А-П

П-Я

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  A-Z

 


Удивление сторожа вызвало присутствие Валентины, а также выражение отчаяния на лице следственного судьи.
Когда ключ повернулся в замке, Валентина была вынуждена поддержать Реми, который чуть было не лишился чувств.
– Потерпите, господин д'Аркс, – сказала она, – сейчас вы страдаете, однако за минуту страдания вы получите всю мою жизнь.
Они вошли.
Услышав шум открывавшейся двери, Морис, лежавший на койке, неохотно поднял голову и при виде Валентины вскочил и бросился к ней. Но тут же заметил Реми д'Аркса и застыл как вкопанный.
– Вместе! – воскликнул он.
Следователь остался стоять у порога, опершись спиной на закрытую дверь.
Валентина, собиравшаяся вести себя бесстрастно, не выдержала, бросилась к Морису и, рыдая, обняла его.
Они простояли так обнявшись целую минуту, показавшуюся Реми вечностью. С ним случился приступ яростной, но бессильной ревности, ему безумно хотелось схватить счастливого соперника за горло. Он упорно напрягал слух, стараясь не упустить ни единой фразы, но сумел уловить только несколько слов, оставшихся без ответа:
– Морис, господин д'Аркс уверен в твоей невиновности, он обещал спасти тебя.
Впрочем, она успела добавить совсем тихонько:
– Я люблю тебя, ты не должен меня осуждать, я буду твоей всегда!
Они обнялись еще крепче, на мгновение их губы встретились в кратком прощальном поцелуе.
Валентина высвободилась и вернулась к Реми со словами:
– Нам пора. Поверьте, я страдаю больше, чем вы. И она первая переступила порог.
Реми, вместо того чтобы последовать за ней, шагнул к узнику.
– Лейтенант Паже, – медленно, срывающимся от волнения голосом произнес он, – вы невиновны, я верю в это и обещаю спасти вас. Госпожа д'Аркс сказала вам чистую правду.
– Госпожа д'Аркс! – отпрянув от него, пораженно вскричал Морис.
На бледных губах судьи появилась саркастическая улыбка.
– Она принадлежит мне, – пояснил он, – я ее купил. Я вас спасаю от эшафота, но вы мне ничего не должны. Как только вы получите свободу, я убью вас, убью на следующий же день.

