Я вышел из машины и подошел поближе к забору, чтобы представиться.— Мистер Нэгребб? — осведомился я.— Что вам нужно? — спросил он, остановившись в двух шагах от забора и повышая голос.— Я всего на пару слов.— Кто вы? Мне некогда.— Я пишу статью о случаях лошадиных смертей. Я думал, что вы можете мне помочь.— Вы напрасно думали.— Но вы же такой опытный.— Свой опыт я держу при себе. Проваливайте.— Я слышал, что вы можете рассказать о внезапном остром воспалении копыта, — сказал я.Его реакция была по-своему достаточно убедительной. Он вдруг замер как вкопанный, мышцы вокруг глаз непроизвольно задергались. Я знал, что это признаки тревоги. Мне приходилось наблюдать подобное, когда я задавал в дипломатических кругах с виду безобидные вопросы о тайной недозволенной сексуальной жизни.— О чем вы говорите? — требовательно спросил он.— Об избытке углеводов. Он ничего не ответил.Должно быть, его беспокойство каким-то образом передалось двум остальным — молодая женщина подбежала к нам, а мужчина подъехал на лошади. Она — гарпия со свирепым взглядом, он — такой же темный и мускулистый, как и его лошадь.— Что случилось, папа? — спросил он.— Человек интересуется острым воспалением копыта.— В самом деле? — Его голос походил на отцовский — такой же угрожающий, с явным глостерширским акцентом. Он тоже понимал, о чем идет речь. Насчет девушки я не был так уверен.Я сказал:— Мне нужен репортаж из первых рук. Не для ветеринаров, а для широкой публики. Только лишь ваше описание, что вы чувствовали, когда увидели, что ваша лошадь смертельно искалечена.— Чушь, — сказал сын.— Это случилось в прошлом году в сентябре? Лошадь была застрахована? — спросил я.— Пошел ты… — сказал сын, направив лошадь прямо к забору и угрожающе подняв свой внушительный кнут.Я подумал, что самое время последовать его совету, тем более что Нэгребба, ради которого затевалась вся эта экскурсия, я увидел и оценил, завершая таким образом свою картинную галерею стариков. К тому же я целиком и полностью разделял мнение Кена о его сыне. «Если эта девушка — дочь, то она является продуктом воспитания все той же семьи, ее частью, но уж никак не главой», — подумал я.— Кто вас прислал? — спросил Нэгребб.— Молва, — ответил я. — Восторженный вздор.— Как вас зовут?— Блэйк Пастер, — я назвал первое имя, которое пришло мне в голову. Это был мой коллега, первый секретарь посольства в Токио. Я подумал, что Нэгребб вряд ли будет проверять списки министерства иностранных дел. — Независимый журналист. Жаль, что вы не можете мне помочь.— Дерьмо, — сказал Нэгребб.Я уже начал свой картинный отход, и на том бы все и закончилось, если бы в этот момент из-за дома не появилась еще одна машина и не остановилась возле моей.Водитель вылез. К моему смятению, им оказался Оливер Квинси.— Привет, — удивленно протянул он. — Какого черта ты здесь делаешь? — Его недовольство было очевидным.— Ищу информацию для статьи о лошадиных смертях.— Ты его знаешь? — спросил Нэгребб.— Конечно. Друг Кена Макклюэра. Вечно в клинике сует во все свой нос.Ситуация обострилась еще больше.— Я пишу статью о больнице, — сказал я.— Для кого? — подозрительно спросил Оливер.— Для того, кто купит. А ее купят.— Кен в курсе? — воскликнул Оливер.— Для него это будет приятным сюрпризом. А сам-то ты что здесь делаешь?— Не твое собачье дело, — отрубил Нэгребб, а Оливер ответил одновременно с ним:— Что и обычно. Растяжение сухожилий.Я пытался проникнуть в сознание Оливера, но мне не удалось. Наверно, в его мыслях я был врагом вместе с Кеном и Люси Амхерст, верными сторонниками «Кэри Хьюэтт и партнеры» и противниками всяких перемен. Он с ненавистью наблюдал за мной.— Ты все еще работаешь в фирме? — спросил я.— Фирма может закрыться, но лошадям все Равно нужна помощь, — бросил он.— Кен говорит так же.Сын Нэгребба, который, казалось, совсем меня не слушал, но внимательно за мной наблюдал, вдруг соскользнул с лошади, вручил поводья своему отцу, наклонился, пролез под забором и подошел к нам. Угроза, исходившая от него, казалась вблизи почти осязаемой. Я подумал, что он в два раза крупнее своего отца.— Приятель, у тебя появились проблемы, — обратился он ко мне.