— В офисе. После твоего ухода, когда я зашел туда. Кэри был там вместе с детективом.Я кивнул.— Кэри был в прострации. Когда я вошел, полицейский протягивал ему стакан воды. Воды! Ему нужно было дать бренди. Увидев меня, он заявил, что так больше продолжаться не может, что это уже слишком. Я сказал, что он нам нужен, но он ничего не ответил. Только напомнил, что Скотт работал у нас больше десяти лет, и нам уже никогда не найти такого анестезиолога.— А что будешь делать ты? Он энергично пожал плечами.— Если Кэри закроет фирму, а именно так и произойдет в случае его отставки, нам придется начинать все сначала.— Начинать сначала, — подчеркнул я, — нужно без пятен в прошлом. Поэтому давай пройдемся по этой дороге и позвоним в колокольчик.— Откуда ты знаешь, что нужно звонить в колокольчик?Я затруднился ответить. Я и сам не понимал, когда говорил то, что подсказывала мне память.— Это просто выражение такое, — запинаясь, сказал я.Он покачал головой.— Ты знаешь вещи, которых знать не можешь. Я и раньше замечал. Помнишь, в первый вечер ты уже знал, что моего отца зовут Кении. Откуда тебе это известно?Помолчав с минуту, я ответил:— Если я сумею тебе помочь, то расскажу.— И это все?— Все.Я завел машину, проехал в ворота и остановился неподалеку от дома, на круглой площадке, посыпанной гравием. Затем я вылез из машины и остаток пути проделал пешком. Взявшись за язычок колокольчика, я позвонил. Язычок представлял собой кованый железный прут с золоченой шишечкой на конце. Еще до того, как я услышал перезвон в глубине дома, я понял, что этот звук мне знаком.Я не помнил, кто должен был открыть дверь, но, во всяком случае, не та женщина, которая это сделала. Неопределенного возраста, рыжая, с вьющимися волосами, светлыми ресницами и заметным пушком над верхней губой и на подбородке. Худенькая и стройная, она была одета в джинсы, клетчатую рубашку и выгоревший свитер. Ей не получить приза на конкурсе красоты, но она была по-своему привлекательна.— Мисс Зои Макинтош? — спросил я.— Я ничего не покупаю. До свидания. Дверь начала закрываться.— Я не продавец, — поспешно выговорил я.— Тогда кто вы? — Дверь остановилась.— Я из фирмы «Хьюэтт и партнеры».— Почему же вы сразу не сказали? — Она раскрыла дверь пошире. — Но я никого не вызывала.— Мы… ну, в общем, пытаемся выяснить, почему двое ваших лошадей умерли у нас в больнице.— Вам не кажется, что вы немного опоздали?— Мы могли бы задать вам несколько вопросов?Она склонила голову набок.— Я думаю, что да. А кто это «мы»? Я оглянулся на машину.— Со мной Кен Макклюэр.— О, нет. Это он их убил.— Я так не думаю. Вы не могли бы просто выслушать меня?Она колебалась.— Он выдал мне какой-то бред насчет атропина.— А если это не бред?Она пристально посмотрела на меня, видимо, решив выслушать мои аргументы в защиту Кена.— Заходите, — сказала она, отступив назад. Затем посмотрела на машину и неохотно добавила: — Я сказала Кену, чтобы ноги его здесь больше не было, но он тоже может войти.— Спасибо.Я приглашающе махнул рукой, но Кен приблизился с большой опаской и остановился на порядочном расстоянии у меня за спиной.— Зои… — нерешительно начал он.— Да, я вижу, ты притащил с собой в качестве адвоката самого дьявола. Входите и давайте с этим разберемся.Мы ступили в холл, выложенный черно-белыми плитками, и она закрыла за нами дверь. Миновав небольшой коридорчик, мы очутились в квадратной комнате, заваленной офисными принадлежностями, разноцветными флажками, фотографиями, продавленными креслами и шестью разномастными собаками. Зои согнала нескольких животных и предложила нам сесть.Подсознательно я понимал, что в интерьере дома что-то было не так: запах казался странным, и полностью отсутствовали звуки. В комнате Зои пахло собаками. Я никак не мог избавиться от этого чувства. Это было так, будто пытаешься вспомнить одну мелодию, а у тебя в ушах звучит совсем другая.— Вы давно здесь живете? — спросил я.Зои иронически вздернула брови и обвела глазами беспорядок в комнате.— А что, разве не похоже?— Очень похоже.— Более двадцати лет. Двадцать три или двадцать четыре года.— Давно, — согласился я.— Да. Ну так что вы скажете о лошадях?