Тем более, что в нашей компании находилась и царская дочь.
– Ну и что? – спросил я.
– Мой батюшка был боярином! – повторила она и опять замолчала.
– Он что, умер? – пришел я ей на помощь, пытаясь сдвинуть разговор с мертвой точки.
– Нет! Что ты такое говоришь! – живо воскликнула она. – Почему он должен умереть?
– Ты же сказала, что он был боярином. Вот я подумал...
– Нет, просто он раньше был боярином, а теперь уже не боярин.
– Понятно. Ну и что?
Девушка ничего не ответила, посмотрела на меня полными муки глазами и опять собралась заплакать.
– Наташа, – заспешил я сбить ее со слезливого настроя, – ты так здорово дралась с разбойниками, что я подумал – ты очень смелая девушка!
– Правда? – слабо улыбнулась она.
– Да, правда. Ты меня, прости, но пока я не узнаю, в чем дело, не смогу тебе помочь. Если твой отец жив, может быть, отправить тебя домой?
– Нет! Лучше я утоплюсь!
Теперь хоть что-то становилось понятным, не иначе, как дело было в романтическом увлечении.
– А где теперь твой друг? – спросил я, пытаясь поймать ее на слове.
– Какой друг? – растерянно спросила она и покраснела.
– Тот, с которым ты убежала из дома.
– Откуда ты это знаешь? – испуганно воскликнула она. – Я никому не говорила...
– Просто догадался. Если ты не хочешь возвращаться домой, то этому должна быть причина. Она же может быть только одна: вы сбежали из дома и попали к разбойникам.
– Да, – едва слышно прошептала девушка.
– И куда же он тогда делся?
– Я не знаю, – грустно ответила она.
– Тогда расскажи все с самого начала, может быть, я пойму, где тебе его искать, – попытался я хоть как-то подтолкнуть рассказ.
– Он, я... – начала она, долго молчала, потом спросила: – А ты правда хочешь его найти?
Я, честно говоря, этого совсем не хотел. Девушка, когда пришла в себя и отмылась в бане, стала премиленькой. Так что в том, что она хороша собой, Чувак оказался прав. Но то, что я не очень интересовался ее возлюбленным, к ее внешним данным отношения не имело. Мне нужно было, вообще-то, спасать Россию, а не устраивать личное счастье первой встречной красотки. Однако объяснять все это боярышне было слишком долго, да и ни к чему хорошему не привело бы, пришлось соврать:
– Конечно, хочу.
– Правда! – обрадовано воскликнула она. – А я сначала думала, что ты хочешь делать со мной то же, что и разбойники!
– А они это делали? – осторожно поинтересовался я, поймав себя на мысли, что и, на самом деле, хочу того же самого. Причем, даже очень.
– Я не знаю, – сказала Наталья, отводя взгляд. Ответ был достоин девичьей скромности, однако достаточно внятный, чтобы понять, что самое страшное, что может случиться с девичьей честью, уже произошло.
– Так ты, поэтому не хочешь возвращаться домой?
– Я боюсь, что батюшка меня убьет, – со слезой в голосе ответила она.
– Ну, ему можно ничего и не говорить, откуда он узнает, – коварно подсказал я лучший способ обмана родителей. – Тем более, что от этого не всегда бывают последствия, – добавил я, без уверенности, что она поймет, что имеется в виду.
– Правда ничего не будет? – обрадовалась она. Этого я гарантировать, само собой, не мог, попытался выяснить процент опасности:
– Это было много раз?
– Нет, только один, – не поднимая глаз, после долгой паузы ответила она.
– Тем более. Может, и пронесет.
Потом я подумал, что дело может быть не столько в разбойниках, сколько в ее пропавшем возлюбленном.
– А со своим любимым ты этим занималась?
– Не знаю, – пряча глаза, пошла Наталья проторенной тропой.
– И часто?
– Да, – еле вымолвила она.
Раскрыв все свои секреты, девушка облегчила душу и смогла улыбнуться. Потом успокоила меня насчет своей нравственности:
– Я знаю, что это делать грех...
– Ну, один Бог без греха. В старости замолишь.
Она не поняла скрытого юмора совета и решила разобраться со своими грехами тотчас:
– Как? Мне придется постричься в монахини?
– Это слишком. Будешь в храме, поставь свечку Пресвятой Богородице, она тоже женщина и, думаю, тебя поймет.
– Правда! – обрадовалась грешница. – А одной свечки хватит? Грехов-то у меня было...
Количество их, по девичьей скромности, Наталья не уточнила.
