– Я хочу спросить, зачем ты в кофейник кладешь лягушек и тритонов?Мисколо рассмеялся.– Не нравится – не пей, – сказал он и втянул воздух носом. – Это новый сорт кофе из Колумбии.– Твой кофе пахнет, как сигары Мейера, – пояснил Карелла.– Я отдаю ему окурки, – сказал Мейер. До него не сразу дошло, что его сигары также стали жертвой критики. – Что ты хочешь сказать? – спросил он. – Чем плохи мои сигары?– Зачем вы пришли? Почесать языками? – спросил Мисколо.– Нам нужно досье Пако Лопеса. – Карелла показал на полки с рядами папок.– Это было всего несколько дней назад, верно?– Убийство на Калвер-авеню. – Карелла кивнул. – Вечером во вторник.– Оно еще не подшито, – сказал Мисколо.– Так где же оно?– Надо поискать у меня на столе. – Мисколо ткнул пальцем в ворох не подшитых к делу отчетов.– Можешь его раскопать? – спросил Карелла.Мисколо не ответил. Он сел в крутящееся кресло у стола и начал раскладывать бумаги.– Жена подарила мне этот кофе в День святого Валентина, – хмуро сказал он.– Наверное, она тебя очень любит, – предположил Мейер.– А что тебе подарила жена?– Валентинов день будет только завтра.– Может быть, она подарит тебе великолепные сигары, – подначил Карелла. – Как те, что ты куришь сейчас.– Вот Гофредо Лопес, этот тебе нужен?– Пако, - сказал Карелла.– У меня нет проблем с сигарами, – с опозданием среагировал Мейер.– Знаешь, сколько Лопесов числится у нас в восемьдесят седьмом участке? – поднял глаза Мисколо. – У нас Лопесов столько же, сколько на свете Смитов или Джонсов.– Во вторник застрелили только одного Лопеса. – Карелла почесал макушку.– Мне иногда хочется, чтобы их всех постигла такая же участь, – сказал Мисколо.– Лучше им всем давать по глотку твоего кофе, – заметил Мейер. – Верная смерть, как от выстрела из обреза.– Очень смешно, – обиделся Мисколо. – Пако, где этот чертов Пако?– Когда ты наконец подошьешь к делу все это? – спросил Мейер.– Когда доберусь, – ответил Мисколо. – Если все наши граждане перестанут стрелять друг в друга, грабить друг друга...– Тогда ты потеряешь работу, – усмехнулся Карелла.– Тогда я сменю работу, – сказал Мисколо. – Прежде у меня была другая работа. Через три года буду жить в Майами.– В Майами преступлений, конечно, не бывает. – Мейер прислонился к косяку двери.– Никаких таких, чтобы беспокоили меня. – Мисколо энергичнее зашуршал бумагами на столе. – Сяду в лодку и буду ловить рыбу.– Не забудь захватить с собой кофейник, – съехидничал Мейер.– Вот, – сказал Мисколо, – Пако Лопес. Притащи обратно, когда закончишь.– Чтобы ты подшил его в четверг – после дождичка.– Ха-ха, – сказал Мисколо, не улыбнувшись. – Ну и юмор у тебя.Время близилось к полудню. В комнате детективов стояла тишина. Все просматривали кучу бумаг о Пако Лопесе. Стреляли во вторник ночью, чуть более чем за семьдесят три часа до того, как из того же ствола была убита Салли Андерсон – на другом конце города. Труп девушки нашли в 00.30 утра тринадцатого; Пако Лопеса убили в 11.00 вечером девятого числа. Убитой было двадцать пять лет, она была белой, работала по найму. Лопесу было девятнадцать, он был «латинос», ранее был арестован за хранение наркотиков с намерением продажи, он избежал наказания – получил условное: тогда ему было всего пятнадцать. А теперь, поздним вечером во вторник, когда осматривали содержимое его карманов, обнаружили шесть граммов кокаина и стянутую пачку стодолларовых купюр на общую сумму тысячу сто. Казалось, между двумя трупами – очень малая связь. Но в обоих случаях стреляли из одного и того же ствола.Дополнительные отчеты о Лопесе подтверждали, что он продолжал торговать наркотиками после первого задержания. Его уличная кличка была Эль Снорто Эль Снорто – от жаргонизма snort (англ.) – нюхать наркотики.

