Вторая его рука скользила по ее спине, расстегивая крючки платья.
Она не должна… не должна позволять ему…
Сокрушительный поцелуй подавил протесты, зревшие в ее голове, а неспешные поглаживания соска развеяли их в ночном воздухе.
Эллиот отступил на шаг, разъединив их сплетенные тела. Лунное сияние омывало обоих, из гостиной струился золотистый свет, обрисовывая контуры его фигуры. Не дав ей опомниться и привести в порядок разрозненные мысли, Эллиот потянулся к лифу ее платья и начал спускать его вниз.
Ни один мужчина не раздевал ее прежде. Федра просто не позволяла этого. Теперь же она молчала, завороженная его уверенными движениями. Медленный спуск платья казался самой эротической лаской из всех, что она испытала сегодня. Она могла лишь смотреть на его лицо в холодном лунном свете, скорее чувствуя, чем видя, сдержанное желание, заряжавшее воздух мужской мощью.
Платье соскользнуло вниз, спустившись на бедра, и Эллиот потянулся к бретелькам ее сорочки. У Федры перехватило дыхание. Соски ее еще больше напряглись в ожидании очередного этапа этого медленного дразнящего раздевания.
Но Эллиот снова поразил ее, резко рванув сорочку вниз. Это не был жест нетерпения или страсти, а демонстративное утверждение своих прав, прав покорителя.
В душе Федры вспыхнул протест, но он не смог укорениться, сметенный мощной волной наслаждения. То, как он созерцал ее наготу, настолько поглотило ее внимание, что она не сделала ни малейшей попытки высвободить руки, связанные полуспущенной сорочкой.
«Это всего лишь игра, – говорила она себе, – обычный ритуал покорения и подчинения. Это ничего не значит. На самом деле я не уступила».
Она смотрела на его руки, скользившие по ее груди, дразня и возбуждая. Наслаждение нарастало, наполняя ее сознание сладким безумием. Ей хотелось, чтобы это не кончалось. Чтобы он подавил последние очаги сопротивления, грозившие разрушить блаженство, в котором она пребывала.
Эллиот снова обвил рукой ее талию и осыпал обжигающими поцелуями шею и грудь. Его губы и зубы играли с ее сосками, вызывая мучительный отклик где-то глубоко внизу и исторгая из ее горла тихие стоны.
Федра попыталась высвободить одну руку, чтобы обнять его и прижать к себе.
– Нет, – пробормотал Эллиот. – Не двигайтесь.
Наслаждение было слишком острым и изысканным, чтобы противиться ему. Ее тело жаждало большего, стремясь к завершению того, что он начал. Остановиться сейчас казалось невозможным, противоестественным.
Однако…
Несмотря на наслаждение, столь сильное, что казалось мучительным, она не могла не восставать против собственной покорности и его уверенности в своей власти. Каким-то чудом ей удалось освободиться от цепей. Заранее терзаясь от сожаления и досады, Федра обрела голос:
– Хватит. Я хочу, чтобы вы остановились.
Эллиот замер. В течение нескольких ужасных мгновений он не двигался. Затем выпрямился и посмотрел на нее:
– А если я не остановлюсь?
Поскольку большая часть ее существа именно этого хотела, едва ли это было угрозой. Но его уверенность, что она не устоит перед его натиском, придала Федре сил.
– Остановитесь, – заявила она.
– Вы настолько доверяете моей чести?
– Я доверяю вашей гордости. Женщина, которой навязываются, не станет умолять.
Он отпустил ее и отступил на шаг. Все в его позе и лице говорило, что он может повторить попытку.
Федра быстро подтянула вверх платье, прикрыв грудь, и направилась к своей двери. Сердце ее колотилось, тело все еще пребывало в возбужденном состоянии.
– В следующий раз я не остановлюсь, Федра.
Она перешагнула через порог, прежде чем ответить:
– Следующего раза не будет.
– Посмотрим.
Она схватилась за ручки дверей и принялась закрывать их.
– В любом случае это не будет соблазнением. Я решу, что это должно случиться, еще до первого поцелуя, иначе никаких поцелуев вообще не будет.
Глава 8
В комнате было душно, но Федра не осмеливалась открыть балконные двери, чтобы впустить ночную прохладу. Эллиот все еще находился на балконе, и она опасалась, что он воспримет это как приглашение.
Впрочем, у него хватит наглости войти и без приглашения. Она сидела на постели, обхватив руками колени, наполовину страшась и наполовину надеясь, что двери распахнутся и он появится на пороге.
