Недостаток средств также убеждал Осберта, что ему необходимо вернуть себе Тарринг. Это был единственный доступный ему источник дохода. Он понимал, что уже не может вернуться во Францию. Его отец умер, а брат скорее убьет его, чем поможет в чем-нибудь. Он должен заполучить Тарринг, даже если ему придется сражаться за него.
При этой мысли Осберта передернуло, и в его голове пронеслись картины ужасов. О, понаблюдать за этим со стороны он был не прочь. Так приятно видеть, как другие визжат и корчатся. Но когда Осберт представил, что подобная опасность угрожает ему самому, все удовольствие пропало. Должен же быть какой-то другой способ забрать то, что по праву принадлежит ему. Но он знал, что такого способа нет. Если бы Адам оставил в замке прежних наемников, может, и был бы шанс подкупить их, например, позволив разграбить портовый город. Однако то, что он узнал от проституток, не оставляло надежд на это. Люди Олберика гордились своим хозяином, своей дисциплиной, даже уважением, которое испытывали к ним горожане. Конечно, несколько гнилых яблок нашлось бы и среди защитников Тарринга, но…
Мысли Осберта завертелись вокруг гнилых яблок. Наверняка есть какой-то способ взять Тарринг обманом. Но чем могут помочь один-два человека? Большая часть отряда искренне верила, что солнце всходит и заходит только ради их господина. К тому же, если предатель и сумеет провести внутрь несколько человек тайным ходом, остальные окажут яростное сопротивление, а участвовать в бою Осберт не хотел. Кроме того, он не до конца доверял информации проституток или тем из Тарринга, кто утверждал, что не любит Адама. Возможно, они примут вознаграждение, а потом побегут докладывать своим командирам. Потом будет расставлена западня, и если люди Людовика попадутся в эту западню… Осберта снова передернуло.
И все-таки идея взять Тарринг с помощью хитрости не покидала Осберта. Охлаждало его пыл только приходящее всякий раз вместе с этой мыслью понимание того, что нельзя будет избежать сражения, а поскольку это его замок, от него будут ждать, что он возглавит бой. Чтобы измена могла послужить целям Осберта, должны быть выполнены два условия. Во-первых, он сам должен избежать участия в бою, а во-вторых, людей Адама нужно будет как-то обезвредить, чтобы солдаты Людовика могли войти в замок и захватить его. Конечно, самым лучшим выходом было придумать какое-нибудь средство, чтобы вынудить защитников Тарринга сдаться вообще без боя.
Вот оно! Первое решение, которое само напрашивалось, состояло в том, что Адама нужно захватить в плен и использовать в своих целях, то есть его людям тогда можно было бы заявить, что его замучают или убьют, если они не сдадутся. Осберт с любовью лелеял некоторое время эту мысль, особенно наслаждаясь тем, что он сделает с Адамом после того, как его люди сдадутся и покинут замок. Он не убьет его… нет. Но Гилберта де Невилля вполне можно считать здоровым и невредимым по сравнению с тем, что останется от Адама. К сожалению, в эти сладостные мечты вторгалась реальность. Захватить Адама в плен без посторонней помощи было почти так же невозможно, как захватить Тарринг. Кроме того, сама мысль, что Адам будет где-то рядом с ним, пусть даже в цепях, настолько ужасала Осберта, что у него схватывало живот, и он бросался искать сточную канаву.
Страх перед Адамом возбуждал воспоминания. Юридически Адам удерживал Тарринг только как сюзерен Джиллиан. Осберт был глуп, но не настолько, чтобы верить, что Адам отдаст замок, если Джиллиан умрет; однако даже Адам наверняка предпочел бы иметь ее живой. Церковь была могущественной силой, и Осберт верил, что она поддержит его притязания, поскольку у него был брачный договор. Следовательно, если он захватит Джиллиан, людям Адама придется сдаться, чтобы спасти ее.
Осберт понимал, что его план полон дыр, как залежалый сыр, но в нем было семя надежды, во всяком случае, на этот раз его не парализовало от страха. Он ворочал эту мысль в голове так и эдак, и она становилась все более обнадеживающей. Он понял, что ему не понадобится подкупать никого из воинов, чтобы пробраться в замок. Несколько верных людей он мог провести туда без особых проблем. Нападения в Тарринге не ждали, и хотя стража у ворот сохраняла бдительность, они не слишком пристрастно осматривали входивших туда торговцев или крепостных из дальних ферм, доставлявших провизию.
