– Правда! – обрадовался он. – А я смотрю, ты не ешь, думаю, зачем же такому добру пропадать!
Окрыленный рында смел две внушительные порции требухи и вдобавок корочкой хлеба досуха вытер миски. Таким образом, отобедав, мы по наводке приказчика, пошли разыскивать атамана местной воровской ватаги. Трактир, в котором тот организовал свою штаб-квартиру, был не в пример чище и богаче предыдущего, Народа здесь почти не оказалось, видимо, цены в роскошном заведении были высокие, и малоимущие горожане предпочитали менее крутые места.
После падения Годуновых, радеющих за трезвый образ жизни, нравы в кабаках сразу же упростились. Однако здесь все было в рамках старых приличий: вино в открытую не подносили и очень пьяных среди посетителей заметно не было. Мы, как и в предыдущем трактире, сели в дальнем углу, так, чтобы можно было видеть весь зал. Прозвище атамана я знал от приказчика, звали его не очень оригинально, Казаком. Каков он собой, тот описать не сумел, конечно, можно было спросить о нем полового, чего мне делать не хотелось, чтобы не привлекать к себе внимание. Я решил попробовать узнать его сам.
Пока вальяжно-медлительный половой не принес обеденный заказ, бараний бок с гречневой кашей, блюдо, вполне соответствующее национальному духу, я исподволь рассматривал посетителей. Внешне на воровского атамана вполне могло потянуть три гостя,, но больше всех, как мне показалось, был похож только один. Он действительно одеждой напоминал казака и держал себя более чем расковано. Как ни осторожничал я, разглядывая публику, на меня сразу же обратили внимание. Как всегда, начались косые взгляды, перешептывания, и в воздухе повисло если не напряжение, то скрытый вопрос. Впрочем, может быть, во мне опознали ограбленного утром человека и проявляли к «герою дня» естественное любопытство.
Немного разрядил обстановку половой, когда принес мой заказ. Мы с ним подробно обсудили переменчивую московскую погоду, и я как бы начал вписываться в интерьер. Однако косые взгляды не кончились. Довольно часто такое повышенное внимание, особенно в питейных заведениях кончается неспровоцированным выяснением отношений, естественно, с последующими мордобоем. Мне за прошедшие два дня адреналина хватило с избытком, потому, чтобы зря не нарываться на скандал, я перестал разглядывать публику и уткнулся в свою миску. Однако это не помогло. Тот самый казацкого типа гость, в котором я предположил атамана, встал со своей скамьи, прошел к нам через зал под пристальными взглядами остальных посетителей. Подойдя к нашему столу, он без спроса грузно опустился на скамью рядом со мной.
– Ты кто такой? – задал он сакраментальный русский вопрос.
По всем законам национального общения, я должен был ответить таким же вопросом:
– А ты кто такой ?!
Однако я пошел другим путем и представился. Это сбило задиру с толка, и он, вместо того, чтобы, как полагается по всем кабацким правилам, сначала меня оскорбить, а потом предложить выйти выяснить отношения, он пожаловался:
– Скучно здесь, даже выпить не с кем. Вот ты со мной будешь пить?
– Буду, но позже, – предложил я необязательный компромисс. На разбойника, да еще и на атамана, скучающий пьянчуга никак не тянул.
– Ты не знаешь, кто здесь Казак, – спросил я его на правах уже доброго знакомого.
– Какой еще казак? – не понял он.
– Кого тут зовут Казаком, – уточнил я вопрос.
– А, вон кто тебе нужен. Да вон тот старичок и есть Казак, – сказал он, повернулся и показал пальцем на щуплого старичка, одиноко сидящего за столом на другом конце зала. Этот жест моего нового знакомого не остался незамеченным, и старичок тотчас повернулся в нашу строну, ласково, сколько можно было разглядеть издалека, улыбнулся. Мне такого типа люди никогда не нравились, у них обычно все какое-то слишком фальшивое и вкрадчивое. Однако выбора не было, нужно было как-то договариваться, потому я встал и направился к нему.
Вблизи Казак оказался еще противнее, чем издалека, как говорится, следы порока оставили на его лице слишком отчетливые следы. Я подошел и вежливо поклонился. Он ответил улыбкой, обнажив неровные корни сгнивших зубов.
– Позволь присесть? – ответив на улыбку, спросил я.
– Садись, место не купленное, – ответил он старческим, дребезжащим голосом. – Я что-то тебя не припомню, мы уже встречались?
