– Без них я как голая.Он опять промолчал.– Не могу же я носить только одну серьгу на счастье! – сказала она.– Понимаю, – сказал он.– Тогда мне выпадет лишь половинка счастья.– Да, – сказал он.– Как там погода? – спросила она.– Холод.– Здесь тоже холодно, – сказала она. – Ну хорошо, дай мне знать, если найдешь, ладно?– Непременно.– Спасибо, – сказала она и повесила трубку.На том же клочке бумаги, который Браун положил ему на стол, Клинг накарябал: «Серьга Эйлин» - и сунул листок в карман пиджака. Он пролистал полицейский телефонный справочник, нашел номер участка Мидтаун-Ист, набрал, объяснил дежурному сержанту цель звонка, тот соединил его с детективом по имени Гарридо, в голосе которого звучал испанский выговор и который сразу вспомнил это дело: он сам находился в засаде в ломбарде на Гринфилд-стрит, когда вошел вооруженный грабитель, желавший заложить все, что похитил у Эдельмана два дня назад по соседству, через три двери.– Все по списку похищенного, без исключения, – сказал Гарридо. – Взяли тепленьким.– И что было дальше? – спросил Клинг.– Угадай, кто у нас был судьей? – спросил Гарридо.– Кто? – спросил Клинг.– Харрис.Клинг знал достопочтенного Достопочтенный – титул судьи.
Уилбора Харриса. Достопочтенный Уилбор Харрис получил прозвище Певца свободы. Он имел обыкновение отпускать преступников прямо из зала суда.– Что было дальше? – спросил Клинг.– Ну, парнишка тот был наркоманом. Это было его первым преступлением. Он чуть не плакал в зале суда. И Харрис отпустил его «условно».– Даже при том, что ты взял его с награбленным?– Да. С полным списком. Какой был смысл?– Как звали парнишку?– Эндрю. Фамилию не помню. Найти досье?– Если не трудно.– Сейчас, – сказал Гарридо. – Одну минуту.Пять минут спустя он назвал фамилию и последний известный адрес семнадцатилетнего паренька, который ограбил Марвина Эдельмана летом прошлого года. * * * Квартира, про которую Алан Картер сказал, что это «одна из тех больших старых квартир у парка», и в самом деле была у парка и, несомненно, была старой, но большой она могла представиться разве гному. Лонни Купер, одна из двух черных танцовщиц в «Жирной заднице», была почти такого же высокого роста, как и два детектива, которых она впустила к себе поздним утром во вторник. От присутствия трех человек высокого роста крохотная квартирка стала похожей на платяной шкаф. К тому же мисс Купер до того набила свое жилище мебелью, безделушками, скульптурами и картинами, что практически нельзя было найти свободную часть стены или пола. Мейеру с Кареллой представилось, что они попали в контору по продаже краденых вещей.– Люблю загроможденные помещения, – объяснила танцовщица. – Большинство танцоров не любят, а я люблю. На сцене я летаю. А дома мне приятно складывать крылышки.Она была еще краше, чем Карелла помнил ее на сцене. Гибкая, с кожей цвета пробки, с высокими скулами, профилем Нефертити, большим ртом и ослепительной улыбкой. На ней был красный мужской свитер поверх черного трико и черных колготок. Она была без туфель на ногах, но в полосатых гетрах. Она спросила у детективов, не желают ли они кофе или что-нибудь еще, и, когда они отказались, предложила им устраиваться поудобнее. Карелла и Мейер сели на диван, заваленный подушками. Лонни Купер села напротив в мягкое кресло с противомоскитными сетками, пришпиленными к подлокотникам и к спинке. Кофейный столик между ними заполняли стеклянные пресс-папье, крохотные куколки, ножи для бумаги, значки с эмблемами кандидатов на выборах и сувенирная пепельница с Всемирной ярмарки в Нью-Йорке 1939 года. Перехватив взгляд Кареллы, она объяснила:– Я коллекционирую вещи.– Мисс Купер, – начал он, – я хотел...– Лонни, – перебила она.– Хорошо, – сказал он. – Лонни, я...– А вас как зовут? – спросила она.– Стив, – сказал он.– А вас? – спросила она Мейера.– Мейер, – ответил он.– Я думала, это ваша фамилия.– Да. А также имя.– Класс! – воскликнула она.