Я оказался не силен в теологии в части религиозных запретов и прощений на «сладкий» грех, чтобы назначать епитимьи.
Тем более, что я пока не полностью владел информацией о ее жизни, потому пришлось взять грех на свою душу:
– Думаю, хватит. В крайнем случае, покаешься на исповеди. Теперь рассказывай, куда делся твой друг.
– Я не знаю. Мы ночевали в лесу у костра. Я заснула, а когда утром проснулась, его там не было. Я ждала, ждала... Потом пошла его искать и заблудилась. Наверное, он вернулся, а меня там уже не было. Потом мне в лесу встретился какой-то человек. Он на меня набросился... я говорила. А потом отвел к разбойникам. Я хотела утопиться, но мне не дали. Тот их атаман сказал, что я теперь буду с ним. А потом меня отвели к вам и отпустили.
– Понятно, – сказал я, – значит, твой любимый пропал...
– Он тоже, наверное, как и я, заблудился, пошел за водой и не нашел дорогу назад...
– А кто он такой? – перебил я попытку девушки выгородить своего возлюбленного.
Наташа так задумалась, погружаясь в воспоминания, что глаза ее почти затуманились. Потом она смогла сосредоточиться и найти самые точные характеристики козлу, который ее соблазнил, увез из дома и бросил одну в лесу: – Он такой красивый, кудрявый и ласковый!
– Это и так понятно, кто он – боярин, подьячий, чем он в жизни занимается?
– Не знаю. Наверное, ничем. Афоня боярский сын, их имение рядом с нашим. Мы с ним встречались в лесу.
– Почему же он просто на тебе не женился?
– Его батюшка богатый, а мы... – Она, наверное, сначала хотела сказать «бедные», но потом подобрала более мягкий синоним. – ...не такие, как они.
– Ясно.
– Что тебе ясно? – насторожилась она.
– То, что твой боярский сын заблудился в лесу и боюсь, его будет сложно разыскать, И что же теперь с тобой делать? К батюшке ты возвращаться не хочешь, – Наташа энергично замотала головой, – родни, у которой ты могла бы пожить, у тебя тоже нет?
– Нет!
– Так что же с тобой делать?
– Не знаю... Можно я пока с вами побуду, может быть, мой Афоня найдется?!
– Побудь, – машинально ответил я, подумав, что начинаю играть с огнем. Ожившая боярышня казалась слишком хороша, а я был одинок и неприкаян. – Только как тебе будет жить вместе с мужчиной, не боязно?
– А почему я должна тебя бояться? Ты же хороший!
– Все мы хорошие, – пробормотал я, – пока спим... Ладно, теперь пойдем разбираться с остальными, там тоже неразрешимая любовная история.
Все время, пока мы с Наташей разговаривали, остальные пленники стояли малой кучкой, ожидая, чем наши переговоры кончатся. Не знаю, на что они рассчитывали, надеюсь, не на то, что я, узнав некую страшную тайну, буду гнать девушку пинками за ограду подворья, но когда мы плечо в плечо подошли к ним, на лицах отразилось разочарование. Влюбленная в датчанина Эрика Ксения смотрела на боярскую дочь с плохо скрытым гневом. Обычная позиция, когда женщинам всего бывает мало, особенно поклонников. Я решил сразу же взять быка за рога и сходу спросил датчанина:
–Ну, вы решили, что будете делать?
Эрик, скорчив недовольную мину, ответил:
– Мы имеем желание получить в подарок коней!
Два придурка, я имею в виду прагматичного европейца и бесшабашного отечественного нахала, на такой ограниченной территории – это было уже слишком. Однако я попытался решить проблему без использования грубых слов и выражений, непривычных причесанной Европе:
– Я имею желание купить вам с принцессой две лошади, – сказал я, строя фразу на западный манер, – но я не имею желания отдавать вам своих лошадей! Фирштейн?
Ксения, вот уж кто истинная женщина, тотчас встала на защиту любимого:
– Неужели в память, – она замялась, стесняясь при Эрике сказать, в память чего я должен делать им такие подарки, потому обошлась без уточнения, – неужели тебе не хочется сделать нам приятное?
– Это нужно обсудить, – глубокомысленно произнес я, – можно поговорить с тобой наедине?
Царевна вопросительно взглянула на Эрика. Тот, слишком вожделея к моему донцу, чтобы позволить себе ревность, согласно кивнул, и мы с царевной отошли на то же место, где недавно разговаривали с Натальей.
– Ну отдай ты ему этих лошадей! – нормально, без недавних ломаний, попросила она. – Он же все равно не отстанет.
