Роллсом Иглвудом, который как раз выходил, хромая, со своей тростью.— Добрый день, сэр, — сказал Кен.Я надеялся, что то, как он вздрогнул, заметил я один. Я видел, как в его глазах, словно внезапно налетевшее облачко, мелькнула тревога. Его желание развернуться и убежать было очевидным.Дж. Ролле замер, вперив в Кена зловещий взгляд.— Ты убил мою лошадь, — проскрипел он. Кен едва заметно покачал головой.— Она погибла. Мы не смогли спасти ее.— Откровенное невежество, и больше я этого не потерплю!Я пользовался возможностью рассмотреть Иглвуда вблизи. Этот худой, седоволосый, со старческими пигментными пятнами человек источал непонятную силу и внушал страх, невольно ассоциировавшиеся с его именем. Его голос, будто специально предназначенный для подчинения других людей, был жестким и скрипучим, и в нем звучала реальная угроза в адрес ветеринара, который был почти в два раза моложе его.— До сих пор я терпел тебя лишь потому, что моя внучка была к тебе неравнодушна, — сказал он, — а также из уважения к памяти твоего отца. Но мне пришлось сказать Кэри, чтобы ты больше не подходил к моим лошадям, а не то я передам свои дела в другую клинику. Хотя мне не хотелось бы этого делать после стольких лет. Я так и сказал ему. Настало время прекратить это живодерство.Кен даже не пытался защищаться. Иглвуд угрожающе кивнул в его направлении, сделал жест тростью, приказывая освободить дорогу, и захромал прочь.— Вот видишь… — сказал Кен, побледнев и дрожа, как во время пожара. — Я ведь его понимаю. Лошадь, которая погибла в четверг утром, была из его конюшни.— Со стороны мне показалось, что это не первый неприятный случай.— Ты прав, не первый. Еще одна его лошадь скончалась на столе около месяца назад, когда я делал ей операцию дыхательных путей. А одна умерла прямо у него в боксе… — В голосе Кена зазвучали теперь уже ставшие знакомыми нотки отчаяния. — Я не допустил ни одной ошибки, я всегда работаю с максимальной осторожностью. Они просто умерли.— М-м… Почему бы тебе не рассказать обо всех неожиданных смертельных исходах, соблюдая точную хронологию? Назови имена всех владельцев и тренеров, расскажи все, что ты знаешь о них особенного или необычного. Если ты уверен, что все делал правильно, мы должны найти этому другое объяснение.— Какое объяснение?— Ведь это могло быть преднамеренное убийство.— Невозможно. В этом-то вся беда. Я сто раз все перепроверил. Сто раз прокрутил все в голове. Я не мог уснуть… Да и какой смысл было их убивать?Я вздохнул.— Давай начнем с перечисления событий.— Мне потребуются мои записи… — Он запнулся, еще больше помрачнев. — Все мои записи сгорели.Мы отошли в сторону от двери в бар и остановились у комнаты для взвешивания. Я заметил, как несколько человек покосились на Кена, но решил, что это из-за его расстроенного вида. Однако впоследствии я не раз слышал, как Иглвуд, характерно глядя, делился своим мнением: «…развалить такую фирму…», «…я потерял троих… не может продолжаться». «Интересно, — подумал я, — в какой момент мнение превращалось в клевету?»— Ты должен перестать докапываться, в чем ты ошибся, — сказал я Кену. — И постарайся поразмыслить, как можно подготовить убийство тех лошадей, которые погибли. Вспомни об игле и нитке, которые ты нашел в кишечнике. То есть подумай обо всех известных тебе способах убийства лошадей.— Но я… — Он умолк в нерешительности.— Знание еще не вина, — сказал я. — Знать, как всадить нож между ребер, вовсе не означает совершить преступление.— Однако, если ты знаешь, как это сделать, всегда можно предположить, что это был именно ты.— А ты знаешь как.— Ну… каждый ветеринар знает.Я посмотрел на его вытянувшееся несчастное лицо с обеспокоенными светлыми глазами и понял, что он не хочет делиться информацией, которая могла звучать как признание. Это были те же сомнения, что и в ночь пожара. «Рано или поздно, он скажет, — подумал я. — Но чем скорее, тем лучше».У него за спиной я увидел Белинду, целеустремленно пробиравшуюся к нам, и пожалел, что мы не забрались подальше в глубь бара.— Подумай над перечнем, — напомнил я Кену. — Встретимся завтра рано утром в клинике. Будь один.— Во сколько?— В восемь сможешь?