— Смотри, вон там, возле столба, где телефонный провод. Их там трое: какой-то оборванец довольно сомнительного вида, потом бородач и китаец.
— Может, они из телефонной компании, — предположила Ида.
— Чушь, — фыркнул Лютер. — Ты когда-нибудь видела, чтобы в телефонной компании служили китаезы?
— А с чего ты вообще взял, что он китаец?
— Но ведь я его вижу, разве нет?
— На таком расстоянии?
— В очках я вижу прекрасно, — заявил Лютер. — Самый настоящий китаец! — Ему неожиданно пришла одна мысль. — Что по этому поводу сказал Симон? — Что-то он такое говорил… что-то… что-то такое именно о китайцах… или Китае. Что-то говорил. — Забыв обо всем, он галопом ринулся в гостиную, схватил с полки «Избранные труды» и, лихорадочно перелистывая страницы, наткнулся наконец на статью, которую разыскивал. Обернувшись, Лютер громко прочитал вслух:
— «Его стиль по сути своей является китайским, компилируя лакированные экраны парадоксов поверх пагоды гипербол — пусть порой это сооружение и выглядит чересчур схематично, но яркий талант, живость и мастерское исполнение делают его неотразимым».
Лютер восхищенно покачал головой.
— Поразительно, — благоговейно выдохнул он, — просто поразительно! Советую вам ревниво оберегать свои лавры, мистер Апдайк, ваша слава под угрозой, ибо у вас есть соперник.
В комнату заглянула Ида. Обнаружив мужа, она уперла руки в бедра и с понимающим видом склонила набок голову.
— Ну, что по этому поводу говорит Симон? Он и в самом деле китаец?
— Он ничего не говорит, — ответил Лютер. — Но лично я китайца узнаю сразу!
Глава 15
НОНАКА
Тамаичи Нонака был японцем.
Стоя на заднем дворе между Бенни Нэпкинсом и Домиником по прозвищу Гуру, он украдкой поглядывал вверх, туда, на ярко освещенные солнцем окна последнего этажа.
— Трудно сказать, — задумчиво протянул Доминик. — Прошлой ночью я побывал поочередно в нескольких квартирах.
— Нас интересует только одна — та самая, где ты прихватил вот эти часы, — сказал Бенни.
— Да, да, конечно, я понимаю. Но ведь не так-то легко отличить одно окно от другого, да еще на таком расстоянии, верно?
То есть я хотел сказать, отсюда все окна выглядят одинаковыми.
Влезаешь в них, вылезаешь наружу, и все дела! По мне, так они все похожи одно на другое.
— Постарайся все-таки вспомнить, — с нажимом сказал Бенни. — Где-то внутри этого проклятого дома прячут сына Гануччи. Если нам удастся вычислить, где он, а потом освободить мальчишку, мы станем героями. А если нет…
— Послушайте, но меня-то это каким боком касается? — возмутился Доминик. — Мне до этого какое дело? У меня свой бизнес, в конце концов! Я никого не трогаю, в чужие дела не лезу, занимаюсь собственным делом, и нате вам, пожалуйста! Теперь оказываюсь замешанным в дело о похищении ребенка!
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— Ты оказался замешанным, потому что в этом замешан я, — уточнил Бенни.
— Да? Вот уж никогда бы не подумал, — сказал Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
— А кроме того, Гануччи снесет нам головы, если проведает, что мы знали дом, где прячут его сына, и прошляпили это дело только потому, что не удосужились выяснить нужную квартиру.
— Может, это было на восьмом этаже, — предположил Доминик, пожав плечами.
— «Может быть» — недостаточно, — изрек Бенни. — Так на восьмом этаже или нет? Вот будет потеха, если мы взломаем дверь квартиры и обнаружим внутри приятную даму, у которой к тому же муж — полицейский. Здорово, верно? Животики надорвешь!
— Эй, послушайте! — вдруг оживился Доминик. — А ведь там и вправду была дама! Я хочу сказать, в той квартире, где прячут мальчишку!
— Он ее как-нибудь называл?
— Точно. Только как? Ирис? Ирен? Как-то на «и»… черт, не помню…
— Ина? — спросил Бенни.
— Нет.
— Илка? — предположил Нонака.
— Нет.
— Ингрид?
— Нет.
— Ирма?
— Нет.
— Изабелл?
— Нет.
— Инесс?
— Нет, нет.
— Исидора?
— Черт, не знаю больше ни одного женского имени, чтобы начиналось на «и», — пропыхтел Бенни. — А ты узнаешь саму квартиру, если снова окажешься там?
— Может быть.
— То есть я хотел сказать, если ты снова вскарабкаешься вверх по пожарной лестнице, заглядывая по дороге в окна, может быть, какое-то из них покажется тебе знакомым?