– Зачем тебе сдался этот, этот... – Я попытался вспомнить подходящее по смыслу старорусское слово, но ничего соответствующего понятию «идиот» в лексиконе еще не было, пришлось рискнуть показаться шовинистом. – ...этот юродивый датчанин?
– Не знаю, – ответила Ксения, смотря на меня загадочным, обволакивающим женским взглядом,.– наверное, влюбилась... Ты не думай, это он с тобой такой необычный, наверное, ко мне ревнует, а так Эрик хороший...
– Может быть... Послушай, – решил я задать давно волнующий меня вопрос, – ходят слухи, что самозванец стал твоим любовником. Я что-то ничего не пойму.
Такие слухи по здешней глухомани не ходили, как и всякие другие, касающиеся Москвы и тамошних дел. О связи Ксении с Самозванцем я знал из истории. Потому, встретив ее тут, не мог понять, как царевна умудрилась находиться в двух ипостасях одновременно.
– Ты имеешь в виду Лжедмитрия? Наверное, с ним теперь твоя подруга Маруся.
– То есть как это Маруся? – озадаченно спросил я.
Когда я тесно общался с царской семьей, то в предвидении переворота решил использовать одну уголовную парочку молодых людей, как двойников царя Федора и царевны Ксении. Замысел мой был прост: когда начнутся волнения, помочь Годуновым бежать из Москвы, оставив на их месте ту самую Марусю, о которой сейчас сказала царевна, и ее жениха Ивана, очень похожего на молодого царя. Маруся была такой ловкой и тертой девицей, что ей ничего не стоило, поменяв внешность, ускользнуть от заговорщиков. И вот теперь оказывается, что она никуда ускользать и не подумала, осталась на положении царевны.
– А Федор? Его же говорят, убили?
– Не знаю, мы расстались неделю назад, с ним было все в порядке.
– А кто же тогда остался в Кремле?!
– Наверное, Марусин жених. Она сказала, что все будет в порядке, да, видимо, не получилось...
– Круто! – только и смог сказать я.
– Вы хоть сумели взять с собой казну, я же предупреждал...
– Федор сказал, что казна не его, а государева. Кто будет царем, тот и будет ей владеть.
Мне осталось только почесать затылок. Молодой царь был максималистом во всем, и в отношениях с женщинами, и особенно в вопросах государственной власти.
– А что вы собираетесь делать, как вы доберетесь до Дании?
– Не знаю, авось как-нибудь доберемся...
– Как-нибудь, на авось, вы уже угодили к разбойникам. Смотрите не попадите в плен к крымчакам или ногайцам, не ровен час, окажетесь на невольничьем рынке!
– Ну да, мой Эрик настоящий рыцарь!
– Ага, только без доспехов. Может быть, вам одеться монахами? Иначе вы вообще никуда не дойдете. Особенно ты с твоей внешностью!
– Ты считаешь, что я такая красивая? – тут же переключилась на более интересную тему царевна.
– В этот раз на твою беду. К тебе все встречные мужики будут липнуть, как пчелы к меду.
– Правда? – Она покраснела от удовольствия и скромно потупила глаза. – Видно, есть и покрасивее! Я видела, как ты смотришь на эту девку!
– Никак я на нее не смотрю, тем более, что у Наташи есть жених, которого она очень любит!
– Так я и поверила! Так ты отдашь Эрику лошадей?
– Прости, Ксюша, не могу. Мы с донцом давно вместе, нельзя отдавать друзей! Пусть– купит такого же донца на любой лошадиной ярмарке, это же наша русская порода!
Мне кажется, царевна меня не поняла. Во всяком случае, Ксения нахмурилась, и то, что только что было милого в ее лице, исчезло. Она смотрела холодно и свысока. Цари не любят, когда им отказывают в прихотях. Впрочем, этого не любят и все прочие.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – со скрытым сарказмом сказала она, – если даже такая мелочь...
«Интересно, – подумал я, – если бы мне пришлось просить ее о каком-либо одолжении, ей было бы так же тяжело отказать мне, как теперь я мучаюсь, отказывая ей, или это дело привычки?»
Короче говоря, меня ее тон обидел, и я не удержался от ехидного вопроса:
– А что, если я предложу твоему Эрику поменять тебя на лошадей, как ты думаешь, он согласится?
Ксения не захотела рассматривать такой вариант, круто повернулась и пошла назад к своему рыцарю.
