Она улыбнулась.
— Он не бродяга на самом деле. Его зовут Пол Крэтчет. Это крепкий мужик, обманчиво мягкий и вежливый. Пол — классный детектив. Он не одного преступника поймал за руку. В участке его прозвали Пол Зануда из-за того, что он так носится со своими отчетами.
Я улыбнулся в ответ и спросил напрямик:
— Какие происшествия привлекают внимание полиции в первую очередь?
— Смерть от несчастного случая, ну и, конечно, убийство. Особенно убийство полицейского.
Естественно, когда убивают твоего товарища, тут любой на уши встанет.
— А после этого?
— Любое насилие.
— Особенно насилие по отношению к полицейскому?
Кэтрин повернулась, проверяя, не издеваюсь ли я. Но я был подчеркнуто серьезен. Она кивнула:
— Да, особенно насилие по отношению к полицейскому.
— А дальше?
— Воровство при отягчающих обстоятельствах: с использованием оружия, серьезной угрозы, применение насилия. Это называется ограбление.
— А дальше?
— Ну, в общем и целом, если имело место кровопролитие, полиция прибудет сразу же. Если похищены какие-то вещи, но при этом никто не пострадал, полиция, скорее всего, появится на следующее утро после звонка по 999. Если угнали машину, полиция запишет номера и пообещает сообщить владельцу, если машина найдется.
— И все? Больше ничего не предпримут?
— В принципе, да. Смотря по обстоятельствам. Как правило, угнанную машину бросают после того, как в баке кончится бензин.
— А к кому, — вкрадчиво спросил я, — следует обратиться, если я обнаружу похищенное имущество?
— Ты опять об этих старых кассетах?
— Ага. О тех самых старых кассетах.
— Ну-у… — Кэтрин умолкла на несколько секунд, потом сказала: — Ты знаешь, я узнавала…
— Судя по всему, вести нерадостные?
Кэтрин вздохнула.
— Понимаешь, сами кассеты практически ничего не стоят. Ты ведь говорил, что они даже без футляров? Сведения, записанные на кассете — или на обеих кассетах, если они не идентичны, — называются интеллектуальной собственностью. С точки зрения полиции, они находятся где-то в самом конце списка. Инструкция по изготовлению античного ожерелья? Да вы шутите! Производственные секреты или даже тайные медицинские сведения? Ну что ж, очень жаль… Ни один полицейский не станет тратить уйму времени на то, чтобы их отыскать. Вот твой мешок с деньгами вызовет несколько больший интерес — и то при условии, что ты сможешь идентифицировать хотя бы одну банкноту. Но ведь прошло уже три недели, так что деньги скорее всего уже истрачены и разошлись. Да, для тебя лично это была крупная сумма, но в мировом масштабе это крохи, ты же понимаешь…
Тут она остановилась, как будто в голову ей внезапно пришла совершенно посторонняя мысль.
— Послушай, а эта ужасная Роза по-прежнему уверена, что ты знаешь, где кассеты?
— А-а, не беспокойся!
Но Кэтрин не отставала:
— Нет, она действительно так думает? Ответь, Джерард!
Я улыбнулся.
— Теперь я полагаю, что кассета с ожерельем была у нее почти с самого начала. А если кассета у Розы, значит, она знает, что кассета не у меня. «А еще она знает, что я могу воспроизвести его», — подумал я.
— А вторая? — в голосе Кэтрин звучала мольба. — Та, что похищена из лаборатории?
— Ну да, — я был настроен легкомысленно. — Я могу догадываться. Пошли спать.
Утром я проснулся первым и некоторое время лежал, слушая ровное, почти беззвучное дыхание Кэтрин. Сейчас мне казалось, что ничего лучше и быть не может… Но что будет лет через десять? Не изменюсь ли я? Не изменится ли она? Но тут Кэтрин пошевелилась, открыла глаза, улыбнулась — и мне сделалось все равно, что будет через десять лет. Жить надо здесь и сейчас. Существует только настоящее, оно есть, оно меняется с минуты на минуту. И только настоящее и имеет значение.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Наверно, о том же, о чем и ты.
Она снова улыбнулась и спросила, можем ли мы провести эту субботу вместе — у нее выходной. Я вздохнул с облегчением и предложил ей новое уютное кресло в «Стекле Логана». А Кэтрин предложила подвезти меня туда на мотоцикле.
Гикори снова пришел на работу раньше меня и снова трудился над изготовлением идеальной яхты. Он дружески приветствовал меня, чего не бывало уже давненько, и осторожно спросил, не мог бы я помочь, потому что сам он никак не справится.
