Я думал, что Лорикрофт опасен. Что он способен убить так же бессердечно, как и любой из его хладнокровных клиентов.
— Если Гленда захочет уехать, — сказал я Белл, — возьми ее с собой.
Белл покачала головой.
— Я вернусь через час, — сказал я и попросил Джет отвезти меня на своей машине на другой конец города.
— В больницу? — с надеждой спросила она.
— Типа того, — ответил я.
ГЛАВА 10
В больнице, которая была мне нужна, лечили лошадей.
Я заранее позвонил туда, чтобы договориться о встрече, и в холле Центра по исследованию заболеваний лошадей меня ждала женщина с цветочным именем Цинния. Она сообщила, что проводит любые исследования, но ее основная специальность — ядовитые растения и их влияние на лошадей.
Именно Циннии было поручено не просто попытаться спасти жизнь кобылке Каспара Гарви, но и выяснить, что с ней вообще не так.
Циннии на вид было около пятидесяти. Из-под ее рабочего белого халата виднелась серая фланелевая юбка. Несмотря на свое красочное имя, Цинния носила короткую стрижку — волосы у нее были седые, — туфли без каблуков, губы не красила и вообще выглядела какой-то усталой. Со временем я догадался, что это не от недосыпа, — она всегда такая.
— Доктор Стюарт?
Цинния встретила меня без особого энтузиазма, смерила взглядом, вопросительно вскинула брови, увидев Джет — Джет наотрез отказалась подождать в машине. Когда я сообщил, что Джет профессиональная сиделка, брови Циннии опустились на место, и нас пригласили пройти вслед за этим экзотическим цветком в лабораторию. В лаборатории теснилось целое стадо микроскопов, центрифуг, измерительных приборов и газовый хроматограф. Мы уселись на высокие лабораторные табуреты. Мне по-прежнему было нехорошо.
— Кобылка мистера Гарви, — ровным тоном начала Цинния, — поступила к нам в центр с тяжелыми симптомами расстройства пищеварительного тракта. К тому времени, как меня вызвали сюда, к ней, — это было вечером в воскресенье, — животное впало в состояние коллапса.
Цинния подробно описала все свои действия. Поскольку лошади от природы лишены механизма антиперистальтики — или, проще говоря, рыгать они не могут, — действия Циннии состояли в основном в промывании желудка и обильном питье — слава богу, кобылка еще могла пить.
— Я была практически уверена, что лошадь съела какую-то разновидность растительного яда, который истолкли и подсыпали ей в сено, потому что образцов листьев или стеблей ядовитых растений в сетке с кормом, которая поступила вместе с кобылкой, мне обнаружить не удалось. Я рассчитывала, что лошадь падет, и тогда мне удастся исследовать содержимое желудка, но животное цеплялось за жизнь, и потому мне пришлось обходиться образцами экскрементов, имевшимися в изобилии. Я полагала, что животное могло съесть амброзию полыннолистную. Это растение очень ядовито, его поедание часто влечет за собой смерть лошади. Оно воздействует на печень и обычно воздействует хронически, но может вызвать и острый приступ, как у кобылки Гарви.
Она помолчала, обвела взглядом нас с Джет, увидела, что мы во всем этом плохо разбираемся, и уточнила:
— Вы знакомы с senecio jacobea?
— Да нет… — признался я.
— Попросту говоря, амброзией, — Цинния чуть заметно улыбнулась. — Она обычно растет на пустошах. Согласно государственному постановлению о сорных растениях 1959 года она является вредным сорняком, так что, если вы ее встретите, ваша прямая обязанность — ее уничтожить.
К сожалению, ни Джет, ни я не имели ни малейшего понятия, как выглядит эта вредная травка, так сказать, на корню. Мы спросили, как ее узнать, и Цинния принялась объяснять:
— У нее желтые цветы, листья зубчатые…
Тут она спохватилась и вернулась к теме:
— В амброзии содержатся циклодиэфиры, наиболее токсичные из пирролизидиновых алкалоидов. Она вызывает те самые симптомы, что проявились у кобылки: нарушения работы пищеварительного тракта, боли в брюшной полости и атаксию — утрату контроля над конечностями.
Мы почтительно внимали. Я про себя размышлял, уж не наелся ли я сам этой страшной амброзии…
— Листья амброзии в засушенном состоянии сохраняют свои ядовитые свойства годами. Увы, тем удобнее всяческим злоумышленникам растирать их в порошок и подмешивать в другой сухой корм — к примеру, в сено.