— Я считаю, что они и еще несколько других умерли в результате махинаций со страховками.Она решительно покачала головой.— Наши лошади не были застрахованы. Их владельцы постоянно напоминают нам об этом.— Лошадь можно застраховать и без ведома владельца или тренера.Ее глаза широко раскрылись — она что-то вспомнила.— Рассет Иглвуд уже так делала. Хорошенькое дело!— Да, она мне рассказывала. Кен уставился на меня.Зои это заметила.— Значит, вы с ней разговаривали по поводу смерти лошадей Иглвудов?— Смерть этих лошадей очень похожа на смерть ваших.Зои посмотрела на Кена. Я покачал головой.— Он не виноват.— А кто виноват?— Это мы и пытаемся выяснить. — Я замолчал. — Все лошади умерли в больнице, кроме одной…— А сколько их умерло? — прервала она меня.— Восемь или девять.— Вы шутите?— Не нужно было ей говорить, — упрекнул меня Кен.— Одну смерть можно объяснить твоей халатностью. Может, даже две. Но восемь необъяснимых смертей? Восемь, это при том, что ты — квалифицированный хирург. Ты тянешь срок за кого-то другого. Здравомыслящие люди, такие, как мисс Макинтош, обязательно это поймут.Здравомыслящая мисс Макинтош насмешливо посмотрела на меня, но теперь она воспринимала Кена уже не как злодея, а как жертву.— Допустим, лошади уже застрахованы.Чтобы их приняли в больницу, нужно сделать так, чтобы они заболели. Постарайтесь сосредоточиться и вспомнить, у кого была возможность дать вашим лошадям атропин и вызвать острые колики?Вместо ответа она сама спросила:— А у лошадей Иглвуда тоже были атропино-вые колики?— Нет, у них была другая программа, — ответил я.Зои расхохоталась.— Кто вы? — спросила она.— Я Питер. Приятель Кена.— Ему повезло.Мы с иронией посмотрели друг на друга.— Ладно, — сказала она, — я была разъярена, когда Кен мне это заявил, но все равно я думала о случившемся. Честно говоря, любой из наших конюхов за десять фунтов скормит лошадям свою собственную мамочку. Яблоко с атропином? Или их в пабе кто-то подпоил? Извините, но это слишком просто.— Попытаться все же стоит, — сказал Кен. Неожиданно резко зазвенел звонок.— Это мой отец. — Зои поднялась. — Мне нужно идти.— Я бы очень хотел встретиться с вашим отцом. Она нахмурила свои светлые густые брови.— Вы опоздали на пять лет. Но если хотите — пошли.Мы опять вышли в коридор. Затем проследовали назад в холл и через двойные двери — в большую, восхитительно красивую гостиную. Ее задняя стена была полностью стеклянной, от пола и до потолка. Сразу за стеклом виднелось мельничное колесо. Это огромное деревянное колесо виднелось только наполовину, остальная его часть находилась ниже уровня пола. Это была всего лишь декорация — колесо не двигалось.— А где же река? — спросил я, и тут же понял, что меня так настораживало в этом доме. Не было вечного запаха водяной плесени. Колесо не крутилось и не издавало никаких звуков.— Никакой реки нет. Была, но давным-давно высохла, — сказала Зои. Она прошла через комнату и добавила: — Они ее испохабили своей плотиной. Им, видите ли, понадобилась электростанция. Папа, — она остановилась у кресла с высокими подлокотниками, — к тебе посетители.С кресла не донеслось ни звука. Мы с Кеном обошли его вокруг и увидели мужчину, который был Маком Макинтошем. ГЛАВА 10 Макинтош был небольшим морщинистым человечком, этаким старым наездником, похожим на высушенное яблоко. Его неожиданно ярко-синие глаза смотрели пытливо и настороженно и никак не вязались с обветренным лицом. Поэтому не сразу становилось понятно, что в его мыслях, как в перепутанном алфавите, царил полный хаос.Он сидел, уставясь на неподвижное мельничное колесо, глядя через него на поле за изгородью. Казалось, что он сидит тут уже давно. Ручки кресла, на которых покоились его тонкие руки, сами истончились от долгого употребления.— Ты не забыла о вечерней уборке лошадей? — спросил он высоким дребезжащим голосом.— Конечно же, нет, папа, — терпеливо ответила Зои. — Еще полчаса.— Кто это там с тобой? Я не могу разглядеть лица против света.— Добрый день, мистер Макинтош, — поздоровался Кен.— Это Кен Макклюэр, — пояснила Зои, — и его приятель.— Питер, — сказал Кен.— Мне показалось, что ты сказала Кен, — раздраженно пробурчал Макинтош.— Я Питер, — произнес я.