Я с неподдельным удовольствием разделся, оставшись в одной рабочей майке, и принялся помогать Гикори, набирая стеклянную массу из резервуара и подогревая стекло, когда Гикори это было надо. Работая, Гикори, как обычно, комментировал все свои действия, чтобы Кэтрин могла понять, что к чему, и немножко заигрывал с Кэтрин. Не часто мне случалось начинать день так весело.
На этот раз Гикори не забыл поставить готовую яхту в отжигательную печь. Кэтрин не скупилась на похвалы. Гикори принимал их, пожалуй, чересчур самодовольно, но нельзя не признать, что он действительно сделал значительный шаг вперед.
Пришел Айриш, заварил чай. Памела Джейн прибралась и заново наполнила сосуды с растертыми в порошок красками, которые должны были понадобиться нам сегодня. А дальше все шло как обычно до самого полудня.
Вскоре после того, как наступил полдень, в магазине начали появляться гости. Первыми прибыли Бомбошка с ребятами — Дэниэлом и Виктором, которые на время отвлеклись от компьютеров в пользу стеклодувного ремесла.
Вскоре впорхнула Мэриголд: похлопала ресницами, нежно улыбнулась Гикори, едва не придушила Дэниэла ярко-розовым платьем с золотыми оборками, похожим на рассветное облачко, и на весь магазин сообщила Бомбошке, что «дорогой Трабби» вот-вот прибудет.
«Дорогой Трабби» — то бишь Кеннет Трабшоу — побарахтался в ярко-розовых объятиях и всплыл со следами помады на щеке. Председатель комиссии по призам держал под мышкой мой альбом с фотографиями. По всей видимости, он был ошеломлен бурной встречей. Трабшоу неодобрительно покосился на мою почти прозрачную маечку и заметил, что для деловой встречи больше подходит «Дракон Вичвуда». Мэриголд немедля воспылала энтузиазмом:
— Потрясающая идея, Трабби, дорогой мой!
В результате она, Кеннет Трабшоу, Бомбошка, Кэтрин, я и, разумеется, Уортингтон (Мэриголд настояла) заняли самый тихий уголок в ресторане, чтобы обсудить решение, принятое на сегодняшнем заседании комиссии по призам челтнемского ипподрома.
Айриша отправили в соседний «Макдоналдс» кормить ребят гамбургерами и поить кока-колой, а Гикори с Памелой Джейн оставили одних обслуживать покупателей. Слава богу, январские туристы — народ не столь требовательный.
Все расселись и приготовились слушать. Кеннет Трабшоу начал свой рассказ:
— Прежде всего, любезная Мэриголд, вся комиссия просила передать вам, что мы искренне благодарим вас за щедрое и великодушное предложение…
Он подал лесть под нужным соусом. Мэриголд расцвела. Уортингтон подмигнул мне. А председатель комиссии тем временем добрался до сути дела:
— Комиссия провела голосование. Все единогласно высказались за то, чтобы просить вас, Джерард Логан, изготовить приз для скачки в память Мартина Стакли в виде лошади, встающей на дыбы, на хрустальном шаре. Мы хотели бы видеть нечто подобное той лошади, фотография которой присутствует в альбоме. Если Мэриголд будет угодно…
Последние его слова потонули в ярко-розовых объятиях. Вынырнул Трабшоу с предупреждением насчет цены. Мэриголд цена не интересовала. Уортингтон принялся торговаться, а я пошел звонить ювелиру, который поставлял мне золото.
— Джерард, дорогуша, сегодня успеете? — спросила Мэриголд. Ей не терпелось. — Еще и четырех нет.
— Завтра и то будет сложновато, — возразил я. — Лучше на той неделе. А сегодня никак не выйдет, уж извините.
Однако про себя я подумал, что стоит управиться побыстрее, чтобы угодить Мэриголд.
Мэриголд снова надулась, но тут уж я ничего поделать не мог. Мне нужно было время, чтобы подумать, — иначе хорошей вещи не сделать. А я хотел, чтобы приз был хорошим: ради Бомбошки, ради Мэриголд, ради челтнемского ипподрома и ради самого Мартина.
— Я сделаю их завтра, — пообещал я. — И лошадь, и хрустальный шар. Работать я буду сам, только с одним ассистентом. В понедельник можно будет вводить золото, а во вторник я соединю их и прикреплю к основанию. К среде приз будет готов.
— Как, только к среде? — запротестовала Мэриголд. — Нельзя ли поскорее?
— Я хочу, чтобы все было как следует, — отрезал я.
К тому же я хотел дать побольше времени своим врагам.