XXI
ИСПОВЕДЬ ВАЛЕНТИНЫ

Было около двух часов ночи. Полковник Боццо только что улегся в постель, и прелестная графиня Фаншетта Корона суетилась вокруг него, подтыкая со всех сторон одеяло, словно ребенку. Голову полковника утеплял ночной чепец, завязанный под подбородком.
Полковник слегка подрагивая от холодных простыней и в странном своем головном уборе походил на дряхлую старушку.
Спальня была обставлена просто, почти сурово. Трудно было поверить, что ее владелец, этот немощный лысый старик, стоит во главе огромной банды преступников и убийц. Неужели страсть к золоту так подчинила себе все его существо, что он даже сейчас, в конце жизненного пути, не собирался оставлять свой пост?
Но нет, дело было отнюдь не в любви к золоту. Полковника совершенно не занимали те блага, которые можно приобрести за деньги. Расходовал он очень мало, жалованье последнего из его слуг раза в три превышало сумму всех трат хозяина.
– Подбрось дров в огонь, дорогая, – велел он графине, – сколько мне приходится тратить на отопление, а на дворе всего лишь сентябрь! Ну как, много было нынче вечером народу у маркизы?
– Как обычно, – ответила Фаншетта. – Не было только Реми д'Аркса, а его как раз очень ждали, чтобы хорошенько расспросить об этом нашумевшем убийстве.
– Жуткая история! – отозвался старичок, натягивая простыню до самого носа. – И это в квартале, который всегда был таким благопристойным!
– Вас все очень жалели, дедушка, – продолжала Фаншетта. – Ведь вам пришлось присутствовать при аресте преступника.
– До сих пор дрожу, – пожаловался полковник, – сегодня я весь день провел у себя в кабинете, греясь у камина.
– Говорят, это красивый юноша?
– Да, видный молодец, хотя и нагловатый.
– Это правда, наша Валентина его узнала?
– Что толку скрывать? – вздохнул полковник. – Узнала. Пора наконец свету познакомиться с историей ее печальной юности. История эта странноватая, но все объясняющая. Этот молодой бандит – циркач, он работал вместе с нашей бедной девочкой в балагане укротительницы... как бишь ее?
– Мадам Самайу, дедушка.
– Да-да. К счастью, наша крошка уже пристроена. Маркиза объявила о свадьбе?
– Объявила. Все очень обрадовались, однако разговор все равно вертелся вокруг этого убийства. Знаешь, а ведь убитый, оказывается, был грабителем, в набалдашнике его трости были спрятаны бриллианты Карлотты Бернетти, про которую ходит столько сплетен.
– Надо же! – удивился полковник. – Нашим газетам будет о чем посудачить... А как вела себя Валентина?
– Она явилась очень поздно, – ответила Фаншетта.
– Во сколько? – допытывался дед.
– В двенадцатом часу, – поспешно ответила графиня.
– Как выглядела? – полковник хотел знать все.
– Как всегда... немножко усталой... Ее стали поздравлять с предстоящим замужеством, и она держалась просто великолепно. Как ни странно, ее манеры куда изысканнее, чем у многих барышень, которым не приходилось зарабатывать себе на хлеб в балагане у мадам Самайу.
– Ты права внучка, – ответил полковник, – можешь идти, мой ангел, меня одолевает сон.
Графиня поцеловала его и, пожелав спокойной ночи, удалилась. Лишь только она вышла, в стену у изголовья кровати тихонько постучали.
– Входи, Приятель, – пригласил полковник. Открылась маленькая замаскированная дверца, и в спальне появился господин Лекок.
– Последние новости! – проговорил он, входя. – Потрясающая сцена в камере следственной тюрьмы, которую разыгрывали три актера, в том числе и наш любимый Реми д'Аркс! А может, вы видели ее и отсюда? Валентина и впрямь особа весьма оригинальная. Сцена была краткой, но, видимо, протекала бурно, ибо, выйдя из камеры, наш следственный судья грохнулся в обморок!
– А дальше? – с любопытством спросил полковник, высунув голову из-под одеяла. – Рассказывай!
– Об этом мы узнаем позже, патрон, я повторяю только то, о чем толкуют в следственной тюрьме. Мадемуазель де Вилланове приказала перенести бесчувственного господина д'Аркса в свою карету, и наш Джован-Баттиста имел честь доставить будущих супругов к дому следственного судьи. В карете молодой человек пришел в сознание. Мадемуазель де Вилланове самолично отвела его в апартаменты, устроила в кресле и не покинула до тех пор, пока не появился врач. Было около одиннадцати, когда она приказала нашему Баттисте галопом мчаться к особняку Орнан.