Мейер пожал плечами. Он не считал свое имя «классным». Правда, однажды одна писательница использовала его имя в качестве названия для своего романа про профессора колледжа. Он позвонил окружному прокурору Ролли Шабриеру с вопросом, может ли он направить иск. Шабриер сказал, что он должен чувствовать себя польщенным. Мейер и в самом деле чувствовал себя слегка польщенным. Но все-таки он остался немного недоволен тем, что кто-то воспользовался именем реального человека в качестве имени обыкновенного героя в выдуманном произведении.Даже если такой герой был на уровне профессора колледжа.– Вы уверены, что не хотите кофе? – спросила Лонни.– Абсолютно, спасибо, – поблагодарил Карелла.– Мы перепили кофе, – сказал Мейер. – Из-за этой погоды.– И вы тоже считаете, что пьете слишком много кофе? – спросила Лонни.– Да, – сказал Мейер.– И я тоже, – вздохнула она.Чем-то она похожа на совсем молоденькую девушку, подумал Карелла. На вид ей было двадцать шесть или двадцать семь, но движения ее, мимика и высокий голос напоминали девушку семнадцати лет. Она устроилась в мягком кресле, подложив под себя ноги – так могла сидеть его дочь Эйприл.– Надеюсь, вы понимаете, что мы пришли по поводу Салли Андерсон, – попытался перейти к делу Карелла.– Да, конечно, – сказала она, и на ее лице появилось выражение, как у ребенка, который хочет разобраться в проблемах взрослых.– Мисс Купер...– Лонни, – сказала она.– Лонни...– Да, Стив?Карелла прочистил горло.– Лонни, мы знаем, что у вас здесь была вечеринка неделю назад, в воскресенье, седьмого февраля. Вы помните эту вечеринку?– Да, – вздохнула она, – это была классная вечеринка!– Салли Андерсон присутствовала?– Да, конечно.– И Тина Вонг?– Да.– Алан Картер?– Да, было много народу, – сказала Лонни.– А как насчет Майка Ролдана и Тони Асенсио? – спросил Мейер.– Я погляжу, вы взялись за свою домашнюю работу? – сказала Лонни.Мейер никогда не думал о своей работе как о «домашней». Он слабо улыбнулся.– Они здесь тоже были, Мейер. – Лонни ослепительно улыбнулась в ответ.– Нам удалось прийти к заключению, – сказал Карелла, – что эта вечеринка у вас не обошлась без кокаина.– Да? – сказала она, и улыбка слетела с ее губ.– Так был кокаин?– Кто вам сказал?– Несколько человек.– Кто?– Это не важно, мисс Купер.– Это важно для меня, Стив. И, пожалуйста, называйте меня Лонни.– Мы узнали об этом из трех различных источников, – сказал Мейер.– Из каких?Он посмотрел на Кареллу. Карелла кивнул.– От Тины Вонг, Майка Ролдана и Тони Асенсио.– О Господи! – сказала Лонни и покачала головой.– Это правда? – спросил Карелла.– Послушайте, зачем мне спорить с ними? – сказала Лонни, пожала плечами, скорчила рожицу и переменила положение в кресле. – Но я думала, вас интересует Салли.– Это так.– Или это превращается в расследование по поводу кокаина?– Это уже кокаиновое расследование, – сказал Мейер. – Мы знаем, что Салли употребляла кокаин в тот вечер, и мы также знаем...– Вы говорите про прошлое воскресенье?– Да, про прошлое воскресенье, неделю назад. Вы ведь помните, что Салли употребляла кокаин?– Ну да. Теперь, когда вы напомнили.– И еще кое-кто тоже употреблял.– Ну, и еще другие.– Хорошо. Откуда появился порошок?– Откуда мне знать?– Мисс Купер...– Лонни.– Лонни, мы не ищем наркотики. Салли Андерсон была убита, и мы пытаемся выяснить, почему. Если кокаин имеет отношение к ее смерти...– Не понимаю, каким образом?– Почему вы так считаете?– Потому что именно она приносила кокаин.– Мы знаем об этом. Но где она брала его, не знаете?– Где-то на окраине.– Где именно?– Понятия не имею.– Как далеко? За парком или...– Я действительно не знаю.– Как часто она приносила порошок?– Обыкновенно раз в неделю. В понедельник вечером, перед шоу. У нас по воскресеньям нет спектаклей. Поэтому она обычно добывала порошок в воскресенье, как я себе представляю, ездила за ним на окраину в воскресенье или ей доставляли его как-то иначе. Я не знаю, как было на самом деле. Во всяком случае, в понедельник вечером она приносила порошок в театр.– И распространяла в труппе.– Да, отдавала тем, кто хотел.– И сколько было таких?– Полдюжины... Семеро... Примерно так.