Войти было легко, но где они спрячутся, каким образом захватят Джиллиан и что они скажут людям в замке, представить было трудно. Даже Жан не справился бы с тем, что нужно было сделать. К тому же Осберт больше не доверял Жану. С тех пор, как Джиллиан сбежала, и Пьер каким-то образом оказался убит, Жан стал другим – мрачным и подозрительным. Затем его осенило. Он сам мог пойти в Тарринг. Страх на мгновение проник в его сознание, но он быстро погасил его. Все это нужно проделать, разумеется, пока Адам в отъезде. Того, что его раскроют люди Адама, опасаться не следовало, поскольку никто из них никогда не видел его. Он знал, где можно спрятаться. Он вообще хорошо знал замок. Он знал, как управиться с Джиллиан. Разве она не была тихой и покорной все время, когда он находился рядом с ней? Этот идиот Пьер как-то потерял бдительность и свою власть над ней. Осберт не знал точно, как это произошло, но был уверен, что вследствие ошибки Пьера. Джиллиан сама по себе была пустым местом.
И еще одна блестящая идея озарила Осберта. Все будут рассматривать то, что он вошел в замок в сопровождении горстки людей, настоящим подвигом. Безобразные сплетни вокруг него, презрительные взгляды и высокомерные слова сразу же прекратятся. Он ухмыльнулся. Для этих дубов с парализованными мозгами, которые способны только рубить друг друга на части, это было бы опасным предприятием. Они не знали бы, как пробраться не замеченным в женские покои или как запугать женщину, чтобы она согласилась отозвать стражу с задних ворот. Тогда двое из его людей притворятся стражниками и впустят войска Людовика. И раз ему предстоит незаметно пробираться на женскую половину, он, разумеется, надевать доспехи не будет, и никто не станет ожидать от него участия в сражении.
Радостную улыбку на его лице сменила озабоченность. Все-таки опасность оставалась. Он был уверен, что сумеет войти и заставить Джиллиан подчиниться, но что, если люди Адама равнодушно отнесутся к его угрозе убить ее и откажутся сдаться? Он же не сможет провести через задние ворота целую армию. Потом он снова с облегчением улыбнулся. Если Адама не будет, а в окрестностях никаких боев не предвидится, в замке наверняка останется немногочисленный гарнизон. Более того, поскольку никакой тревоги нет, вооружены будут только стражники. Люди Людовика набросятся на остальных, прежде чем те успеют защититься. Для этого не понадобится слишком большой отряд.
Осберт думал и думал, оттачивая свой план, пока не полюбил его всем сердцем, пока не уверовал, что справится с этим делом, до такой степени, что эта его уверенность передалась Людовику, когда Осберт, наконец, добился аудиенции у принца. Людовик начинал искренне сожалеть о своем небрежении к английским баронам. Это стоило ему потери Вильяма Маршала-младшего, Арунделя, Варенна, их вассалов и множества рыцарей помельче. Хотя он все еще не был готов передать часть власти англичанам, он резко сдерживал языки и манеры своих французских сторонников и был рад сделать что-нибудь для удовольствия Фиц-Уолтера, де Квинси и других, кто до сих пор оставался верным данной ему присяге.
Поэтому он выслушал Осберта внимательнее, чем слушал бы в других обстоятельствах эту омерзительную личность, и даже в некоторой степени заинтересовался предложенной им идеей. Он вызвал Фиц-Уолтера и заявил, что в нанесенном ему оскорблении виновен Адам Лемань. Он уверил также Фиц-Уолтера, что сделает все возможное, чтобы отомстить за него, и предложил выслушать предложение Осберта. Осберт еще раз детально изложил, что он мог бы сделать, причем доверие принца прибавило ему самоуверенности. Затем Людовик предложил, чтобы, если Осберт справится с задачей, он признал Фиц-Уолтера сюзереном Тарринга, если Фиц-Уолтер, в свою очередь, согласен принять Осберта в качестве своего вассала.