Глава 11
Я настоял на том, чтобы во время изготовления лошади и хрустального шара в мастерской никого постороннего не было. Мэриголд возмутилась, но Кеннет Трабшоу сказал, что он меня понимает.
«Дорогой Трабби», крепкий, седовласый, бизнесмен до мозга костей, негромко и коротко поинтересовался:
— А гонорар?
— Мы с Уортингтоном обсудим цену с Мэриголд, а вы потом можете поторговаться, если захотите, — сказал я.
Он пожал мне руку и кривовато улыбнулся.
— Лестерский распорядитель, у чьей жены есть несколько ваших работ, является также и челтнемским распорядителем. Так вот, он сегодня утром сообщил комиссии, что пять лет назад мы могли бы приобрести этот приз буквально за гроши.
— Пять лет назад — да, могли бы, — согласился я.
— Он также сказал, — добавил Трабшоу, — что еще через пять лет работы Джерарда Логана будут стоить вдвое дороже, чем теперь.
Дядя Рон был бы рад. Ну… честно говоря, и я тоже. Однако меня больше волновало то, что со мной будет через пять дней.
Часам к пяти все собрались вместе и снова разошлись. Бомбошка с Мэриголд оставили ребят на мое попечение, а сами отправились по антикварным магазинам. Уортингтон и Кеннет Трабшоу, проникшиеся глубоким уважением друг к другу, отправились пройтись.
Виктор сидел в мастерской и, как завороженный, следил за тем, как Гикори набрал две порции раскаленного докрасна стекла, умело обвалял его в белом порошке, потом в цветном и вытянул его в вазочку с волнистыми краями, небольшую, на один цветок. Памела Джейн умело подсобила снять вазочку с понтии, и Гикори с притворной скромностью поставил ее в отжигательную печь так бережно, будто это был Святой Грааль.
Дэниэл, который был у меня в мастерской уже не впервые и успел наглядеться на здешние чудеса, бродил по магазину, разглядывая разноцветных зверушек. Он показал мне красного жирафа, которого якобы обещал ему подарить отец накануне своей гибели. Я подумал, что это маловероятно — Мартин почти не обращал внимания на своих отпрысков, — но жирафа Дэниэлу все же подарил, хотя его бабушка осталась бы этим чрезвычайно недовольна.
Однако дарить подарки Дэниэлу было полезно: это всегда окупалось сторицей. На этот раз он потянул меня на улицу. Судя по глазам парнишки, дело было нешуточное. И я вышел следом за ним, делая вид, что просто иду прогуляться.
— Ну, что такое? — спросил я.
— На этой улице есть обувной магазин, — сказал Дэниэл.
— Да, я знаю.
— Идемте, я вам чего-то покажу.
Дэниэл зашагал в сторону магазина, и я последовал за ним.
— Мы с Виктором ходили сюда с Айришем, когда искали «Макдональдс», — объяснил Дэниэл, — и зашли в обувной.
Обувной был на месте, на левой стороне улицы. Это был даже не магазин, а так, магазинчик, и продавалась там в основном походная обувь для туристов. Дэниэл остановился перед витриной, в которой не было ничего особенно впечатляющего.
— Думается мне, это стоит двух золотых монет, — сказал он.
— Ну, смотри. За две монеты это должно быть что-то очень важное.
— Видите кроссовки? Вон те, сзади, с полосатыми шнурками, бело-зелеными? Вот у того человека с газовым баллончиком были точно такие же.
Я недоверчиво уставился на кроссовки. Здоровые кроссовки, на толстой подошве, с треугольными белыми вставками из ткани и двумя рядами дырочек, зашнурованные толстыми шнурками, которые так запомнились Дэниэлу.
— Человек, который потравил нас газом, был в таких кроссовках.
— Ну, давай зайдем в магазин и спросим, кто покупал у них такие кроссовки.
— О'кей, — кивнул Дэниэл. — Только за это я тоже возьму две золотые монетки.
— Вымогатель.
— Чего-чего?
— У меня монетки кончились.
Дэниэл усмехнулся и пожал плечами, покоряясь судьбе.
Над дверью в магазинчик висел колокольчик, который звякнул, когда мы вошли. Продавец был старый и добродушный, но помочь он нам ничем не мог: он только подменял дочь, у которой заболел ребенок. Он сказал, что дочка должна выйти на работу где-нибудь на той неделе. И о том, кто что здесь покупал, дедушка, разумеется, ничего не знал.