Она вовсе не испытывала того спокойствия, которое пыталась изобразить, когда уходила с балкона. Возбуждение не улеглось, тело оставалось чувствительным даже к прикосновению воздуха. Федра не понимала, что заставило ее остановить Эллиота. Это был инстинктивный порыв. Должно быть, вмешалась интуиция.
«Я хочу, чтобы вы молили о большем».
Разве можно иметь дело с таким человеком? Ему нужно, чтобы она была слабой, поглупевшей от страсти, послушной ему. Теперь понятно, что он не случайно объявился в Неаполе. У него была вполне определенная цель. Ни один из ее знакомых не стал бы требовать, чтобы она изъяла неугодные ему отрывки из мемуаров ее отца. Но мужчина, способный соблазнить женщину из корыстных соображений, не раздумывая воспользуется властью, которую получит над ней. И, что самое печальное, ему это почти удалось. Федра хотела его, и желание это было непреодолимым. Оно не согревало душу, не приносило покоя и ощущения безопасности. Не походило на симпатию, которую она питала своим друзьям. В этом желании не было слияния душ, без которого дальнейшая близость не имеет смысла.
Совсем наоборот. Чувственный призыв, исходивший от Эллиота, приводил ее в смятение, трепет и восторг, пугавший своей силой. Само его присутствие действовало на нее как колдовские чары. И он это отлично понимал.
Возбуждение постепенно улеглось, превратившись в легкую неудовлетворенность, томившую ее все последние дни. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Федра легла и повернулась на бок, по-прежнему глядя на застекленные двери.
Неужели именно это случилось с ее матерью? Неужели после многолетних отношений с Ричардом Друри, основанных на дружбе и взаимном уважении, в жизни Артемис помнился мужчина, который не захотел играть по ее правилам? Тот факт, что мать изменила отцу, явился для Федры настоящим ударом. Вера в свободную любовь не исключала веры и любовь, которая продлится всю жизнь. В юности Федра считала, что одно неразрывно связано с другим. Что только свободная любовь, не скованная условностями, религией и законом, позволяет распознать родственную душу, когда та появится.
Она представила себе свою мать, красивую, оживленную, уверенную в себе. Но более доверчивую, чем ее дочь. И менее практичную. За долгие годы Артемис окружила себя людьми, которые принимали ее образ жизни. Они знали о Ричарде и о том, какое место он занимал в ее жизни. И когда в этот тесный кружок проник мужчина, исповедующий совсем другие принципы, Артемис оказалась беззащитной перед ним из-за элементарного отсутствия опыта в общении с ему подобными.
Как ее дочь только что на балконе.
Федра обхватила руками подушку. Пожалуй, она начинает понимать, как возникла эта любовная связь, оказавшаяся роковой для ее матери.
В ее жизни появился соблазнитель, пробудивший примитивные женские инстинкты, которые дремлют в любой женщине. Он покорил ее, сделал уязвимой и в конечном итоге предал.
Вначале он притворялся, будто разделяет взгляды других мужчин в ее окружении, поэтому у Артемис не было ни единого шанса.
Поглощая на следующее утро завтрак на веранде, Эллиот мысленно осыпал Федру оскорблениями. Сучка! Учитывая ад, в котором пребывало его тело всю ночь, ему было не до джентльменских выражений.
Единственным утешением была мысль о неудобствах, которые она испытывает в душной комнате, пока он наслаждается прохладным ветерком с моря. Но каждый раз, когда он бросал взгляд на ее дверь, часть его существа молила, чтобы она распахнулась и Федра бросилась в его объятия.
Дверь, разумеется, не открылась. Волевая, независимая и гордая, Федра Блэр никогда бы не позволила ему одержать подобную победу.
В конечном итоге эта злополучная дверь превратилась в его представлении в некий символ непокорности. В обвинение. В декларацию самообладания, приводившую его в бешенство. «Ты полагал, что сможешь соблазнить меня? – словно бы вопрошала Федра. – Ты самонадеянно решил, что можешь подчинить меня? Меня, из всех женщин?»
Чертыхнувшись, Эллиот налил себе кофе. Ее эротические стоны все еще звучали в его ушах. Он все еще ощущал ее объятия и требовательные поцелуи. Одних воспоминаний хватило, чтобы он снова возбудился.