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Доминик. — Только не рассчитывай, что я, как последний идиот, среди бела дня полезу по пожарной лестнице.
— Сколько сейчас времени? — спросил Бенни.
— Только что было три.
— М-да… а стемнеет не раньше чем в восемь или даже в полдевятого, — вздохнул Бенни.
— А куда торопиться? — невозмутимо спросил Доминик.
— То есть как это — «куда торопиться»?! А что, если они прикончат мальчишку?
— Нужно окончательно рехнуться, чтобы решиться на такое, — покачал головой Доминик.
— Я бы решился, — решив поддержать разговор, вмешался Нонака.
Само собой разумеется, слова его ни в коей мере не относились к сыну Гануччи. Впрочем, вполне возможно, если бы Гануччи вдруг пришла блажь потребовать от него именно этого, то Нонака, не минуты не колеблясь, выполнил бы приказ. Почему? — ужаснулись бы вы. А все было очень просто. Дело в том, что из-за такого пустяка, как грыжа, строгая медкомиссия не пустила Нонаку на фронт. Отгремела война, а Нонаке так и не пришлось сделать ни единого выстрела. И поэтому-то Кармине Гануччи в его глазах был всегда кем-то вроде одного из легендарных рыцарей — ведь он воевал! Он сражался на фронте, добивал фашистского зверя в его логове.
По правде говоря, сам Нонака вовсе не был таким уж кровожадным. И мысль о том, чтобы проломить кому-то голову, ничуть не соблазняла его — с куда большим удовольствием он занимался тем, что голыми руками разбивал в щепы любую дверь. Сердце его в таких случаях трепетало от радости и приятного волнения. Он был несказанно счастлив, когда отводил назад согнутую в локте руку, а потом вдруг резко выбрасывал ее вперед, как таран. Налитая грозной силой рука его врезалась в дверь, воздух разрывал короткий, яростный вопль «Йа-а-аях!» — и тяжелый кулак с треском впечатывался в хрупкое дерево, разбивая его в щепы. Как же он любил все это! И недовольно нахмурился, разочарованный тем, что придется еще какое-то время ждать, пока не стемнеет. Однако он не мог не понимать, что Бенни Нэпкинс совершенно прав — нельзя же, в самом деле, среди бела дня разносить в щепы дверь чужой квартиры, да еще притом, что не знаешь, что ждет тебя внутри.
Однажды, когда Нонака был еще совсем молодым человеком, он по приказу Гануччи отправился в Хиксвилл, на Лонг-Айленд.
Он помнил, как одним ударом кулака согнул и сломал алюминиевую решетку, прикрывавшую входную дверь, а потом с такой силой впечатал кулак в тяжелую деревянную дверь, что почти пробил ее насквозь. Влетев, как ядро, в дом, он по инерции достиг гостиной, уже предвкушая, как сейчас разнесет еще какую-нибудь дверь. Но единственное, что он увидел, ворвавшись в маленькую спальню в задней части дома, были три уже похолодевших трупа. Нонака оцепенел — у его ног скорчились трое незнакомых мужчин, головы их были прострелены, лица залиты кровью, а за окном уже раздавался пронзительный вой полицейских сирен. «Черт! — подумал Нонака. — Похоже, меня опередили! А сейчас, наверное, лучше убираться отсюда, да поживее!»
Позже выяснилось, что Гануччи элементарно все перепутал: послал Нонаку в Хиксвилл, а должен был в Суоссет. В результате получилось так, что то дельце, которым должен был заняться Нонака, сделали за него другие. А бездельник по имени Подлюка Оскар — весьма экзотическая личность! — улизнул на Ямайку, где и затаился. На то, чтобы разыскать его, ушел целый месяц. Люди Гануччи рыли носом землю и только через тридцать долгих дней и ночей непрерывных поисков пронюхали, где он залег, да к тому же еще и не один, а с девушкой по имени Алиса. Именно Нонаке и удалось настичь Оскара, который снимал квартирку в меблированном доме. С наслаждением высадив ударом кулака вначале входную дверь, а за ней и дверь ванной, Нонака ворвался внутрь и обнаружил Оскара, резвившегося в ванне вместе с Алисой. Вскоре стало известно, что Оскар, к несчастью, утонул.
— Что ты задумал, Бенни? — полюбопытствовал Доминик.
— Пойдемте куда-нибудь. Пропустим по стаканчику и подождем, пока стемнеет.
— Я бы с радостью промочил горло, — облизнулся Доминик.
— И я тоже, — прибавил Нонака.