– А в одиннадцать с половиной, – дополнил полковник, – она явилась в вечернем туалете в гостиную маркизы, чтобы с хладнокровием поистине блистательным принять поздравления с грядущей свадьбой. Если бы в свое время я взял эту девчонку к себе и выдрессировал бы ее хорошенько, из нее получился бы шедевр. Верно, Тулонец?
– Верно. В ней есть изюминка, я согласен. А теперь, патрон, раз мы обо всем переговорили, я ухожу: вы уже спите, мне тоже хотелось бы вздремнуть.
– Ни в коем случае! – запротестовал полковник, приподнявшись на локте, – мы еще не обо всем переговорили, ты забыл о трофее, добытом нами во время вылазки в кабинет следователя.
И он вынул из-под подушки бумажный сверток, который Валентина оставила на столе Реми д'Аркса. Лекок, скорчив гримасу, проворчал:
– Чтение займет много времени, а дело неспешное.
– Дело спешное, а чтение не более получаса, – возразил полковник. – Я полагаю, что три четверти этой исповеди нам известны, зато одна четверть, которая может оказаться самой важной, – нет.
Он вынул из пакета тетрадь и протянул ее Лекоку.
– Я буду слушать сидя, – продолжал полковник, – подними мои подушки и устрой меня поудобнее, как ты делал когда-то, когда читал мне вслух. Озорник! С тех пор ты здорово подрос, мой маленький слуга, и превратился в важную персону. А какое блистательное будущее тебя ожидает. Ведь предназначенный тебе кусок моих сокровищ будет гораздо лакомее, чем то приданое, которое Луи-Филипп дал за своей дочерью.
– Надо думать! – презрительно отозвался Лекок. – Он дал за ней какой-то жалкий миллиончик.
– К тому же, – заметил полковник, – ты будешь моим единственным наследником. Ну вот, я устроился с полным комфортом, приступай, а ненужные куски смело пропускай.
Он потер руки; его морщины, обрамленные старушечьим чепцом, смеялись.
Лекок, усевшись у изголовья кровати, начал перелистывать тетрадь.
– Исповедь получилась объемистая, – заметил он, – мадемуазель начинает издалека. Вот послушайте, может, вас это развлечет:
«Я помню себя совсем ребенком, причем очень несчастным, в какой-то деревне под Римом в труппе бродячих музыкантов. Эти воспоминания вполне отчетливы, но есть и другие, смутные, а значит, более ранние...»
– Ну-ну! – воскликнул полковник.
– Продолжать? – спросил Лекок, позевывая.
– Говорит она про эти смутные воспоминания поподробнее? – интересовался полковник.
– Нет, только повествует о своей бродячей жизни, – проинформировал Лекок.
– Тогда проскочи, – распорядился старик.
Лекок с облегчением пролистал несколько страниц, и снова начал читать.
«...Мой новый хозяин, канатный плясун, разочаровавшись в Италии, где мы едва зарабатывали на кусочек хлеба, решил перебраться во Францию...»
– Путешествие пропусти, – прервал его полковник.
«...Мне только что исполнилось тринадцать лет, и физик Сарториус научил меня изображать для публики магнетический сон и прикидываться ясновидящей, кроме того, я умела зависать в воздухе, изображая парение. Вокруг пошли разговоры, будто я становлюсь красивой, но меня по-прежнему продолжали бить...»
– Пропускай! – скомандовал старец.
«...Однажды я пережила очень странное ощущение. Наш балаган расположился на большой площади, неподалеку от здания суда. Репетиция уже закончилась, и я отдыхала у окошка нашего домика-фургона, как вдруг увидела: из соседнего особняка выходит бонна, она ведет за руку девочку лет двух или трех. Это все, но повторяю, ощущение было очень странным: мне показался знакомым этот особняк, более того: мне казалось, что маленькая девочка – это я сама, только в какое-то другое время...»
– Надо же! – изумился полковник.
– Читать дальше эту ерунду? – зевая, спросил Лекок.
– Да, если дальше говорится о бонне и маленькой девочке, – потребовал старик.
– Бонна свернула за угол, и мадемуазель Флоретта переключилась на другие материи, – кратко пересказал содержание Лекок.
– Тогда проскочи, – согласился полковник.
Лекок, перелистывая тетрадь, просматривал содержание и сообщал:
– Вот она освободилась от Сарториуса и попала в руки вдовы Самайу. Длинное похвальное слово сей знаменитой укротительнице, ангажированной при всех королевских дворах Европы...
– Это мы знаем, дальше.
– Прибытие в Версаль молодого студента Мориса, который вместо гусарского полка оказывается в цирке: идиллия, буколическая и пасторальная, невиннейший роман между первым любовником и нашей инженю Инженю – актерская роль простодушной, наивной девушки.