— Ладно… — Он оглянулся, чтобы понять, куда я смотрю. Белинда была от нас шагах в шести. — Хорошо, в восемь.— Что восемь? — спросила Белинда, услышав конец фразы.— Номер восемь в следующем забеге, — объяснил я.Кен закрыл глаза.— В чем дело? — спросила Белинда.— Ни в чем. — Он открыл глаза, улыбнулся и полез за бумажником. — Солнышко, сходи, поставь для меня пятерочку на номер восемь. Ты же знаешь, я не люблю, когда люди видят, как я делаю ставки.— Восьмой безнадежен, — заявила она.— Все равно…— Ладно, но ты сумасшедший.Она пошла к кассам тотализатора, а Кен тут же спросил:— Почему ты не хочешь, чтобы она тоже пришла?— Если ты будешь один, ты расскажешь мне больше и подробнее. А с ней я поговорю в другой раз.Он подумал и сказал:— Может, ты и прав. Ты потрясающий врун.— Я решил, что так будет лучше.— Все равно, ты меня удивил. Так быстро нашелся!— Годы практики.— Надо же.Когда Белинда вернулась, мы поднялись на трибуну, чтобы посмотреть забег. Ко всеобщему удивлению, номер восемь пришел первым. Трибуны встретили победу безнадежного участника молчанием. А довольная улыбка Кена потухла, когда он узнал, что Белинда поставила его пятерку не на номер восемь, а на фаворита.— Люди и из-за меньшего разводились, — сказал Кен, стараясь сохранить доброе расположение духа.— Восьмой никуда не годился, — настаивала Белинда. — Я хотела, чтобы ты выиграл.Восьмой номер принес целое состояние тотализатору и стал причиной ссоры между обрученными. Я оставил их одних решать возникшую проблему, а сам отправился искать Аннабель. Я нашел ее возле загона, куда она привела своих подопечных.После двадцатиминутной разлуки мы приветствовали друг друга, как старые друзья. Экспедиция к призовому столбу заставила быстрее забиться наши сердца и явно подняла настроение. Наши японцы оживленно спорили о том, на кого ставить в следующем забеге. А мы с Аннабель смотрели друг на друга, и масса невысказанных вопросов переполняла нас.Наконец Аннабель задала один из них:— С кем это вы разговаривали, когда мы вернулись? Какой-то высокий светловолосый молодой человек и норовистая девушка.— Норовистая?Она пожала плечами:— Называйте, как хотите.— Это Кен Макклюэр и Белинда Ларч. Свадьба через три недели.Аннабель нахмурилась, но вовсе не из-за того что услышала.— Он ветеринар?— Да.— Ваш друг?— Я познакомился с ним позавчера и, насколько это возможно, подружился.Она помолчала, а потом сказала:— Спасибо, что помогли мне. Но я бы не хотела, чтобы вы совершили ошибку, общаясь с этим ветеринаром. Там, наверху, о нем говорили.— Кто?— Директора и распорядители. По крайней мере один из них. Он показал его другим, когда они стояли у окна и выпивали перед обедом. Он сказал, что ваш приятель скоро будет отстранен от практики или что-то в этом роде, так как он убивает лошадей направо и налево, нечестен, вороват и вообще является позором своей профессии.— Так и сказал?— Пожалуй, еще покруче. В его словах слышалась какая-то ненависть.— Правда? — заинтересовался я. — И кто же это был?— Мне представили сразу человек восемь, а я, в свою очередь, спешила представить наших гостей, — она кивнула в сторону японцев, — так что я не запомнила его имени, но, по-моему, он один из распорядителей.— Давайте посмотрим, — сказал я и открыл первую страничку своей программки. Там, как ни досадно, в списке распорядителей я нашел имя, которое тщетно искал на остальных страницах.Р. Д. Апджон, эсквайр.— Ронни! — воскликнула Аннабель. — Не могу вспомнить его фамилии, но они называли его Ронни, — она внимательно посмотрела мне в глаза. — Это о чем-нибудь вам говорит?Я объяснил, почему Ронни Апджон ненавидел Кена Макклюэра:— Кен поставил его в дурацкое положение, а некоторые этого не прощают.Аннабель с открытым ртом слушала сагу о торжестве справедливости и восстановлении чести изгнанника, одержавшего победу в борьбе со злом.— Я понимаю досаду недоброжелателей, вызванную спасением лошади, но почему же погибли остальные? Ведь не только Ронни говорил об этом, другие тоже.— А как этот Ронии выглядит? — спросил я.— Вы отвлекаетесь от темы.— Почему умерли лошади, не знаю ни я, ни Кен. Мы пока еще работаем в этом направлении. Вы при случае узнаете Ронни Апджона?Она поправила рукой прическу.— На скачках все распорядители так похожи друг на друга.