Зои повторила церемонию знакомства предельно ясно, но сомневаюсь, чтобы старик хоть что-нибудь понял, потому что изумленно глазел на меня каждую минуту.— Но ты же сказала, — обратился он к Зои, — что придет только Кэри.— Да, я говорила, но передумала. Кэри придет играть с тобой в карты, а Кен вернулся посмотреть лошадей. — Нам же она тихо добавила: — Они вместе играют в карты уже много лет, но теперь это все больше похоже на фарс. Кэри только притворяется, что играет. Это очень любезно с его стороны.— Что ты сказала? — сердито спросил Макинтош. — Говори громче.— Папа, где твой слуховой аппарат? — обратилась к нему Зои.— Я не люблю его. Он свистит.Я и Кен стояли между ним и окном, и, похоже, ему не нравилось, что он не может видеть все колесо целиком — он все время вертел головой, стараясь разглядеть что-то за нами и вокруг нас. По-видимому, у Кена было такое же чувство, потому что он отвернулся в сторону, как бы намереваясь свести препятствие к минимуму. Свет из окна осветил лишь половину костлявого лица Кена, все остальное было в тени. Макинтош вдруг резко выпрямился в кресле и радостно уставился на него.— Кении! — воскликнул он. — Ты принес это вещество? А я-то думал, что ты… — Старик прервался в нерешительности. — Умер, — добавил он слабым голосом.— Я не Кении, — сказал Кен, пошевелившись. Макинтош откинулся в кресле.— Мы потеряли деньги, — заявил он.— О каких деньгах он говорит? — спросил я.— Не тревожьте его. Все равно он ничего вразумительного не скажет. Он имеет в виду деньги, которые потерял в одном дурно пахнущем предприятии. Это постоянно крутится у него в голове, и каждый раз, когда его что-нибудь беспокоит или он чего-то не понимает, он возвращается к этому делу, — объяснила Зои.Я спросил Кена:— Это то, о чем говорила твоя мать?— Жозефина? — Зои непроизвольно скривилась. — Она большая любительница наблюдать с берега за утопающими. Извини, Кен, но это правда. — И, обращаясь ко мне, продолжила: — Папа потерял кругленькую сумму, но не он один. На бумаге все выглядело заманчиво, фактически не нужно было вкладывать никакой наличности, а прибыль обещала быть высокой. Десятки людей гарантировали внушительные куски огромного пирога за постройку парка развлечений и отдыха между Челтенхемом и Тьюксбери. Его действительно построили, но местоположение и план были выбраны неудачно, никто этот парк не посещал и не пожелал купить, поэтому банк оставил весь пирог себе. Я не могу спокойно смотреть на эту чертову затею. Там все еще недостроено, но уже начало разрушаться, а в это вложена половина моего наследства. Я, черт побери, такая же дура, как и отец, — уныло закончила она.— Как он назывался? — спросил я.— Все наши деньги, — сказал Макинтош тонким голосом.— Порфири-Плейс, — ответила Зои, улыбаясь. Кен кивнул.— Такой большой белый с темно-красным слон. Я иногда проезжаю мимо. Чертовы неудачи.— Ронни Апджон, — вдруг радостно сказал Макинтош, — получил по заслугам.Зои промолчала.— Кто это? — спросил я.— Ронни Апджон — распорядитель на скачках, — объяснила она. — Много лет подряд он жаловался на папу в жокей-клуб, утверждая, что папа берет взятки у букмекеров, хотя, конечно же, папа никогда этого не делал.Макинтош визгливо засмеялся, как будто подобные обвинения доставляли ему удовольствие.— Папа! — протестующе воскликнула Зои, понимая однако, что все это правда.— Ронни Апджон потерял кучу денег. — Макинтош удовлетворенно покачнулся, но под нашими пристальными взглядами, казалось, сбился с мысли и понес какой-то бред. — Стэйнбек принял на сто против шести.— Кто это? — опять спросил я Зои. Она пожала плечами:— Старые ставки. Стэйнбек был букмекером и давным-давно умер. Папа что-то вспоминает, но постоянно путает. — Она посмотрела на отца со смешанным чувством любви, раздражения и страха, последнее было обусловлено, как мне показалось, переживаниями о не столь отдаленном будущем. В этом она была похожа на Рассет Иглвуд — дочери, поддерживающие хрупкие жизни своих отцов.— Поскольку ты здесь, — обратилась Зои к Кену, — так , может, посмотришь вечернюю уборку лошадей?Любезное согласие Кена окончательно покорило Зои. Моя миссия по восстановлению порядка, казалось, была успешной. Так же, как и с Рассет. Мир был у наших ног.