, уже превратившейся в красивую девушку. Шесть страниц: самая строгая тетушка могла бы порекомендовать их для чтения своей племяннице.
– Побереги свое остроумие для другого случая, – заметил полковник, – пошли дальше, нам надо спешить.
– Вы правы. На сцену выходят полковник Боццо-Корона и маркиза д'Орнан: романтическая история наследницы благородного дома, когда-то украденной цыганами, а ныне счастливо найденной благодаря Провидению. Впрочем, малышка питает кое-какие сомнения по поводу своего чудесного узнавания – маловато документов, не предъявлено даже материнского крестика.
– Ты меня раздражаешь, Приятель, – капризным тоном заметил полковник, – не затягивай, мне уже давно пора спать...
Вид Лекока заставил его прервать свои жалобы: тот выпрямился на стуле, вглядываясь в текст, и даже протяжно присвистнул, выражая таким манером свое крайне глубокое изумление.
– Что там такое? – испуганно спросил старец.
Глаза Лекока впились в бумагу, он уже не смеялся, а с жадностью поглощал текст цепким взглядом.
– Черт бы меня побрал! – совсем тихонько выругался он. – На сей раз вас спас только случай, дорогой Отец. Если бы мы не заграбастали эти бумаги, все наше заведение взлетело бы на воздух не хуже пороховой бочки.
– И ты это называешь случаем? – бесстрастно проговорил полковник.
– Еще бы! Ведь господин д'Аркс мог бы не бросать тетрадочку на столе, а сунуть ее в карман. Вы только послушайте:
«...За мной пришла мадам Самайу и повела в свою комнату, где меня уже ждали двое: очень старый господин важного вида и дама. Про нее я сперва подумала, что это моя мать, ибо дня три уже у нас в цирке только о том и говорили, что у меня нашлась богатая родня. Мадам Самайу сказала: „Флоретта, вот твои родственники, они приехали, чтобы забрать тебя“. Дама обняла меня и поцеловала очень нежно, а старик только крутил пальцами и приговаривал: „Как она похожа на нашу бедную графиню!“ Вот и все. Меня увезли, и я даже не успела попрощаться с Морисом...»
– И что же тут особенного? – спросил полковник. – Зря ты меня пугаешь!
Не обращая на него внимания, Лекок продолжал:
«...Когда меня привезли в богатый дом и я осталась наконец одна в отведенной мне комнате, я закрыла глаза, чтобы заглянуть внутрь, в свою душу, но странное дело, мне привиделся не Морис, а тот самый особняк неподалеку от здания суда, откуда выходила бонна с маленькой девочкой. Я сказала себе: „Значит, это действительно была я!“
Во мне зашевелились какие-то воспоминания, но очень зыбкие, переменчивые, исчезающие. Я была уверена, что даму я никогда не видела, а вот старик, наоборот, произвел на меня странное впечатление: во мне словно пробудилось эхо, отзвук крика ужаса и тоски. Я пытала свою память, но не находила там ничего, кроме этого необъяснимого ужаса...»
Полковник подпер голову в чепчике рукой, чтобы лучше слышать.
– Эй! Зачем ты делаешь это? – спросил он, видя, что Лекок пролистнул три страницы.
– Я подбираюсь к самому существенному, – пояснил Лекок, – а то, что я пропустил, можно резюмировать в нескольких словах: наша очаровательная малышка в раннем детстве встретилась с волком, который чуть было ее не съел, при воспоминании о нем она до сих пор вздрагивает от страха. Вы очень хитры, патрон, но у девчонки есть нюх, да еще какой. Маркиза д'Орнан не вызвала у нее ни малейшей тревоги, она решительно отделяет ее от вас, а вот вы наводите ее на очень неприятные мысли: вроде бы вы хороший, даже замечательный, даже очаровательный, вроде бы она согласна и даже обязана вас полюбить – ах! знали бы вы, как все это выражено! Какой стиль! У девочки положительно есть талант... но в конечном счете она терпеть вас не может, у нее от вас мурашки бегают по спине, вы слишком похожи на того волка, который показал малышке свои страшные зубы, хотя и не съел ее.
– То-то и оно, – вздохнул полковник, – у меня всегда было слишком доброе сердце.
Лекок радостно загоготал и послал патрону воздушный поцелуй.
– А теперь, – резко сказал он, – мы подходим к самому главному. Вы, как я вижу, не очень-то мне верите, думаете, я преувеличиваю. Ну что ж цитирую малышку:
«...Прошлое словно затянулось пеленой, достаточно прозрачной, чтобы терзать мою память, но и очень прочной, так что прорваться сквозь нее мне никак не удавалось. И вот совсем недавно, на прошлой неделе, туман рассеялся. Я пришла к полковнику Боццо, чтобы поздравить его с именинами. Слуга сказал, что он у себя, и я, как всегда, вошла в его кабинет без стука. Полковник, видимо, только что вышел, его большое кресло было придвинуто к открытому секретеру. Шутки ради я уселась в большое кресло и стала ждать и тут мой взгляд случайно упал на рукопись, лежащую прямо передо мной...»
Полковник стукнул себя по лбу и вскричал:
– Какая досада! Я тогда как раз спустился в гостиную, чтобы намылить голову этому негодяю Короне!
– Вот видите, – ехидно заметил Лекок, – значит, не только следственные судьи имеют дурную привычку бросать важные бумаги на столе без всякого присмотра. В тот день, Отец, вам явно изменило ваше знаменитое везение.
Старик плаксивым тоном посетовал:
– Стоит мне слегка оступиться, как вы ликуете. В сущности, все вы меня ненавидите, все... Итак, она просмотрела доклад Реми?
– Полагаю, она его прочитала до самого конца. Судите сами.
«... В глаза мне бросились подчеркнутые посреди страницы слова «Черные Мантии», любопытство мое было разбужено, и я без особого стеснения, думая, что речь идет о той банде, о которой сейчас говорит весь Париж, начала читать, но вскоре сердце мое болезненно сжалось: я нашла разгадку смутных и страшных образов, с детства обитавших в моей памяти.
Реми, я видела этих людей в черных масках, я слышала их зловещий пароль: «Будет ли завтра день?» Они собрались... не знаю, где, в какой-то затемненной комнате, но я тоже была там, совсем маленькая, они думали, что я сплю, а я слушала и смотрела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53