Он умирал вдали от Атласских гор, вершины которых поддерживают небесный свод, вдали от бескрайних песков, вдали от палящего солнца, невыносимого для человека и радующего душу льва. Он умирал в Париже, в городе болонок, он, король пустыни! У льва даже не было больше имени, как, впрочем, и у всех королей, живущих на чужбине.
Так проходит земная слава!
В тот момент возле балагана не было ни души, и потому никто не мог сказать, откуда исходят эти звуки, повторяющиеся почти что через равные промежутки времени. Некоторые подумали, что так трубил когда-то рог Роланда.
Падал снег. По улице Сен-Дени шел мужчина. Он направлялся к балагану. Надо сказать, что одет этот человек был совсем не по погоде. Он явно отчаянно мерз.
Когда дрожавший от холода мужчина проходил под фонарем, можно было увидеть, что на голове этого человека была серая шляпа, из-под которой торчали соломенные волосы.
В жизни Дон Жуана бывают взлеты и падения. Этим вечером Амедею Симилору не повезло. Его желудок был пуст, а в карманах гулял ветер. Присутствие на собрании Черных Мантий в кабачке «Срезанный колос» не порадовало Симилора ничем, кроме большого стакана пунша.
Где Симилор провел эту ночь, автору неизвестно. Сейчас же Амедей возвращался ни с чем. Читатель сам может догадаться, в каком настроении пребывал этот человек.
– Ох уж мне эти женщины! – думал Симилор, поднимаясь по дощатой лестнице, которая вела к главному входу в балаган. – Когда ты при деньгах, они так и вертятся вокруг! Но если фортуна отвернулась от тебя – их и след простыл!
Амедей потянул на себя дверь. Но она не поддавалась. Услышав шум, лев глухо зарычал.
– Черт возьми! – пробурчал Симилор. – Все ушли. Интересно, где шляется наша вдова? Может, и Эшалот с ней?
Спустившись по лестнице, Амедей обошел балаган, чтобы попасть внутрь через черный ход. Эта дверь открывалась с помощью одной хитрости, прекрасно известной всем обитателям балагана.
На этот раз Симилору удалось войти. Едва переступив порог, он почувствовал жуткий смрад. Это был запах умирающего животного.
– Ну и вонь! – сердито пробормотал Симилор. – Эй, Эшалот! Старина, ты здесь? Я так давно не видел тебя и Саладена! Как там поживает мой маленький Саладен?
Симилор неспроста стал таким заботливым. Дело в том, что он знал доброе сердце своего Пилада Пилад – один из героев древнегреческой мифологии; символ верного друга.

и надеялся поужинать.
Однако Амедею никто не ответил.
Симилор снова позвал Эшалота. И тогда услышал ответ, от которого волосы у Амедея встали дыбом.
Раздалось зловещее рычание.
Симилор похолодел. Войдя в балаган, он закрыл за собой дверь, и потому в помещении царил непроглядный мрак. Теперь же, обернувшись на звук, Симилор увидел два красноватых огонька, горевших, как угли.
Зверь приближался.
Парижане редко оказываются трусами. И хотя Симилор был в полной мере наделен всеми пороками и недостатками ярмарочной богемы, он, по крайней мере, попытался не ударить в грязь лицом перед старым больным львом.
– Послушай, дружище, – пробормотал Симилор, – по-моему, ты зарвался... Если тебя поджарить, я бы, пожалуй, съел кусочек твоего филе, потому что жутко голоден. Но чтобы ты сожрал меня? Нет уж, дудки!
Произнося этот монолог, Симилор шарил вокруг себя руками, надеясь найти какую-нибудь деревяшку, которая могла бы послужить ему оружием.
Поиски вскоре увенчались успехом. Симилор нащупал тяжелую палку.
Тем временем лев приближался – что вполне естественно: когда животные страдают, они ищут помощи.
– Ну-ка иди отсюда! – завопил Симилор. – Стой! А то я сейчас тебе врежу!
Однако лев не остановился. Тогда испуганный Амедей взмахнул своей дубиной и с силой опустил ее на голову несчастного зверя.
С жалобным воем лев рухнул на пол.
– Черт побери! – пробормотал Симилор. – Вряд ли это понравится хозяйке. Хотя, впрочем, я не собираюсь рассказывать ей эту историю во всех подробностях.
Как только наш герой понял, что опасность миновала, он тут же ощутил прилив гордости.
– Однако это нешуточное дело, – произнес Симилор. – Это подвиг, достойный Геракла Среди двенадцати подвигов любимейшего героя древнегреческих сказаний Геракла – победа над неуязвимым немейским львом, шкуру которого Геракл носил на плечах.