– Сколько денег было в обороте, по-вашему?– Вы ведь не думаете, что она делала это из-за денег?– Почему она это делала?– Она оказывала нам любезность, вот и все. То есть зачем дублировать усилия и идти на двойную трату? Если у вас хороший контакт и он доставляет хороший порошок, почему не делать одну большую покупку каждую неделю вместо шести-семи мелких покупок у дилеров, которым не особенно доверяешь? Это называется разумный подход.– Угу, – сказал Карелла.– Разве нет?– Так о чем мы здесь говорим? – сказал Мейер. – Если речь идет о шести-семи граммах...– Ну, иногда больше. Но она брала с нас только то, что платила сама. Уж поверьте. Я знаю уличные цены, и больше она не получала.– Ничего за свой труд, когда ездила на окраину города?– Да какой труд! Все равно она бы ездила туда, разве нет? А может быть, ей приносили. Как знать! Вы и в самом деле выбрали ошибочный путь, если думаете, что именно так Салли...Она вдруг осеклась.– Что Салли именно так? – тотчас спросил Карелла.– Как она... гм...Лонни скорчила рожицу, пожала плечами, словно совершенно запуталась и не знала, как закончить фразу.– Да? – спросил Карелла. – Что она именно так? – Зарабатывала себе на жизнь, – сказала Лонни и улыбнулась.– Ладно, мы знаем, как она зарабатывала себе на жизнь, разве нет? – сказал Мейер. – Она была танцовщицей.– Ну да.– Почему мы должны думать, что она зарабатывала на жизнь каким-то другим путем?– Ну, вы говорили про кокаин и спрашивали, сколько денег было в обороте...– Да, но вы сказали, что она не получала прибыли от кокаина.– Это верно.– У нее был побочный заработок где-нибудь еще? – спросил Карелла.– Мне ничего не известно про побочный заработок.– Но как-то возникал побочный заработок, ведь так?– Я такого не говорила, – округлила глаза Лонни.– Вы словно дали понять...– Вы неправильно поняли, Стив.– Откуда у нее был побочный заработок? – спросил Карелла.– Какой побочный заработок? – сказала Лонни.– Давайте с начала, – сказал Карелла. – Что вы имели в виду, когда сказали: «как она зарабатывала себе на жизнь?»– На сцене, – сказала Лонни.– Я не об этом вас спрашиваю.– Я не знаю, о чем вы спрашиваете.– Я спрашиваю, как она зарабатывала дополнительные деньги?– Кто говорил про это?– Мне показалось, что вы подразумевали это.– Случается, – сказала Лонни, – что артисты иногда танцуют в ночных клубах или еще где-нибудь. Одновременно танцуя в шоу.– Угу, – сказал Карелла. – А Салли танцевала в ночных клубах?– Нет. Мне неизвестно об этом.– Тогда что же она делала?– Я только сказала...Лонни покачала головой.– Вы сказали, что она делала что-то, зарабатывая тем самым себе на жизнь. Что же это было?– Это очень распространено у нас в городе, – сказала Лонни.– Что распространено?– Если Салли в этом везло, тем лучше.– Везло в чем?– Это даже не противозаконно, насколько мне известно, – сказала Лонни. – Никто от этого еще не пострадал.– О чем мы говорим? – спросил Мейер. Можно было подумать, что она имела в виду проституцию, но она наверняка знала, что проституция противозаконна. Да и кто сказал, что от нее никто не пострадал?– Объясните нам, что вы имеете в виду, – сказал Карелла.– Я ничего не должна вам объяснять, – сказала она и сложила руки на груди, как надувшая губы шестилетняя девочка.– Мы можем вызвать вас повесткой и заставить отвечать на вопросы перед большим жюри, – сказал Карелла. Он предположил, что если эта уловка срабатывала тысячу раз прежде, то и теперь подействует.– Присылайте повестку, – сказала Лонни. * * * Когда Браун спустился к месту стоянки полицейских автомашин, он с удивлением увидел старую машину, которую они тянули на тросе в субботу. А затем на заднем сиденье он увидел Клинга на четвереньках.– Я сказал им, что не хочу снова садиться в эту развалину, – сказал он Клингу. – Что ты делаешь?– Вот она, – сказал Клинг.– Что там такое?– Серьга Эйлин, – сказал он и показал ему золотое колечко.Браун кивнул.– Хочешь сесть за руль? – спросил он. – Я ненавижу эту машину.– Да, – сказал Клинг.Он положил серьгу в карман пальто, смахнул пыль с колен и сел за руль. Рядом расположился Браун.