В этом жесте, легком и нежном, было поощрение и просьба, и Федра откликнулась, использовав губы, чтобы доставить ему наслаждение, насколько это было в ее силах.
Не в первый раз она оказалась наверху, но теперь все было иначе. Федра сосредоточила внимание на их соединении, на ощущениях внутри нее, на движениях своих бедер.
Даже высвобождение было другим, более мощным и сокрушительным. Федра сделала все, чтобы оно стало общим, ни на секунду не теряя контроля над ситуацией. Она пребывала в полном сознании, что делало наслаждение еще более острым и пронзительным.
Когда она в изнеможении упала на Эллиота, он обнял ее и прижал к себе. Оба тяжело дышали.
Глаза Эллиота были закрыты, но он почувствовал ее взгляд, и его губы изогнулись в слабой улыбке.
– Похоже, для тебя не существует полумер.
Федра замерла. Может, он не ожидал, что эксперимент зайдет так далеко, и теперь шокирован?
– А ты хотел, чтобы я ограничилась полумерами?
– Конечно, нет. – Он повернул голову и посмотрел на нее. – Я достаточно эгоистичен, чтобы радоваться твоим познаниям, но рад, что ты не применяла их на практике раньше.
У нее не было желания применить эти знания раньше, как и многое другое, что она позволила себе с этим мужчиной. Такова разница между другом и любовником.
– Говорят, порядочные женщины не позволяют себе таких вольностей.
– Те, кто это говорит, врут.
– А ты занимался когда-нибудь этим с порядочной женщиной?
– Ты имеешь в виду до сегодняшнего дня?
Вопрос поразил Федру. Она может считаться порядочной, но обычной…
Эллиот хмыкнул и постучал ее по носу кончиком пальца.
– Ты пребывала в таком восторге от своей власти, что я не сразу признался, что…
Федра затаила дыхание.
– Что у меня тоже были знания, но не опыт.
«Если нашим отношениям суждено закончиться». Эллиот провел пальцем по шелковистой ложбинке между округлостями ее груди. «Если». Его поразило, как это слово подействовало на него. Не «когда», а «если». Он обрадовался как мальчишка.
Интересно, что произойдет, если сумерки никогда не наступят? Как ни странно, эта мысль совсем не обеспокоила его. Может, философия Федры верна и отсутствие законных уз усиливает страсть.
Вот только она сама не верит в это, по крайней мере, в их случае. Может, она и сказала «если», но вряд ли она рассчитывает, что их отношения переживут публикацию мемуаров.
Эллиот и сам не знал, что их ждет. В любом случае он не должен воспринимать ее обязательства перед отцом как предательство. И вообще, она не должна поступаться своими принципами ради него. Их отношения по-своему чисты, и не стоит марать их низменной торговлей.
Тем не менее, у каждого из них есть долг по отношению к своим семьям. Сам он должен своему отцу даже больше, чем согласился бы признать.
Кристиан не хочет знать правду. Возможно, ему пришлось приложить немало усилий, чтобы остаться в неведении. И все же, чтобы покончить со всем этим, необходимо выяснить, что же случилось на самом деле.
– Я хотел бы, чтобы ты ответила мне на один вопрос, – сказал Эллиот.
– Пожалуйста. Я не могу отказать тебе даже в такой малости.
Черта с два! Федра отказывала ему во многом, вынуждая принимать ее условия. Вот почему Эллиот ехал через весь город на эту убогую улицу. Возможно, со временем он привыкнет к полному отсутствию прав на нее, но вряд ли наступит момент, когда он не будет хотеть большего.
– В разговоре со мной в Неаполе Мерриуэдер не стал отрицать, что обед, описанный твоим отцом, имел место. И что соответствующий разговор состоялся. Однако он не может утверждать, что его подозрения были справедливы. Если я найду свидетельство, что он ошибся или что смерть офицера в колониях не имеет отношения к нашей семье, ты выбросишь тот отрывок из мемуаров?
Федра нашла его предложение заслуживающим внимания.
– Отец поручил мне проследить, чтобы его воспоминания были напечатаны, будучи уверен, что они правдивы. Если выяснится, что это не так, или если публикация нанесет вред чьей-либо репутации, я его выброшу. – Она печально улыбнулась. – Видимо, мне следует дать объявление в «Таймс», предложив то же самое всем заинтересованным лицам. Ты не единственный, кто пытается подкупить меня, чтобы не фигурировать в мемуарах Ричарда Друри. Моя корзинка для корреспонденции полна просьб и угроз. Очевидно, мой покойный партнер попытался опробовать свою схему на многих, и теперь они знают, кто унаследовал и мемуары, и издательство.