Господи, это было хорошо. Так хорошо, что даже не верится. Где, черт побери, она нашла силы, чтобы вообще что-то сказать, не говоря уже о том, чтобы остановить поток, уносивший их обоих?
Шорох одежды и легкие шаги потревожили тишину веранды. Эллиоту не нужно было поворачивать голову в сторону двери, чтобы посмотреть, кто вошел.
За те несколько секунд, что Федра шла к столу, ему удалось обуздать гнев, вызванный ночным бдением. Правда, это не помешало ему мстительно подумать: «В следующий раз ты не откажешь мне, потому что на самом деле хочешь того же, чего и я».
Успокоенная его невозмутимым приветствием, Федра несколько расслабилась и села за стол. Эллиот налил ей кофе.
– Спасибо, что поступили как цивилизованный человек, – сказала она, сделав глоток.
Эллиот не верил своим ушам. Неужели она решилась поднять эту тему? Он облокотился о стол, подперев подбородок ладонью.
– Вы имеете в виду тот факт, что я позволил вам вчера вечером ретироваться в вашу комнату, или то, что я налил вам кофе?
Слуга принес на блюде яичницу с ветчиной. Матиас, хоть и сделал Позитано своим домом, потчевал гостей настоящим английским завтраком.
Федра положила себе на тарелку немного яичницы.
– Пожалуй, и то и другое.
– Ну, на моем месте Марсилио или Пьетро устроили бы настоящий спектакль, протестуя и обвиняя, пока не разбудили бы всех домочадцев. Английские джентльмены, увы, приучены страдать молча.
Ее губы сжались. Не поднимая глаз от тарелки, она разломила рогалик.
– Прошу прощения, если заставила вас страдать. Это не входило в мои намерения. Учитывая, что вы английский джентльмен, мне, видимо, не следует развивать эту тему.
– Мудрое решение.
Федра промолчала, сосредоточившись на еде.
Эллиот понимал, что должен уйти, но продолжал сидеть. Наконец она отложила вилку и промокнула губы салфеткой.
– Лорд Эллиот, если вы намерены задержаться здесь еще на несколько дней, мы должны прийти к взаимопониманию насчет балкона.
Поразительная женщина! Неужели она не понимает, что он с трудом сдерживается, чтобы не подхватить ее на руки, перебросить через плечо, утащить в ближайшую рощу и закончить то, что они начали вчера? Сидит здесь, рассуждая бог знает о чем, когда ночные мучения сделали его совершенно неспособным к компромиссу.
– В каком смысле, мисс Блэр?
– Так уж вышло, что у нас один балкон на двоих. Несправедливо, если мне придется либо отказаться от него, либо опасаться, что каждое мое появление будет истолковано иначе, чем желание подышать свежим воздухом.
– Обещаю в следующий раз, когда вы выйдете на балкон посреди ночи, истолковать ваше появление правильно.
Истинный смысл этого обещания не остался незамеченным для Федры. Она была достаточно умна, чтобы видеть слабые стороны своей позиции.
– Может, мы хотя бы договоримся, что я имею право оставлять балконные двери открытыми, не опасаясь, что вам захочется войти внутрь?
– Нет.
– Видимо, я была о вас слишком хорошего мнения.
– Тут я с вами полностью согласен.
– Лорд Эллиот, я…
– Я предпочел бы, Федра, чтобы вы называли меня по имени, когда мы наедине. Надеюсь, вы не возражаете? Пора отбросить эти нелепые условности. В конце концов, я целовал вашу обнаженную грудь, а вы стонали от наслаждения.
Глядя на ее ошарашенное лицо, Эллиоту впервые за все утро захотелось улыбнуться. Но она быстро овладела собой и вновь приняла чопорный вид.
– А я бы предпочла, чтобы мы избегали друг друга, насколько это возможно, Эллиот. – Последнее слово она подчеркнула.
– Сегодня утром это будет несложно. Мы с Гринвудом собираемся уединиться в его кабинете.
Федра поднялась.
– Пожалуй, мне следует предпринять длительную прогулку и отдохнуть от здешнего общества. – Она повернулась и шагнула к двери.
– Федра.
Она помедлила, глядя на него через плечо.
– Обещайте, что не попытаетесь сбежать и будете здесь к обеду.
Она выгнула бровь.
– Из-за вашей клятвы Сансони?
– В том числе.
Судя по выражению лица Федры, она догадывалась, что это не единственная причина.
– А если я не стану ничего обещать?
– Тогда я снова привяжу вас к кровати.
Она покраснела и отвернулась.