– Эта дверь плохо закрывается, – сказал Браун, хлопая дверью раз за разом, пока она наконец не закрылась как положено. Потом он включил печку; печка с лязганьем зашумела. – Отлично, – сказал Браун. – Куда держим путь?– В Даймондбэк, – сказал Клинг и завел мотор.– Отлично, – сказал Браун.В департаменте полиции бытовала такая присказка: самое верное место, где тебя непременно убьют, – это на углу Ландис-авеню и Портер-стрит, а самое удачное время для этого – полночь в любую субботу августа. Браун и Клинг считали удачей, что они прибыли на тот самый угол в полдень студеного февраля, но они вовсе не были рады оказаться в Даймондбэке в принципе. Брауну место назначения нравилось еще меньше, чем Клингу. Даймондбэк, в 83-м участке, был исключительно «черным районом», и многие местные жители полагали, что черный полицейский – это самый гнусный полицейский в мире. Даже добропорядочные граждане – а таких здесь было гораздо больше, чем сводников, торговцев наркотиками, вооруженных грабителей, взломщиков, проституток и различных мелких воришек, – чувствовали, что если возникали проблемы с законом, то лучше пойти к белому, чем к любому из собратьев. Черный полицейский напоминал исправившуюся проститутку: с таким не хотелось иметь дело.– Как звать того парнишку? – спросил Браун.– Эндрю Флит, – сказал Клинг.– Он белый или черный?– Черный, – сказал Клинг.– Отлично, – сказал Браун.Последний адрес Флита указывал на один из хмурых многоквартирных домов на авеню Сент-Себастьян, которая начиналась у восточного края Гровер-парка и пролегала с севера на восток вдоль тринадцати кварталов между авеню Ландис и Айсола. Далее она переходила в другой проезд под названием Адамс-стрит, вероятно, в честь второго президента Соединенных Штатов или даже шестого. Сегодня, во вторник, авеню Сент-Себастьян выглядела особенно хмуро. Бедный район можно всегда отличить от других: улицы здесь чистят и посыпают песком в последнюю очередь в этом городе. Мусор, особенно в плохую погоду, накапливается, видимо, с целью поощрения свободного предпринимательства среди крысиной популяции. В Даймондбэке крысы величиной с кошку бесстрашно прогуливаются по улице при свете дня. Когда Клинг припарковал машину у сугроба перед домом Флита, было десять минут двенадцатого. Не было видно ни одной крысы, но мусорные ящики вдоль улицы были переполнены. Мусор также примерз к обледенелому тротуару. Люди в этих краях не пользовались пластиковыми мешками для мусора. Мешки тоже стоят денег.Два чернокожих старика стояли у огня, который они разожгли в отпиленной половинке бочки от бензина, и грели руки. Браун и Клинг прошли мимо них к парадному здания. Старики тотчас догадались, что они детективы. Старики даже не подняли глаз, когда Браун и Клинг поднимались по ступенькам парадного. А Браун и Клинг не стали смотреть на двух стариков. Негласное правило звучало так: если ты нарушил закон, то между тобой и полицией доверия быть не может.В небольшом вестибюле они осмотрели почтовые ящики. Только на двух из них были таблички с фамилиями.– У нас есть его номер квартиры? – спросил Браун.– 3 "В", – сказал Клинг.Замок внутренней двери вестибюля был сломан. Естественно. В патроне, свисавшем с потолка, не было лампочки. Естественно. Коридор был темным, а ступеньки, ведущие наверх, были еще темнее.– Надо было взять фонарик из машины, – сказал Браун.– Да, – сказал Клинг.Они поднялись по ступенькам на третий этаж.Они прислушались, стоя перед дверью в квартиру Флита.Тишина.Они еще прислушались.По-прежнему тишина.Браун постучал.– Джонни? – послышался голос.– Полиция, – сказал Браун.– Ах!– Откройте, – сказал Браун.– Сейчас, секунду.Браун посмотрел на Клинга. Оба пожали плечами. Они услышали шаги, приближающиеся к дверям, затем – как кто-то возится с дверной цепочкой. Затем услышали, как отперли замок. Дверь открылась. Перед ними стоял худой чернокожий парень в синих джинсах и светло-коричневом свитере.– Да? – сказал он.– Эндрю Флит? – сказал Браун и показал ему свой значок и удостоверение.– Да?– Вы Эндрю Флит?– Да?– Мы хотим задать вам несколько вопросов. Можно войти?– Да, конечно, – сказал Флит и посмотрел мимо них в сторону лестничной клетки.– Или вы ждете кого-то?– Нет-нет, заходите.Он отступил в сторону, давая им пройти. Они стояли в небольшой кухоньке. Единственное окно, обледенелое по краям, выходило на кирпичную стену дома напротив. В мойке лежала груда немытых тарелок. На столике стояла пустая бутылка от вина. Над головой от стены к стене была натянута бельевая веревка. На ней сушились спортивные шорты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