Это устроило всех. Осберт будет владеть Таррингом – так он, во всяком случае, думал. Фиц-Уолтер знал, что за несколько часов в любое время, когда ему захочется, сумеет отстранить Осберта и посадить в Тарринге своего человека. Людовик полагал, что устранять Осберта даже не потребуется. Он мог послать какого-нибудь рыцаря, чтобы «помочь» Осберту в случае, если он не сможет повести в бой гарнизон Тарринга. Затем рыцарь останется и «поможет» Осберту управлять замком, так что Людовик опередит Фиц-Уолтера в том случае, если между ним и Фиц-Уолтером возникнут разногласия. Все они с жадностью думали о хорошей, хоть и маленькой, гавани под Таррингом. Безопасные порты на южном побережье находить было все труднее.
Фиц-Уолтер высказал, правда, одно практическое возражение. Он указал, что план Осберта основан на том, что Джиллиан останется одна в замке. Судя по словам Осберта, сейчас ее в Тарринге нет, и откуда им знать, что, когда она вернется, ее не будет сопровождать Адам? Людовик согласился, что нужно подождать, пока она останется одна, но, добавил он с улыбкой, если Адам даже вернется с ней, надолго он там не задержится.
– Судя по тому, что я слышал о Лемане, он человек военный. А скоро войны будет больше чем достаточно, чтобы вытащить его из Тарринга, – это я вам обещаю.
25
Когда Адам вернулся с «развлечения», которое заключалось в захвате удерживаемых сторонниками Людовика замков, он обнаружил, что его одобрения ждет большой ворох дел. В Вике оставался сэр Ричард. Когда Адам словно пропал под хлынувшими из засады людьми Мэттью, сэр Ричард решил отомстить за своего сеньора. Он был в такой ярости и скорби, что пробил себе мечом путь сквозь ряды воинов, охранявших Мэттью, и одним ударом убил этого человека, несмотря на то, что тот был ранен, безоружен и не мог защититься. Позже, когда бой утих и мертвые были отделены от живых, он обнаружил Адама под грудой тел, задыхавшегося от боли и смеха, но совершенно невредимого. Адам присел нарочно, а его люди были обучены встать на колени над ним и вокруг него, подняв вверх щиты и образуя почти неуязвимую оборонительную «черепаху».
Довольный, что с Адамом ничего не случилось, если не считать ушибов, причиненных Катбертом и другими перестаравшимися воинами, усевшимися прямо на него, чтобы обеспечить его полную безопасность, Ричард не стал подвергать сомнению эту уловку. Она удалась на славу. Сэр Эдмунд и сэр Эндрю имели достаточно времени, чтобы войти в замок через мост; он сам и сэр Филипп без потерь бросились вниз, пока все внимание защитников замка было приковано к Адаму. Только потом сэр Ричард подумал, не была ли эта хитрость еще хитрее, чем ему показалось сначала, и преследовала далеко идущие цели. Адам знал, что его люди любили его. Он знал также, что сэр Ричард ненавидел Мэттью. Не хотел ли Адам получить полную гарантию того, что Мэттью будет убит, и ради этого хотел, чтобы все поверили, что он сам мертв? Не ожидал ли он, что ярость и скорбь заставят кого-нибудь убить Мэттью, не желая получить с него выкуп или дать ему шанс сдаться?
Это был не тот вопрос, какой сэр Ричард задал бы своему сеньору. Это было нечто такое, что, возможно, не согласовывалось с понятием истинной чести. Тем не менее, в сочетании с неожиданным фальцетом Адама все это придало сэру Ричарду лишь еще больше уверенности. Ему казалось, что теперь едва ли необходимо беспокоиться о будущем. Даже не принимая во внимание, что партия короля как будто начинала брать верх, сэр Ричард все больше обретал веру, что Адам найдет способ обезопасить их всех, независимо от того, кто, в конечном счете победит в войне.
Таким образом, когда Адам распорядился, что делать с женой и детьми сэра Мэттью, и проследил, чтобы добыча была разделена по справедливости, сэр Ричард изъявил готовность остаться в Вике, рассортировать наемников, чтобы сколотить новый отряд для защиты замка, и в целом наладить управление землями и портом, находящимися под контролем Вика. За месяц все неотложные дела были сделаны. В Вике установилось спокойствие, и он готов был принять нового хозяина. Сэру Ричарду хотелось теперь поскорее вернуться домой. Он попросил городского священника написать в Роузлинд просьбу к леди Джиллиан назначить в Вик нового кастеляна.
Адам оторвал глаза от письма сэра Ричарда, которое оставалось без ответа в ожидании его приезда, и взглянул на Джиллиан.
– Это твой замок, – равнодушным тоном сказал он. – У тебя есть кто-нибудь на примете в качестве кастеляна для Вика?