– Не будь ты такой благородной, то могла бы разбогатеть и купить себе более приличный дом на собственные средства. Истербрук первый предложил бы тебе целое состояние.
Эллиот не хотел, чтобы это прозвучало как возобновление торга, но если бы Федра выразила хоть малейший интерес к размерам этого состояния… В ее положении следует быть практичной. Он не возражал бы решить эту проблему подобным образом.
– Целое состояние? От одного Истербрука! Боже, я и не предполагала, что шантаж настолько выгодное занятие. – Она устроила целый спектакль, изображая заинтересованность и колебания. – И во сколько оценивается это состояние?
– Пять тысяч.
Сумма была названа сегодня утром, написанная рукой его брата на листке бумаги, который он обнаружил на подносе вместе с завтраком. Ни единого слова, просто цифра «пять» и необходимое количество нулей.
Эллиот воспринял это как приказание и как предупреждение о том, что Кристиан не позволит Федре самой решать, что ей делать дальше.
– Это какое-то безумие. Боюсь, Истербрук и в самом деле сошел с ума. К счастью, я могу спасти его от финансового краха, не приняв это предложение.
Вот, значит, как. Кристиан ошибался. Не все продаются, стоит им предложить большой куш. Федра не оскорбилась, но и не стала прикидывать, что можно купить на эту сумму.
– Имей я такие деньги, мне пришлось бы изменить образ жизни, – задумчиво произнесла она. – Ты только представь. Мне потребуется новый гардероб со всеми этими корсетами, шнуровками и застежками. Понадобятся слуги, что бы заботиться о моих роскошных туалетах и помогать мне облачаться в них.
Похоже, она все-таки начала прикидывать, и Кристиан, как это ни неприятно, оказался прав.
– Ты быстро привыкнешь к такому образу жизни.
А ему доставило бы удовольствие видеть ее в роскошном окружении. Федра заслуживает большего, чем имеет сейчас.
– Да, но все это обременительно. Вряд ли я смогу проводить в постели день и ночь, вставая лишь для того, чтобы приготовить незамысловатый обед.
– Ты предлагаешь мне остаться на обед? Который приготовишь собственными руками?
Он представил себе картину, полную домашнего уюта. Почти такую же заманчивую, как и то, что должно было произойти ночью. И она еще беспокоится о том, что окажется в рабстве. Если бы она только знала…
– Конечно. Ты проголодался?
Он слегка шевельнул рукой. Ее грудь напряглась под его ладонью.
– Я всегда голоден, когда нахожусь рядом с тобой, Федра.
Эллиот одевался в предрассветном сумраке, глядя на прелестное тело Федры, белевшее среди смятых простыней. Она лежала на животе, обхватив рукой подушку и уткнувшись в нее лицом. Ее ноги оставались раздвинутыми, а округлые ягодицы обнаженными, как тогда, когда он овладел ею в очередной раз всего час назад.
Он мог бы так стоять, созерцая ее, часами. И поскольку это сделало бы его еще большим глупцом, чем он уже был, Эллиот оставил Федру спящей и спустился вниз.
В кухне еще остались остатки обеда, который она накрыла на простом дощатом столе перед очагом. Поскольку ни один из них не удосужился набросить на себя хотя бы какую-нибудь одежду, было бы смешно есть из фарфоровой посуды в столовой.
Гостиная, с ее обшарпанной мебелью и убогими предметами искусства, впускала больше утреннего света, чем другие комнаты. Эллиот проследовал к дивану, где на столике стоял бокал с виски, оставшийся нетронутым со вчерашнего дня. Рядом лежал объемистый пакет, завернутый в бумагу.
Эллиот еще вчера заметил этот пакет, когда явился к Федре. Он имел примерно те же размеры, что и лист писчей бумаги. Как раз такого размера могла быть рукопись.
Эллиот сорвал печать и развернул обертку. Перед ним лежали мемуары Ричарда Друри.
Обычно мемуары составлялись в хронологическом порядке. Если бы он захотел изъять нежелательные страницы, ему не составило бы труда найти их в рукописи.