! Подумать только, с помощью простой деревяшки я одолел разъяренного льва! Я уложил его одним ударом!
С этими словами Симилор направился к плите: его не покидала надежда отыскать что-нибудь съестное. Однако плита была холодной. Полка, на которой Эшалот обычно оставлял продукты, была пуста.
«Куда подевался этот мерзавец Эшалот? – подумал Симилор. – Куда он мог уйти вместе с пацаном? Ладно, уж ночевать-то он сюда вернется... А я тем временем немного подремлю. Говорят, хороший сон заменяет ужин».
Симилор пересек балаган и рухнул на солому, на которой еще совсем недавно лежал лев.
– Надо же, она еще теплая, – удивился Симилор. – Запашок здесь, конечно... Ну, ничего, все это мелочи.
Он смежил веки и в тот же миг услышал, как кто-то открывает дверь.
Симилор приподнял голову.
– Кажется, мне повезло, – подумал он. – Недолго мне пришлось ждать ужина.

XXXIII
ИСКУШЕНИЕ СИМИЛОРА

То, что неизвестный хорошо знал балаган, Амедей понял сразу, поскольку пришелец, как и сам Симилор, воспользовался дверью с черного хода. Симилор затаился. В принципе, Париж немногим отличается от диких просторов Америки: как и ирокез, парижанин выжидает, прежде чем что-нибудь сказать или сделать.
Неизвестный двинулся вперед, но через несколько шагов споткнулся о тело льва.
– Этого я и боялся, – грустно произнес пришелец. – Я не смог позаботиться о бедном животном... Несчастный господин Даниель!
«Ага, значит, это Эшалот! – подумал Симилор. – Сейчас мы узнаем, что здесь произошло за время моего отсутствия».
Действительно, это был Эшалот. Он принадлежал к той породе людей, у которых нет друзей, и поэтому часто разговаривал сам с собой.
– Пусть земля тебе будет пухом! – скорбно прошептал Эшалот, склоняясь над мертвым львом. – Все мы там будем, кто раньше, кто позже... Конечно, для хозяйки это большая потеря, но сейчас мамаша Лео в таком состоянии, что ничего не соображает...
«О каком это состоянии он говорит? – спросил себя Симилор. – Может, Леокадия решила постричься в монахини, чтобы всю жизнь оплакивать своего лейтенанта?»
Эшалот направился к печке и принялся разводить огонь. Симилор уже открыл было рот, чтобы привлечь к себе внимание друга, но внезапно услышал то, что заставило его придержать язык.
– Не нравится мне, что у меня столько денег, – пробормотал Эшалот. – Никогда не знаешь, что с тобой может случиться. Мне все время кажется, что у меня в кармане дырка, через которую выпадают банкноты.
Симилор навострил уши.
– Банкноты! – повторил он и устроился поудобнее.
– Все-таки приятно, что мадам Леокадия так доверяет мне, – продолжал Эшалот, разжигая дрова. – Я даже не подозревал, что за ее бумажки мне отвалят такую кучу денег.
Чтобы удостовериться, что он не спит, Симилор укусил себя за палец.
«Значит, он продал ценные бумаги хозяйки, – подумал Амедей. – И как это ему поверили? Ведь у него такой вид, что любой нормальный человек примет Эшалота за вора».
Надо признать, что у Симилора были для подобного замечания все основания. Однако в этот миг Эшалот зажег свечу, и глазам изумленного Амедея предстало удивительное зрелище. Если бы даже Эшалот был облачен в горностаевую мантию, Симилор не был бы так потрясен.
Дело в том, что с Эшалотом произошла чудесная метаморфоза. Все на нем было новое: лакированные туфли, черные брюки, белоснежная рубашка, шелковый галстук. Более того, Эшалот даже причесался, что случалось с ним крайне редко.
Мы не хотим сказать, что в этом наряде Эшалот выглядел безупречно. Но все же наш приятель был не так безобразен, как обычно. Он стал буквально другим человеком, так что Симилор даже засомневался, Эшалот ли перед ним. К тому же у Эшалота не было вещи, которая, казалось, давно приросла к нему. Мы имеем в виду сумку, в которой болтался Саладен.
– Черт возьми! – прошептал Симилор. Его обуревали столь сильные эмоции, что ничего другого он произнести не мог.
Эшалот подошел к столу, за которым накануне сидели мадам Самайу, Гонрекен и Барюк, и поставил туда свечу. Опустившись на личный стул вдовы, Эшалот вытащил из кармана пачку бумажек, в которых опытный глаз Симилора тотчас же распознал банкноты.