— Иногда люди говорят то же о японцах.— Ну уж нет, — мгновенно возразила Аннабель, — своих троих я узнаю где угодно.Она взглянула на часы.— А сейчас мне нужно отвести этих двоих наверх, там должны собраться все местные шишки. Ничего, если я вас покину?Они пошли туда, как мне показалось, из чувства вежливости. Гораздо интереснее было проводить время здесь, в толпе, с такой милашкой, как Аннабель. Неожиданно я заметил, что с их уходом для меня тоже потускнели все краски праздника. И я сказал себе: «Так, так, так, Питер, дружище, не увлекайся. За ней бы пол-Лондона увязалось, к тому же ты ничего о ней не знаешь, кроме того, как она выглядит и говорит…»А нужно ли знать больше? В конце концов, все должно иметь свое начало.Я поднялся на трибуны и присоединился к Викки и Грэгу. Они рассказали, что нашли в баре два свободных места и просидели там целый час, потягивая джин с тоником и наблюдая за скачками по телевизору. Они играли в тотализатор, не задумываясь поставили на двух победителей и сорвали большой куш на восьмом номере.— У меня день рождения восьмого числа восьмого месяца, — сказала Викки. — Восемь — мое счастливое число.Они признались, что в целом неплохо проводили время.К ним подошла Белинда, выглядевшая довольно мрачно, поинтересовалась, как дела, и была вне себя, узнав, что они много выиграли, поставив на восьмерку.— Эта скотина никуда не годится, — не соглашалась Белинда, — а Кен теперь рвет и мечет.— Почему, дорогая? — озадаченно спросила Викки.— Он дал мне пятерку, чтобы я поставила за него на восьмой номер, а я вместо этого взяла и поставила на фаворита. Так он теперь ходит с таким видом, будто из-за меня потерял мешок золота.— Ему сейчас несладко приходится, — тихо сказал Грэг. — Ты ведь и сама это знаешь.— Он гордец и упрямец, — возразила Белинда, — и со мной не разговаривает.Тут все заметили, как у нее в глазах блеснули две слезинки. Она вскинула голову так, словно хотела загнать их обратно, и с силой сжала ресницы.Викки облегченно вздохнула при таком проявлении эмоций со стороны ее властной доченьки.— Ничего, это пройдет, — успокоила она Белинду.Та продолжала жаловаться:— Я предложила вернуть ему те несчастные деньги, которые он мог бы выиграть. А он сказал, что не в этом дело. Хорошо, если не в этом, то в чем?— Дело в его собственном «я», дорогая, — сказала Викки. — Ты попыталась оспорить принятое им решение. Более того, ты его переиграла. Вот из-за чего он бесится, а вовсе не из-за денег.Белинда смотрела на мать широко раскрытыми, полными удивления глазами. И я подумал, что, возможно, сейчас впервые за свою жизнь, уже будучи взрослым человеком, она прислушалась к словам Викки. После длительной паузы ее взгляд скользнул на меня, и к нему вернулась вся его прежняя едкость и непримиримость.— А вы, — спросила она, всем своим видом выражая антипатию, — вы что скажете обо всем этом?— Я скажу, — ответил я без особого энтузиазма, — что он слишком привык, что вы безоговорочно подчиняетесь ему в работе.— Я хотела сделать, как лучше, — оправдывалась она.«А заодно доказать превосходство своего мнения», — подумал я, но понял, что вслух этого лучше не говорить.Белинда поспешила сменить тему разговора, чтобы оградить свое внутреннее достоинство от дальнейших посягательств.— Кстати, мы все хотели бы знать, что это за таинственная незнакомка, с которой вы разговаривали весь день.«Все мы хотели бы знать» — это был эвфемизм придуманный Белиндой вместо «я сгораю от любопытства». Грэг и Викки казались заинтригованными. Судя по всему, они не заметили Аннабель.— Какая незнакомка? — непосредственно поинтересовалась Викки.— Она работает в жокей-клубе, — ответил я, — сопровождает иностранцев, приезжающих с официальным визитом. Сегодня у нее японцы. Я помог ей как переводчик, вот и все.— В жокей-клубе? — пожала плечами Белинда. Не похоже на них. Разве на скачки являются в подобном наряде?— Обязательно покажите ее мне, — попросила Викки.Аннабель появилась только после последнего забега. Она спустилась сверху и проводила своих подопечных к выходу. Я уже поджидал ее там, заставляя Кена и остальных ждать. Увидев меня, она подошла, кокетливо улыбаясь.