Характеристика продажного приказчика, что атаман очень жесткий человек, с которым трудно договориться, оказалась вполне справедливой. Хотя глава охотнорядских воров рисовался мне крутым «пацаном», живущим по понятиям, а не безобидным с виду старичком, но в том, что передо мной сидит настоящая щука, можно было не сомневаться.
– Нет, не встречались, но слышать о тебе доводилось, – ответил я полуправдой, услышал я о нем только сегодня. – Нужно поговорить об одном деле.
– И какое же у тебя ко мне дело? – делано удивился он.
– Меня сегодня твои люди обидели, – прямо ответил я. – Нужно бы то, что они взяли, вернуть.
Казак вполне искренне удивился. Он отхлебнул из своей кружки какую-то мутную жидкость, явного не спиртового происхождения, и только после этого ответил:
– Ну, обидели и обидели, великое дело! А ты возьми и прости.
В его голосе и взгляде было столько естественного высокомерного равнодушия, что я понял, разговаривать с ним в таком тоне бесполезно.
– Ладно, коли так, прости что побеспокоил, – спокойно, без обычной в таком случае угрозы в голосе сказал я. – Желаю хорошо тебе отдохнуть.
Я встал и, не оглядываясь пошел к своему столу. Не знаю, как такое поведение воспринял атаман, я больше на него не смотрел, но минут через пять он подошел сам и, кряхтя, опустился рядом с нами.
– А я тебя, кажется, уже где-то видел, – добродушно подхихикивая, сказал он, – только не могу вспомнить, где.
– Это вряд ли, если бы мы раньше встречались, то я бы тебя на лицо запомнил, – сказал я, откладывая обглоданное баранье ребрышко. – А вот слышать обо мне, наверное, слышал.
Я замолчал, давая ему возможность покопаться в памяти.
– Не припомню, а почему я должен был о тебе слышать?
– А я Фильку с Верстой на тот свет отправил, – скромно сказал я. – Их-то ты не мог не знать.
О том, что вся воровская Москва как огня боялась этих маньяков, я был наслышан, потому и решил сыграть с этой карты. И, кажется, не прогадал. Старичок заиндевел на добрый десяток секунд, потом острым желтого цвета языком облизал тонкие губы. Его старческие, выгоревшие глаза блеснули молодо и зорко.
– Про Фильку знаю, – тихо ответил он, – его, кажись, в Кремле зарезали. А вот о Версте первый раз слышу. Знал только, что он куда-то пропал. Вот он, куда сердечный подевался... Хороший был человек, упокой Господи его душу грешную.
– Господь всех упокоит, кого раньше, кого позже, – пообещал я, занимаясь своим бараньим боком.
– И за что же ты их, сирот, порешил? Поведай, если, конечно, если не секрет?
– Какой тут секрет. Обидели они меня, а я им не простил, – обыграл я его недавнее предложение простить обиду.
– Да, – негромко произнес он, – все дела наши грешные. Так это тебя сегодня по голове ударили? Вижу, крепко тебе досталось.
– Ты об этом? – спросил я и потрогал свой.разри-сованный, подпухший фейс. – Нет, это я вчера в Разбойном приказе с приказными повздорил. У меня как раз их деньги твои людишки и украли.
Казаку ситуация окончательно разонравилась. Он откашлялся и спросил:
– И много там было?
– Кого? – не сразу понял я. – Приказных или денег?
– Денег, – уточнил он.
– Двадцать ефимок да сабля. Да ты не волнуйся, я деньги не здесь, так в другом месте добуду, да еще с хорошим барышом. Деньги-то не велики, обида большая!
– Да, все дела наши грешные, – повторил он присказку. – Ты не торопишься?
– Покуда нет.
– Я сейчас людишек попытаю, может быть, кто из моих об этом деле и слышал. Если что, не держи обиду, отдадут все как есть.
– Вот и хорошо, я за этим и пришел, зачем нам между собой ссориться!
– Ты подожди, я мигом, – заторопился он и быстро вышел из трактира.
– Хозяин, это они нас обокрали? – спросил Ваня, когда мы остались за столом одни.
– Они. Ничего, сейчас все вернут, – пообещал я. Действительно, не успел я доесть свою баранину, как вернулся мой старичок с дюжим парнем. У того в руке была сабля.
– Твоя? –уточнил Казак.
– Моя.
– Вот и хорошо, а ефимки твои чуть погодя принесут. Может быть, не побрезгуешь нашим угощением?