Глава 10
Утром следующего дня мы, наконец, двинулись по направлению к Москве. Мы – это Наталья, Ваня и я. Вчерашний день и вечер прошли примерно в том же ключе, что и утро. Эрик ходил за мной как привязанный и тупо просил уступить коня. Ксения, со своей стороны, давила обиженной физиономией, скептическими улыбками и укоряющими взорами. Тарас Макарович, когда окончательно понял, что на меня где сядешь, там и слезешь, переключил свои таланты на рыцаря и непонятно зачем морочил тому голову.
Как обычно бывает, сочувствие и симпатии под воздействием упорства и настырности постепенно начинают переходить в свою противоположность, и к позднему вечеру освобожденные пленные достали меня окончательно. Однако я понимал бедственное положение царевны и ее спутника, потому поделился с ними деньгами из того расчета, чтобы они смогли без труда добраться до варяжских земель. Конечно, это ни в коей мере не удовлетворило их претензии, но мне было уже все равно. Еще более сурово обошелся я с нашим нахальчиком. Дабы не дать ему возможности обобрать оторванную от реальной жизни Ксению и неискушенного в общении с такими типами иностранца, я попросил Павла подержать того взаперти пару дней. Для Тараса Макаровича это было тяжелым и, главное, неожиданным ударом.
Спали мы порознь. Обе группировки, как бы подчеркивая несовпадение интересов, расположились в разных углах избы. Девочки, сообразно строгости морали, легли отдельно от мальчиков. Наталья уже поняла, что дружбы с Ксенией у нее не получится, та не скрывала своего негативного к ней отношения, потому боярская дочь перестала искать у царевны защиты и больше держалась меня и Вани.
Едва мы встали, пришла вчерашняя крестьянка, заведующая у Павла хозяйством, и накормила нас завтраком. После чего настал неминуемый час расставания.
Как обычно бывает, всем стало неуютно, нужно было придумывать какие-то сердечные слова, хотя все мысли были уже в будущем, а те, с кем расставались, оказывались в прошлом. Ко мне подошел датчанин, он сердечно улыбнулся и взял за руку. Я решил, что наши маленькие недовольства забыты, и Эрик хочет поблагодарить за помощь и по-человечески проститься.
– Вот мы и расстаемся, – сказал я с вежливым сожалением в голосе.
– Мне бы хотелось последний раз попросить тебя уступить нам лошадей, – ответив улыбкой на улыбку, сказал мне упорный и последовательный Эрик.
Я уже давно перестал отвечать на этот однотипный вопрос, что, впрочем, датчанина немало не обескураживало. Как только появлялась возможность, он просто повторял его снова.
– Отпустите меня! – подал с лавки жалостливый голос связанный по рукам и ногам Тарас Макарович. – Я уйду куда глаза глядят!
– Что же, удачи вам и счастья, – сказал я Ксении, передавая ей кошель с серебром.
Она небрежно сунула его датчанину, не сказав мне даже спасибо.
– Ну, что же, прощайте, – перестав быть политкорректным, сказал я и направился в выходу.
Мы с Натальей вышли во двор, где нас ждали оседланные лошади. Я сел в седло злополучного донца и помог девушке взобраться сзади себя на его круп.
Из избы вышел Эрик и жестом попросил погодить с отъездом. Я уже знал, что он хочет сказать, но просьбу выполнил.
– Мне бы хотелось самый последний раз попросить тебя уступить нам с принцессой лошадей! – требовательно сказал он.
Я не ответил, тронул коня раздора пятками, и застоявшийся донец сразу же хорошим аллюром вынес нас с девушкой на большую дорогу.
Эрик еще что-то крикнул вслед, но мы были уже далеко, слов я не расслышал, и так и не узнал его самую, самую последнюю просьбу.
Чем ближе подъезжали мы к городу, тем чаще стали попадаться и проезжие и прохожие. Выспавшись, Наталья еще больше похорошела. Она сидела за мной, держалась за талию, и мне казалось, что я даже сквозь кольчугу чувствую ее живое, женское тепло. Мы не разговаривали, во-первых, было неудобно говорить, во-вторых, ей было не до меня, она внимательно рассматривала всех встречных, видимо, надеясь встретить своего коварного любовника.
Не в пример моему первому явлению в столицу, нынешний приезд прошел обыденно и незаметно. Караульных стрельцов наша потрепанная компания не заинтересовала. Я без разговоров и торга заплатил за каждого въезжающего по медной московской монете, и мы оказались за городской стеной. Время было предобеденное, так что прежде, чем заняться поисками жилья, пришлось заехать в придорожный трактир пообедать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31
– Ну и что? – спросил я.