Уилбора Харриса. Достопочтенный Уилбор Харрис получил прозвище Певца свободы. Он имел обыкновение отпускать преступников прямо из зала суда.– Что было дальше? – спросил Клинг.– Ну, парнишка тот был наркоманом. Это было его первым преступлением. Он чуть не плакал в зале суда. И Харрис отпустил его «условно».– Даже при том, что ты взял его с награбленным?– Да. С полным списком. Какой был смысл?– Как звали парнишку?– Эндрю. Фамилию не помню. Найти досье?– Если не трудно.– Сейчас, – сказал Гарридо. – Одну минуту.Пять минут спустя он назвал фамилию и последний известный адрес семнадцатилетнего паренька, который ограбил Марвина Эдельмана летом прошлого года. * * * Квартира, про которую Алан Картер сказал, что это «одна из тех больших старых квартир у парка», и в самом деле была у парка и, несомненно, была старой, но большой она могла представиться разве гному. Лонни Купер, одна из двух черных танцовщиц в «Жирной заднице», была почти такого же высокого роста, как и два детектива, которых она впустила к себе поздним утром во вторник. От присутствия трех человек высокого роста крохотная квартирка стала похожей на платяной шкаф. К тому же мисс Купер до того набила свое жилище мебелью, безделушками, скульптурами и картинами, что практически нельзя было найти свободную часть стены или пола. Мейеру с Кареллой представилось, что они попали в контору по продаже краденых вещей.– Люблю загроможденные помещения, – объяснила танцовщица. – Большинство танцоров не любят, а я люблю. На сцене я летаю. А дома мне приятно складывать крылышки.Она была еще краше, чем Карелла помнил ее на сцене. Гибкая, с кожей цвета пробки, с высокими скулами, профилем Нефертити, большим ртом и ослепительной улыбкой. На ней был красный мужской свитер поверх черного трико и черных колготок. Она была без туфель на ногах, но в полосатых гетрах. Она спросила у детективов, не желают ли они кофе или что-нибудь еще, и, когда они отказались, предложила им устраиваться поудобнее. Карелла и Мейер сели на диван, заваленный подушками. Лонни Купер села напротив в мягкое кресло с противомоскитными сетками, пришпиленными к подлокотникам и к спинке. Кофейный столик между ними заполняли стеклянные пресс-папье, крохотные куколки, ножи для бумаги, значки с эмблемами кандидатов на выборах и сувенирная пепельница с Всемирной ярмарки в Нью-Йорке 1939 года. Перехватив взгляд Кареллы, она объяснила:– Я коллекционирую вещи.– Мисс Купер, – начал он, – я хотел...– Лонни, – перебила она.– Хорошо, – сказал он. – Лонни, я...– А вас как зовут? – спросила она.– Стив, – сказал он.– А вас? – спросила она Мейера.– Мейер, – ответил он.– Я думала, это ваша фамилия.– Да. А также имя.– Класс! – воскликнула она.Мейер пожал плечами. Он не считал свое имя «классным». Правда, однажды одна писательница использовала его имя в качестве названия для своего романа про профессора колледжа. Он позвонил окружному прокурору Ролли Шабриеру с вопросом, может ли он направить иск. Шабриер сказал, что он должен чувствовать себя польщенным. Мейер и в самом деле чувствовал себя слегка польщенным. Но все-таки он остался немного недоволен тем, что кто-то воспользовался именем реального человека в качестве имени обыкновенного героя в выдуманном произведении.Даже если такой герой был на уровне профессора колледжа.– Вы уверены, что не хотите кофе? – спросила Лонни.– Абсолютно, спасибо, – поблагодарил Карелла.– Мы перепили кофе, – сказал Мейер. – Из-за этой погоды.