Когда мы вышли на улицу, Бомбошка помахала нам от своей машины, показывая Дэниэлу, что пора домой. Виктор уже сидел в машине: Бомбошка пообещала, что сегодня снова разрешит ему проторчать за компьютером хоть до утра. Только это и убедило Дэниэла без споров послушаться мать. Мэриголд и «дорогой Трабби» тоже разъехались восвояси. В магазине остались только Кэтрин да моя маленькая команда. Помощники прибирались как ни в чем не бывало, словно назавтра нам предстояло самое обычное январское воскресенье. В половине пятого они ушли, а мы с Кэтрин остались, чтобы запереть магазин. Я дал ей связку ключей на будущее.
Кроме того, я рассказал полицейскому Додд про шнурки. Она сперва сказала, что не может допрашивать свидетеля в одиночку, и, если придется допрашивать владельца магазинчика, ей понадобится еще один полицейский. А потом оказалось, что магазинчик закрыт и свет в нем погашен.
Кэтрин, как когда-то Мартин, все больше и больше увлекалась техническими подробностями и химическими составами современного яркого стекла. Старое стекло может выглядеть сероватым или желтоватым. Мне это даже нравится, но для ипподрома такое стекло не пойдет.
Кэтрин спросила, что я буду делать сначала, лошадь или шар. Я сказал, что лошадь. А потом спросил, не могли бы они со своим напарником-бродягой, Полом Занудой, пару раз прогуляться взад-вперед по Бродвею, даже если они завтра не на дежурстве. Кэтрин, естественно, поинтересовалась зачем.
— Прикрыть мне спину, — пошутил я. Кэтрин сказала, что Пол, наверно, придет, если его попросить.
— А вдруг он будет занят?
— Это вряд ли, — ответила Кэтрин. — Похоже, ему довольно одиноко, с тех пор как жена его бросила.
Мы отправились на ее мотоцикле в какую-то сельскую гостиницу, поужинали и переночевали там, так что Номер Четвертый никак не мог меня выследить. Перед тем как поцеловать моего ненаглядного констебля, я сказал, что завтра им не помешало бы захватить с собой наручники.
— Пол с ними не расстается, — ответила Кэтрин.
Наутро она спросила:
— Все эти прогулки по Бродвею — это из-за тех кассет?
— Вроде того, — кивнул я. О том, что это вопрос жизни и смерти, я говорить не стал. Как-то язык не повернулся.
Тем не менее я все же разбудил Тома Пиджина. Том разбудил своих собак, и все (включая Тома) заворчали, что сегодня воскресенье, выходной…
Я позвонил Джиму. Он сказал, что сегодня может хоть весь день быть в моем распоряжении. Тем более, жена идет в церковь.
Уортингтон сказал, что он уже на ногах, и поинтересовался, заметил ли я, что воскресенья обычно сулят неприятности некоему Джерарду Логану.
— Хм… Какие планы у Мэриголд на сегодня?
— У меня выходной, если вы об этом. Ну, куда и когда вы меня сегодня потащите? А главное, зачем?
Я немного поколебался насчет последнего вопроса, но наконец ответил:
— В вестибюль «Дракона Вичвуда», и чем раньше, тем лучше. Затем, что я боюсь.
— Да ну? — Уортингтон гулко расхохотался. — Вы там будете один, в этой вашей мастерской? Ладно, сейчас приеду.
— Ну, я вообще-то буду не совсем один. Скорее всего, Кэтрин и ее напарник будут поблизости, а в мастерской будет Памела Джейн. Я ее беру помогать.
— Девушка? А отчего не этот толковый малый — как его? А, Гикори!
— Оттого, что Памела Джейн не заводит споров.
На этот раз Уортингтон басисто хмыкнул:
— Ладно, еду.
Я позвонил еще в одно место — домой к Лоусон-Янгу, извинившись за то, что бужу его в полдевятого.
— Время не имеет значения, — зевнул он, — главное, чтобы новости были хорошие.
— Смотря по обстоятельствам, — сказал я и сообщил ему то, о чем он и так должен был догадываться.
— Вы молодец, — сказал профессор.
— Это еще далеко не все.
— Я в курсе. — Мне даже по телефону было слышно, что он улыбнулся. — Ну, увидимся.
Кэтрин отвезла меня на своем мотоцикле в «Стекло Логана». У дверей магазина произошла такая нежная сцена прощания, что местным сплетникам должно было хватить разговоров на неделю. Я отпер дверь — я нарочно пришел первым, раньше Памелы Джейн, — и еще раз перечитал заметки, сделанные мною в прошлый раз, когда я изготовлял лошадь, встающую на дыбы. Все подобные записи хранились у меня под замком, в шкафу.