– Мой батюшка был боярином! – повторила она и опять замолчала.
– Он что, умер? – пришел я ей на помощь, пытаясь сдвинуть разговор с мертвой точки.
– Нет! Что ты такое говоришь! – живо воскликнула она. – Почему он должен умереть?
– Ты же сказала, что он был боярином. Вот я подумал...
– Нет, просто он раньше был боярином, а теперь уже не боярин.
– Понятно. Ну и что?
Девушка ничего не ответила, посмотрела на меня полными муки глазами и опять собралась заплакать.
– Наташа, – заспешил я сбить ее со слезливого настроя, – ты так здорово дралась с разбойниками, что я подумал – ты очень смелая девушка!
– Правда? – слабо улыбнулась она.
– Да, правда. Ты меня, прости, но пока я не узнаю, в чем дело, не смогу тебе помочь. Если твой отец жив, может быть, отправить тебя домой?
– Нет! Лучше я утоплюсь!
Теперь хоть что-то становилось понятным, не иначе, как дело было в романтическом увлечении.
– А где теперь твой друг? – спросил я, пытаясь поймать ее на слове.
– Какой друг? – растерянно спросила она и покраснела.
– Тот, с которым ты убежала из дома.
– Откуда ты это знаешь? – испуганно воскликнула она. – Я никому не говорила...
– Просто догадался. Если ты не хочешь возвращаться домой, то этому должна быть причина. Она же может быть только одна: вы сбежали из дома и попали к разбойникам.
– Да, – едва слышно прошептала девушка.
– И куда же он тогда делся?
– Я не знаю, – грустно ответила она.
– Тогда расскажи все с самого начала, может быть, я пойму, где тебе его искать, – попытался я хоть как-то подтолкнуть рассказ.
– Он, я... – начала она, долго молчала, потом спросила: – А ты правда хочешь его найти?
Я, честно говоря, этого совсем не хотел. Девушка, когда пришла в себя и отмылась в бане, стала премиленькой. Так что в том, что она хороша собой, Чувак оказался прав. Но то, что я не очень интересовался ее возлюбленным, к ее внешним данным отношения не имело. Мне нужно было, вообще-то, спасать Россию, а не устраивать личное счастье первой встречной красотки. Однако объяснять все это боярышне было слишком долго, да и ни к чему хорошему не привело бы, пришлось соврать:
– Конечно, хочу.
– Правда! – обрадовано воскликнула она. – А я сначала думала, что ты хочешь делать со мной то же, что и разбойники!
– А они это делали? – осторожно поинтересовался я, поймав себя на мысли, что и, на самом деле, хочу того же самого. Причем, даже очень.
– Я не знаю, – сказала Наталья, отводя взгляд. Ответ был достоин девичьей скромности, однако достаточно внятный, чтобы понять, что самое страшное, что может случиться с девичьей честью, уже произошло.
– Так ты, поэтому не хочешь возвращаться домой?
– Я боюсь, что батюшка меня убьет, – со слезой в голосе ответила она.
– Ну, ему можно ничего и не говорить, откуда он узнает, – коварно подсказал я лучший способ обмана родителей. – Тем более, что от этого не всегда бывают последствия, – добавил я, без уверенности, что она поймет, что имеется в виду.
– Правда ничего не будет? – обрадовалась она. Этого я гарантировать, само собой, не мог, попытался выяснить процент опасности:
– Это было много раз?
– Нет, только один, – не поднимая глаз, после долгой паузы ответила она.
– Тем более. Может, и пронесет.
Потом я подумал, что дело может быть не столько в разбойниках, сколько в ее пропавшем возлюбленном.
– А со своим любимым ты этим занималась?
– Не знаю, – пряча глаза, пошла Наталья проторенной тропой.
– И часто?
– Да, – еле вымолвила она.
Раскрыв все свои секреты, девушка облегчила душу и смогла улыбнуться. Потом успокоила меня насчет своей нравственности:
– Я знаю, что это делать грех...
– Ну, один Бог без греха. В старости замолишь.
Она не поняла скрытого юмора совета и решила разобраться со своими грехами тотчас:
– Как? Мне придется постричься в монахини?
– Это слишком. Будешь в храме, поставь свечку Пресвятой Богородице, она тоже женщина и, думаю, тебя поймет.
– Правда! – обрадовалась грешница. – А одной свечки хватит? Грехов-то у меня было...
Количество их, по девичьей скромности, Наталья не уточнила.