— Ронни Апджон — вон тот человек, впереди, рядом с женщиной в оранжевом пальто.Мы вместе вышли на площадку для парковки автомобилей в сопровождении двух японцев.— Я не могла с ним нормально поговорить: он все время то выходил, то возвращался, а я была занята с нашими друзьями. Но на первый взгляд ничего необычного в нем нет. Не без предрассудков, конечно. Он считает, что жокеи играют со смертью, а кто нет?— Кто не играет со смертью или кто так не думает?— Выбирайте.Мы подошли к большому автомобилю, в котором должны были уехать наши важные гости из Японии. Я поклонился им на прощание, а сам старался не упустить из виду все удаляющееся оранжевое пальто.— Ну, бегите догоняйте его, — сказала Аннабель, — если это необходимо.Я улыбнулся, глядя в ее голубые глаза.— Я позвоню вам, — сказал я.— Смотрите не забудьте.Вслед за своими подопечными Аннабель села в машину и закрыла дверцу. Я помчался догонять оранжевое пальто так быстро, как только мог, чтобы не привлекать при этом к себе внимание.Пальто остановилось у большой серой машины, и мужчина, сопровождавший его, он же Ронни Апджон, открыл дверцу. Потом он открыл багажник, снял шляпу, бинокль в футляре, пальто и бросил их туда. Оранжевое пальто сдвинулось с места и сделало то же самое. Я получил возможность подойти ближе и получше разглядеть Апджона, прежде чем он уселся в автомобиль. Когда же это случилось, оказалось, что он сел не за руль, а на пассажирское сиденье. Вести машину должна была хозяйка оранжевого пальто, теперь одетая в серое платье с жемчужными украшениями.Ронни Апджону, обладателю самой заурядной внешности, на вид было около шестидесяти, и мне пришлось мысленно разложить по полочкам его черты, чтобы понять, встречал ли я его прежде. Волосы седые. Лоб не очень высокий, в морщинах. Брови не так чтоб очень густые. Глаза слегка раскосые. На веках складки, появившиеся с возрастом. Нос крупный, слегка картошкой. Средних Размеров коричневатые усы. Рот строгий. Скулы… Я сдался. В его скулах ничего примечательного не было. К тому же он теперь сидел в машине, и разглядеть его можно было только через стекло.Я развернулся и пошел к машине Кена. Он стоял, облокотившись на крышу автомобиля, с удивлением наблюдая за моими виражами.— Ты знаешь, за кем ты следил? — спросил он, не понимая, что происходит. — Это был Ронни Апджон.— Я, вообще-то, на это надеялся.— Но почему?— Я хотел сопоставить лицо с именем. Я задумался.— Кроме того, что он выполняет обязанности распорядителя, чем он еще занимается?— Держит нескольких лошадей, — Кен размышлял, — имеет какое-то отношение к финансированию и к администрации. Точно не знаю. Я чувствую, еще немного — и его отправят на пенсию. Но в деньгах он не нуждается. Похоже, получил наследство, так как я бы не сказал, что сам он очень сообразителен.— Он может здорово навредить тебе, — сказал я. Кен вздохнул.— Все сейчас против меня. — Он выпрямился и собирался сесть в машину. — Кроме того, я устроил Белинде взбучку, а я ведь даже не знал, кто выступает под восьмым номером, не говоря уже об уверенности в победе. Я ужасно ее расстроил, и сам теперь по уши в дерьме.Я покачал головой.— Это не совсем так. Тебе достаточно просто погладить ее по коленке.Я уже привык к тому, что время от времени он смотрит на меня так, будто я чокнутый. Но по дороге домой он все-таки не говоря ни слова погладил Белинду по коленке, та разрыдалась, и на этом ссора исчерпала себя.В тот вечер, когда все разошлись, я съел тост с сыром, выпил немного вина и позвонил маме. Давно сложившаяся система моих международных звонков к родителям заключалась в том, что всякий раз, когда я звоню, платят они.Все, что требовалось от меня, — это дозвониться и сообщить номер, с которого я говорю, а они тут же мне перезванивали. Таким образом, мне приходилось платить максимум за три минуты, а разговаривать мы могли по целому часу. Отец как-то поиронизировал, что для них это единственный способ узнать, что я жив.Я посчитал, во сколько обойдется трехминутный звонок в Мехико, и оставил деньги в конверте около телефона. Вскоре я уже разговаривал с моей мамулей.Я представил ее на другом конце провода — такую же красивую, как и прежде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33