Кнут он держал в левой руке. Я успел спросить сам себя, не левша ли он. Он более или менее доказал, что нет, нанеся мне быстрый и сильный удар кулаком правой руки в область желудка.Мне показалось, что меня лягнула лошадь. У меня перехватило дыхание, я упал на одно колено, сложившись вдвое, как парализованный.Положение не очень улучшилось, когда сын Нэгребба водрузил свой сапог на мое склоненное плечо и буквально опрокинул меня.Никто не возражал. Перед моими глазами возникла старая пыльная трава. Помощи ждать неоткуда.Дыхание медленно вернулось ко мне, а вместе с ним пришла бессильная ярость, отчасти на самого себя за то, что так неосмотрительно ввязался в этот скандал. Не было никакого смысла пытаться дать сдачи младшему Нэгреббу, он бы опять меня свалил. Моим оружием были слова, а не руки. Я никого никогда не ударил даже в гневе.Я встал на колени, потом на ноги. Нэгребб смотрел задумчиво, а его сын — с невыносимым превосходством. Оливер был безучастен. Девушка улыбалась.Я задержал дыхание. Поборол свою злость.— Все, я понял, — сказал я.Не самая мудрая из реплик, как потом подумалось мне, но это все, на что я был способен в тот момент. Сын замахнулся на меня еще раз. но я был готов к этому и запястьем парировал удар. Даже этого хватило, чтобы мои пальцы онемели. Единственное, что было положительным в данной ситуации, так это то, что я ни словом не обмолвился о коллагеноразлагающих ферментах, и поэтому угроза познакомиться со шприцами, наполненными коллагеназой, отпала сама собой.— Послушайте, — сказал я, — я писатель. Если вы не хотите, чтобы о вас написали, что ж, я получил предупреждение.Я повернулся к ним спиной и сделал несколько шагов к машине, стараясь не шататься.— Не вздумай вернуться, — крикнул мне вдогонку Нэгребб.«Ни за что в твоей жизни, — подумал я. — Впрочем, в моей тоже».Я открыл дверцу и упал на водительское место. Это оказалось очень болезненно. В момент удара я чувствовал, что мои легкие разорвались, но через некоторое время меня начала донимать боль. Ее эпицентр находился где-то в области грудины.Они не пытались меня остановить. Я завелся, объехал машину Оливера и поехал вниз прямо по дороге, переживая свое позорное поражение. «Никогда не вступай в бой без щита и оружия», — подумал я.Подъехав к Тетфорду, я остался сидеть в машине, и Кен вышел узнать, в чем дело.Он нагнулся и заглянул в опущенное окно.— Что случилось? — спросил он.— Ничего особенного.— Нет, случилось.Я вздохнул. Поморщился от боли. Криво улыбнулся. Ткнул пальцем в свою диафрагму:— Сын Нэгребба нокаутировал меня в солнечное сплетение.Он рассердился.— Я же говорил тебе не ездить туда.— Да, говорил, но я поехал. Сам виноват.— Но почему? Почему он тебя ударил?— Я спросил об остром воспалении копыта. Кен был в шоке.— Ты в своем уме?— М-м-м… Но ответ был содержательным. Кстати, там же был и Оливер, он осматривал растяжение связок у лошади. Его вызвал Нэгребб.— А он сам там был?— Да. А также свирепая рыжеволосая девица, которой ужасно понравилось, когда сын Нэгребба меня побил. Они все были на выгуле, когда я приехал.Кен кивнул:— Это его дочь. Я тебя предупреждал, что сын Нэгребба — ядовитый гаденыш.— Ты, как всегда, прав.«Ядовитый», — подумал я. Я уже собрался было рассказать Кену о фугу, но чем больше об этом думал, тем нереальнее все казалось. Нет, не фугу. Если существовал один невидимый яд, могли существовать и другие. Нужно подождать квитанцию из «Паркуэй кемикалз».Я выполз из машины и осторожно выпрямился. Я видел фильмы, где людей били в живот по шесть раз подряд, а они отряхивались так, будто их пощекотали перышком. Для меня же, не привыкшего к подобному обращению, один удар в живот был равен шести ударам молота для забивания свай.— А тебе досталось, — сказал Кен обеспокоенно.— Да ладно, как ты сказал, я же сам напросился.Мы вошли в дом, и я попросил его не позорить меня перед Грэгом, Викки и Белиндой. Он, развеселившись, пообещал.В пятницу утром пришло еще два ответа, но опять не из «Паркуэй кемикалз». Я позвонил туда, позвал менеджера по продажам и осведомился, отправлены ли наши копии.— Да, конечно, — подтвердил он, — их отправили вчера.— Большое спасибо.