В мозгу Джиллиан зазвенели слова Элинор, повторявшие фразу Адама. «Это твои земли, твои люди». Очевидно, Адам ждал, что она сама выберет кастеляна, иначе он сам сразу же предложил бы кого-нибудь. Но как она может назвать кого-нибудь? Она не знала никого из знатных людей, кроме тех, с кем познакомилась в Роузлинде, но они были слишком знатными, чтобы служить ей в качестве кастеляна. Отчаяние подстегнуло ее мысли.
– Я подумала, что, может быть, сын сэра Ричарда, раз он справился в Тарринге, подошел бы. Если вы считаете, милорд, что он слишком молод, тогда, боюсь, вам придется выбирать за меня. Мне очень жаль, что я не способна оказаться вам полезной, но прошу вас помнить, что я знаю немногих людей в этой стране.
От потока нахлынувших чувств Адам на мгновение оцепенел. Элинор с гордостью посмотрела на свою протеже. Джеффри и Иэн одновременно кивнули.
– Если отношения между отцом и сыном хорошие, вы сделали мудрый выбор, леди Джиллиан, – заметил Джеффри, приподнимая бровь. – Один будет заложником хорошего поведения другого. Сэр Ричард будет еще более лоялен, чтобы возвысить в ваших глазах своего сына, а Ричард-младший будет особенно прилежен в исполнении своего долга и заботиться о чести, чтобы оправдать доверие, оказанное отцу. К тому же, когда старик умрет, вы сможете одарить Виком кого-нибудь еще.
Слегка покраснев от подозрения, что Джеффри говорил так долго, чтобы просто прикрыть его молчание, Адам сказал:
– Они очень любят друг друга, и сэр Ричард – прекраснейший и честнейший человек. Если сын пойдет по стопам отца, я должен согласиться, что Джиллиан сделала великолепный выбор.
– Надеюсь, что так, – вставила Джиллиан, – но я знаю его не больше вашего, милорд. Если вы предпочли бы видеть в Вике кого-нибудь другого, я охотно отдам предпочтение вашему кандидату.
Она понимала, что Адам был удивлен и смущен ее выбором, и пыталась успокоить его, но ей и во сне не привиделась бы истинная причина его смущения. Адама охватила ревность. Попросив Джиллиан назвать имя кастеляна, он в глубине души немного боялся, что она предложит какого-нибудь неизвестного ему сторонника Людовика. Хотя он был почти уверен, что этого не произойдет, все-таки, случись это, противиться ее выбору он не смог бы. Раз Джиллиан не могла назвать никого, пока письмо лежало в Роузлинде без ответа, он ждал, что она просто скажет, будто ничего в этом деле не понимает и оставляет на его суд. Даже Элинор и Джоанна предоставляли решать такие дела своим мужьям.
То, что сказала Джиллиан, было одновременно приятным и неприятным сюрпризом. На приятную сторону указал Джеффри, и Адам почувствовал гордость за сообразительность Джиллиан, однако гордость умерялась поспешностью, с какой она предложила кандидатуру человека, которого следовало скорее считать ее человеком, нежели Адама. Здесь явно не обошлось без вмешательства матери, вбившей в голову Джиллиан, что он хочет присоединить ее земли к своим. Адам надеялся, что Джиллиан уже забыла об этом, но ее слова доказывали, что этот вопрос не выходил у нее из головы. Джиллиан не доверяла ему. Вероятно, это слащавое предложение, чтобы он принял окончательное решение сам, было лишь испытанием для него. Умная же ведьма! Теперь, даже если бы он видел в Ричарде-младшем какие-то недостатки, ему пришлось бы промолчать. Выдвижение Адамом своего кандидата – это было его правом как ее сюзерена – убедило бы ее, что он хочет сам править ее землями.
И тут ревность всколыхнула и без того взволнованный мозг Адама. Адам не видел никаких недостатков в младшем Ричарде, но откуда Джиллиан могла знать об этом? Ведь это он, Адам, объезжал поместья с юношей и заехал с ним в город, раскинувшийся вокруг бухты. Неужели Джиллиан тоже нашла время, когда Адама не было поблизости, обсудить с ним управление замком Тарринг? Если действительно нашла, то, как случилось, что до этого момента она ни разу даже вскользь не упомянула его имя? Разве не подозрительны ее слова, что она знает его не лучше Адама?