— И вы нашли в навозе кобылки амброзию? — спросила Джет.
Цинния перевела взгляд с нее на меня.
— Нет, — ответила она спокойным, будничным тоном. — Обнаружить амброзию нам не удалось. Мы провели курс лечения антибиотиками, на случай наличия инфекции, и постепенно животное оправилось. После этого мы отправили лошадь к Джорджу Лорикрофту, следуя указаниям ее владельца, Каспара Гарви. До этого кобылку тренировал Оливер Квигли, и мы провели в той конюшне расследование, опросив всех, начиная с главного конюха. Все работники как один отрицали, что кто-то мог подсыпать что-либо в корм кобылке. Видите ли, ни у одной другой лошади подобных симптомов не наблюдалось.
— И что же с ней было не так? — спросила Джет. — Вы так и не узнали?
— Было несколько версий, — сказала Цинния тоном, который ясно давал понять, что любая версия, кроме ее собственной, заведомо является ошибочной. — Но, разумеется, кобылки здесь давно уже нет. Если вы, доктор Стюарт, хотели провести анализ крови на антитела, то имейте в виду: мы уже предлагали это Каспару Гарви, но он пока что отказался.
Цинния имела в виду, что если лошадь — как и человек — болела каким-то заразным заболеванием и вылечилась, то после этого в крови должны остаться антитела, возникшие для борьбы с этой инфекцией. Так что наличие в крови антител на какое-либо заболевание доказывает, что данная лошадь его перенесла.
— Нет, спасибо, анализ на антитела я проводить не собирался, — сказал я. — Простите, а у вас не осталось… э-э… образцов этого навоза? Может быть, они еще хранятся у вас в лаборатории?
— Могу вас заверить, доктор Стюарт, — сухо ответила Цинния, — что мы проверили экскременты на наличие всех возможных болезнетворных бактерий и ядов и ничего не нашли.
Лоб у меня вспотел. Чувствовал я себя примерно как та кобылка. Никогда не слышал, чтобы переломы отзывались на желудке…
Наконец Цинния неохотно созналась, что в Центре исследований сохранились образцы интересующего нас материала, поскольку загадочную болезнь кобылки распознать так и не удалось.
— Вдруг Каспар Гарви передумает! — сказала Цинния.
Я про себя подумал, что вряд ли Каспар Гарви желает раскрыть эту тайну. Но это его проблемы. Я спросил у Циннии:
— Скажите, а в вашем хозяйстве, случайно, нет счетчика Гейгера?
— Счетчика Гейгера?.. — Цинния внезапно охрипла.
— Насколько я понимаю, — сказал я без нажима, — кто-то из здешних работников высказывал предположение, что у кобылки лучевая болезнь.
— Нет-нет! — Цинния решительно покачала головой. — В этом случае ей стало бы хуже и она бы умерла, в то время как она оправилась через несколько дней, когда ее пролечили антибиотиками. Да, одна из наших коллег действительно выдвинула версию радиации, в основном, я думаю, потому, что у кобылки начала выпадать шерсть. Но, в общем, да: счетчик Гейгера у нас тут где-то есть. Однако когда кобылку выписывали, превышения радиационного фона у нее не наличествовало.
Наступило молчание. Мне не хотелось противоречить Циннии и раздражать ее. Через некоторое время она улыбнулась почти дружелюбно и сказала, что разыщет исследовательницу, о которой идет речь. Через пять минут Цинния вернулась с еще одной дамой в белом халате. Честно говоря, познания последней касательно радиации оставляли желать лучшего.
Вторая исследовательница представилась как Вера. Вера была настоящим асом по части тяжелых колик.
— Я ветеринар, а не физик, — объяснила она, — но раз Цинния не нашла следов яда, — а уж если она не нашла, то никто не найдет, можете мне поверить, — я принялась обдумывать другие варианты, и мне вдруг пришло в голову: а вдруг это лучевая болезнь? Ну, и тут, конечно, дико все перепугались. Мы пригласили специалиста по радиации, он сделал анализы и сказал, что бояться нечего, лучевая болезнь не заразна, и кобылка тоже. Я, к сожалению, не помню всего, что он говорил…
— Доктор Стюарт — физик, — заметила Цинния как бы между прочим. Но на вторую ветеринаршу это не произвело ни малейшего впечатления.
— Он читает погоду на Би-би-си, — возразила она.
— Одно другому не мешает, — заверила ее Джет. — Он еще и с лекциями выступает.
Я удивленно посмотрел на нее.