* * *
Вылетев из Неаполя в 2.4.0 по местному времени, самолет, на борту которого был Кармине Гануччи, приземлился в лондонском аэропорту Хитроу в 5.05 вечера. Покинув его, мистер Гануччи проследовал к другому самолету, который должен был взлететь в 6.15 по местному времени. Из-за быстрой смены часовых поясов и выкрутасов солнца, которое то вставало, то садилось, он совсем запутался во времени. Поэтому, когда Гануччи мирно похрапывал в самолете, уже несколько часов летевшем над Атлантикой, Нюхалка только-только вернулся в город. И действительно, как было не запутаться? Самолет, в котором летел Гануччи, должен был приземлиться в аэропорту Кеннеди в 9.05 вечера — ровно через шесть часов после того, как Нюхалка, припарковав одолженную у Артура Доппио машину на Второй авеню, неторопливо прошествовал вверх по улице до того дома, где в компании двух кошек и говорящего скворца обитал сам Артур.
Птица неизменно приводила его в восхищение: явно обладавшая куда более обширным словарным запасом, чем ее собственный хозяин, она непрерывно верещала на итальянском, так что даже любители пива, нередко собиравшиеся, чтобы спокойно посидеть у Артура, испуганно вздрагивали, когда над головой раздавался ее пронзительный крик.
Нюхалка и знать не знал, что Кармине Гануччи в настоящее время мирно спит на борту самолета — иначе вряд ли бы решился на такое. Как бы там ни было, войдя в квартиру, он обнаружил Артура, который с увлечением учил скворца новому слову.
— А почему ты хочешь, чтобы он выучил именно его? — удивился Нюхалка.
— Просто я считаю, что это хорошее слово и птичке нужно его знать, — твердо ответил Артур.
— А вот я его вообще никогда не слышал.
— Это я в словаре отыскал, — похвастался Артур.
— Никогда не слышал.
— Скажи, а ты сам-то когда-нибудь слышал о вермуте с черносмородиновым бальзамом? — спросил Артур.
— Никогда, — честно ответил Нюхалка. — Хотя я знаю многое.
— Это такой напиток. Вкусный, наверное. Знаешь, прошлой ночью Фредди Коррьер был с одной девчонкой, так вот она не желала пить ничего, кроме этого самого вермута с черносмородиновым бальзамом. Сказала, что вкуснее этого ничего не знает, представляешь? А Фредди потом рассказывал…
— Прости, не хотел тебя перебивать, — не вытерпел Нюхалка, — но времени в обрез. Как ты смотришь на то, чтобы немного подзаработать? К тому же делать почти ничего не придется.
— А что все-таки от меня потребуется? — полюбопытствовал Артур.
— Я же уже сказал — практически ничего. Неплохо звучит, верно?
— Звучит вроде и в самом деле заманчиво, — задумчиво произнес Артур.
— Все, что от тебя требуется, это сказать, что именно ты похитил мальчишку Гануччи.
— Да ты спятил! — возмутился Артур. — Знаешь, Нюхалка, я всегда любил тебя, как родного брата, но сейчас скажу тебе честно — ты рехнулся, раз предлагаешь мне такое! Выкини это из головы, понял? Лучше послушай, что прошлой ночью вытворяли Фредди и та девчонка. Так вот, он подцепил ее в баре и…
— Что я хочу, — снова перебил его Нюхалка, — так это немедленно отправиться к Нэнни и сказать, что ты и есть тот самый парень, который…
— А кто такая Нэнни?
— Гувернантка сына Гануччи.
— Ах да, вспомнил — та самая, что он выписал из Лондона!
Она англичанка, верно?
— Да.
— Так что ты говорил насчет нее?
— Мы скажем ей, что ты и есть тот самый псих, который похитил мальчишку Гануччи…
— Я не хочу…
— …и что ты готов вернуть его домой в ту же минуту, как она выплатит тебе деньги. Ну как, звучит неплохо, верно?
— Ужасно! Нет, ты окончательно спятил! Если хочешь знать, я ни за какие деньги не согласился бы даже пальцем дотронуться до сыночка Гануччи! Слушай, Нюхалка, ты мне нравишься, но сейчас у тебя явно что-то не в порядке с головой, раз ты предлагаешь мне такое!
— Если боишься, можешь надеть маску, — великодушно предложил Нюхалка.
— Нет у меня никакой маски, — мрачно буркнул окончательно выведенный из себя Артур.
— Тогда натяни на голову черный чулок, лучше всего нейлоновый, — посоветовал Нюхалка.
— И нейлоновых чулок тоже нет!
— Знаю, где можно раздобыть один, — обрадовался Нюхалка. — У Придурка полный шкаф этих самых чулок! И как раз нейлоновых!
— Вот тогда его и попроси!
— Не-е, — с досадой протянул Нюхалка, — слишком уж он тупой! А для такого тонкого дела нужен кто-то с мозгами.
— Я, что ли? — с подозрением в голосе переспросил Артур.
