— Ты что, сравниваешь Аполлона, Артемиду и Афину с замшелыми матронами?.. — Он расхохотался, и ладонь, которой Ариадна прикрыла рот, упала, открыв ответную улыбку. — Изводить советами!.. Может, и так. Но это значит — у меня очень мало друзей.
— Ты скучаешь по родине? В ответ он нахмурился.
— Не знаю, как и ответить. Во-первых, не очень. В Уре у меня было столько же друзей, сколько и на Олимпе, а Олимп гораздо красивее. Мой дом принадлежит мне, и моя жизнь — только моя, а в Уре было не так. Правда, в Уре я был намного моложе. Возможно, будь я взрослым... Но есть кое-что, о чем я скучаю: поля ржи и проса, отары овец и коз... Весной невозможно было удержаться от смеха, глядя на ягнят и козлят. На Олимпе подобные простые радости убирают подальше от города, поэтому я завел себе фавнов. С другой стороны, правители Ура держали народ в черном теле и были очень жестоки.
— Иногда так бывает и здесь, — трезво заметила Ариадна. — Мой собственный дед сместил страшно жестокого тирана. А бабка — та, что стала твоей жрицей по смерти первой Ариадны — была дочерью этого самого тирана. Минос рассказывал — она была очень нелегким человеком.
— Быть может, мне все-таки стоило убить ее, когда я обнаружил ее в покоях моей жрицы.
Ариадна хихикнула.
— Не стоило — сделай ты это, и наследование сана пошло бы по другой линии, а тогда я не стала бы твоей жрицей.
Дионис тоже засмеялся.
— Твоя правда. Это было бы просто ужасно. — И вдруг проговорил быстро, словно повинуясь внезапному порыву: — Пойдем на Олимп. Я тоже могу удивить тебя... кое-чем.
Веселость Ариадны как рукой сняло. Не похоже, чтобы его и впрямь испугало, что она могла бы не стать его жрицей. И что он собирается показать ей? Женщину, для которой отбирал приношения? И тут новый страх затопил Ариадну. Что, если он собрался показать ей женщину, которую избрал в спутницы жизни?
— Не сейчас, — выдавила она сквозь стиснутые зубы. К ее ужасу, Дионис вздохнул не столько разочарованно, сколько облегченно. И стал прощаться, пообещав завтра непременно прийти. Обычно такое обещание дарило Ариадне столь необходимый ей покой — теперь же она с упавшим сердцем смотрела на место, где он только что был. Без сомнения, он придет завтра — но долго ли еще будет он приходить, если нашел женщину, способную развеять его одиночество?
Время шло — а страхи Ариадны так и оставались страхами. Десятидневье мирно следовало за десятидневьем, время роста и созревания медленно перетекало во время сбора урожая... На восьмой день после ид месяца созревания Минос и его флот вернулись домой. Не был потерян ни один корабль, пали лишь несколько воинов. Царя встречали большим празднеством, и было объявлено — и лично им, и через глашатаев, — что Крит покорил Афины, а афиняне целиком и полностью признали Бога-Быка. Афиняне обязуются платить дань Криту и поклоняться Минотавру как истинному богу. Каждый год семь юношей и семь девушек должны привозить дань и оставаться служить Богу-Быку. В первый год дань привезет сын царя Эгея Тезей — такова вира за смерть критского принца Андрогея.
Едва услышав все это, Федра примчалась к Ариадне. Новости распирали ее, а поговорить ей было не с кем — никому больше не было дела до ее личных надежд и страхов. Другие думали о победе и дани; Федру же волновало только то, что договор, которого жаждал Минос, будет заключен, причем с добавлением еще нескольких статей об уступках Криту. Для Федры это означало, что ее свадьба с Тезеем по-прежнему возможна.
— Они не могут не приплыть с данью, — убеждала она Ариадну, которая и не думала спорить. — Отец не дурак. Он не распустил ни флот, ни армию. Он милосердно дал Эгею и Тезею десятидневье, чтобы привести в порядок дела и царство. Однако если за следующее десятидневье дань — люди и золото — не прибудет, отец и его флот отплывут снова — и на сей раз перебьют всех мужчин, женщин и детей обратят в рабство, а Афины сровняют с землей.
— Они придут, — согласилась Ариадна, но, прежде чем она успела добавить, что придут они платить долг чести, а не дань страху, Федра заговорила снова:
— Вот и я думаю тоже, что придут. Они слишком боятся отца, чтобы ослушаться. Значит, договор будет подписан — а частью договора является то, что я должна выйти за Тезея и когда-нибудь стать царицей Афин. О Ариадна, это просто чудесно! — Она засмеялась. — Чужеродных цариц порой презирают, но если отец только что не правит Афинами — что мне их презрение!