На то, чтобы сделать эту лошадь, понадобится около часа — на весь приз, вместе с основанием и шаром. При высоте чуть меньше полуметра приз будет весить килограммов двадцать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26
— Он не бродяга на самом деле. Его зовут Пол Крэтчет. Это крепкий мужик, обманчиво мягкий и вежливый. Пол — классный детектив. Он не одного преступника поймал за руку. В участке его прозвали Пол Зануда из-за того, что он так носится со своими отчетами.
Я улыбнулся в ответ и спросил напрямик:
— Какие происшествия привлекают внимание полиции в первую очередь?
— Смерть от несчастного случая, ну и, конечно, убийство. Особенно убийство полицейского.
Естественно, когда убивают твоего товарища, тут любой на уши встанет.
— А после этого?
— Любое насилие.
— Особенно насилие по отношению к полицейскому?
Кэтрин повернулась, проверяя, не издеваюсь ли я. Но я был подчеркнуто серьезен. Она кивнула:
— Да, особенно насилие по отношению к полицейскому.
— А дальше?
— Воровство при отягчающих обстоятельствах: с использованием оружия, серьезной угрозы, применение насилия. Это называется ограбление.
— А дальше?
— Ну, в общем и целом, если имело место кровопролитие, полиция прибудет сразу же. Если похищены какие-то вещи, но при этом никто не пострадал, полиция, скорее всего, появится на следующее утро после звонка по 999. Если угнали машину, полиция запишет номера и пообещает сообщить владельцу, если машина найдется.
— И все? Больше ничего не предпримут?
— В принципе, да. Смотря по обстоятельствам. Как правило, угнанную машину бросают после того, как в баке кончится бензин.
— А к кому, — вкрадчиво спросил я, — следует обратиться, если я обнаружу похищенное имущество?
— Ты опять об этих старых кассетах?
— Ага. О тех самых старых кассетах.
— Ну-у… — Кэтрин умолкла на несколько секунд, потом сказала: — Ты знаешь, я узнавала…
— Судя по всему, вести нерадостные?
Кэтрин вздохнула.
— Понимаешь, сами кассеты практически ничего не стоят. Ты ведь говорил, что они даже без футляров? Сведения, записанные на кассете — или на обеих кассетах, если они не идентичны, — называются интеллектуальной собственностью. С точки зрения полиции, они находятся где-то в самом конце списка. Инструкция по изготовлению античного ожерелья? Да вы шутите! Производственные секреты или даже тайные медицинские сведения? Ну что ж, очень жаль… Ни один полицейский не станет тратить уйму времени на то, чтобы их отыскать. Вот твой мешок с деньгами вызовет несколько больший интерес — и то при условии, что ты сможешь идентифицировать хотя бы одну банкноту. Но ведь прошло уже три недели, так что деньги скорее всего уже истрачены и разошлись. Да, для тебя лично это была крупная сумма, но в мировом масштабе это крохи, ты же понимаешь…
Тут она остановилась, как будто в голову ей внезапно пришла совершенно посторонняя мысль.
— Послушай, а эта ужасная Роза по-прежнему уверена, что ты знаешь, где кассеты?
— А-а, не беспокойся!
Но Кэтрин не отставала:
— Нет, она действительно так думает? Ответь, Джерард!
Я улыбнулся.
— Теперь я полагаю, что кассета с ожерельем была у нее почти с самого начала. А если кассета у Розы, значит, она знает, что кассета не у меня. «А еще она знает, что я могу воспроизвести его», — подумал я.
— А вторая? — в голосе Кэтрин звучала мольба. — Та, что похищена из лаборатории?
— Ну да, — я был настроен легкомысленно. — Я могу догадываться. Пошли спать.
Утром я проснулся первым и некоторое время лежал, слушая ровное, почти беззвучное дыхание Кэтрин. Сейчас мне казалось, что ничего лучше и быть не может… Но что будет лет через десять? Не изменюсь ли я? Не изменится ли она? Но тут Кэтрин пошевелилась, открыла глаза, улыбнулась — и мне сделалось все равно, что будет через десять лет. Жить надо здесь и сейчас. Существует только настоящее, оно есть, оно меняется с минуты на минуту. И только настоящее и имеет значение.
— О чем ты думаешь? — спросила она.
— Наверно, о том же, о чем и ты.
Она снова улыбнулась и спросила, можем ли мы провести эту субботу вместе — у нее выходной. Я вздохнул с облегчением и предложил ей новое уютное кресло в «Стекле Логана». А Кэтрин предложила подвезти меня туда на мотоцикле.
Гикори снова пришел на работу раньше меня и снова трудился над изготовлением идеальной яхты. Он дружески приветствовал меня, чего не бывало уже давненько, и осторожно спросил, не мог бы я помочь, потому что сам он никак не справится.