– Так вы обещаете?
– Да, хотя в этом нет никакой необходимости. Это просто смешно! Я даже не представляю, как спуститься с этой скалы, не говоря уже о том, чтобы отправиться в плавание в одиночку.
Она вздернула подбородок и выплыла из комнаты в развевавшихся, словно паруса, черных одеждах.
Вернувшись в свою комнату, Федра распаковала вещи.
Как он догадался о ее планах? Она не считала себя предсказуемой женщиной, но лорд Эллиот, похоже, угадывает ее мысли раньше, чем они появляются в ее голове.
Она убрала пустой саквояж. Подготовка к побегу была порывом, порожденным бессонной ночью и размышлениями о том, как действует на нее лорд Эллиот. Если так пойдет дальше, ей грозит нешуточная опасность свалять дурака, уступив физическому желанию, которое возбуждает в ней этот мужчина. К рассвету мысль о том, чтобы сбежать от соблазна, начала казаться Федре вполне разумной.
Она переобулась, надев прочные ботинки. Затем вышла на балкон и облокотилась на балюстраду, глядя на селение. С веранды доносились голоса. Остальные гости, видимо, завтракали.
Федра глубоко вздохнула и призвала на помощь женщину, которую воспитала в ней мать.
Решение бежать было трусостью. Она приехала в эту страну в поисках ответов на вопросы, касавшиеся ее матери, и некоторые из этих ответов могут найтись прямо здесь, в этом доме. Куда разумнее остаться и следовать цели, которая привела ее сюда, забыв о своих страхах и слабостях, связанных с лордом Эллиотом.
Когда Федра вернулась на веранду, Матиас Гринвуд уже скрылся в своей студии с лордом Эллиотом. Однако Рэндел Уитмарш все еще сидел за столом со своей женой. Федра присоединилась к ним в надежде, что миссис Уитмарш не задержится надолго. Вчерашний разговор с Матиасом прошел весьма удачно, и ей не терпелось узнать, что мистер Уитмарш может добавить к этим сведениям.
К сожалению, он ушел первым, отправившись на свою обычную утреннюю прогулку.
– Вы прелестно выглядели прошлым вечером, – заметила миссис Уитмарш.
– Спасибо.
– Признаться, я не понимаю, что заставляет вас…
Ее взгляд скользнул по одеянию Федры.
Федра не сочла нужным пускаться в объяснения. Вряд ли миссис Уитмарш способна понять смесь соображений удобства и протеста, послужившую основанием для подобной эксцентричности.
– Я хочу сказать, что ваша мать не прибегала к столь явному выражению своих необычных взглядов.
Федра насторожилась.
– Вы общались с моей матерью?
– До того как мы перебрались в Рим, мой муж часто бывал на ее приемах. В отличие от других жен я не отказывалась составить ему компанию. Он был очарован ею. И я считала своим долгом проследить, чтобы и она не увлеклась им.
Федра сомневалась, что ее мать могла увлечься мистером Уитмаршем. Но ведь, пока она не прочитала мемуары, ей в голову не приходило, что у Артемис мог быть другой мужчина, помимо Ричарда Друри.
– Вам удалось предотвратить связь между ними? Если, конечно, моя мать выделяла вашего мужа среди других мужчин.
Этот смелый вопрос ничуть не шокировал миссис Уитмарш.
– Думаю, удалось. Впрочем, для нее никого не существовало, кроме мистера Друри – во всяком случае, до последнего времени.
– Вы намекаете, что в конечном итоге такой мужчина все же появился? Не нужно подбирать слова из соображений деликатности. Я ее дочь и так же, как она, считаю, что о подобных вещах нужно говорить откровенно.
Миссис Уитмарш пожала плечами:
– В последний год или около того между вашими родителями возникло охлаждение. Мой муж ничего не замечал, но я-то видела. Понимаете, за ней всегда увивались мужчины. Не для того, чтобы жениться, разумеется.
Осуждающий тон, которым была произнесена последняя фраза, резанул слух Федры, и она бросилась на защиту матери, пусть даже Артемис не нуждалась в оправданиях:
– Охлаждение могло быть следствием того, что пылкость чувств со временем угасла и сменилась привычкой. Это не значит, что моя мать перенесла свою привязанность на другого мужчину.