— Верно, — обрадовался Нюхалка.
— А сколько мы получим?
— Пятьдесят тысяч.
— Ух ты! — присвистнул Артур. — Какая прорва деньжищ!
— Точно, — подтвердил Нюхалка. — Стоит только руку протянуть, и они наши! Только надо где-то раздобыть нейлоновый чулок. Будешь разговаривать с Нэнни с чулком на голове. Скажешь ей, чтобы отдала тебе деньги, и пообещаешь немедленно вернуть мальчишку.
— Интересно, как я это сделаю? — полюбопытствовал Артур.
— Что именно?
— Да вот… приведу мальчишку назад. Кстати, а где он на самом-то деле?
— Понятия не имею.
— Тогда как же я его верну? — искренне удивился Артур.
— Ну, нас с тобой это не касается. Это уж пускай у Нэнни голова болит.
— Да нет, уж извини, приятель, но, боюсь, стоит Гануччи пронюхать, что именно я выманил у Нэнни пятьдесят кусков за его сопляка, как голова заболит у меня! Шутишь, что ли?!
Пятьдесят косых!
— Да откуда ему узнать?! Никто об этом не узнает, уверяю тебя! А потом, разве ты забыл, что у тебя на голове будет черный нейлоновый чулок?
Артур, насупившись, несколько минут обдумывал его слова.
Было видно, что в душе его происходит нелегкая борьба.
— А почему бы и нег? — промямлил он наконец.
— Верно, — подхватил Нюхалка, — почему бы и нет?
Скворец разразился воплями.
* * *
Как странно! Можно, оказывается, видеть человека день за днем и не замечать его, хотя он рядом — стоит только руку протянуть. Вот как, к примеру, Марию Пупаттолу.
— Возьми бумагу, Мария, — велел Аззекка, — я продиктую тебе письмо.
— Да, мистер Аззекка, — кивнула она.
Она сидела на стуле напротив него по другую сторону письменного стола, длинные ноги изящно скрещены, темно-рыжие волосы отливают медью в лучах послеполуденного солнца, щедро заливавших кабинет. Как обычно, на ней была короткая юбочка, которую Мария изредка скромно натягивала на колени. Но порой, увлекшись, забывала о ней, позволяя Аззекке вволю налюбоваться стройными бедрами. Странно, подумалось ему, что до сих пор он почти не обращал внимания на эту девушку!
— Как давно ты работаешь здесь? — спросил Аззекка.
— Вы имеете в виду — с письмом? — удивилась Мария.
— Нет, я хотел спросить — вообще.
— Я работаю у вас почти семнадцать месяцев, мистер Аззекка, разве вы забыли?
— Нет, нет, что ты! Я хорошо помню, что с тех пор прошло уже больше года. Но не знал, что целых семнадцать месяцев.
— Да, — кивнула Мария, застенчиво одергивая юбку.
— Ты очень хорошенькая девушка, Мария.
— Ой, спасибо вам, мистер Аззекка! — вспыхнула она.
— Почему бы тебе не сесть ко мне на колени? — предложил он.
— Для чего, мистер Аззекка! — искренне удивилась она.
— Так тебе будет гораздо удобнее, чем на стуле, — объяснил он, — к тому же мне не придется повышать голос, когда я диктую тебе письмо.
— Мне и на стуле очень удобно, — уверила она, — а потом, я прекрасно вас слышу, мистер Аззекка.
— Разве я тебе не нравлюсь? — удивился он.
— Вы — замечательный хозяин, мистер Аззекка, — сказала она.
— Тогда почему ты не хочешь пересесть ко мне на колени?
— О… не знаю, — протянула она и пожала плечами.
— Ты очаровательная девушка, Мария. Впрочем, я, кажется, это уже говорил?
— Да, мистер Аззекка. Вы сказали это всего пару минут назад.
— Странно, что я раньше как-то никогда этого не замечал. Не замечал до той самой минуты, когда вчера вечером ты солгала насчет телеграммы, которую якобы не видел Нюхалка.
— Я никогда не лгу, мистер Аззекка!
— Ты солгала, Мария. Больше того, ты солгала, когда речь шла об очень серьезных вещах. Я знавал людей, которых пристрелили только из-за того, что те обманывали своих хозяев, если речь шла о чем-то очень серьезном и важном… как вчера, например.
— Ах… но ведь я не обманывала! Мистер Делаторе крепко спал, когда я положила эту телеграмму к вам на стол. Богом клянусь, так оно и было!
— Не упоминай имени Божьего всуе, Мария, — сухо предупредил Аззекка.
— Что ж… если это правда! — И она снова пожала плечами.
— Иди-ка, сядь ко мне на колени, Мария.
— Послушайте, может быть, вы лучше продиктуете мне письмо? — предложила девушка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19