Адам собирался с мыслями, пока его мать обсуждала с Джиллиан преимущества и недостатки пребывания в замке одного и того же кастеляна долгий период времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
При этой мысли Осберта передернуло, и в его голове пронеслись картины ужасов. О, понаблюдать за этим со стороны он был не прочь. Так приятно видеть, как другие визжат и корчатся. Но когда Осберт представил, что подобная опасность угрожает ему самому, все удовольствие пропало. Должен же быть какой-то другой способ забрать то, что по праву принадлежит ему. Но он знал, что такого способа нет. Если бы Адам оставил в замке прежних наемников, может, и был бы шанс подкупить их, например, позволив разграбить портовый город. Однако то, что он узнал от проституток, не оставляло надежд на это. Люди Олберика гордились своим хозяином, своей дисциплиной, даже уважением, которое испытывали к ним горожане. Конечно, несколько гнилых яблок нашлось бы и среди защитников Тарринга, но…
Мысли Осберта завертелись вокруг гнилых яблок. Наверняка есть какой-то способ взять Тарринг обманом. Но чем могут помочь один-два человека? Большая часть отряда искренне верила, что солнце всходит и заходит только ради их господина. К тому же, если предатель и сумеет провести внутрь несколько человек тайным ходом, остальные окажут яростное сопротивление, а участвовать в бою Осберт не хотел. Кроме того, он не до конца доверял информации проституток или тем из Тарринга, кто утверждал, что не любит Адама. Возможно, они примут вознаграждение, а потом побегут докладывать своим командирам. Потом будет расставлена западня, и если люди Людовика попадутся в эту западню… Осберта снова передернуло.
И все-таки идея взять Тарринг с помощью хитрости не покидала Осберта. Охлаждало его пыл только приходящее всякий раз вместе с этой мыслью понимание того, что нельзя будет избежать сражения, а поскольку это его замок, от него будут ждать, что он возглавит бой. Чтобы измена могла послужить целям Осберта, должны быть выполнены два условия. Во-первых, он сам должен избежать участия в бою, а во-вторых, людей Адама нужно будет как-то обезвредить, чтобы солдаты Людовика могли войти в замок и захватить его. Конечно, самым лучшим выходом было придумать какое-нибудь средство, чтобы вынудить защитников Тарринга сдаться вообще без боя.
Вот оно! Первое решение, которое само напрашивалось, состояло в том, что Адама нужно захватить в плен и использовать в своих целях, то есть его людям тогда можно было бы заявить, что его замучают или убьют, если они не сдадутся. Осберт с любовью лелеял некоторое время эту мысль, особенно наслаждаясь тем, что он сделает с Адамом после того, как его люди сдадутся и покинут замок. Он не убьет его… нет. Но Гилберта де Невилля вполне можно считать здоровым и невредимым по сравнению с тем, что останется от Адама. К сожалению, в эти сладостные мечты вторгалась реальность. Захватить Адама в плен без посторонней помощи было почти так же невозможно, как захватить Тарринг. Кроме того, сама мысль, что Адам будет где-то рядом с ним, пусть даже в цепях, настолько ужасала Осберта, что у него схватывало живот, и он бросался искать сточную канаву.
Страх перед Адамом возбуждал воспоминания. Юридически Адам удерживал Тарринг только как сюзерен Джиллиан. Осберт был глуп, но не настолько, чтобы верить, что Адам отдаст замок, если Джиллиан умрет; однако даже Адам наверняка предпочел бы иметь ее живой. Церковь была могущественной силой, и Осберт верил, что она поддержит его притязания, поскольку у него был брачный договор. Следовательно, если он захватит Джиллиан, людям Адама придется сдаться, чтобы спасти ее.
Осберт понимал, что его план полон дыр, как залежалый сыр, но в нем было семя надежды, во всяком случае, на этот раз его не парализовало от страха. Он ворочал эту мысль в голове так и эдак, и она становилась все более обнадеживающей. Он понял, что ему не понадобится подкупать никого из воинов, чтобы пробраться в замок. Несколько верных людей он мог провести туда без особых проблем. Нападения в Тарринге не ждали, и хотя стража у ворот сохраняла бдительность, они не слишком пристрастно осматривали входивших туда торговцев или крепостных из дальних ферм, доставлявших провизию.