– Мисс Блэр, мы с мужем на протяжении пяти лет часто обедали у нашей матери. И мистер Друри обычно присутствовал. Привычка, о которой вы говорите, была очевидна с самого начала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
Она не должна… не должна позволять ему…
Сокрушительный поцелуй подавил протесты, зревшие в ее голове, а неспешные поглаживания соска развеяли их в ночном воздухе.
Эллиот отступил на шаг, разъединив их сплетенные тела. Лунное сияние омывало обоих, из гостиной струился золотистый свет, обрисовывая контуры его фигуры. Не дав ей опомниться и привести в порядок разрозненные мысли, Эллиот потянулся к лифу ее платья и начал спускать его вниз.
Ни один мужчина не раздевал ее прежде. Федра просто не позволяла этого. Теперь же она молчала, завороженная его уверенными движениями. Медленный спуск платья казался самой эротической лаской из всех, что она испытала сегодня. Она могла лишь смотреть на его лицо в холодном лунном свете, скорее чувствуя, чем видя, сдержанное желание, заряжавшее воздух мужской мощью.
Платье соскользнуло вниз, спустившись на бедра, и Эллиот потянулся к бретелькам ее сорочки. У Федры перехватило дыхание. Соски ее еще больше напряглись в ожидании очередного этапа этого медленного дразнящего раздевания.
Но Эллиот снова поразил ее, резко рванув сорочку вниз. Это не был жест нетерпения или страсти, а демонстративное утверждение своих прав, прав покорителя.
В душе Федры вспыхнул протест, но он не смог укорениться, сметенный мощной волной наслаждения. То, как он созерцал ее наготу, настолько поглотило ее внимание, что она не сделала ни малейшей попытки высвободить руки, связанные полуспущенной сорочкой.
«Это всего лишь игра, – говорила она себе, – обычный ритуал покорения и подчинения. Это ничего не значит. На самом деле я не уступила».
Она смотрела на его руки, скользившие по ее груди, дразня и возбуждая. Наслаждение нарастало, наполняя ее сознание сладким безумием. Ей хотелось, чтобы это не кончалось. Чтобы он подавил последние очаги сопротивления, грозившие разрушить блаженство, в котором она пребывала.
Эллиот снова обвил рукой ее талию и осыпал обжигающими поцелуями шею и грудь. Его губы и зубы играли с ее сосками, вызывая мучительный отклик где-то глубоко внизу и исторгая из ее горла тихие стоны.
Федра попыталась высвободить одну руку, чтобы обнять его и прижать к себе.
– Нет, – пробормотал Эллиот. – Не двигайтесь.
Наслаждение было слишком острым и изысканным, чтобы противиться ему. Ее тело жаждало большего, стремясь к завершению того, что он начал. Остановиться сейчас казалось невозможным, противоестественным.
Однако…
Несмотря на наслаждение, столь сильное, что казалось мучительным, она не могла не восставать против собственной покорности и его уверенности в своей власти. Каким-то чудом ей удалось освободиться от цепей. Заранее терзаясь от сожаления и досады, Федра обрела голос:
– Хватит. Я хочу, чтобы вы остановились.
Эллиот замер. В течение нескольких ужасных мгновений он не двигался. Затем выпрямился и посмотрел на нее:
– А если я не остановлюсь?
Поскольку большая часть ее существа именно этого хотела, едва ли это было угрозой. Но его уверенность, что она не устоит перед его натиском, придала Федре сил.
– Остановитесь, – заявила она.
– Вы настолько доверяете моей чести?
– Я доверяю вашей гордости. Женщина, которой навязываются, не станет умолять.
Он отпустил ее и отступил на шаг. Все в его позе и лице говорило, что он может повторить попытку.
Федра быстро подтянула вверх платье, прикрыв грудь, и направилась к своей двери. Сердце ее колотилось, тело все еще пребывало в возбужденном состоянии.
– В следующий раз я не остановлюсь, Федра.
Она перешагнула через порог, прежде чем ответить:
– Следующего раза не будет.
– Посмотрим.
Она схватилась за ручки дверей и принялась закрывать их.
– В любом случае это не будет соблазнением. Я решу, что это должно случиться, еще до первого поцелуя, иначе никаких поцелуев вообще не будет.
Глава 8
В комнате было душно, но Федра не осмеливалась открыть балконные двери, чтобы впустить ночную прохладу. Эллиот все еще находился на балконе, и она опасалась, что он воспримет это как приглашение.
Впрочем, у него хватит наглости войти и без приглашения. Она сидела на постели, обхватив руками колени, наполовину страшась и наполовину надеясь, что двери распахнутся и он появится на пороге.