– И вы тоже считаете, что пьете слишком много кофе? – спросила Лонни.– Да, – сказал Мейер.– И я тоже, – вздохнула она.Чем-то она похожа на совсем молоденькую девушку, подумал Карелла. На вид ей было двадцать шесть или двадцать семь, но движения ее, мимика и высокий голос напоминали девушку семнадцати лет. Она устроилась в мягком кресле, подложив под себя ноги – так могла сидеть его дочь Эйприл.– Надеюсь, вы понимаете, что мы пришли по поводу Салли Андерсон, – попытался перейти к делу Карелла.– Да, конечно, – сказала она, и на ее лице появилось выражение, как у ребенка, который хочет разобраться в проблемах взрослых.– Мисс Купер...– Лонни, – сказала она.– Лонни...– Да, Стив?Карелла прочистил горло.– Лонни, мы знаем, что у вас здесь была вечеринка неделю назад, в воскресенье, седьмого февраля. Вы помните эту вечеринку?– Да, – вздохнула она, – это была классная вечеринка!– Салли Андерсон присутствовала?– Да, конечно.– И Тина Вонг?– Да.– Алан Картер?– Да, было много народу, – сказала Лонни.– А как насчет Майка Ролдана и Тони Асенсио? – спросил Мейер.– Я погляжу, вы взялись за свою домашнюю работу? – сказала Лонни.Мейер никогда не думал о своей работе как о «домашней». Он слабо улыбнулся.– Они здесь тоже были, Мейер. – Лонни ослепительно улыбнулась в ответ.– Нам удалось прийти к заключению, – сказал Карелла, – что эта вечеринка у вас не обошлась без кокаина.– Да? – сказала она, и улыбка слетела с ее губ.– Так был кокаин?– Кто вам сказал?– Несколько человек.– Кто?– Это не важно, мисс Купер.– Это важно для меня, Стив. И, пожалуйста, называйте меня Лонни.– Мы узнали об этом из трех различных источников, – сказал Мейер.– Из каких?Он посмотрел на Кареллу. Карелла кивнул.– От Тины Вонг, Майка Ролдана и Тони Асенсио.– О Господи! – сказала Лонни и покачала головой.– Это правда? – спросил Карелла.– Послушайте, зачем мне спорить с ними? – сказала Лонни, пожала плечами, скорчила рожицу и переменила положение в кресле. – Но я думала, вас интересует Салли.– Это так.– Или это превращается в расследование по поводу кокаина?– Это уже кокаиновое расследование, – сказал Мейер. – Мы знаем, что Салли употребляла кокаин в тот вечер, и мы также знаем...– Вы говорите про прошлое воскресенье?– Да, про прошлое воскресенье, неделю назад. Вы ведь помните, что Салли употребляла кокаин?– Ну да. Теперь, когда вы напомнили.– И еще кое-кто тоже употреблял.– Ну, и еще другие.– Хорошо. Откуда появился порошок?– Откуда мне знать?– Мисс Купер...– Лонни.– Лонни, мы не ищем наркотики. Салли Андерсон была убита, и мы пытаемся выяснить, почему. Если кокаин имеет отношение к ее смерти...– Не понимаю, каким образом?– Почему вы так считаете?– Потому что именно она приносила кокаин.– Мы знаем об этом. Но где она брала его, не знаете?– Где-то на окраине.– Где именно?– Понятия не имею.– Как далеко? За парком или...– Я действительно не знаю.– Как часто она приносила порошок?– Обыкновенно раз в неделю. В понедельник вечером, перед шоу. У нас по воскресеньям нет спектаклей. Поэтому она обычно добывала порошок в воскресенье, как я себе представляю, ездила за ним на окраину в воскресенье или ей доставляли его как-то иначе. Я не знаю, как было на самом деле. Во всяком случае, в понедельник вечером она приносила порошок в театр.– И распространяла в труппе.– Да, отдавала тем, кто хотел.– И сколько было таких?– Полдюжины... Семеро... Примерно так.– Сколько денег было в обороте, по-вашему?– Вы ведь не думаете, что она делала это из-за денег?– Почему она это делала?– Она оказывала нам любезность, вот и все. То есть зачем дублировать усилия и идти на двойную трату? Если у вас хороший контакт и он доставляет хороший порошок, почему не делать одну большую покупку каждую неделю вместо шести-семи мелких покупок у дилеров, которым не особенно доверяешь? Это называется разумный подход.– Угу, – сказал Карелла.– Разве нет?– Так о чем мы здесь говорим? – сказал Мейер. – Если речь идет о шести-семи граммах...