— Давай, папа, — сказала Зои, помогая отцу подняться, — пора к лошадям.Старик оказался физически куда крепче, чем я мог предположить. Коротышка на полусогнутых ногах, он шел с видимым нетерпением, не шатаясь и не сутулясь. Мы втроем следовали за ним через выложенный плитками холл и коридор и подошли к открытой двери комнаты Зои. Она заглянула туда и свистнула. Тут же выскочили все шесть собак, прыгая и повизгивая от возбуждения.Эта пополнившаяся компания втиснулась в пыльный «Лендровер», стоявший у задней двери, и направилась к белой кирпичной конюшне, находившейся в четверти мили от дома. Из одноэтажного белого строения появился главный конюх и тоже присоединился к нам. Итак, впервые в жизни в качестве приглашенного я наблюдал ритуал британской вечерней уборки лошадей.Все казалось довольно простым. Медленное продвижение от стойла к стойлу, короткая дискуссия между тренером, конюхом и главным конюхом о здоровье каждой лошади, поглаживание и морковка от тренера, иногда ощупывание тренерской рукой подозрительной лошадиной ноги. Кен обсуждал с Зои старые травмы, а старик Макинтош буквально извергал фонтаны инструкций главному конюху, которые были выслушаны с признательностью, но мне показались весьма противоречивыми.По ходу дела я спросил у Зои, в каких стойлах были лошади с атропиновыми коликами.— Редж, — обратилась она к главному конюху, — поговори с моим другом, ладно? Ответь на любой вопрос.— На любой? — удивился конюх. Она кивнула:— Да, ему можно доверять.Редж, такой же маленький и проворный, как и Макинтош, подозрительно и изучающе взглянул на меня и, судя по всему, остался недоволен. «Уж его-то точка зрения никак не совпадает с моей», — подумал я.Тем не менее я его спросил о стойлах. Он очень неохотно указал их мне: шестое и шестнадцатое. Номера были написаны черной краской на белой стене над дверьми каждого стойла. Больше никаких различий.Реджу, который нес сумку с морковками и вручал их Зои и ее отцу в каждом стойле, не хотелось, чтобы я путался у него под ногами.— Вы знаете кого-нибудь по имени Винн Лиз? — спросил я его.— Нет, — ответил он, ни секунды не раздумывая. Но старик Макинтош, взяв морковку, тоже услышал вопрос, и его ответ был прямо противоположным.— Винн Лиз? — весело взвизгнул он. — Он прибил мужику штаны прямо к яйцам! — Старик долго и натужно смеялся, слегка задыхаясь. — Строительным пистолетом, — добавил он.Я мельком взглянул на Кена. У того отвисла челюсть. Он был шокирован.— Папа, — машинально запротестовала Зои.— Правда, — сказал ее отец. — Ты знаешь, что это правда. — Он тревожно вздрогнул, и воспоминания улетучились. — Мне, должно быть, что-то пригрезилось.— Вы знаете его, сэр? — спросил я.— Кого?— Винна Лиза.Он взглянул на меня. Синие глаза сверкнули.— Он уехал… Наверно, умер. Шестой — это Виндермэн.— Пойдем, папа, — сказала Зои, направляясь вдоль стойл.Шаловливо, будто рассказывая детский стишок, он говорил:— Исправленное издание, Уишиуоши, Пенни-крэкер, Глу.— Папа, это никому не интересно, — заметила Зои.— А кто там идет после Глу? — лениво поинтересовался я.— Фолди, Виндермэн, Кодак, Бой Блу.Я широко улыбнулся. Он радостно засмеялся, польщенный.— Так звали лошадей, которых он тренировал давным-давно, — пояснила Зои, — а сегодняшние имена он все забывает. — Она взяла его за руку: — Пошли, папа, конюхи ждут.Он послушался, и мы подошли к лошади, которая, как заметила Зои, стала куда сильнее и выносливее после того, как ее обрезали. «Читай: кастрировали», — подумал я. Большинство лошадей-стиплеров были меринами.— Это сделал Оливер Квинси, — сказала Зои. Кен кивнул:— Да, он мастер по таким делам.— Его выпускали несколько раз, он выиграл три или четыре забега. Папа его обожает.— Оливер — хорошая компания, когда он выбирает, — безразлично заметил Кен.— Оливер? — Спросил Макинтош. — Вы сказали Оливер?— Да, сэр. Оливер Квинси.— Он рассказал мне шутку. Я так смеялся. Но не могу ее вспомнить.— Он большой шутник, — согласился Кен.Шутка Оливера была бы неуместной для воскресного утра: «Каких четырех животных больше всего любит женщина?» Но моей матери она бы понравилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33