В доме царила тишина. Федра крепко спала наверху. На улице за окном только-только начали появляться признаки жизни. Не в силах устоять перед соблазном, Эллиот прошелся пальцем по краю аккуратной стопки листов.
Он сомневался, что имеется копия мемуаров. Федра поступила весьма опрометчиво, оставив их здесь.
Может, она рассчитывала, что он не устоит перед искушением? Если рукопись или даже интересующие его страницы пропадут, Федра освободится от обещания, данного Ричарду Друри. Она не может нарушить его сама, но, возможно, не станет сожалеть, если у нее не останется выбора.
А что, если она сочтет его инициативу предательством? С точки зрения Кристиана, окончание любовной связи брата – небольшая плата за избавление от возможных неприятностей. К тому же, если Эллиот потребует, Кристиан найдет способ компенсировать Федре потерю, не уведомив ее об этом.
Тогда у нее появится уверенность в будущем. Ей не придется жить так скромно. Если она переедет в западную часть города и начнет модно одеваться, то сможет занять в литературных кругах место своей матери, вместо того чтобы оставаться в глазах общества прелестной, но странной дочерью Артемис Блэр, проживающей в убогом районе, где-то на востоке Лондона.
Одна небольшая кража, и ее жизнь изменится к лучшему. Его долг перед семьей будет выполнен. Никто не станет нашептывать за их спинами, что маркиз Истербрук заплатил за убийство своего соперника. А его сыновья смогут и дальше делать вид, будто уверены в обратном.
Он не мог не понимать, насколько его рассуждения расчетливы и циничны. Лучшая часть его натуры больше не удивлялась и не возмущалась. И не могла ничего противопоставить, кроме сентиментальной чепухи о доверии и привязанности. Такие вещи мало что значили в реальном мире. Даже в их отношениях с Федрой это не было главным.
Эллиот снова прошелся пальцем по краям страниц.
Проснувшись поздним утром, Федра обнаружила, что Эллиот покинул ее постель. Его одежда тоже исчезла. Видимо, он ушел или спустился вниз.
Она провела рукой по простыне, где он недавно лежал, представляя себе Эллиота, насытившегося и удовлетворенного, хотя понадобилось несколько трапез, чтобы удовлетворить их взаимный голод.
Скользнув рукой вверх по подушке, на которой лежала его голова, Федра нащупала какой-то посторонний предмет и, заинтригованная, приподнялась на локте.
На подушке лежала рукопись ее отца, небрежно завернутая в коричневую бумагу. Печать была сломана, но страницы не тронуты, образуя толстую пачку с ровными краями.
У Федры перехватило дыхание. Она отложила рукопись, занявшись Гарри, и совсем забыла о ней. Естественно, Эллиот догадался, что находится в пакете.
Встав пораньше, он решил проверить свою догадку и распечатал пакет.
Должно быть, он вытащил страницы, которые не хотел видеть опубликованными.
Облегчение, захлестнувшее Федру, было таким глубоким, что ее глаза увлажнились.
Она села на кровати и аккуратно завернула рукопись. Она не станет говорить об этом с Эллиотом. Во всяком случае, не сейчас. А может, никогда. Плохо, конечно, что он украл страницы, но она не станет укорять его за это. И никогда не признается, от какой боли он избавил ее. Возможно, теперь…
Ее пальцы замерли. Озадаченно нахмурившись, Федра уставилась на новую страницу, добавленную в рукопись.
Дорогая!
Ты слишком небрежно обращаешься с сокровищем, доставшимся тебе в наследство. Для беспринципного человека оно может стать серьезным искушением. А, как следует из полученных тобой писем, в желающих покуситься на него нет недостатка.
Держать рукопись дома опасно. Лучше поместить ее в читальный зал Национального музея. Я сообщу сотрудникам библиотеки, что ты будешь работать над подготовкой к публикации под их присмотром. Заинтересованные лица скоро узнают, что она хранится в надежном месте, и оставят тебя и твой дом в покое.
Я не стал изымать интересующие меня страницы, так что можешь не проверять. Я слишком дорожу твоим доверием, чтобы поступить подобным образом.
Спасибо за обед. Он был восхитительным.
Твой благодарный друг, Эллиот.
Глава 20
– Спасибо, что составил мне компанию, – сказала Федра. – Я не рассчитываю, что он тут же признается во всем, и твоя оценка его реакции на мои вопросы может оказаться полезной.