Мы знаем, что укротительница поручила своему верному оруженосцу продать ее ценные бумаги. Сама она не могла обратить их в деньги, так как была занята другими делами.
Мамаша Лео была не из тех, кто торгуется, когда торговаться не надо. Поскольку речь шла о спасении Мориса Паже, она готова была пойти на любые расходы.
Правда, пока у Леокадии не возникало нужды в деньгах, но она прекрасно знала, что золото – главное оружие в той борьбе, в которую она собиралась вступить. Поэтому вдова решила, что ей необходимы наличные.
Обычно люди, которым их богатство досталось нелегко, очень бережно относятся к деньгам и не склонны доверять их кому бы то ни было. Однако мамаша Лео вручила все свое достояние Эшалоту без малейших сомнений.
Оправдываясь перед собой за такую смелость, она говорила себе: «У меня глаз – алмаз. Я знаю, кому можно доверять. Этот парень не подведет. Что же касается моего капитала, то большую его часть заработали для меня Морис и Флоретта. Так что я всего-навсего возвращаю им долг».
Простые люди хорошо знают, что бедняка на каждом шагу подстерегают трудности и препятствия. Поэтому мамаша Лео позаботилась о том, чтобы Эшалот приобрел более приличный вид, соответствующий порученной парню миссии.
Леокадия рассудила точно так же, как потом – Сими-лор.
«Если этот голодранец явится продавать ценные бумаги, его примут за вора и тут же арестуют», – подумала она.
Поэтому вдова дала Эшалоту денег, чтобы тот обновил свой гардероб. Именно этот ее приказ Эшалот и отправился выполнять, покинув вдову перед главным входом в тюрьму Форс на улице Паве.
Пачка купюр, которую Эшалот теперь носил с сббой, была тщательно перевязана веревочкой. Однако это не успокаивало Эшалота. Он ощущал, что его вот-вот раздавит бремя огромной ответственности, которую он чувствовал перед мадам Самайу. Поэтому Эшалот решил снова пересчитать банкноты: а вдруг по дороге у него что-нибудь украли?
– Интересно, а если бы все эти бумажки обменять на монеты в два су, – бормотал Эшалот, развязывая узелок,– большая бы куча получилась? Может, она даже не уместилась бы в балагане? Леокадия производит впечатление веселой и беззаботной женщины, но все это – лишь видимость. Иначе как бы ей удалось скопить столько денег?
Послюнявив палец, Эшалот начал пересчитывать купюры.
Как их нежный шелест волновал Симилора! Он затаил дыхание, забыв обо всем на свете: для Амедея не существовало сейчас ничего, кроме этих бумажек. Чтобы передать чувства, обуревавшие нашего героя, нужно быть гениальным поэтом. О, жажда наживы! Как ты преображаешь людей!
Можно описать любовь, ненависть, все страсти, присущие людскому роду, но тот трепет, который охватил Симилора при виде пачки купюр, словами выразить нельзя. В этом чувстве было что-то нечеловеческое.
Амедей часто останавливался возле менял и подолгу ласкал взглядом эти соблазнительные листочки бумаги! Еще подростком Симилор мечтал о том, как бы ему раздобыть побольше таких листочков, и эти грезы доводили его порой до исступления.
В сущности, Амедей не был жаден. Напротив, он был чрезвычайно расточителен, как, впрочем, все молодые люди, которые прибывают в Париж проматывать капиталец покойного отца.
Можно сказать, что Симилор относился к деньгам как истинный француз.
Когда от родительского богатства ничего не остается, молодой мот становится либо мошенником, либо нищим. Выбор зависит от его темперамента.
Что касается Амедея, то он был достаточно яркой личностью. У него были задатки для того, чтобы выбрать любой из этих двух путей.
Однако это еще не полная характеристика нашего героя. Дело в том, что в глубине души Амедей был поэтом. Он хотел сделать из своей жизни произведение искусства. Симилор мечтал в полной мере насладиться всеми радостями, испробовать все утехи, не упустить ничего, что доставляет наслаждение душе и телу. Но для этого Симилору были нужны деньги.
Итак, он тихонько повернулся на своем ложе. Солома была сырой и потому не шуршала. Встав на четвереньки, Амедей вытянул шею, не спуская глаз с Эшалота. В эту минуту Симилор напоминал дикого зверя, который собирается подползти к своей жертве, чтобы потом наброситься на нее.
Что же касается Эшалота, то он ничего не подозревал. Он был уверен, что находится здесь один, и спокойно продолжал свое дело.