Я с неподдельным удовольствием разделся, оставшись в одной рабочей майке, и принялся помогать Гикори, набирая стеклянную массу из резервуара и подогревая стекло, когда Гикори это было надо. Работая, Гикори, как обычно, комментировал все свои действия, чтобы Кэтрин могла понять, что к чему, и немножко заигрывал с Кэтрин. Не часто мне случалось начинать день так весело.
На этот раз Гикори не забыл поставить готовую яхту в отжигательную печь. Кэтрин не скупилась на похвалы. Гикори принимал их, пожалуй, чересчур самодовольно, но нельзя не признать, что он действительно сделал значительный шаг вперед.
Пришел Айриш, заварил чай. Памела Джейн прибралась и заново наполнила сосуды с растертыми в порошок красками, которые должны были понадобиться нам сегодня. А дальше все шло как обычно до самого полудня.
Вскоре после того, как наступил полдень, в магазине начали появляться гости. Первыми прибыли Бомбошка с ребятами — Дэниэлом и Виктором, которые на время отвлеклись от компьютеров в пользу стеклодувного ремесла.
Вскоре впорхнула Мэриголд: похлопала ресницами, нежно улыбнулась Гикори, едва не придушила Дэниэла ярко-розовым платьем с золотыми оборками, похожим на рассветное облачко, и на весь магазин сообщила Бомбошке, что «дорогой Трабби» вот-вот прибудет.
«Дорогой Трабби» — то бишь Кеннет Трабшоу — побарахтался в ярко-розовых объятиях и всплыл со следами помады на щеке. Председатель комиссии по призам держал под мышкой мой альбом с фотографиями. По всей видимости, он был ошеломлен бурной встречей. Трабшоу неодобрительно покосился на мою почти прозрачную маечку и заметил, что для деловой встречи больше подходит «Дракон Вичвуда». Мэриголд немедля воспылала энтузиазмом:
— Потрясающая идея, Трабби, дорогой мой!
В результате она, Кеннет Трабшоу, Бомбошка, Кэтрин, я и, разумеется, Уортингтон (Мэриголд настояла) заняли самый тихий уголок в ресторане, чтобы обсудить решение, принятое на сегодняшнем заседании комиссии по призам челтнемского ипподрома.
Айриша отправили в соседний «Макдоналдс» кормить ребят гамбургерами и поить кока-колой, а Гикори с Памелой Джейн оставили одних обслуживать покупателей. Слава богу, январские туристы — народ не столь требовательный.
Все расселись и приготовились слушать. Кеннет Трабшоу начал свой рассказ:
— Прежде всего, любезная Мэриголд, вся комиссия просила передать вам, что мы искренне благодарим вас за щедрое и великодушное предложение…
Он подал лесть под нужным соусом. Мэриголд расцвела. Уортингтон подмигнул мне. А председатель комиссии тем временем добрался до сути дела:
— Комиссия провела голосование. Все единогласно высказались за то, чтобы просить вас, Джерард Логан, изготовить приз для скачки в память Мартина Стакли в виде лошади, встающей на дыбы, на хрустальном шаре. Мы хотели бы видеть нечто подобное той лошади, фотография которой присутствует в альбоме. Если Мэриголд будет угодно…
Последние его слова потонули в ярко-розовых объятиях. Вынырнул Трабшоу с предупреждением насчет цены. Мэриголд цена не интересовала. Уортингтон принялся торговаться, а я пошел звонить ювелиру, который поставлял мне золото.
— Джерард, дорогуша, сегодня успеете? — спросила Мэриголд. Ей не терпелось. — Еще и четырех нет.
— Завтра и то будет сложновато, — возразил я. — Лучше на той неделе. А сегодня никак не выйдет, уж извините.
Однако про себя я подумал, что стоит управиться побыстрее, чтобы угодить Мэриголд.
Мэриголд снова надулась, но тут уж я ничего поделать не мог. Мне нужно было время, чтобы подумать, — иначе хорошей вещи не сделать. А я хотел, чтобы приз был хорошим: ради Бомбошки, ради Мэриголд, ради челтнемского ипподрома и ради самого Мартина.
— Я сделаю их завтра, — пообещал я. — И лошадь, и хрустальный шар. Работать я буду сам, только с одним ассистентом. В понедельник можно будет вводить золото, а во вторник я соединю их и прикреплю к основанию. К среде приз будет готов.
— Как, только к среде? — запротестовала Мэриголд. — Нельзя ли поскорее?
— Я хочу, чтобы все было как следует, — отрезал я.
К тому же я хотел дать побольше времени своим врагам.