Она вовсе не испытывала того спокойствия, которое пыталась изобразить, когда уходила с балкона. Возбуждение не улеглось, тело оставалось чувствительным даже к прикосновению воздуха. Федра не понимала, что заставило ее остановить Эллиота. Это был инстинктивный порыв. Должно быть, вмешалась интуиция.
«Я хочу, чтобы вы молили о большем».
Разве можно иметь дело с таким человеком? Ему нужно, чтобы она была слабой, поглупевшей от страсти, послушной ему. Теперь понятно, что он не случайно объявился в Неаполе. У него была вполне определенная цель. Ни один из ее знакомых не стал бы требовать, чтобы она изъяла неугодные ему отрывки из мемуаров ее отца. Но мужчина, способный соблазнить женщину из корыстных соображений, не раздумывая воспользуется властью, которую получит над ней. И, что самое печальное, ему это почти удалось. Федра хотела его, и желание это было непреодолимым. Оно не согревало душу, не приносило покоя и ощущения безопасности. Не походило на симпатию, которую она питала своим друзьям. В этом желании не было слияния душ, без которого дальнейшая близость не имеет смысла.
Совсем наоборот. Чувственный призыв, исходивший от Эллиота, приводил ее в смятение, трепет и восторг, пугавший своей силой. Само его присутствие действовало на нее как колдовские чары. И он это отлично понимал.
Возбуждение постепенно улеглось, превратившись в легкую неудовлетворенность, томившую ее все последние дни. Из соседней комнаты не доносилось ни звука. Федра легла и повернулась на бок, по-прежнему глядя на застекленные двери.
Неужели именно это случилось с ее матерью? Неужели после многолетних отношений с Ричардом Друри, основанных на дружбе и взаимном уважении, в жизни Артемис помнился мужчина, который не захотел играть по ее правилам? Тот факт, что мать изменила отцу, явился для Федры настоящим ударом. Вера в свободную любовь не исключала веры и любовь, которая продлится всю жизнь. В юности Федра считала, что одно неразрывно связано с другим. Что только свободная любовь, не скованная условностями, религией и законом, позволяет распознать родственную душу, когда та появится.
Она представила себе свою мать, красивую, оживленную, уверенную в себе. Но более доверчивую, чем ее дочь. И менее практичную. За долгие годы Артемис окружила себя людьми, которые принимали ее образ жизни. Они знали о Ричарде и о том, какое место он занимал в ее жизни. И когда в этот тесный кружок проник мужчина, исповедующий совсем другие принципы, Артемис оказалась беззащитной перед ним из-за элементарного отсутствия опыта в общении с ему подобными.
Как ее дочь только что на балконе.
Федра обхватила руками подушку. Пожалуй, она начинает понимать, как возникла эта любовная связь, оказавшаяся роковой для ее матери.
В ее жизни появился соблазнитель, пробудивший примитивные женские инстинкты, которые дремлют в любой женщине. Он покорил ее, сделал уязвимой и в конечном итоге предал.
Вначале он притворялся, будто разделяет взгляды других мужчин в ее окружении, поэтому у Артемис не было ни единого шанса.
Поглощая на следующее утро завтрак на веранде, Эллиот мысленно осыпал Федру оскорблениями. Сучка! Учитывая ад, в котором пребывало его тело всю ночь, ему было не до джентльменских выражений.
Единственным утешением была мысль о неудобствах, которые она испытывает в душной комнате, пока он наслаждается прохладным ветерком с моря. Но каждый раз, когда он бросал взгляд на ее дверь, часть его существа молила, чтобы она распахнулась и Федра бросилась в его объятия.
Дверь, разумеется, не открылась. Волевая, независимая и гордая, Федра Блэр никогда бы не позволила ему одержать подобную победу.
В конечном итоге эта злополучная дверь превратилась в его представлении в некий символ непокорности. В обвинение. В декларацию самообладания, приводившую его в бешенство. «Ты полагал, что сможешь соблазнить меня? – словно бы вопрошала Федра. – Ты самонадеянно решил, что можешь подчинить меня? Меня, из всех женщин?»
Чертыхнувшись, Эллиот налил себе кофе. Ее эротические стоны все еще звучали в его ушах. Он все еще ощущал ее объятия и требовательные поцелуи. Одних воспоминаний хватило, чтобы он снова возбудился.
Господи, это было хорошо. Так хорошо, что даже не верится. Где, черт побери, она нашла силы, чтобы вообще что-то сказать, не говоря уже о том, чтобы остановить поток, уносивший их обоих?