Ариадна закусила губу — было совершенно бесполезно объяснять Федре, что победил афинян не флот царя Миноса и не критское войско, а в первую очередь их собственный ужас перед содеянным: они платили так за сотворенное ими бесчестье, за неправедность убийства Андрогея. Удваивать это бесчестье отказом выполнить условия сдачи — что бы это ни означало для них — они не станут. Но сказать что-то Ариадне было нужно: она не могла позволить Федре женить на себе Тезея с тем, чтобы потом вести себя так, словно она повелевает побежденным врагом. Ей хотелось, чтобы Федра просто была счастлива.
— У них есть и другие причины выполнить соглашение, — заметила она. — Но даже если Тезей придет из страха перед воздаянием, стоит помнить, что воздаяние не будет мгновенным. Попав в Афины, ты будешь окружена афинянами, а Минос и его войско будут в двух десятидневьях пути. Если с тобой станут плохо обращаться, тебе придется искать вестника, готового отправиться на Крит, а после ждать, пока послание доставят и Минос отплывет с Крита. Подумай, что может приключиться с тобой за это время.
— Ты что, стараешься убедить меня отказаться от замужества? — Глаза Федры превратились в узкие щелки, она с подозрением смотрела на сестру. — Зачем? Я все равно не стану больше ухаживать за чудищем лабиринта! И ни за что не останусь гнить заживо в Кноссе.
— Ну разумеется, нет. Я не убеждаю тебя разорвать соглашение о свадьбе. По тому, что я о нем слышала, Тезей — человек достойный. Я думаю, он будет тебе хорошим мужем — но только если ты будешь ему хорошей женой. Подумай, как горько мужу слышать, что он женился из трусости, да еще если его жена глядит на его друзей и семью свысока. Разве не лучше для тебя будет, чтобы он сам так заботился о тебе, что стал бы защищать от чьих угодно презрения и поношений?
Федра поморгала.
— Д-да... Да, конечно. Отец никогда не позволил бы никому ни оговорить маму, ни выказать ей презрение. Но что, если Тезей не станет так обо мне заботиться?
— Еще как станет, глупышка! И почему нет? Ты красива. Умна. Ты можешь заставить мужчину желать тебя — и одарить его радостью. Ты сможешь с честью вести его дом. Ты жаждешь стать его женой. О чем же еще мечтать мужчине?
Федра возвращалась во дворец, исполненная надежд — и надежды эти, как поняла Ариадна, воспарили до самых небес в день, когда афинский корабль с данью на борту отшвартовался в гавани и афиняне с эскортом крепких критских воинов были препровождены в Кносс. В благодарность за сочувствие и поддержку Ариадна получила новости из первых рук — как только ноги Федры донесли ее до святилища на Гипсовой Горе. Главная же новость заключалась в том, что Федра увидела Тезея в первый же день его прибытия, когда передавалась дань, и Минос представил ее принцу.
И все мысли о том, что ей надо вести себя как дочери победителя, мигом вылетели у Федры из головы, поняла Ариадна. Она никогда не встречала никого, подобного Тезею, с сияющими глазами заявила Федра, он выше и сильнее любого критянина. А кроме того, он при всех сказал, что она прелестна, и он с радостью возьмет ее в жены. А для нее он — муж, о котором она мечтала всю жизнь. Будут и другие встречи, заверила она Ариадну, потому что царь Минос объявит, какого служения требует от афинян Бог-Бык, только через семь дней.
Первые — пока еще слабые — сомнения появились у Федры на другой день, когда она узнала, что устроили афинян в бывших покоях Минотавра.
— Зачем это? — спрашивала она Ариадну. — Ведь есть же отдельные помещения для посольств других стран. Зачем отец поселил афинян в этих покоях, запертых магией, словно хочет держать их в тюрьме?
— Но ведь они не послы, — заметила сестре Ариадна. — Они — часть дани, полученной Миносом с Афин. Они виновны в смерти Андрогея.
— Нет, не виновны! — закричала Федра. — Это не Тезей с отцом сговаривались убить Андрогея. Это все их враги, а дурацкого ложного бога они использовали как предлог. — Губы ее выпятились от отвращения. — Не то чтобы Минотавр не был ложным богом. Ничего более ложного и представить нельзя...