. В испанском языке такого слова не существовало, но «латиносы» или испано-язычные обитатели 87-го участка позволяли себе такого рода кислый юмор. Все, кого допрашивали Карелла и Мейер, сходились на том, что Пако Лопес – сукин сын и убили его поделом. Многие даже желали ему более мучительной смерти, не такой простой, как от двух выстрелов в грудь с близкого расстояния из ствола тридцать восьмого калибра. Одна из его бывших подружек расстегнула блузку и показала детективам ожоги от сигарет, которые Лопес оставил ей на память – на каждой груди. Даже мать Лопеса согласилась (она перекрестилась при этом), что жить на свете без него будет лучше.Допрос известных мелких дилеров наркотиков показал, что Лопес в действительности был оператором чуть выше уровня «мула» в иерархии «вторичного распределения» кокаина, как выразился один из дилеров. У Лопеса была небольшая клиентура, которым он поставлял товар по умеренным ценам, и если ему удавалось заработать тысячу – тысячу двести в неделю, то это было много. Слушая это, Мейер и Карелла, каждый из которых зарабатывал только по две тысячи в месяц, задавались естественным вопросом: правильно ли они выбрали профессию? Прочие, более везучие дилеры сходились в том, что Лопес не стоил того, чтобы его убивать. Он не представлял угрозы ни для кого, скромно трудился в своей нише. Все высказывали предположение, что его укокошил какой-нибудь злобный псих. Может быть, Лопес стал продавать порошок более мелкими дозами, пытаясь таким образом выжать больше денег, и какой-то клиент рассердился и всадил в него пулю? Обыкновенное дело. Но как тогда кокаиновое убийство связать с убийством Салли Андерсон?– Знаешь, о чем я жалею? – спросил Карелла.– О чем?– О том, что это дело попало к нам. * * * Смотритель здания на улице Норт-Кэмпбел, в котором жила Салли Андерсон, не обрадовался, когда они пришли. Его разбудили около часу ночи и допрашивали двое детективов, и потом он не мог заснуть до половины третьего, а в шесть надо было вставать – выставлять на улицу мусорные баки к приезду уборочных машин, затем надо было почистить тротуар от снега, и сейчас было без десяти двенадцать, и он проголодался, хотел съесть свой ленч и не имел никакого желания разговаривать с еще двумя детективами, тем более что он даже не видел, что произошло, и почти не знал девушку.– Я только знаю, что она живет в этом доме, – сказал он. – Зовут ее Салли Андерсон, она проживает в квартире «3-А». – Он говорил о девушке в настоящем времени, будто та была жива... Да если и нет – какое это имеет к нему отношение?– Она жила здесь одна? – спросил Карелла.– Насколько я знаю.– Что это значит?– Ах, эти молодухи, нынешние-то! С кем они живут? С одним хахалем, с двумя, с другой шалавой, с кошкой, с собакой, с золотой рыбкой – кто знает? Да и кому какое дело?– Но, насколько вам известно, – терпеливо настаивал Мейер, – она жила здесь одна.– Насколько мне известно, – сказал смотритель. Он был седым и сухопарым, он прожил всю жизнь в этом городе. И днем, и ночью бывали ограбления в этом здании, да и в других зданиях, где ему приходилось работать раньше. Преступления ему были не в новинку, и подробности его не интересовали.– Вы позволите нам взглянуть на квартиру? – спросил Карелла.– Пожалуйста, – ответил смотритель, проводил их наверх и отпер дверь.Квартира была маленькая, эклектично обставленная: старинные и современные вещи бок о бок. На кожаной кушетке лежали подушки, на полу – ковер, на стенах висели забранные в рамки афиши различных представлений, в том числе ныне популярной «Жирной задницы». У двери в ванную комнату висело несколько профессиональных фотографий девушки в трико в различных балетных позах. Висел плакат балетной труппы «Садлерз-Веллз». На кухонном столе стояла бутылка белого вина. Ее календарь-ежедневник они нашли у телефона в спальне, на ночном столике рядом с кроватью – огромным королевским ложем, укрытым лоскутным одеялом.– Ты звонил в лабораторию? – спросил Мейер.– Они уже закончили, – кивнул Карелла и взял в руки ежедневник. Это был крупный блокнот, в котором листы соединялись при помощи пружинки: каждая страница открывала очередной день. Большая оранжевая пластмассовая скрепка играла роль закладки на странице двенадцатое февраля. Мейер извлек записную книжку и стал записывать, какие встречи были назначены с начала месяца. Он переписывал назначения на четверг, 4 февраля, когда в дверь позвонили. Детективы переглянулись. Карелла пошел к двери, отчасти предполагая, что пришел смотритель – потребовать ордер на обыск или что-то в этом духе. За дверью стояла девушка.– Ах! – сказала она, увидев Кареллу.