Войти было легко, но где они спрячутся, каким образом захватят Джиллиан и что они скажут людям в замке, представить было трудно. Даже Жан не справился бы с тем, что нужно было сделать. К тому же Осберт больше не доверял Жану. С тех пор, как Джиллиан сбежала, и Пьер каким-то образом оказался убит, Жан стал другим – мрачным и подозрительным. Затем его осенило. Он сам мог пойти в Тарринг. Страх на мгновение проник в его сознание, но он быстро погасил его. Все это нужно проделать, разумеется, пока Адам в отъезде. Того, что его раскроют люди Адама, опасаться не следовало, поскольку никто из них никогда не видел его. Он знал, где можно спрятаться. Он вообще хорошо знал замок. Он знал, как управиться с Джиллиан. Разве она не была тихой и покорной все время, когда он находился рядом с ней? Этот идиот Пьер как-то потерял бдительность и свою власть над ней. Осберт не знал точно, как это произошло, но был уверен, что вследствие ошибки Пьера. Джиллиан сама по себе была пустым местом.
И еще одна блестящая идея озарила Осберта. Все будут рассматривать то, что он вошел в замок в сопровождении горстки людей, настоящим подвигом. Безобразные сплетни вокруг него, презрительные взгляды и высокомерные слова сразу же прекратятся. Он ухмыльнулся. Для этих дубов с парализованными мозгами, которые способны только рубить друг друга на части, это было бы опасным предприятием. Они не знали бы, как пробраться не замеченным в женские покои или как запугать женщину, чтобы она согласилась отозвать стражу с задних ворот. Тогда двое из его людей притворятся стражниками и впустят войска Людовика. И раз ему предстоит незаметно пробираться на женскую половину, он, разумеется, надевать доспехи не будет, и никто не станет ожидать от него участия в сражении.
Радостную улыбку на его лице сменила озабоченность. Все-таки опасность оставалась. Он был уверен, что сумеет войти и заставить Джиллиан подчиниться, но что, если люди Адама равнодушно отнесутся к его угрозе убить ее и откажутся сдаться? Он же не сможет провести через задние ворота целую армию. Потом он снова с облегчением улыбнулся. Если Адама не будет, а в окрестностях никаких боев не предвидится, в замке наверняка останется немногочисленный гарнизон. Более того, поскольку никакой тревоги нет, вооружены будут только стражники. Люди Людовика набросятся на остальных, прежде чем те успеют защититься. Для этого не понадобится слишком большой отряд.
Осберт думал и думал, оттачивая свой план, пока не полюбил его всем сердцем, пока не уверовал, что справится с этим делом, до такой степени, что эта его уверенность передалась Людовику, когда Осберт, наконец, добился аудиенции у принца. Людовик начинал искренне сожалеть о своем небрежении к английским баронам. Это стоило ему потери Вильяма Маршала-младшего, Арунделя, Варенна, их вассалов и множества рыцарей помельче. Хотя он все еще не был готов передать часть власти англичанам, он резко сдерживал языки и манеры своих французских сторонников и был рад сделать что-нибудь для удовольствия Фиц-Уолтера, де Квинси и других, кто до сих пор оставался верным данной ему присяге.
Поэтому он выслушал Осберта внимательнее, чем слушал бы в других обстоятельствах эту омерзительную личность, и даже в некоторой степени заинтересовался предложенной им идеей. Он вызвал Фиц-Уолтера и заявил, что в нанесенном ему оскорблении виновен Адам Лемань. Он уверил также Фиц-Уолтера, что сделает все возможное, чтобы отомстить за него, и предложил выслушать предложение Осберта. Осберт еще раз детально изложил, что он мог бы сделать, причем доверие принца прибавило ему самоуверенности. Затем Людовик предложил, чтобы, если Осберт справится с задачей, он признал Фиц-Уолтера сюзереном Тарринга, если Фиц-Уолтер, в свою очередь, согласен принять Осберта в качестве своего вассала.
Это устроило всех. Осберт будет владеть Таррингом – так он, во всяком случае, думал. Фиц-Уолтер знал, что за несколько часов в любое время, когда ему захочется, сумеет отстранить Осберта и посадить в Тарринге своего человека. Людовик полагал, что устранять Осберта даже не потребуется. Он мог послать какого-нибудь рыцаря, чтобы «помочь» Осберту в случае, если он не сможет повести в бой гарнизон Тарринга. Затем рыцарь останется и «поможет» Осберту управлять замком, так что Людовик опередит Фиц-Уолтера в том случае, если между ним и Фиц-Уолтером возникнут разногласия. Все они с жадностью думали о хорошей, хоть и маленькой, гавани под Таррингом. Безопасные порты на южном побережье находить было все труднее.