— Ладно, значит, это часть искупления для всех афинян — не важно, кто из них виновен, а кто нет — отдавать юношей и девушек в услужение Богу-Быку.
— Тогда почему бы не поселить их в храме, со жрецами и жрицами?
Хотя Ариадна сказала то, что, как ей казалось, могло успокоить сестру, в глубине ее души разрастался ужас. После того как дань благополучно прибыла и царь вернулся к разрешению домашних проблем, Ариадна испросила у него встречу и в разговоре упомянула, что в лабиринте остался всего один слуга. Она хотела, чтобы он знал об этом, но просить о восполнении слуг не стала. Минос, однако, улыбнулся. Улыбнулся и сказал, что ей нет нужды беспокоиться: он уже обо всем позаботился.
Теперь рассказ Федры о том, что афиняне заключены в старых покоях Минотавра, отдельно от жрецов и жриц Бога-Быка, обрел зловещую ауру. Связать эти покои с дворцовым входом в лабиринт можно очень легко. Неужто царь Минос хочет, чтобы, служа Богу-Быку, афиняне стали его кормом?
Даже если они были виновны в смерти Андрогея, это казалось слишком страшной карой; афиняне уплатили и будут продолжать платить виру за кровь. А если они не виновны, как настаивала Федра — и как начинало уже казаться самой Ариадне, которая попросту не могла представить себе, зачем приглашать посольство, а потом убивать его главу, — они не должны быть умерщвлены столь страшно. Ариадна отправилась во дворец; запертая волшебством дверь открылась по ее приказу, и она поговорила с Тезеем.
Вышла она, убежденная, что если афинян не начнут учить бычьим танцам или церемониальным обязанностям служителей храма Бога-Быка, ей придется что-то делать, чтобы срочно спасать их. Тезей раздражал ее. Ей не нравились ни его манеры, полные мужского превосходства, ни слишком откровенные взгляды, которые он на нее бросал, ни те приемы опытного сластолюбца, коими он пытался ее обольстить. Однако несмотря на раздражение, Ариадна ни на миг не усомнилась ни в истинности его горя, ни в искренности действий, предпринятых им, чтобы отомстить за Андрогея и очистить Афины от бесчестья. Было, однако, поздно. Минос налетел на них прежде, чем они успели выдать ему с головой тех заговорщиков, что остались в живых, или объяснить, что случилось. Сопротивляться значило умножать бесчестье. Они сдались.
Ариадна размышляла, стоит ли ей рискнуть поднять вопрос о судьбе афинян перед Миносом. Помогут ли ее мольбы? Отец наверняка знал, как она любила Андрогея, и не пожелает приуменьшать значения его гибели. Скорее ее вмешательство лишь утвердит Миноса в его решении. Или — самое худшее — не внесет ли оно в душу царя ужас, которого он никогда не знал?..
Ариадна выжидала — в надежде, что Диониса посетит Видение и он запретит то, чего она страшилась, — но Видений не было. Дионис оставался таким же веселым и приветливым, каким был уже много недель, а ее порой повергала в отчаяние мысль, что он уже не настолько привязан к ней и не замечает ее чувств и страданий, и тогда она едва справлялась с желанием хорошенько пнуть его. Хуже всего было то, что он больше не звал ее на Олимп. Ариадна стала бояться, что эта последняя гавань закроется для нее.
Потом, на исходе оговоренных семи дней, судьба афинян вытеснила из головы Ариадны размышления о Дионисовых намерениях. После утреннего приема при дворе Федра, рыдая так, что едва могла говорить, примчалась в святилище. Царь, как сумела-таки разобрать Ариадна, огласил наконец вердикт. Афиняне (в каком порядке — он решит позже) должны войти в земной дом Бога-Быка — лабиринт, бродить в котором без опаски может лишь сам бог.
Если афинянин пройдет лабиринт и невредимым прибудет к задним вратам храма — тем самым юноша или девушка докажут, что Бык-Бог благоволит к нему либо к ней. Когда афиняне пройдут лабиринт, они будут вольны вернуться в Афины или остаться на Крите. А первым в лабиринт надлежит войти 'принцу Тезею — он самый достойный и сможет просить Бога-Быка за своих сотоварищей.
— Ох, это ужасно, — рыдала Федра. — Отец стал чудовищем. Весь двор славит его. История о пленении Тезея и уничтожении клики убийц Андрогея разошлась повсюду, и сейчас очень мало кто сочувствует афинянам. Теперь весь двор верит, что отец милостив и принял прекрасное решение, дав афинянам возможность выказать свою приверженность Богу-Быку, чтобы после освободить их. А если они умрут — что ж, вины отца в том не будет. Так уж судил Бог-Бык. Ариадна качнула головой и вздохнула.