– Восемнадцать, девятнадцать, двадцать, – бубнил он. – И все это потратят на лейтенанта! Двадцать один, двадцать два... Нет, уже двадцать три: две бумажки слиплись. Какие они приятные на ощупь! Хозяйка сказала – двадцать пять, – что ей ничего не стоит все начать с нуля. Вот это я понимаю! Вот это настоящая преданность близкому человеку. Тридцать, тридцать один... G другой стороны, то, что она лишится всех денег, может быть мне на руку, тридцать семь, тридцать восемь. Сейчас нас разделяет ее богатство, сорок один, а если оно исчезнет?
Вдруг какое-то странное шуршание заставило Эшалота насторожиться. Однако он тут же забыл о нем: дело в том, что одна из купюр оказалась надорванной.
– Что теперь делать? А вдруг ее не примут? – спрашивал себя встревоженный Эшалот.
Симилор замер. Он чуть было не выдал себя: одна его нога запуталась в соломе, и потому Симилор не мог пошевелиться, не рискуя привлечь внимания Эшалота.
Несмотря на это, Симилор твердо решил, что попытается завладеть деньгами. Это было нелегкой задачей. Симилор прекрасно знал своего старого приятеля и не сомневался, что тот будет защищать вверенное ему сокровище до последней капли крови.
Конечно, деньги – великое дело, но ведь Амедею предстоит напасть на своего лучшего друга! Симилор заколебался. «Да, скверная ситуация», – думал он. От напряжения бедняга покрылся холодным потом.
В тот миг, когда Эшалот добрался до пятидесятой купюры, он услышал, что в углу кто-то шевелится. Эшалот быстро обернулся и увидел, что в темноте сверкают два глаза.
Эшалот вздрогнул. Кто же это мог быть? Несмотря на то, что на столеторела свеча, он не видел лица незнакомца. Эшалот схватил деньги, засунул их в карман и застегнул свой редингот на все пуговицы.
Симилор понял, что его обнаружили. Делать было нечего. Пришлось встать на ноги.
– Это ты, Амедей? – воскликнул Эшалот, облегченно вздохнув. – Как ты меня напугал!
Симилор скрестил руки на груди и сделал несколько шагов вперед.
– О, жалок тот, в ком совесть нечиста! – произнес он первое, что пришло ему в голову, чрезвычайно выразительно продекламировав эти слова. – Такого человека легко напугать. Что ты сделал с ребенком, которого доверили тебе?
– Сейчас я тебе все объясню. Понимаешь, тут случилось такое... – начал было Эшалот.
– Впрочем, я не вправе тебе ничего говорить, – внезапно спохватился он. – Это не моя тайна. Я могу тебе сказать только одно: наш ребенок находится в надежном месте. Его хорошо кормят, о нем заботятся, так что ему сейчас гораздо лучше, чем тут, в балагане. Им занимается женщина, имеющая большой опыт воспитания детей.
Симилор слушал приятеля, не перебивая. Амедей лихорадочно пытался сообразить, что бы ему наплести Эшалоту, на какую бы хитрость пойти. Что лучше: поторговаться или сразу начать драку?
Мы уже говорили, что Симилор был достаточно храбрым человеком. К тому же он был весьма высокого мнения о своих боксерских способностях.
Однако, с другой стороны, Амедей понимал, что хоть Эшалот и тихоня, справиться с ним будет довольно трудно.
– Кто мы, братья или не братья? – неожиданно спросил Симилор. – Я еще помню времена, когда мы делили на двоих жалкую корку хлеба. Но ты, видно, давно забыл об этом. Не сомневаюсь, ты сегодня отлично поужинал, а у меня живот подвело от голода!
– Если ты хочешь есть, я сейчас дам тебе денег! – воскликнул Эшалот.
– Ты разбогател, – с горечью продолжал Симилор, – ты разоделся в пух и прах. А что на мне? Какие-то мерзкие лохмотья!
– Я не имею права рассказать тебе, в чем тут дело... Извини, – потупившись ответил Эшалот.
– Понимаю! – завопил Симилор. – Ты – жулик, ты – преступник! Я видел, как ты считал деньги! У тебя в руках – миллионы! Ты – плохой брат, ибо ты предал меня. Ты наверняка собираешься сбежать за границу и бросить нас с Саладеном прозябать в нищете.
– Клянусь тебе... – начал было потрясенный Эшалот.
– Молчи! Не надо лживых клятв! Я их презираю, – Симилор полностью вошел в роль. Можно было подумать, что его негодование абсолютно искренне.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53