеем. Однако я уже давно считал иначе. Когда он снова заговорил, его голос прозвучал на октаву ниже и стал задумчивее.— Мы не принимали тебя всерьез. — Он немного помолчал. — Помнишь, я сказал тебе в Честере, что ты положительно влияешь на скачки. Тогда я полагал, что удачно пошутил. — Он неторопливо покачал головой. — Прости меня.— Нам совершенно ясно, кем стал Сид, — вмешался Лукас Вейнрайт. Разговор успел ему надоесть, и он мечтал переменить тему. — Сид, у тебя есть какие-то планы? Что ты собираешься делать дальше?— Поговорю с Каспарами, — отозвался я. — Думаю, что поеду к ним завтра утром.— Хорошая мысль, — согласился Лукас. — Ты не возражаешь, если я к тебе присоединюсь? Службе безопасности больше нельзя терять время.— И полиции не мешало бы пошевелиться, — мрачно заметил сэр Томас. Он был уверен, что официальное расследование преступлений на скачках — позор для всей коневодческой индустрии, и хотел бы сократить до минимума участие полиции и предотвратить шумный скандал. Я понимал его, готов был с ним согласиться и завершить расследование в одиночку, но лишь при условии, что кто-то незаметно станет следить и не допустит гибели еще одной лошади.— Если вы поедете, капитан, — сказал я Лукасу Вейнрайту, — то, может быть, вам удастся с ними встретиться. Вероятно, они отправятся в Йорк.Я собираюсь пораньше вернуться в Ньюмаркет и попытать счастья, но вы-то этого не хотите.— Совершенно не хочу, — решительно отозвался он. — А сейчас я вас на минуту покину. Мне нужно позвонить.Он заторопился в свой офис, а я уложил кассету в пластиковую коробку и передал сэру Томасу.— Я записал, потому что суть дела достаточно Сложна и вы, очевидно, не откажетесь прослушать все снова.— Ты абсолютно прав, Сид, — с горечью заявил мне один из руководителей. Вся эта история с голубями... Лукас Вейнрайт отсутствовал недолго.— Каспары в Йорке, — сообщил он. — Но они улетели на аэротакси и вернутся вечером. Джордж Каспар хочет осмотреть лошадей, а затем снова отбудет в Йорк. Я передал его секретарю, что мне необходимо встретиться с Каспаром, и договорился на одиннадцать часов. Тебя это устраивает, Сид?— Да, отлично.— Тогда заезжай за мной сюда в девять. Я кивнул.— О'кей.— Я займусь разборкой корреспонденции у себя в офисе.Эдди Кейт опять поглядел на меня и, не говоря ни слова, удалился из комнаты.Сэр Томас и все руководители попрощались со мной и Чико. Когда мы спускались в лифте, Чико сказал:— В следующий раз они начнут с тобой целоваться.— Это все ненадолго.Мы вышли на улицу и осмотрелись по сторонам. «Шимитар» стоял не там, где я его оставил. Из-под крыла машины торчал парковочный билет. Так будет и впредь, подумал я.— Ты едешь к себе домой? — спросил Чико, устроившись на сиденье рядом со мной.— Нет.— Ты по-прежнему полагаешь, что эти типы в подкованных ботинках...— Тревор Динсгейт? — откликнулся я. Чико понимающе усмехнулся.— Боишься, что он тебя угробит?— Он уже успел узнать... от своего брата. — Я не смог удержаться и вздрогнул от вновь напавшего на меня страха.— Да. Я тоже так считаю. — Чико это ни капли Не беспокоило.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30