Я оказался не силен в теологии в части религиозных запретов и прощений на «сладкий» грех, чтобы назначать епитимьи.
Тем более, что я пока не полностью владел информацией о ее жизни, потому пришлось взять грех на свою душу:
– Думаю, хватит. В крайнем случае, покаешься на исповеди. Теперь рассказывай, куда делся твой друг.
– Я не знаю. Мы ночевали в лесу у костра. Я заснула, а когда утром проснулась, его там не было. Я ждала, ждала... Потом пошла его искать и заблудилась. Наверное, он вернулся, а меня там уже не было. Потом мне в лесу встретился какой-то человек. Он на меня набросился... я говорила. А потом отвел к разбойникам. Я хотела утопиться, но мне не дали. Тот их атаман сказал, что я теперь буду с ним. А потом меня отвели к вам и отпустили.
– Понятно, – сказал я, – значит, твой любимый пропал...
– Он тоже, наверное, как и я, заблудился, пошел за водой и не нашел дорогу назад...
– А кто он такой? – перебил я попытку девушки выгородить своего возлюбленного.
Наташа так задумалась, погружаясь в воспоминания, что глаза ее почти затуманились. Потом она смогла сосредоточиться и найти самые точные характеристики козлу, который ее соблазнил, увез из дома и бросил одну в лесу: – Он такой красивый, кудрявый и ласковый!
– Это и так понятно, кто он – боярин, подьячий, чем он в жизни занимается?
– Не знаю. Наверное, ничем. Афоня боярский сын, их имение рядом с нашим. Мы с ним встречались в лесу.
– Почему же он просто на тебе не женился?
– Его батюшка богатый, а мы... – Она, наверное, сначала хотела сказать «бедные», но потом подобрала более мягкий синоним. – ...не такие, как они.
– Ясно.
– Что тебе ясно? – насторожилась она.
– То, что твой боярский сын заблудился в лесу и боюсь, его будет сложно разыскать, И что же теперь с тобой делать? К батюшке ты возвращаться не хочешь, – Наташа энергично замотала головой, – родни, у которой ты могла бы пожить, у тебя тоже нет?
– Нет!
– Так что же с тобой делать?
– Не знаю... Можно я пока с вами побуду, может быть, мой Афоня найдется?!
– Побудь, – машинально ответил я, подумав, что начинаю играть с огнем. Ожившая боярышня казалась слишком хороша, а я был одинок и неприкаян. – Только как тебе будет жить вместе с мужчиной, не боязно?
– А почему я должна тебя бояться? Ты же хороший!
– Все мы хорошие, – пробормотал я, – пока спим... Ладно, теперь пойдем разбираться с остальными, там тоже неразрешимая любовная история.
Все время, пока мы с Наташей разговаривали, остальные пленники стояли малой кучкой, ожидая, чем наши переговоры кончатся. Не знаю, на что они рассчитывали, надеюсь, не на то, что я, узнав некую страшную тайну, буду гнать девушку пинками за ограду подворья, но когда мы плечо в плечо подошли к ним, на лицах отразилось разочарование. Влюбленная в датчанина Эрика Ксения смотрела на боярскую дочь с плохо скрытым гневом. Обычная позиция, когда женщинам всего бывает мало, особенно поклонников. Я решил сразу же взять быка за рога и сходу спросил датчанина:
–Ну, вы решили, что будете делать?
Эрик, скорчив недовольную мину, ответил:
– Мы имеем желание получить в подарок коней!
Два придурка, я имею в виду прагматичного европейца и бесшабашного отечественного нахала, на такой ограниченной территории – это было уже слишком. Однако я попытался решить проблему без использования грубых слов и выражений, непривычных причесанной Европе:
– Я имею желание купить вам с принцессой две лошади, – сказал я, строя фразу на западный манер, – но я не имею желания отдавать вам своих лошадей! Фирштейн?
Ксения, вот уж кто истинная женщина, тотчас встала на защиту любимого:
– Неужели в память, – она замялась, стесняясь при Эрике сказать, в память чего я должен делать им такие подарки, потому обошлась без уточнения, – неужели тебе не хочется сделать нам приятное?
– Это нужно обсудить, – глубокомысленно произнес я, – можно поговорить с тобой наедине?
Царевна вопросительно взглянула на Эрика. Тот, слишком вожделея к моему донцу, чтобы позволить себе ревность, согласно кивнул, и мы с царевной отошли на то же место, где недавно разговаривали с Натальей.
– Ну отдай ты ему этих лошадей! – нормально, без недавних ломаний, попросила она. – Он же все равно не отстанет.