– Поскольку ты твердо намерена задать свои вопросы, мне не хотелось бы, чтобы ты делала это одна, – отозвался Эллиот. – Твой рассказ о встрече с Нидли свидетельствует, что эти господа не придут в восторг от твоих подозрений, что неудивительно.
– Нидли не разозлился. Он насмехался надо мной. Едва ли это опасно.
Впрочем, в насмешках мистера Нидли присутствовала немалая толика презрения. По отношению к ней и ее матери. Встреча, состоявшаяся в его конторе накануне, не заняла много времени. Первый из торговцев древностями, названных Матиасом, оказался пожилым элегантным мужчиной, весьма эрудированным и высокомерным. Он ответил на ее вопросы о камее коротко и прямо. «Подделка, – заявил он, скривив губы в пренебрежительной гримасе. – Я так и сказал вашей матери, когда она показала мне эту вещицу, но она не согласилась с моим мнением. Даже пыталась спорить со мной, словно являлась экспертом в подобных вопросах. Тем не менее, факт остается фактом. Великую Артемис Блэр надули, как деревенскую простушку. Ну а то, что ее дочь интересуется происхождением того же предмета, говорит мне, что она так и не признала правду, видимо, не желая выглядеть в собственных глазах круглой дурой».
– То, что один из них посмеялся, не означает, что другой не заметит намеков, содержавшихся в твоих вопросах, – возразил Эллиот. – Я понимаю, как это важно для тебя, но постарайся не лезть на рожон.
Они шли по улице, направляясь по адресу, который раздобыла Федра. Пункт их назначения находился неподалеку от издательского дома Лэнгтона на Пейтерностер-роу.
Эллиот не сказал ни слова по поводу деятельности издательства, когда прибыл туда по ее просьбе, и не выразил неудовольствия местом встречи. Федра сомневалась, что, не тронув рукопись три дня назад, он смирился с предстоящей публикацией мемуаров. Вероятно, он все еще верил, что сможет представить доказательства, которые позволят ей изъять интересующий его отрывок, как она обещала.
Федра искренне надеялась, что ему это удастся. Ей хотелось, чтобы это пятно не омрачало их счастье. Последние несколько дней были идиллическими даже в большей степени, чем те недели в Италии. Дружеские отношения, установившиеся между ними, доказывали, что их чувства смогли пережить возвращение в Англию. Она вдруг поняла, что счастлива, как никогда в жизни. Даже расследование, связанное с ее матерью, не могло испортить ее настроения.
Книжная лавка Торнтона располагалась в небольшом помещении на одной из боковых улочек неподалеку от Британского музея. Сквозь покрытые многолетней грязью окна можно было разглядеть выставленные в витрине тома.
– Я навел справки, – сказал Эллиот. – О нем известно не много. Говорят, отец у него англичанин, мать – итальянка, а учился он в Болонье. Все это трудно подтвердить или опровергнуть, но те, кто встречался с ним, утверждают, что он производит впечатление образованного человека.
– Если он наполовину итальянец, он мог иметь доступ к художественным предметам, которые изготовлялись в Италии, – заметила Федра.
– Возможно, он тот, кто тебе нужен. В отличие от Нидли его репутация далеко не безупречна. Правда, это не более чем слухи.
Они вошли в лавку. Внутри было темно и сумрачно, как в гробнице. Вдоль стен тянулись полки, заставленные томами. Те, что не уместились на полках, были сложены в стопки.
В дальнем углу шевельнулась темная фигура, появившаяся из-за стены книг, и направилась к ним. Очевидно, это был хозяин, вышедший навстречу посетителям. Эллиот приоткрыл дверь на улицу, чтобы впустить в лавку дневной свет.
Найджел Торнтон нисколько не походил на престарелого чудака, которого они ожидали встретить в подобном месте. На вид ему было немногим больше тридцати, возможно, он выглядел так благодаря правильным чертам лица, модному сюртуку и темным волосам. И все же он оказался значительно моложе, чем Федра ожидала, энергия в нем била ключом.
Неужели Артемис, чувствуя, как уходит молодость, пыталась удержать ее, заведя роман с мужчиной намного моложе себя?
Торнтон встретил их любезно, но дал понять, что занят важными делами, которые прервал исключительно ради них.
В его темных глазах, устремленных на Эллиота, мелькнуло узнавание.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33