Она посмотрела на номер на дверях, словно усомнилась, не перепутала ли квартиру. И нахмурилась. Она была высокого роста, пять футов девять дюймов, гибкая, восточного типа, с черными как ночь волосами и раскосыми глазами. Она носила черную куртку поверх синих джинсов и высокие черные сапоги. Сдвинутая набок желтая лыжная шапочка закрывала одну бровь. Длинный черно-желтый шарф свисал почти до колен.– Я вас знаю? – спросила она.– Не думаю, – ответил Карелла.– Где Салли? – спросила она и стала всматриваться в квартиру. В глубине появился Мейер: он вышел из спальни и теперь стоял в гостиной. Оба были одеты в плащи. Она снова быстро взглянула на Мейера и потом на Кареллу.– Что все это значит? – спросила она. – Что здесь происходит?Она отступила на шаг, быстро взглянула через плечо в сторону лифта. Карелла отлично знал, о чем она думает. Двое незнакомцев в плащах, никаких признаков ее подруги Салли – она застала в квартире грабителей.– Мы из полиции, – сказал он, чтобы она не паниковала.– Вот так, да? – с сомнением произнесла она и снова обернулась к лифту.Местная, решил Карелла, и почти улыбнулся. Он извлек кожаный футлярчик из кармана, открыл его и показал девушке свой значок и удостоверение.– Детектив Карелла, – сказал он. – Восемьдесят седьмой участок. А это мой напарник, детектив Мейер.Девушка наклонилась, чтобы разглядеть значок. Она наклонилась от пояса, не сгибая ног и спины.Танцовщица, решил Карелла. Она выпрямилась снова и поглядела ему прямо в глаза.– Что случилось? – спросила она. – Где Салли?Карелла колебался.– Скажите нам, кто вы? – сказал Карелла.– Тина Вонг. Где Салли?– Что вы здесь делаете, мисс Вонг? – спросил он.– Где Салли? – снова спросила она и мимо него прошла в квартиру. По всей видимости, она бывала здесь. Вначале она прошла на кухню, затем в спальню и снова вернулась в гостиную, где ее ждали два детектива. – Где Салли? – повторила она.– Она ждала вас, мисс Вонг? – спросил Карелла.Девушка не ответила. Ее взгляд нервно перебегал с одного детектива на другого. Карелла не хотел говорить пока – не сейчас, – что Салли Андерсон погибла. В утренних газетах сообщения о ее смерти не было, но в дневных выпусках оно могло появиться и скорее всего уже сейчас появилось на газетных прилавках. Знает ли Тина на самом деле, что Салли погибла? Карелла хотел услышать эта от нее.– Она ждала вас? – снова спросил он.Девушка посмотрела на часы.– Я пришла на пять минут раньше, – сказала она. – Все-таки скажите мне, что здесь происходит? Ее ограбили?Эта девушка местная, подумал он. Ограбление всегда путают с квартирной кражей со взломом - только полиция умеет отличить одно от другого. В полиции путают другое – не могут отличить одну степень взлома от другой.– Что вы собирались делать? – спросил Карелла.– Делать?– С мисс Андерсон.– Перекусить и затем – в театр, – сказала Тина. – У нас дневной спектакль, в час тридцать. – Она положила руки на пояс и снова спросила: – Где она?– Умерла, – сказал Карелла и внимательно посмотрел ей в глаза.У нее в глазах он мог прочесть только подозрительность. Ни шока, ни внезапного горя, только подозрительность. Она поколебалась минуту и сказала:– Вы меня обманываете.– Если бы!– Что значит – умерла? - произнесла Тина. – Я видела ее вчера вечером. Умерла? – Ее труп нашли в половине первого ночи, – сказал Карелла.Теперь у нее в глазах появилось что-то новое: она поверила. И затем запоздалый шок. И затем что-то похожее на страх.– Кто это сделал? – спросила она.– Мы еще не знаем.– Как? Где?– Здесь, внизу, перед этим домом, – сказал Карелла. – Ее застрелили.– Застрелили?И вдруг Тина расплакалась. Детективы следили за ней. Она покопалась в сумке, которая висела у нее на плече, нашла салфетку, вытерла глаза, снова заплакала, высморкалась и снова стала плакать. Они молча смотрели. Оба чувствовали неловкость от ее слез.– Извините, – сказала она, снова высморкалась и стала глазами искать пепельницу, куда бы выбросить скомканную салфетку. Она вытащила из сумки другую салфетку и снова приложила к глазам. – Извините, – пробормотала она.– Насколько хорошо вы ее знали? – мягко спросил Мейер.