— Думаю, ты должна освободить их, — сказала она. — Я знаю, их корабль все еще в гавани — дожидается, чтобы отвезти назад известие о решении царя Миноса. Если ты выпустишь их, как только стемнеет, — они успеют попасть в порт и отплыть прежде, чем побег их будет замечен.
— Но охрана...
— Опои стражников.
— Не могла бы ты... — Тут взгляд Федры затуманился и, так и не договорив, она поднялась.
Ариадна не пыталась ни удержать ее, ни заставить закончить фразу. Она легко догадалась, что Федра собиралась просить ее о помощи, и была рада, что, хоть и неизвестно, по какой причине, она этого не сделала. Тезей не нравился Ариадне; она не желала ему зла, но предпочла бы иметь с ним как можно меньше дел. Но совсем устраниться от участия в готовящемся ей не дали. Тени еще не успели укоротиться — а Федра уже вернулась. Ее трясло от ярости и страха.
— Он не пойдет, — сообщила она. — Я отвела его в сторонку и объяснила, что вердикт отца — не милостивое позволение вернуть им всем честь, а по сути дела смертный приговор. Я рассказала ему про лабиринт. Рассказала даже про Минотавра. Ты знаешь, что сказал этот болван? Он сказал: «Твой брат мертв. Я должен был лучше оберегать его».
— Он честный человек, — заметила Ариадна. Брови ее сошлись в линию: она размышляла.
— Честный!.. — словно сплюнула Федра. — Он губит мою жизнь, теряет свою — но ему все равно. Я просила. Я умоляла. Он приласкал меня и сказал, мол, ему очень жаль, что я не стану его женой, но царь Эгей дал слово, что они подчинятся решению царя Миноса, каким бы это решение ни было. Я сказала, что бесчестен-то как раз мой отец, он всегда знал, что Минотавр не бог, и не имел права...
— Я уверена, Тезей считает, что бесчестье противоположной стороны не делает честней его самого. Все равно...
— Все равно?! — взвизгнула Федра. — Ты рада, что Тезей умрет? И все мои надежды рухнут?
— Я не рада, что Тезей умрет, — спокойно проговорила Ариадна. — Просто я признаю, что ради чести Афин — и своей собственной — он должен пойти в лабиринт. А «все равно» я сказала потому, что есть еще один способ разрешить его проблему — и сохранить честь.
— Как? — проскулила Федра.
Ариадна поджала губы, но не позволила нетерпению прозвучать в ее голосе.
— Он должен войти в лабиринт — но вовсе не обязательно долго блуждать там. Это очень простой лабиринт. Я дам ему моток крепкой бечевки — с таким поводырем он не заблудится среди иллюзий и быстро отыщет храмовые ворота — наверняка быстрей, чем его самого отыщет Минотавр. Можешь подождать его в храме, чтобы впустить. Он с честью исполнит повеление царя Миноса и будет свободен, а Минос не посмеет ни тронуть его, ни помешать свадьбе, ибо знает: весь двор уверен, что таков и был его замысел с самого начала.
Федра была настолько не в себе, когда ворвалась к Ариадне, что даже не села, и сейчас Ариадна поднялась, чтобы обнять ее. Но Федра отпрянула, глаза ее были широко раскрыты, лицо решительно.
— Я не смогу, — сказала она. — Не смогу ждать у задних ворот, пока Тезей пройдет лабиринт. Я должна быть с ним, когда он войдет туда. Кто еще сможет открыть дворцовые врата?
Смог бы Дедал, но Ариадна не подумала о нем, так поразила ее жестокость Миноса, велевшего Федре открыть врата смерти ее нареченному. Как сумел он принудить ее сделать такое? Впрочем, это-то как раз и не важно. У Федры много слабостей... что до того, почему Федра не смогла бы перебежать от дворцовых врат лабиринта к заднему входу в храм, этим Ариадна вообще не интересовалась. У Федры всегда было в обычае в случае любых бед обращаться к Ариадне.
Позже она поняла, что ей надо было бы сообразить: Федра никогда и никому не уступит чести приветствовать героя, когда он выйдет целым и невредимым. Однако в те минуты Ариадна думала только о спасении Тезея. Перво-наперво она снабдила Федру очень крепкой, яркой, но тонкой бечевкой — обычно ее использовали, чтобы обучить девочек ткать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44