– Ну, иногда больше. Но она брала с нас только то, что платила сама. Уж поверьте. Я знаю уличные цены, и больше она не получала.– Ничего за свой труд, когда ездила на окраину города?– Да какой труд! Все равно она бы ездила туда, разве нет? А может быть, ей приносили. Как знать! Вы и в самом деле выбрали ошибочный путь, если думаете, что именно так Салли...Она вдруг осеклась.– Что Салли именно так? – тотчас спросил Карелла.– Как она... гм...Лонни скорчила рожицу, пожала плечами, словно совершенно запуталась и не знала, как закончить фразу.– Да? – спросил Карелла. – Что она именно так? – Зарабатывала себе на жизнь, – сказала Лонни и улыбнулась.– Ладно, мы знаем, как она зарабатывала себе на жизнь, разве нет? – сказал Мейер. – Она была танцовщицей.– Ну да.– Почему мы должны думать, что она зарабатывала на жизнь каким-то другим путем?– Ну, вы говорили про кокаин и спрашивали, сколько денег было в обороте...– Да, но вы сказали, что она не получала прибыли от кокаина.– Это верно.– У нее был побочный заработок где-нибудь еще? – спросил Карелла.– Мне ничего не известно про побочный заработок.– Но как-то возникал побочный заработок, ведь так?– Я такого не говорила, – округлила глаза Лонни.– Вы словно дали понять...– Вы неправильно поняли, Стив.– Откуда у нее был побочный заработок? – спросил Карелла.– Какой побочный заработок? – сказала Лонни.– Давайте с начала, – сказал Карелла. – Что вы имели в виду, когда сказали: «как она зарабатывала себе на жизнь?»– На сцене, – сказала Лонни.– Я не об этом вас спрашиваю.– Я не знаю, о чем вы спрашиваете.– Я спрашиваю, как она зарабатывала дополнительные деньги?– Кто говорил про это?– Мне показалось, что вы подразумевали это.– Случается, – сказала Лонни, – что артисты иногда танцуют в ночных клубах или еще где-нибудь. Одновременно танцуя в шоу.– Угу, – сказал Карелла. – А Салли танцевала в ночных клубах?– Нет. Мне неизвестно об этом.– Тогда что же она делала?– Я только сказала...Лонни покачала головой.– Вы сказали, что она делала что-то, зарабатывая тем самым себе на жизнь. Что же это было?– Это очень распространено у нас в городе, – сказала Лонни.– Что распространено?– Если Салли в этом везло, тем лучше.– Везло в чем?– Это даже не противозаконно, насколько мне известно, – сказала Лонни. – Никто от этого еще не пострадал.– О чем мы говорим? – спросил Мейер. Можно было подумать, что она имела в виду проституцию, но она наверняка знала, что проституция противозаконна. Да и кто сказал, что от нее никто не пострадал?– Объясните нам, что вы имеете в виду, – сказал Карелла.– Я ничего не должна вам объяснять, – сказала она и сложила руки на груди, как надувшая губы шестилетняя девочка.– Мы можем вызвать вас повесткой и заставить отвечать на вопросы перед большим жюри, – сказал Карелла. Он предположил, что если эта уловка срабатывала тысячу раз прежде, то и теперь подействует.– Присылайте повестку, – сказала Лонни. * * * Когда Браун спустился к месту стоянки полицейских автомашин, он с удивлением увидел старую машину, которую они тянули на тросе в субботу. А затем на заднем сиденье он увидел Клинга на четвереньках.– Я сказал им, что не хочу снова садиться в эту развалину, – сказал он Клингу. – Что ты делаешь?– Вот она, – сказал Клинг.– Что там такое?– Серьга Эйлин, – сказал он и показал ему золотое колечко.Браун кивнул.– Хочешь сесть за руль? – спросил он. – Я ненавижу эту машину.– Да, – сказал Клинг.Он положил серьгу в карман пальто, смахнул пыль с колен и сел за руль. Рядом расположился Браун.– Эта дверь плохо закрывается, – сказал Браун, хлопая дверью раз за разом, пока она наконец не закрылась как положено. Потом он включил печку; печка с лязганьем зашумела. – Отлично, – сказал Браун. – Куда держим путь?– В Даймондбэк, – сказал Клинг и завел мотор.– Отлично, – сказал Браун.