Шорох одежды и легкие шаги потревожили тишину веранды. Эллиоту не нужно было поворачивать голову в сторону двери, чтобы посмотреть, кто вошел.
За те несколько секунд, что Федра шла к столу, ему удалось обуздать гнев, вызванный ночным бдением. Правда, это не помешало ему мстительно подумать: «В следующий раз ты не откажешь мне, потому что на самом деле хочешь того же, чего и я».
Успокоенная его невозмутимым приветствием, Федра несколько расслабилась и села за стол. Эллиот налил ей кофе.
– Спасибо, что поступили как цивилизованный человек, – сказала она, сделав глоток.
Эллиот не верил своим ушам. Неужели она решилась поднять эту тему? Он облокотился о стол, подперев подбородок ладонью.
– Вы имеете в виду тот факт, что я позволил вам вчера вечером ретироваться в вашу комнату, или то, что я налил вам кофе?
Слуга принес на блюде яичницу с ветчиной. Матиас, хоть и сделал Позитано своим домом, потчевал гостей настоящим английским завтраком.
Федра положила себе на тарелку немного яичницы.
– Пожалуй, и то и другое.
– Ну, на моем месте Марсилио или Пьетро устроили бы настоящий спектакль, протестуя и обвиняя, пока не разбудили бы всех домочадцев. Английские джентльмены, увы, приучены страдать молча.
Ее губы сжались. Не поднимая глаз от тарелки, она разломила рогалик.
– Прошу прощения, если заставила вас страдать. Это не входило в мои намерения. Учитывая, что вы английский джентльмен, мне, видимо, не следует развивать эту тему.
– Мудрое решение.
Федра промолчала, сосредоточившись на еде.
Эллиот понимал, что должен уйти, но продолжал сидеть. Наконец она отложила вилку и промокнула губы салфеткой.
– Лорд Эллиот, если вы намерены задержаться здесь еще на несколько дней, мы должны прийти к взаимопониманию насчет балкона.
Поразительная женщина! Неужели она не понимает, что он с трудом сдерживается, чтобы не подхватить ее на руки, перебросить через плечо, утащить в ближайшую рощу и закончить то, что они начали вчера? Сидит здесь, рассуждая бог знает о чем, когда ночные мучения сделали его совершенно неспособным к компромиссу.
– В каком смысле, мисс Блэр?
– Так уж вышло, что у нас один балкон на двоих. Несправедливо, если мне придется либо отказаться от него, либо опасаться, что каждое мое появление будет истолковано иначе, чем желание подышать свежим воздухом.
– Обещаю в следующий раз, когда вы выйдете на балкон посреди ночи, истолковать ваше появление правильно.
Истинный смысл этого обещания не остался незамеченным для Федры. Она была достаточно умна, чтобы видеть слабые стороны своей позиции.
– Может, мы хотя бы договоримся, что я имею право оставлять балконные двери открытыми, не опасаясь, что вам захочется войти внутрь?
– Нет.
– Видимо, я была о вас слишком хорошего мнения.
– Тут я с вами полностью согласен.
– Лорд Эллиот, я…
– Я предпочел бы, Федра, чтобы вы называли меня по имени, когда мы наедине. Надеюсь, вы не возражаете? Пора отбросить эти нелепые условности. В конце концов, я целовал вашу обнаженную грудь, а вы стонали от наслаждения.
Глядя на ее ошарашенное лицо, Эллиоту впервые за все утро захотелось улыбнуться. Но она быстро овладела собой и вновь приняла чопорный вид.
– А я бы предпочла, чтобы мы избегали друг друга, насколько это возможно, Эллиот. – Последнее слово она подчеркнула.
– Сегодня утром это будет несложно. Мы с Гринвудом собираемся уединиться в его кабинете.
Федра поднялась.
– Пожалуй, мне следует предпринять длительную прогулку и отдохнуть от здешнего общества. – Она повернулась и шагнула к двери.
– Федра.
Она помедлила, глядя на него через плечо.
– Обещайте, что не попытаетесь сбежать и будете здесь к обеду.
Она выгнула бровь.
– Из-за вашей клятвы Сансони?
– В том числе.
Судя по выражению лица Федры, она догадывалась, что это не единственная причина.
– А если я не стану ничего обещать?
– Тогда я снова привяжу вас к кровати.
Она покраснела и отвернулась.