– Зачем тебе сдался этот, этот... – Я попытался вспомнить подходящее по смыслу старорусское слово, но ничего соответствующего понятию «идиот» в лексиконе еще не было, пришлось рискнуть показаться шовинистом. – ...этот юродивый датчанин?
– Не знаю, – ответила Ксения, смотря на меня загадочным, обволакивающим женским взглядом,.– наверное, влюбилась... Ты не думай, это он с тобой такой необычный, наверное, ко мне ревнует, а так Эрик хороший...
– Может быть... Послушай, – решил я задать давно волнующий меня вопрос, – ходят слухи, что самозванец стал твоим любовником. Я что-то ничего не пойму.
Такие слухи по здешней глухомани не ходили, как и всякие другие, касающиеся Москвы и тамошних дел. О связи Ксении с Самозванцем я знал из истории. Потому, встретив ее тут, не мог понять, как царевна умудрилась находиться в двух ипостасях одновременно.
– Ты имеешь в виду Лжедмитрия? Наверное, с ним теперь твоя подруга Маруся.
– То есть как это Маруся? – озадаченно спросил я.
Когда я тесно общался с царской семьей, то в предвидении переворота решил использовать одну уголовную парочку молодых людей, как двойников царя Федора и царевны Ксении. Замысел мой был прост: когда начнутся волнения, помочь Годуновым бежать из Москвы, оставив на их месте ту самую Марусю, о которой сейчас сказала царевна, и ее жениха Ивана, очень похожего на молодого царя. Маруся была такой ловкой и тертой девицей, что ей ничего не стоило, поменяв внешность, ускользнуть от заговорщиков. И вот теперь оказывается, что она никуда ускользать и не подумала, осталась на положении царевны.
– А Федор? Его же говорят, убили?
– Не знаю, мы расстались неделю назад, с ним было все в порядке.
– А кто же тогда остался в Кремле?!
– Наверное, Марусин жених. Она сказала, что все будет в порядке, да, видимо, не получилось...
– Круто! – только и смог сказать я.
– Вы хоть сумели взять с собой казну, я же предупреждал...
– Федор сказал, что казна не его, а государева. Кто будет царем, тот и будет ей владеть.
Мне осталось только почесать затылок. Молодой царь был максималистом во всем, и в отношениях с женщинами, и особенно в вопросах государственной власти.
– А что вы собираетесь делать, как вы доберетесь до Дании?
– Не знаю, авось как-нибудь доберемся...
– Как-нибудь, на авось, вы уже угодили к разбойникам. Смотрите не попадите в плен к крымчакам или ногайцам, не ровен час, окажетесь на невольничьем рынке!
– Ну да, мой Эрик настоящий рыцарь!
– Ага, только без доспехов. Может быть, вам одеться монахами? Иначе вы вообще никуда не дойдете. Особенно ты с твоей внешностью!
– Ты считаешь, что я такая красивая? – тут же переключилась на более интересную тему царевна.
– В этот раз на твою беду. К тебе все встречные мужики будут липнуть, как пчелы к меду.
– Правда? – Она покраснела от удовольствия и скромно потупила глаза. – Видно, есть и покрасивее! Я видела, как ты смотришь на эту девку!
– Никак я на нее не смотрю, тем более, что у Наташи есть жених, которого она очень любит!
– Так я и поверила! Так ты отдашь Эрику лошадей?
– Прости, Ксюша, не могу. Мы с донцом давно вместе, нельзя отдавать друзей! Пусть– купит такого же донца на любой лошадиной ярмарке, это же наша русская порода!
Мне кажется, царевна меня не поняла. Во всяком случае, Ксения нахмурилась, и то, что только что было милого в ее лице, исчезло. Она смотрела холодно и свысока. Цари не любят, когда им отказывают в прихотях. Впрочем, этого не любят и все прочие.
– Хорошо, пусть будет по-твоему, – со скрытым сарказмом сказала она, – если даже такая мелочь...
«Интересно, – подумал я, – если бы мне пришлось просить ее о каком-либо одолжении, ей было бы так же тяжело отказать мне, как теперь я мучаюсь, отказывая ей, или это дело привычки?»
Короче говоря, меня ее тон обидел, и я не удержался от ехидного вопроса:
– А что, если я предложу твоему Эрику поменять тебя на лошадей, как ты думаешь, он согласится?
Ксения не захотела рассматривать такой вариант, круто повернулась и пошла назад к своему рыцарю.