Глава 11
Я настоял на том, чтобы во время изготовления лошади и хрустального шара в мастерской никого постороннего не было. Мэриголд возмутилась, но Кеннет Трабшоу сказал, что он меня понимает.
«Дорогой Трабби», крепкий, седовласый, бизнесмен до мозга костей, негромко и коротко поинтересовался:
— А гонорар?
— Мы с Уортингтоном обсудим цену с Мэриголд, а вы потом можете поторговаться, если захотите, — сказал я.
Он пожал мне руку и кривовато улыбнулся.
— Лестерский распорядитель, у чьей жены есть несколько ваших работ, является также и челтнемским распорядителем. Так вот, он сегодня утром сообщил комиссии, что пять лет назад мы могли бы приобрести этот приз буквально за гроши.
— Пять лет назад — да, могли бы, — согласился я.
— Он также сказал, — добавил Трабшоу, — что еще через пять лет работы Джерарда Логана будут стоить вдвое дороже, чем теперь.
Дядя Рон был бы рад. Ну… честно говоря, и я тоже. Однако меня больше волновало то, что со мной будет через пять дней.
Часам к пяти все собрались вместе и снова разошлись. Бомбошка с Мэриголд оставили ребят на мое попечение, а сами отправились по антикварным магазинам. Уортингтон и Кеннет Трабшоу, проникшиеся глубоким уважением друг к другу, отправились пройтись.
Виктор сидел в мастерской и, как завороженный, следил за тем, как Гикори набрал две порции раскаленного докрасна стекла, умело обвалял его в белом порошке, потом в цветном и вытянул его в вазочку с волнистыми краями, небольшую, на один цветок. Памела Джейн умело подсобила снять вазочку с понтии, и Гикори с притворной скромностью поставил ее в отжигательную печь так бережно, будто это был Святой Грааль.
Дэниэл, который был у меня в мастерской уже не впервые и успел наглядеться на здешние чудеса, бродил по магазину, разглядывая разноцветных зверушек. Он показал мне красного жирафа, которого якобы обещал ему подарить отец накануне своей гибели. Я подумал, что это маловероятно — Мартин почти не обращал внимания на своих отпрысков, — но жирафа Дэниэлу все же подарил, хотя его бабушка осталась бы этим чрезвычайно недовольна.
Однако дарить подарки Дэниэлу было полезно: это всегда окупалось сторицей. На этот раз он потянул меня на улицу. Судя по глазам парнишки, дело было нешуточное. И я вышел следом за ним, делая вид, что просто иду прогуляться.
— Ну, что такое? — спросил я.
— На этой улице есть обувной магазин, — сказал Дэниэл.
— Да, я знаю.
— Идемте, я вам чего-то покажу.
Дэниэл зашагал в сторону магазина, и я последовал за ним.
— Мы с Виктором ходили сюда с Айришем, когда искали «Макдональдс», — объяснил Дэниэл, — и зашли в обувной.
Обувной был на месте, на левой стороне улицы. Это был даже не магазин, а так, магазинчик, и продавалась там в основном походная обувь для туристов. Дэниэл остановился перед витриной, в которой не было ничего особенно впечатляющего.
— Думается мне, это стоит двух золотых монет, — сказал он.
— Ну, смотри. За две монеты это должно быть что-то очень важное.
— Видите кроссовки? Вон те, сзади, с полосатыми шнурками, бело-зелеными? Вот у того человека с газовым баллончиком были точно такие же.
Я недоверчиво уставился на кроссовки. Здоровые кроссовки, на толстой подошве, с треугольными белыми вставками из ткани и двумя рядами дырочек, зашнурованные толстыми шнурками, которые так запомнились Дэниэлу.
— Человек, который потравил нас газом, был в таких кроссовках.
— Ну, давай зайдем в магазин и спросим, кто покупал у них такие кроссовки.
— О'кей, — кивнул Дэниэл. — Только за это я тоже возьму две золотые монетки.
— Вымогатель.
— Чего-чего?
— У меня монетки кончились.
Дэниэл усмехнулся и пожал плечами, покоряясь судьбе.
Над дверью в магазинчик висел колокольчик, который звякнул, когда мы вошли. Продавец был старый и добродушный, но помочь он нам ничем не мог: он только подменял дочь, у которой заболел ребенок. Он сказал, что дочка должна выйти на работу где-нибудь на той неделе. И о том, кто что здесь покупал, дедушка, разумеется, ничего не знал.