Фиц-Уолтер высказал, правда, одно практическое возражение. Он указал, что план Осберта основан на том, что Джиллиан останется одна в замке. Судя по словам Осберта, сейчас ее в Тарринге нет, и откуда им знать, что, когда она вернется, ее не будет сопровождать Адам? Людовик согласился, что нужно подождать, пока она останется одна, но, добавил он с улыбкой, если Адам даже вернется с ней, надолго он там не задержится.
– Судя по тому, что я слышал о Лемане, он человек военный. А скоро войны будет больше чем достаточно, чтобы вытащить его из Тарринга, – это я вам обещаю.
25
Когда Адам вернулся с «развлечения», которое заключалось в захвате удерживаемых сторонниками Людовика замков, он обнаружил, что его одобрения ждет большой ворох дел. В Вике оставался сэр Ричард. Когда Адам словно пропал под хлынувшими из засады людьми Мэттью, сэр Ричард решил отомстить за своего сеньора. Он был в такой ярости и скорби, что пробил себе мечом путь сквозь ряды воинов, охранявших Мэттью, и одним ударом убил этого человека, несмотря на то, что тот был ранен, безоружен и не мог защититься. Позже, когда бой утих и мертвые были отделены от живых, он обнаружил Адама под грудой тел, задыхавшегося от боли и смеха, но совершенно невредимого. Адам присел нарочно, а его люди были обучены встать на колени над ним и вокруг него, подняв вверх щиты и образуя почти неуязвимую оборонительную «черепаху».
Довольный, что с Адамом ничего не случилось, если не считать ушибов, причиненных Катбертом и другими перестаравшимися воинами, усевшимися прямо на него, чтобы обеспечить его полную безопасность, Ричард не стал подвергать сомнению эту уловку. Она удалась на славу. Сэр Эдмунд и сэр Эндрю имели достаточно времени, чтобы войти в замок через мост; он сам и сэр Филипп без потерь бросились вниз, пока все внимание защитников замка было приковано к Адаму. Только потом сэр Ричард подумал, не была ли эта хитрость еще хитрее, чем ему показалось сначала, и преследовала далеко идущие цели. Адам знал, что его люди любили его. Он знал также, что сэр Ричард ненавидел Мэттью. Не хотел ли Адам получить полную гарантию того, что Мэттью будет убит, и ради этого хотел, чтобы все поверили, что он сам мертв? Не ожидал ли он, что ярость и скорбь заставят кого-нибудь убить Мэттью, не желая получить с него выкуп или дать ему шанс сдаться?
Это был не тот вопрос, какой сэр Ричард задал бы своему сеньору. Это было нечто такое, что, возможно, не согласовывалось с понятием истинной чести. Тем не менее, в сочетании с неожиданным фальцетом Адама все это придало сэру Ричарду лишь еще больше уверенности. Ему казалось, что теперь едва ли необходимо беспокоиться о будущем. Даже не принимая во внимание, что партия короля как будто начинала брать верх, сэр Ричард все больше обретал веру, что Адам найдет способ обезопасить их всех, независимо от того, кто, в конечном счете победит в войне.
Таким образом, когда Адам распорядился, что делать с женой и детьми сэра Мэттью, и проследил, чтобы добыча была разделена по справедливости, сэр Ричард изъявил готовность остаться в Вике, рассортировать наемников, чтобы сколотить новый отряд для защиты замка, и в целом наладить управление землями и портом, находящимися под контролем Вика. За месяц все неотложные дела были сделаны. В Вике установилось спокойствие, и он готов был принять нового хозяина. Сэру Ричарду хотелось теперь поскорее вернуться домой. Он попросил городского священника написать в Роузлинд просьбу к леди Джиллиан назначить в Вик нового кастеляна.
Адам оторвал глаза от письма сэра Ричарда, которое оставалось без ответа в ожидании его приезда, и взглянул на Джиллиан.
– Это твой замок, – равнодушным тоном сказал он. – У тебя есть кто-нибудь на примете в качестве кастеляна для Вика?