Он не понимал моей спешки, а я не мог объяснить. Днем раньше или днем позже — он не видел никакой разницы. Пришлось запастись терпением. Ужасно.Я позвонил Кену и сообщил, что пришло еще два ответа от поставщиков. Он сказал, что сейчас же приедет.Войдя, он тут же справился о моем здоровье.— Уже лучше, — ответил я. — Итак, что мы имеем сегодня?Кен перечитал две пачки счетов шестимесячной давности. Он кивал, поднимал брови, опять кивал.— Ничего необычного, — прокомментировал он первую пачку.Но вторая пачка не оставила его таким равнодушным.— Боже мой, ты только посмотри! — воскликнул он.Он подтолкнул мне бумаги через кухонный стол, тыча дрожащим пальцем в какую-то графу.— Инсулин! Мы заказывали инсулин! Я не могу в это поверить.— Кто конкретно заказывал? Он нахмурился:— Бог его знает. У нас в штате нет фармацевта, потому что практика не такая уж… то есть, я хотел сказать, была не такая уж и большая. Мы сами готовили многие фармацевтические препараты. Этим часто Скотт занимался. Да и любой из нас. Когда мы использовали или брали что-то, мы всегда записывали, что мы берем. Там есть специальная графа для указания производителя, если только это не физрастворы, анальгетики и всякие препараты для повседневных нужд, которые мы получали отовсюду. Секретарша заносила весь список в компьютер и автоматически повторяла заказ, когда запасы подходили к концу, если мы не делали предупредительной записи.— Значит, любой из вас, — спросил я, — мог записать инсулин как уже использованный, а секретарша бы автоматически заказала его опять?— Господи! — в страхе воскликнул он.— Когда посылки прибывают, кто их приносит?— Одна из секретарш оставляет посылки в аптеке. Любой из нас распаковывает их и расставляет содержимое по полкам. У большинства лекарств, которые часто используются, на полках есть постоянные места, например, у мазей и вакцин. Все редкие и опасные вещества хранятся в особом отделении. То есть, я хотел сказать, хранились. Я все время представляю себе нашу аптеку и забываю, что она уже больше не существует.— Значит, если кто-то распаковал посылку с инсулином, то он положил его в особое отделение, откуда тот, кто инсулин заказал, мог бы его взять?— Да, все чертовски просто.Он продолжал читать и вдруг наткнулся на такое, что блокировало его дыхание не хуже, чем сын Нэгребба блокировал мое.— Какой ужас, — подавленно сказал он. — Мы заказывали коллагеназу.— Кто заказывал?— Не могу сказать. — Он покачал головой. — После того как секретарша занесет список в компьютер, она в качестве меры предосторожности уничтожает всю бумагу, чтобы никто не мог достать ее из мусорного ведра и использовать информацию, чтобы заказать лекарства для себя. Нам приходится соблюдать осторожность с наркотиками и амфетаминами, и с такими ингредиентами, как, например, ЛСД.— Секретарша знает, кто из вас что заказывал? Он кивнул:— Она знает наши подписи. Мы всегда расписываемся за то, что используем. Если же нет — она нас спрашивает.— Мне кажется, она может не помнить, кто заказал инсулин и коллагеназу.— Можно у нее спросить. — Он взглянул на списки. — Инсулин был заказан шесть месяцев назад. Так… А лошадь Винна Лиза умерла в сентябре прошлого года, как раз после того, как мы получили инсулин. Здесь и думать не о чем.— А коллагеназа?Он посмотрел на дату.— То же самое. Ее сюда доставили через несколько дней после того, как лошадь Нэгребба напоролась на кол. — Он удивленно закатил глаза. — Нарочно так лошадь не травмируешь.— Как долго заказы обычно идут по почте?— Недолго. Примерно пару дней, особенно если мы посылаем специальный счет с пометкой «срочно».— Думаю, в течение недели, прошедшей между травмой лошади и разрывом связок, лошадь была застрахована как здоровая, и срочно заказана коллагеназа.Кен потер лицо. Я сказал:— А что, если предположить, что к кому-то попал написанный на бумаге заказ фирмы на инсулин и коллагеназу и что там было указание переслать вещества по какому-нибудь частному адресу? Я же получил все эти конверты.— Ни одна из этих компаний не отправит ни одно вещество никуда, кроме как в офис фирмы. Они бы никогда так не сделали. Существуют строгие правила.Я вздохнул. Не очень-то далеко мы продвинулись, за исключением того, что с каждым медленным шагом становилось все яснее, что кто-то использует фирму для прикрытия собственного мошенничества.