– Так вы обещаете?
– Да, хотя в этом нет никакой необходимости. Это просто смешно! Я даже не представляю, как спуститься с этой скалы, не говоря уже о том, чтобы отправиться в плавание в одиночку.
Она вздернула подбородок и выплыла из комнаты в развевавшихся, словно паруса, черных одеждах.
Вернувшись в свою комнату, Федра распаковала вещи.
Как он догадался о ее планах? Она не считала себя предсказуемой женщиной, но лорд Эллиот, похоже, угадывает ее мысли раньше, чем они появляются в ее голове.
Она убрала пустой саквояж. Подготовка к побегу была порывом, порожденным бессонной ночью и размышлениями о том, как действует на нее лорд Эллиот. Если так пойдет дальше, ей грозит нешуточная опасность свалять дурака, уступив физическому желанию, которое возбуждает в ней этот мужчина. К рассвету мысль о том, чтобы сбежать от соблазна, начала казаться Федре вполне разумной.
Она переобулась, надев прочные ботинки. Затем вышла на балкон и облокотилась на балюстраду, глядя на селение. С веранды доносились голоса. Остальные гости, видимо, завтракали.
Федра глубоко вздохнула и призвала на помощь женщину, которую воспитала в ней мать.
Решение бежать было трусостью. Она приехала в эту страну в поисках ответов на вопросы, касавшиеся ее матери, и некоторые из этих ответов могут найтись прямо здесь, в этом доме. Куда разумнее остаться и следовать цели, которая привела ее сюда, забыв о своих страхах и слабостях, связанных с лордом Эллиотом.
Когда Федра вернулась на веранду, Матиас Гринвуд уже скрылся в своей студии с лордом Эллиотом. Однако Рэндел Уитмарш все еще сидел за столом со своей женой. Федра присоединилась к ним в надежде, что миссис Уитмарш не задержится надолго. Вчерашний разговор с Матиасом прошел весьма удачно, и ей не терпелось узнать, что мистер Уитмарш может добавить к этим сведениям.
К сожалению, он ушел первым, отправившись на свою обычную утреннюю прогулку.
– Вы прелестно выглядели прошлым вечером, – заметила миссис Уитмарш.
– Спасибо.
– Признаться, я не понимаю, что заставляет вас…
Ее взгляд скользнул по одеянию Федры.
Федра не сочла нужным пускаться в объяснения. Вряд ли миссис Уитмарш способна понять смесь соображений удобства и протеста, послужившую основанием для подобной эксцентричности.
– Я хочу сказать, что ваша мать не прибегала к столь явному выражению своих необычных взглядов.
Федра насторожилась.
– Вы общались с моей матерью?
– До того как мы перебрались в Рим, мой муж часто бывал на ее приемах. В отличие от других жен я не отказывалась составить ему компанию. Он был очарован ею. И я считала своим долгом проследить, чтобы и она не увлеклась им.
Федра сомневалась, что ее мать могла увлечься мистером Уитмаршем. Но ведь, пока она не прочитала мемуары, ей в голову не приходило, что у Артемис мог быть другой мужчина, помимо Ричарда Друри.
– Вам удалось предотвратить связь между ними? Если, конечно, моя мать выделяла вашего мужа среди других мужчин.
Этот смелый вопрос ничуть не шокировал миссис Уитмарш.
– Думаю, удалось. Впрочем, для нее никого не существовало, кроме мистера Друри – во всяком случае, до последнего времени.
– Вы намекаете, что в конечном итоге такой мужчина все же появился? Не нужно подбирать слова из соображений деликатности. Я ее дочь и так же, как она, считаю, что о подобных вещах нужно говорить откровенно.
Миссис Уитмарш пожала плечами:
– В последний год или около того между вашими родителями возникло охлаждение. Мой муж ничего не замечал, но я-то видела. Понимаете, за ней всегда увивались мужчины. Не для того, чтобы жениться, разумеется.
Осуждающий тон, которым была произнесена последняя фраза, резанул слух Федры, и она бросилась на защиту матери, пусть даже Артемис не нуждалась в оправданиях:
– Охлаждение могло быть следствием того, что пылкость чувств со временем угасла и сменилась привычкой. Это не значит, что моя мать перенесла свою привязанность на другого мужчину.
– Мисс Блэр, мы с мужем на протяжении пяти лет часто обедали у нашей матери. И мистер Друри обычно присутствовал. Привычка, о которой вы говорите, была очевидна с самого начала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33