В мозгу Джиллиан зазвенели слова Элинор, повторявшие фразу Адама. «Это твои земли, твои люди». Очевидно, Адам ждал, что она сама выберет кастеляна, иначе он сам сразу же предложил бы кого-нибудь. Но как она может назвать кого-нибудь? Она не знала никого из знатных людей, кроме тех, с кем познакомилась в Роузлинде, но они были слишком знатными, чтобы служить ей в качестве кастеляна. Отчаяние подстегнуло ее мысли.
– Я подумала, что, может быть, сын сэра Ричарда, раз он справился в Тарринге, подошел бы. Если вы считаете, милорд, что он слишком молод, тогда, боюсь, вам придется выбирать за меня. Мне очень жаль, что я не способна оказаться вам полезной, но прошу вас помнить, что я знаю немногих людей в этой стране.
От потока нахлынувших чувств Адам на мгновение оцепенел. Элинор с гордостью посмотрела на свою протеже. Джеффри и Иэн одновременно кивнули.
– Если отношения между отцом и сыном хорошие, вы сделали мудрый выбор, леди Джиллиан, – заметил Джеффри, приподнимая бровь. – Один будет заложником хорошего поведения другого. Сэр Ричард будет еще более лоялен, чтобы возвысить в ваших глазах своего сына, а Ричард-младший будет особенно прилежен в исполнении своего долга и заботиться о чести, чтобы оправдать доверие, оказанное отцу. К тому же, когда старик умрет, вы сможете одарить Виком кого-нибудь еще.
Слегка покраснев от подозрения, что Джеффри говорил так долго, чтобы просто прикрыть его молчание, Адам сказал:
– Они очень любят друг друга, и сэр Ричард – прекраснейший и честнейший человек. Если сын пойдет по стопам отца, я должен согласиться, что Джиллиан сделала великолепный выбор.
– Надеюсь, что так, – вставила Джиллиан, – но я знаю его не больше вашего, милорд. Если вы предпочли бы видеть в Вике кого-нибудь другого, я охотно отдам предпочтение вашему кандидату.
Она понимала, что Адам был удивлен и смущен ее выбором, и пыталась успокоить его, но ей и во сне не привиделась бы истинная причина его смущения. Адама охватила ревность. Попросив Джиллиан назвать имя кастеляна, он в глубине души немного боялся, что она предложит какого-нибудь неизвестного ему сторонника Людовика. Хотя он был почти уверен, что этого не произойдет, все-таки, случись это, противиться ее выбору он не смог бы. Раз Джиллиан не могла назвать никого, пока письмо лежало в Роузлинде без ответа, он ждал, что она просто скажет, будто ничего в этом деле не понимает и оставляет на его суд. Даже Элинор и Джоанна предоставляли решать такие дела своим мужьям.
То, что сказала Джиллиан, было одновременно приятным и неприятным сюрпризом. На приятную сторону указал Джеффри, и Адам почувствовал гордость за сообразительность Джиллиан, однако гордость умерялась поспешностью, с какой она предложила кандидатуру человека, которого следовало скорее считать ее человеком, нежели Адама. Здесь явно не обошлось без вмешательства матери, вбившей в голову Джиллиан, что он хочет присоединить ее земли к своим. Адам надеялся, что Джиллиан уже забыла об этом, но ее слова доказывали, что этот вопрос не выходил у нее из головы. Джиллиан не доверяла ему. Вероятно, это слащавое предложение, чтобы он принял окончательное решение сам, было лишь испытанием для него. Умная же ведьма! Теперь, даже если бы он видел в Ричарде-младшем какие-то недостатки, ему пришлось бы промолчать. Выдвижение Адамом своего кандидата – это было его правом как ее сюзерена – убедило бы ее, что он хочет сам править ее землями.
И тут ревность всколыхнула и без того взволнованный мозг Адама. Адам не видел никаких недостатков в младшем Ричарде, но откуда Джиллиан могла знать об этом? Ведь это он, Адам, объезжал поместья с юношей и заехал с ним в город, раскинувшийся вокруг бухты. Неужели Джиллиан тоже нашла время, когда Адама не было поблизости, обсудить с ним управление замком Тарринг? Если действительно нашла, то, как случилось, что до этого момента она ни разу даже вскользь не упомянула его имя? Разве не подозрительны ее слова, что она знает его не лучше Адама?
Адам собирался с мыслями, пока его мать обсуждала с Джиллиан преимущества и недостатки пребывания в замке одного и того же кастеляна долгий период времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51