— Твоя бабушка мне все рассказала! — улыбнулась Джет. — Она говорила, что ты читаешь лекции по физике вообще и о радиации в частности. В основном молодежи, подросткам.
Вера, вторая дама в белом халате, была полной противоположностью Циннии. Никакой сонливости в ней не было и в помине. Она тут же встрепенулась — видимо, я предстал перед ней в новом свете.
— Давайте так, — предложила она, — вы прочтете мне кусок вашей лекции, а я одолжу вам записи моих анализов.
— Это недопустимо! — возмутилась Цинния. — Это против всех правил!
Ее подруга кивнула, но нисколько не смутилась.
— Обещаете? — уточнил я.
— Естественно!
Я подумал, что это поможет мне отвлечься от моего состояния общей хреновости, и потому решил пересказать часть лекции, которую читал так часто, что помнил уже наизусть.
— Я расскажу об уране, — объявил я. — Это из лекции, которую я обычно читаю шестнадцати-семнадцатилетним подросткам.
— Хорошо, — одобрила Вера. — Валяйте.
И я задушевным тоном начал свой рассказ:
— Один грамм урановой руды содержит более двух миллиардов миллионов миллионов атомов, то есть два с двадцать одним нулем. Даже и не пытайтесь себе представить, это невозможно. Несмотря на то, что природный уран не так уж радиоактивен по сравнению с другими, куда более опасными веществами, пара граммов урана — то есть меньше половины чайной ложки — каждую секунду испускает около тридцати тысяч альфа-частиц и будет испускать их почти с той же скоростью на протяжении миллионов лет. Если ваши внутренности каждую секунду в течение двух суток будут бомбардировать тридцать тысяч альфа-частиц, вас, несомненно, начнет тошнить, но, думаю, со временем вы все же оправитесь…
Я осекся. Меня и в самом деле тошнило. Однако, насколько мне было известно, никакого урана я не ел… Джет встревожилась. А Вера, видимо, сочтя мою часть сделки выполненной, вышла из комнаты и почти сразу вернулась со светло-коричневой папкой — двойником той, из-за которой так перенервничала «Объединенная компания».
Однако внутри оказались, увы, не двадцать писем, предлагающих продать либо приобрести одну из обогащенных производных той руды, о которой я только что вел речь. В папке лежал научный отчет и график уровня радиации в экскрементах двухлетней кобылки за те несколько дней, что она провела в клинике.
К тому времени, как Вере пришла в голову мысль о радиации, ее уровень уже пошел на убыль. Я предположил, что основной источник вышел из кобылки еще в самом начале, возможно, даже с поносом в то первое воскресенье, когда она лежала и стонала в своем деннике на конюшне Квигли.
Кроме того, Вера широким жестом вручила мне сверток величиной с коробку для обуви, посоветовав не открывать его в приличном обществе. Цинния с негодованием указала ей на то, что содержимое коробки является собственностью центра, или, возможно, Каспара Гарви, или, наконец, лошади — хотя последнее и спорно, — но мне оно никак принадлежать не может.
Я резко встал и спросил, как пройти в туалет. Через закрытую дверь у меня за спиной я услышал, как Джет благодарит белые халаты и прощается. Вскоре я уже сидел рядом с ней в машине. Мы возвращались к Лорикрофтам. Меня все еще мутило.
— Что с тобой? — встревоженно спросила Джет.
— Лучевая болезнь, что ли…
— Симптомы похожи.
— А черт ее знает.
Она затормозила на дорожке перед домом Лорикрофтов. Вокруг никого не было.
— Я с тобой в дом, — сказала она. — Не вздумай спорить.
Я был совсем дохлый, и на споры просто сил не осталось. Я выполз из «Хонды» и вместе с Джет, упрямо не отстававшей от меня ни на шаг, пересек дорожку, для порядка постучал в дверь и вошел в кухню.
Самого Джорджа Лорикрофта, к великому моему облегчению, на кухне не оказалось. А то я уже представлял, как мне придется разбираться с ним при помощи физической силы. А даже если не считать того, что меня изводила тошнота, Джордж был выше и сильнее.
Но на кухне была только Гленда. Она сидела посреди кухни, у большого стола, дрожала от страха, и лицо у нее было светло-серое. Она явно обрадовалась, что пришли мы с Джет, а не кто-то другой.
— Джорджа нет, — сказала она. — Он сказал, что пойдет на пустошь со второй группой лошадей.
Голос ее звучал бесцветно и безжизненно.