– Спасибо, уже сыт, как-нибудь в другой раз.
– Как твоей душе угодно, главное, чтобы без обид.
– Ну, о чем разговор, какие теперь обиды, когда все решилось. Если бы Верста сговорчивей был, сейчас бы не червей кормил, а солнышком любовался.
– Да, жизнь наша – ломанный грош. Вот так живешь, живешь и не знаешь, какой тебя конец ждет. Слышал, вчера приказной дьяк Иван Иванович с лошади упал и насмерть расшибся?
– Было такое, я как раз тогда в Разбойном приказе был. Тоже хороший был человек, хоть мы с ним и не ладили. Царствие ему небесное.
Такое совпадение окончательно смутило воровского атамана. Он уже не знал, как себя вести с таким странным типом, как я.
– Если в чем нужна будет наша помощь, то только слово молви, – предложил он. – Мы свою вину понимаем. Да если бы знал, где упадешь, соломку подстелил.
– Может, помощь и потребуется, – ответил я. – Те холопы, что меня сегодня сзади ударили, девку мою увели, если сам не верну, попрошу помочь.
– Слышал о таком деле, будет нужда, только слово молви, порвем на куски. Ты не смотри, что мы тихие, силы у нас много.
Пока мы разговаривали, тот же парень, что принес саблю, доставил и пропавшие деньги, причем в моем собственном кошельке. Осталось только сердечно проститься с любезными хозяевами и отправиться по своим делам. Путь нам предстоял неблизкий. О селе Подлипки, куда предположительно любящий папаша увез Наталью, я знал только, что оно расположено на севере от Москвы где-то после Мытищ. На электричке с Ярославского вокзала туда ехать минут сорок, но электрички в этом направлении пока туда не ходили, а сколько времени займет туда поездка верхом, можно было предполагать с очень большим приближением.
– Заедем домой, возьмем с собой Наташину лошадь, мало ли как может сложиться, – сказал я Ване.
– А не лучше поехать туда завтра с утра, – предложил он. – Сегодня можем до темноты не успеть, да и неизвестно, где там ночевать. Вдруг опять попадем к разбойникам! Если Наташа у отца, то что с ней за ночь может случиться?
При таком папаше случиться могло, что угодно, но опасность ночью застрять в пути была слишком реальна, и я, скрепя сердце, отложил поездку на раннее утро. Мы вернулись домой и сразу же легли спать. Однако выспаться мне не удалось. Каждый час я просыпался и проверял Наташину половину постели. Оказалось, что я за несколько дней успел так прикипеть к девушке сердцем, что ночь без нее оказалась сплошным мучением.

Глава 14

Выехали мы лишь только начало светать. До северных ворот нам нужно было пересечь почти весь город, но когда мы до них добрались, оказалось, что ворота еще на запоре, а сонные стрельцы только собирались приступить к своим привычным обязанностям обирать приезжих. Так что нам пришлось около часа ждать, когда нас выпустят за городскую стену. Ваня теперь ехал на превосходном жеребце покойного Прозорова и держал в поводу свою Зорьку, которая была резвее учебной Наташиной лошадки. Наши застоявшиеся кони легко шли крупной рысью, так что была надежда добраться до Подлипок достаточно быстро.
С севера от Москвы леса были еще глуше и гуще чем в южном направлении. За последние сухие летние дни дороги просохли, и ехать было приятно. Если бы не беспокойство за Наталью, нашу вылазку за город можно было рассматривать как приятную прогулку. Однако воображение подкидывало все новые сюжеты драматичного развития событий: нынешние времена были суровы, и родительская, собственно, как и супружеская власть, ограничивалась, если можно так сказать, только собственным произволом отцов и мужей. Законы, ограничивающие родительскую и супружескую власть, были прописаны в судебнике, но как большей частью у нас случается, оставались только на бумаге.
Наташа о своем отце рассказывала мало. Упоминала только, что после смерти матери он пустился в непрекращающийся загул и не обращал на дочь никакого внимания. Вчера я сам его увидел, и мне показалось, что от такого типа можно ждать любых подлостей и жестокостей. Есть такой тип грубых, примитивных мужиков, которые считают себя всегда и во всем правыми и способны на самые глупые и мерзкие поступки. Таких людей в народе обычно любовно называют чудаками на букву «М», однако когда такой «чудак» еще и отморозок, да к тому же обладает большой властью, такой симбиоз порождает типов, плохо совместимых с окружающими. Конечно, столь уничижительно оценивать папу любимой девушки было не совсем этично, но когда это самый «папа» именно такой человек, то это уже не только его проблемы, а к сожалению, и его близких.