– Мы очень хорошие... – Она осеклась, чтобы поправиться, понимая, что заговорила о Салли Андерсон так, словно та еще жива. – Мы были очень близкими подругами, – тихо сказала она.– Как давно вы с ней знакомы?– С «Жирной задницы».– Вы тоже танцовщица, мисс Вонг?Она снова кивнула.– И вы знакомы с ней с начала постановки этого шоу?– Да, с тех пор как мы начали ходить на репетиции. На самом деле мы познакомились немного раньше, на прослушивании. Познакомились на первом прослушивании.– Когда это произошло, мисс Вонг? – спросил Мейер.– В июне.– И с тех пор подружились?– Она была моей лучшей подругой. – Она покачала головой. – Просто не верится.– Вы сказали, что видели ее вчера вечером...– Да.– Вчера был вечерний спектакль?– Да.– А когда опустился занавес?– Примерно без четверти одиннадцать. Вчера вечером представление шло немного дольше. Джои, наш комик, – не знаю, видели ли вы наше шоу...– Не видел, – сказал Карелла.– Не видел, – сказал Мейер.Девушка была удивлена. Она пожала плечами.– Джои Харт, – сказала она. – Во втором акте он довел зал до исступления и продолжал всех смешить сколько мог. Спектакль закончился на пятнадцать минут позже.– Занавес обычно опускается в десять тридцать, верно? – спросил Мейер.– Примерно. По-разному бывает, это зависит от публики.– И тогда вы видели Салли Андерсон живой в последний раз?– Нет, потом в артистической уборной, – сказала Тина.– А еще кто был в уборной?– Все «цыганки». Девушки.– Цыганки?– Танцовщицы, исполняющие роли цыганок.– Сколько их?– Всего нас шестнадцать. Парней и девушек. Нас было восемь в дамской артистической уборной. Пять блондинок, две черненькие и одна китаянка – я. – Она сделала паузу. – Джейми любит блондинок.– Джейми?– Это наш хореограф. Джейми Аткинс.– Итак, вы были в уборной...– Все восемь. Снимали грим, вылезали из костюмов и прочее.– Когда вы ушли из уборной, мисс Вонг?– Как только смогла. – Она помолчала. – У меня была назначена встреча.– Кто оставался в уборной, когда вы ушли? – спросил Мейер.– Только Салли и Молли.– Молли?– Магуайр. – Она помолчала. – Она сменила имя. Прежде ее звали Молли Матерассо. Ну, это не самое хорошее имя для сцены, верно? – Карелла догадывался, что это неудачное имя для актера. – На самом деле оно переводится как «матрас». – Карелла знал, что это иностранное слово означает «матрас». – В общем, это была ее девичья фамилия. А теперь она замужем, и ее настоящее имя Молли Бонд, но она по-прежнему пользуется псевдонимом Молли Магуайр на сцене. Это хорошее имя. Из-за Молли Магуайрс, как вам известно. – Карелла смотрел на нее непонимающим взглядом. – Ну, было такое тайное общество в Ирландии. Примерно в 1840 году, – сказала она.Карелла по-прежнему смотрел на нее непонимающим взором. – А позднее в Пенсильвании, – сказала она. – Как бы то ни было, когда вы слышите это имя, вам кажется, что вы его откуда-то знаете. Благодаря своему имени она всегда находит кучу работы: режиссеры и продюсеры думают: «Ба! Молли Магуайр! Вроде я ее знаю – не помню откуда». На самом деле танцовщица она никакая.– Но в уборной, когда вы уходили, она осталась одна с Салли? – сказал Мейер.– Да.– В котором часу это было?– Примерно в пять минут двенадцатого.– О чем они говорили, вы знаете?– Да говорила-то все Молли.– О чем?– О Джефри. О своем муже. Вот почему я выбралась оттуда так быстро, как только смогла. На самом деле встреча у меня была назначена только в полночь.– Не понимаю, – сказал Мейер.– Ну, Молли все время ссорится с мужем, и это уж очень затянулось. По мне лучше, чтобы она не рассказывала больше об этом или развелась бы наконец.– Угу, – сказал Мейер.– И вот тогда вы видели Салли в последний раз, верно? – спросил Карелла.– Да, верно. Все еще не могу поверить. То есть... Господи! Мы выпили с ней по чашке кофе как раз перед половиной первого ночи.– Так о чем же вы говорили, мисс Вонг?– Дамский разговор, – сказала Тина и пожала плечами.– О мужчинах? – спросил Карелла.– Конечно, о мужчинах, – сказала Тина и снова пожала плечами.– Она жила с кем-нибудь? – спросил Мейер.– Не в этом смысле.– А в каком смысле?– Большая часть ее одежды была здесь, большая часть его одежды была там.– Чьей одежды? – спросил Карелла.– Тимми.– Он ее дружок или еще что-то?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32