— А Белл? — спросил я.
Гленда не шелохнулась, даже не взмахнула накрашенными ресницами. Она еще не успела сменить свой облик «куколки»: свитерок в обтяжечку, туфельки на высоких каблучках, взбитые золотые кудряшки, — но прежняя Гленда, та, которую я знал до Донкастера, испарилась. Передо мной во всей красе предстала та самая женщина, которая в гневе разнесла вдребезги трепетную маску Оливера Квигли. Хотя заметно было, что Гленда еще не вполне привыкла к этой роли.
— Белл поехала домой собирать чемодан, — сказала она наконец. — Она заедет сюда и заберет меня с собой.
После паузы я спросил у Гленды, обсуждала ли она с Джорджем список морозных неувязок, который я ей привез.
— Обсуждала! — Она истерически хохотнула. — Девицы здесь были совершенно ни при чем, знаете ли!
Это звучало так, как будто Гленда предпочла бы девиц.
— В Баден-Бадене вообще не было никаких скачек с самого сентября.
Я кивнул. Я знал это — я проверял.
— Джордж — предатель! — объявила она. — Он предал свою родину!
— Ну, это немножко сильно сказано, вам не кажется? — пробормотал я.
— Он знает, что я думаю по этому поводу. Я уезжаю в Лондон вместе с Белл, потому что не хочу быть здесь, когда он вернется. Вы думаете, я его боюсь? Да, вы правы. Я боюсь. Я вам расскажу то, чего никому говорить не собиралась.
Она сглотнула, помолчала, собралась с духом.
— Во всех этих городах, куда, я думала, он ездил к девкам, он покупал и продавал секреты ядерного оружия!
Надо отдать Гленде должное — судя по всему, она пылала самым искренним негодованием.
— И однажды, — продолжала она с еще большим гневом, — однажды он привез домой маленький, но тяжелый сверток. Я подумала, это золото… подарок для какой-нибудь девки… я так разозлилась…
Она судорожно набрала воздуху.
— Как, ну как он мог… Нам ведь всегда было так хорошо в постели… И я достала этот сверток из его «дипломата», открыла, но внутри оказалась только тяжелая серая коробочка. Я открыла и ее, и там, в какой-то пенопластовой упаковке, лежал всего-навсего бумажный кулечек с крупным серым порошком. Но порошок был очень плотно завернут в папиросную бумагу, и я не могла его снова свернуть как было, а тут вошел Джордж.
— И он заметил, что вы лазили в его сверток? — спросил я, когда Гленда остановилась перевести дыхание.
— Нет, не заметил. Но я боялась, что он заметит, потому что он все время ошивался поблизости… и я никак не могла положить этот порошок на место, поэтому я сунула его в свою сумочку вместе с бумажкой, и он по-прежнему был там, когда мы заехали на конюшню к Оливеру Квигли по дороге на скачки в Ноттингем накануне ленча у Каспара Гарви. И я полезла в сумочку искать помаду, а бумажка выпала, и порошок высыпался в ведро с овсом, который приготовили для одной из лошадей Оливера. Я сделала это не нарочно. Я не знала, что лошадь заболеет. Но Джорджу я ничего не сказала, потому что боялась. Просто оставила все как есть.
— И вы видели, которой из лошадей досталось то ведро? — спросил я. Я был совершенно ошеломлен, но верил Гленде.
Глаза у нее расширились, и она ответила:
— Нет…
— Гленда! — протестующе воскликнул я.
— Ну ладно, ладно, вы правы… Да, я видела, в какой денник его понесли, но я не знала, что там стоит кобылка Каспара Гарви. Я даже не думала об этом, пока Белл не сказала, что у кобылки, возможно, лучевая болезнь. И тогда я поняла, чем на самом деле может заниматься Джордж во всех этих поездках и почему он мне врет. Он покупал взрывчатку, из которой бомбы делают. Потому я и попросила вас разобраться в том, что он говорил про те места, где бывал. Господи, хоть бы Белл поскорее приехала!
Я мысленно присоединился к ее молитве.
— Гленда, — спросил я, — а в Донкастере Джордж уже знал, что я обещал разобраться с этими его неувязками?
— Знал, конечно! Я ему сама сказала. Я знала, что он не причинит мне вреда, пока кто-то еще может его выдать.
Гленда в своем новом, не столь лощеном издании все же по-прежнему была чересчур наивна. Мне все больше и больше хотелось смыться из дома Джорджа до того, как он вернется. Но тут наконец появилась Белл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28