Подобные мысли отвлекали меня от созерцания красот подмосковной природы. Как всегда, пока дело не доходит до прямого действия и решения конкретных задач, воображение подкидывает столько вариантов негативного развития событий, что впору поворачивать назад и пускать все на самотек. Самое неприятное в этой ситуации для меня было то, что Наталья была родной дочерью данного своеобразного господина. Будь он ей чужим человеком, то вопрос можно было бы решить в силовом варианте, что порой много проще, чем «политес» с таким типом.
– Вон опять едут разбойники, – прервал мои размышления рында.
Я посмотрел вперед. По дороге навстречу нам ехала довольно многочисленная группа вооруженных людей. У некоторых в руках были пики, у кого-то бердыши. Поворачивать назад и убегать я пока не собирался.
– Подъедем, посмотрим, кто такие, – ответил я. – В крайнем случае, успеем ускакать.
Мы уже достаточно сблизились, чтобы стало возможно лучше рассмотреть встречных. Как мне показалось, на разбойников они не походили, это был, скорее всего, отряд волонтеров или самостийная армия какого-нибудь мелкого князька. Впрочем, при встрече в лесу, хрен редьки не слаще. Необузданные феодалы мало чем отличались от простых разбойников, разве что были больше защищены законом и родовыми связями.
Чем ближе мы съезжались, тем медленнее двигались. В это сложное время любые встречные вызывали опасение. Нас смущала многочисленность отряда, они не знали, кто еще следует за нами. Как всегда все боялись друг друга. Пока никто никаких угрожающих жестов не делал, так что был шанс мирно разъехаться. Однако, когда расстояние между нами сократилось до, как тогда говорили, полета стрелы, отряд остановился, пришлось то же сделать и нам. Мы стояли посередине дороги, ожидая, чем кончится дело. Встречные съехались в кучу, посовещались, и к нам направился всадник.
– Здравствуйте, – сказал он, подъезжая и снимая шапку.
Я ответил и тоже снял шлем.
– По какой надобности едете?
– Есть дело в селе Подлипках, это далеко отсюда?
– Верст пять, – ответил он, теряя к нам настороженный интерес. – В лесу людей не видели?
– Нет, а что здесь есть разбойники?
– Да, черт принес. Вчера одного помещика на этой дороге ограбили и едва не убили. Вот мы и поехали, лес почистить.
Он махнул рукой товарищам, и отряд подъехал к нам.
Я уже собрался отправиться дальше, но как-то по наитию спросил:
– А кого ограбили?
– Дальнего, у него за твоими Подлипками имение, бывший боярин.
Меня кольнуло нехорошее предчувствие.
– Как его прозвище, не Требухин?
– Точно, – подтвердил волонтер. – Знаешь его?
– Знаю, с ним дочь была, с ней все в порядке?
– Того не ведаю, я его сам не видел, он стоит со своими холопами на постоялом дворе, здесь прямо за лесом в селе.
– Спасибо, – поблагодарил я, и мы с Ваней во весь опор поскакали вперед.
Большое село, я подумал, что это, скорее всего, Мытищи, начиналось сразу же за лесом. Я спросил встречного мужика, где тут постоялый двор, и минут через десять мы уже подъехали к этому местному мотелю. Изба, в которой он располагался, была большая с несколькими пристройкам, При входе, как и положено, находилась коновязь. Рядом с ней несколько человек грелось на солнышке. Знакомых по вчерашнему конфликту среди них не оказалось. Я сразу же прошел в «главное здание» и очутился в обычном трактире. Там было пусто. Пахло сивухой, кислой капустой и еще чем-то неприятным, чем обычно пахнет в харчевнях.
– Есть здесь кто живой, – позвал я.
– Чего надо? – тотчас откликнулась, высунувшись из дверей внутреннего помещения, всклоченная голова с маленькими заплывшими глазами.
– Где здесь боярин, которого вчера разбойники ограбили? – спросил я.
– Там, со двора, – невразумительно произнесла голова и скрылась.
Я вышел во двор и прикинул, где здесь могут останавливаться проезжие. Подходящих помещений, прилепленных к основной избе двух флигельков, было всего два, так что выбор оказался небольшой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31