В департаменте полиции бытовала такая присказка: самое верное место, где тебя непременно убьют, – это на углу Ландис-авеню и Портер-стрит, а самое удачное время для этого – полночь в любую субботу августа. Браун и Клинг считали удачей, что они прибыли на тот самый угол в полдень студеного февраля, но они вовсе не были рады оказаться в Даймондбэке в принципе. Брауну место назначения нравилось еще меньше, чем Клингу. Даймондбэк, в 83-м участке, был исключительно «черным районом», и многие местные жители полагали, что черный полицейский – это самый гнусный полицейский в мире. Даже добропорядочные граждане – а таких здесь было гораздо больше, чем сводников, торговцев наркотиками, вооруженных грабителей, взломщиков, проституток и различных мелких воришек, – чувствовали, что если возникали проблемы с законом, то лучше пойти к белому, чем к любому из собратьев. Черный полицейский напоминал исправившуюся проститутку: с таким не хотелось иметь дело.– Как звать того парнишку? – спросил Браун.– Эндрю Флит, – сказал Клинг.– Он белый или черный?– Черный, – сказал Клинг.– Отлично, – сказал Браун.Последний адрес Флита указывал на один из хмурых многоквартирных домов на авеню Сент-Себастьян, которая начиналась у восточного края Гровер-парка и пролегала с севера на восток вдоль тринадцати кварталов между авеню Ландис и Айсола. Далее она переходила в другой проезд под названием Адамс-стрит, вероятно, в честь второго президента Соединенных Штатов или даже шестого. Сегодня, во вторник, авеню Сент-Себастьян выглядела особенно хмуро. Бедный район можно всегда отличить от других: улицы здесь чистят и посыпают песком в последнюю очередь в этом городе. Мусор, особенно в плохую погоду, накапливается, видимо, с целью поощрения свободного предпринимательства среди крысиной популяции. В Даймондбэке крысы величиной с кошку бесстрашно прогуливаются по улице при свете дня. Когда Клинг припарковал машину у сугроба перед домом Флита, было десять минут двенадцатого. Не было видно ни одной крысы, но мусорные ящики вдоль улицы были переполнены. Мусор также примерз к обледенелому тротуару. Люди в этих краях не пользовались пластиковыми мешками для мусора. Мешки тоже стоят денег.Два чернокожих старика стояли у огня, который они разожгли в отпиленной половинке бочки от бензина, и грели руки. Браун и Клинг прошли мимо них к парадному здания. Старики тотчас догадались, что они детективы. Старики даже не подняли глаз, когда Браун и Клинг поднимались по ступенькам парадного. А Браун и Клинг не стали смотреть на двух стариков. Негласное правило звучало так: если ты нарушил закон, то между тобой и полицией доверия быть не может.В небольшом вестибюле они осмотрели почтовые ящики. Только на двух из них были таблички с фамилиями.– У нас есть его номер квартиры? – спросил Браун.– 3 "В", – сказал Клинг.Замок внутренней двери вестибюля был сломан. Естественно. В патроне, свисавшем с потолка, не было лампочки. Естественно. Коридор был темным, а ступеньки, ведущие наверх, были еще темнее.– Надо было взять фонарик из машины, – сказал Браун.– Да, – сказал Клинг.Они поднялись по ступенькам на третий этаж.Они прислушались, стоя перед дверью в квартиру Флита.Тишина.Они еще прислушались.По-прежнему тишина.Браун постучал.– Джонни? – послышался голос.– Полиция, – сказал Браун.– Ах!– Откройте, – сказал Браун.– Сейчас, секунду.Браун посмотрел на Клинга. Оба пожали плечами. Они услышали шаги, приближающиеся к дверям, затем – как кто-то возится с дверной цепочкой. Затем услышали, как отперли замок. Дверь открылась. Перед ними стоял худой чернокожий парень в синих джинсах и светло-коричневом свитере.– Да? – сказал он.– Эндрю Флит? – сказал Браун и показал ему свой значок и удостоверение.– Да?– Вы Эндрю Флит?– Да?– Мы хотим задать вам несколько вопросов. Можно войти?– Да, конечно, – сказал Флит и посмотрел мимо них в сторону лестничной клетки.– Или вы ждете кого-то?– Нет-нет, заходите.Он отступил в сторону, давая им пройти. Они стояли в небольшой кухоньке. Единственное окно, обледенелое по краям, выходило на кирпичную стену дома напротив. В мойке лежала груда немытых тарелок. На столике стояла пустая бутылка от вина. Над головой от стены к стене была натянута бельевая веревка. На ней сушились спортивные шорты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32