— А все ветеринарные клиники заказывают лекарства точно так, как и вы?— Не думаю. У нас свои странности. Но до нынешнего момента это было удобно и не создавало никаких хлопот.— А как насчет атропина?— Мы все время его используем после операции на глазах, чтобы расширить зрачок. И вполне естественно, что он в малых дозах присутствует в заказах то там, то здесь.Словно повторяя вчерашний день, я добрался до телефона и позвонил офицеру Рэмзи.— Что на этот раз? — немного нетерпеливо спросил он.— Ответы из фармацевтических компаний. Короткая пауза и затем:— В три часа сегодня днем в офисе клиники.— Хорошо, — ответил я.Мне пришлось одному встречаться с ним, поскольку Кен, что бы ни говорили злые языки, разносящие сплетни по округе подобно осиному рою, отправился на вызов к постоянному клиенту, тренеру скаковых лошадей, который хотел взять анализ крови у нескольких своих перспективных подопечных. Они с Оливером, как сказал Кен, были по уши заняты этой процедурой.Офицер, казалось, тоже приехал один — его машина на стоянке была единственной. Я припарковался рядом и через всю стоянку прошел в пустынное здание: ни собак, ни кошек, ни врачей. Рэмзи ждал меня в офисе, открыв двери связкой ключей, не меньшей, чем у Кена. Его редеющие волосы растрепал ветер. Он больше чем когда бы то ни было казался здесь лишним.Мы сели за стол, я отдал счета и объяснил важность инсулина и коллагеназы и способ, которым их можно заказать.Он моргнул.— Повторите, пожалуйста.После моего повторного изложения он задумался.Я подробно рассказал ему о цыганской игле и упомянул теорию Броуза относительно отцовства мертвого жеребенка.Он опять моргнул и сказал:— Вы хорошо поработали.— Я обязан восстановить репутацию Кена.— Гм. И вы мне для того все это сейчас рассказываете, — в обычной для себя грубоватой манере сказал он, — что, если я обнаружу, кто убивал лошадей, я узнаю, кто убил Скотта Сильвестра?— Да.— Вы сказали, что эта коверная игла, запутавшаяся в куске кишечника, находится у вас и что вы отправили образцы волос кобылы, жеребенка и жеребца протестировать на соответствие ДНК?Я кивнул.— Что еще? — спросил он.— Атропин, — сказал я и повторил суждения Кена.— Что-нибудь еще?Я колебался. Он попросил меня продолжить. Я сказал:— Я видел или был с визитом у владельцев или тренеров всех подозрительно умерших лошадей. Я хотел почувствовать, попытаться узнать, виновны они или нет. Выяснить, имеют ли они отношение к смерти собственных лошадей.— И что?— Двое виновны, один — точно нет, один — может быть, возможно, и еще один, но он этого не понимает.Он осведомился о последнем, и я рассказал ему о старике Макинтоше с его видениями и провалами в памяти.— Он помнит, — сказал я, — порядок, в котором скаковые лошади стояли раньше в свободных стойлах на конюшне. Он повторил их имена наизусть, как детскую считалочку. Он сказал, что шестой был Виндермэн. И действительно, одну из лошадей, у которой начались колики из-за атропина, содержали в стойле номер шесть. Я подумал, если Макинтошу дали яблоко или, скажем, морковку — кстати, он каждый день кормит лошадей, — чтобы накормить Виндермэна, он вполне мог заскочить в его стойло и скормить ее лошади под номером шесть.— А вы уверены? — засомневался он.— Нет, конечно, но мне кажется, это возможно. Возможно также, что главный конюх знает, кто заходил в шестое и шестнадцатое стойла. Он знает больше, чем говорит. — И без всякой причины, просто потому, что вдруг вспомнил, я добавил: — Макинтош живет в старом доме возле мельницы, владельцами которого раньше были некие Трэверсы.Даже опытный полицейский не в состоянии полностью контролировать свои мускулы. Легкое подрагивание, непроизвольная заминка, он мог скрыть их не больше, чем Нэгребб. Я в самом деле преподнес ему сюрприз.— Трэверс, — повторил я. — Это что-нибудь вам говорит?Он ушел от ответа.— А вы знаете кого-нибудь по имени Трэверс?Я отрицательно покачал головой. Трэверсы, с которыми я играл в детстве, были только именем. Это имя помнила моя мать, но не я.Он долго думал, однако ничего не сказал мне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33