Когда мы вышли на улицу, Бомбошка помахала нам от своей машины, показывая Дэниэлу, что пора домой. Виктор уже сидел в машине: Бомбошка пообещала, что сегодня снова разрешит ему проторчать за компьютером хоть до утра. Только это и убедило Дэниэла без споров послушаться мать. Мэриголд и «дорогой Трабби» тоже разъехались восвояси. В магазине остались только Кэтрин да моя маленькая команда. Помощники прибирались как ни в чем не бывало, словно назавтра нам предстояло самое обычное январское воскресенье. В половине пятого они ушли, а мы с Кэтрин остались, чтобы запереть магазин. Я дал ей связку ключей на будущее.
Кроме того, я рассказал полицейскому Додд про шнурки. Она сперва сказала, что не может допрашивать свидетеля в одиночку, и, если придется допрашивать владельца магазинчика, ей понадобится еще один полицейский. А потом оказалось, что магазинчик закрыт и свет в нем погашен.
Кэтрин, как когда-то Мартин, все больше и больше увлекалась техническими подробностями и химическими составами современного яркого стекла. Старое стекло может выглядеть сероватым или желтоватым. Мне это даже нравится, но для ипподрома такое стекло не пойдет.
Кэтрин спросила, что я буду делать сначала, лошадь или шар. Я сказал, что лошадь. А потом спросил, не могли бы они со своим напарником-бродягой, Полом Занудой, пару раз прогуляться взад-вперед по Бродвею, даже если они завтра не на дежурстве. Кэтрин, естественно, поинтересовалась зачем.
— Прикрыть мне спину, — пошутил я. Кэтрин сказала, что Пол, наверно, придет, если его попросить.
— А вдруг он будет занят?
— Это вряд ли, — ответила Кэтрин. — Похоже, ему довольно одиноко, с тех пор как жена его бросила.
Мы отправились на ее мотоцикле в какую-то сельскую гостиницу, поужинали и переночевали там, так что Номер Четвертый никак не мог меня выследить. Перед тем как поцеловать моего ненаглядного констебля, я сказал, что завтра им не помешало бы захватить с собой наручники.
— Пол с ними не расстается, — ответила Кэтрин.
Наутро она спросила:
— Все эти прогулки по Бродвею — это из-за тех кассет?
— Вроде того, — кивнул я. О том, что это вопрос жизни и смерти, я говорить не стал. Как-то язык не повернулся.
Тем не менее я все же разбудил Тома Пиджина. Том разбудил своих собак, и все (включая Тома) заворчали, что сегодня воскресенье, выходной…
Я позвонил Джиму. Он сказал, что сегодня может хоть весь день быть в моем распоряжении. Тем более, жена идет в церковь.
Уортингтон сказал, что он уже на ногах, и поинтересовался, заметил ли я, что воскресенья обычно сулят неприятности некоему Джерарду Логану.
— Хм… Какие планы у Мэриголд на сегодня?
— У меня выходной, если вы об этом. Ну, куда и когда вы меня сегодня потащите? А главное, зачем?
Я немного поколебался насчет последнего вопроса, но наконец ответил:
— В вестибюль «Дракона Вичвуда», и чем раньше, тем лучше. Затем, что я боюсь.
— Да ну? — Уортингтон гулко расхохотался. — Вы там будете один, в этой вашей мастерской? Ладно, сейчас приеду.
— Ну, я вообще-то буду не совсем один. Скорее всего, Кэтрин и ее напарник будут поблизости, а в мастерской будет Памела Джейн. Я ее беру помогать.
— Девушка? А отчего не этот толковый малый — как его? А, Гикори!
— Оттого, что Памела Джейн не заводит споров.
На этот раз Уортингтон басисто хмыкнул:
— Ладно, еду.
Я позвонил еще в одно место — домой к Лоусон-Янгу, извинившись за то, что бужу его в полдевятого.
— Время не имеет значения, — зевнул он, — главное, чтобы новости были хорошие.
— Смотря по обстоятельствам, — сказал я и сообщил ему то, о чем он и так должен был догадываться.
— Вы молодец, — сказал профессор.
— Это еще далеко не все.
— Я в курсе. — Мне даже по телефону было слышно, что он улыбнулся. — Ну, увидимся.
Кэтрин отвезла меня на своем мотоцикле в «Стекло Логана». У дверей магазина произошла такая нежная сцена прощания, что местным сплетникам должно было хватить разговоров на неделю. Я отпер дверь — я нарочно пришел первым, раньше Памелы Джейн, — и еще раз перечитал заметки, сделанные мною в прошлый раз, когда я изготовлял лошадь, встающую на дыбы. Все подобные записи хранились у меня под замком, в шкафу.
На то, чтобы сделать эту лошадь, понадобится около часа — на весь приз, вместе с основанием и шаром. При высоте чуть меньше полуметра приз будет весить килограммов двадцать:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26