Глава 10
Утром следующего дня мы, наконец, двинулись по направлению к Москве. Мы – это Наталья, Ваня и я. Вчерашний день и вечер прошли примерно в том же ключе, что и утро. Эрик ходил за мной как привязанный и тупо просил уступить коня. Ксения, со своей стороны, давила обиженной физиономией, скептическими улыбками и укоряющими взорами. Тарас Макарович, когда окончательно понял, что на меня где сядешь, там и слезешь, переключил свои таланты на рыцаря и непонятно зачем морочил тому голову.
Как обычно бывает, сочувствие и симпатии под воздействием упорства и настырности постепенно начинают переходить в свою противоположность, и к позднему вечеру освобожденные пленные достали меня окончательно. Однако я понимал бедственное положение царевны и ее спутника, потому поделился с ними деньгами из того расчета, чтобы они смогли без труда добраться до варяжских земель. Конечно, это ни в коей мере не удовлетворило их претензии, но мне было уже все равно. Еще более сурово обошелся я с нашим нахальчиком. Дабы не дать ему возможности обобрать оторванную от реальной жизни Ксению и неискушенного в общении с такими типами иностранца, я попросил Павла подержать того взаперти пару дней. Для Тараса Макаровича это было тяжелым и, главное, неожиданным ударом.
Спали мы порознь. Обе группировки, как бы подчеркивая несовпадение интересов, расположились в разных углах избы. Девочки, сообразно строгости морали, легли отдельно от мальчиков. Наталья уже поняла, что дружбы с Ксенией у нее не получится, та не скрывала своего негативного к ней отношения, потому боярская дочь перестала искать у царевны защиты и больше держалась меня и Вани.
Едва мы встали, пришла вчерашняя крестьянка, заведующая у Павла хозяйством, и накормила нас завтраком. После чего настал неминуемый час расставания.
Как обычно бывает, всем стало неуютно, нужно было придумывать какие-то сердечные слова, хотя все мысли были уже в будущем, а те, с кем расставались, оказывались в прошлом. Ко мне подошел датчанин, он сердечно улыбнулся и взял за руку. Я решил, что наши маленькие недовольства забыты, и Эрик хочет поблагодарить за помощь и по-человечески проститься.
– Вот мы и расстаемся, – сказал я с вежливым сожалением в голосе.
– Мне бы хотелось последний раз попросить тебя уступить нам лошадей, – ответив улыбкой на улыбку, сказал мне упорный и последовательный Эрик.
Я уже давно перестал отвечать на этот однотипный вопрос, что, впрочем, датчанина немало не обескураживало. Как только появлялась возможность, он просто повторял его снова.
– Отпустите меня! – подал с лавки жалостливый голос связанный по рукам и ногам Тарас Макарович. – Я уйду куда глаза глядят!
– Что же, удачи вам и счастья, – сказал я Ксении, передавая ей кошель с серебром.
Она небрежно сунула его датчанину, не сказав мне даже спасибо.
– Ну, что же, прощайте, – перестав быть политкорректным, сказал я и направился в выходу.
Мы с Натальей вышли во двор, где нас ждали оседланные лошади. Я сел в седло злополучного донца и помог девушке взобраться сзади себя на его круп.
Из избы вышел Эрик и жестом попросил погодить с отъездом. Я уже знал, что он хочет сказать, но просьбу выполнил.
– Мне бы хотелось самый последний раз попросить тебя уступить нам с принцессой лошадей! – требовательно сказал он.
Я не ответил, тронул коня раздора пятками, и застоявшийся донец сразу же хорошим аллюром вынес нас с девушкой на большую дорогу.
Эрик еще что-то крикнул вслед, но мы были уже далеко, слов я не расслышал, и так и не узнал его самую, самую последнюю просьбу.
Чем ближе подъезжали мы к городу, тем чаще стали попадаться и проезжие и прохожие. Выспавшись, Наталья еще больше похорошела. Она сидела за мной, держалась за талию, и мне казалось, что я даже сквозь кольчугу чувствую ее живое, женское тепло. Мы не разговаривали, во-первых, было неудобно говорить, во-вторых, ей было не до меня, она внимательно рассматривала всех встречных, видимо, надеясь встретить своего коварного любовника.
Не в пример моему первому явлению в столицу, нынешний приезд прошел обыденно и незаметно. Караульных стрельцов наша потрепанная компания не заинтересовала. Я без разговоров и торга заплатил за каждого въезжающего по медной московской монете, и мы оказались за городской стеной. Время было предобеденное, так что прежде, чем заняться поисками жилья, пришлось заехать в придорожный трактир пообедать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31