Она подумывала о том, чтобы сбежать, но Саэр предусмотрел, что девушка захочет совершить подобное безрассудство, и поэтому приказал стеречь ее с особым тщанием. Бедняжке оставалось только молиться, и поначалу казалось, что молитвы ее были услышаны – разрешение на брак дано не было. Граф де ла Марш не отказал, правда, он лишь отложил решение вопроса, поскольку был слишком занят государственными делами. Он осмотрит земли, сказал он неопределенно, как только появится время, и тогда сообщит о своем решении. Саэр грязно ругался и в ярости убил бы Джиллиан, однако вмешался старший сын, заявивший, что, если он убьет девушку, граф тут же проведет инспекцию ее собственности и сделает это гораздо менее снисходительно. Джиллиан после побоев неделю пролежала в постели, но все-таки благодарила Бога, зная, что Саэр не будет торопиться со свадьбой.
На некоторое время жизнь вроде бы немного просветлела, омрачаемая лишь постоянной необходимостью избегать общения с Осбертом. Он уже смотрел на нее как на свою собственность и не видел причин, почему бы ему не воспользоваться ею в ожидании официального разрешения вступить и свои права. К счастью для Джиллиан, Саэр строго прикачал Осберту не брать девушку силой. Пусть он продолжает ухаживать за Джиллиан, и если ему удастся добиться ее согласия, это станет сильным доводом в его пользу. Существовала большая вероятность того, что граф де ла Марш захочет осведомиться у подопечной о согласии и заберет ее у Саэра, если она начнет жаловаться, и Саэр приказал отныне обращаться с ней с должной заботой. Графа, может, и не тронут чувства Джиллиан, но ее отказ от замужества с Осбертом послужит удобным предлогом отдать ее кому-нибудь, кого он выберет сам.
Таким образом, 1215 год прошел в относительном покое. Джиллиан больше не били и не нагружали самой тяжелой и грязной работой. Она училась вышивать и заниматься другими «дамскими» делами. Саэр, несомненно, считал ее полной дурой и полагал, что она скоро забудет о годах издевательств. Джиллиан же не забывала ничего и никогда, но и не давала ни малейшего повода думать, что в ее душе кипит ненависть.
В начале 1216 года внимание Саэра было отвлечено от Джиллиан новостями из Англии. Обычно его мало заботила политика, если она не касалась его напрямую, но сейчас открывались интересные перспективы. Английские бароны настолько разочаровались в своем короле, что отправили послов к королю Филиппу Французскому с просьбой, чтобы он послал своего сына принца Людовика низвергнуть Джона.
Саэра совершенно не интересовали государственные дела, но он знал, что, если Филипп решит отправить Людовика в Англию, он не предоставит своему сыну полагаться на одну лишь добрую волю мятежных английских баронов. Раз, нарушив клятву верности, они столь же легко могут нарушить ее и во второй раз, переметнувшись обратно к Джону. Следовательно, если Людовик направится в Англию, ему понадобится множество его вассалов из числа тех, кому он может полностью доверять. Когда замки будут захвачены и понадобятся люди, чтобы удерживать их, эти земли будут переданы именно французским вассалам Людовика.
Всю весну 1216 года Саэр пристально следил за новостями французского двора и взволнованно обсуждал со своим старшим сыном риск и возможные выгоды от участия в войне против английского короля. К огромной радости Джиллиан, в которую она даже боялась поверить, когда в конце мая Людовик отправился в Англию, Саэр и Осберт отбыли вместе с ним.
А в английском замке Роузлинд в это время готовились к самому худшему: ворота были заперты на все запоры, по стенам расхаживала удвоенная стража, денно и нощно следившая за морем и сушей, чтобы не пропустить приближение врагов со стороны Франции. Хозяйка замка леди Элинор проклинала короля Джона в выражениях, которые восхитили бы самого грубого из ее солдат, и не находила себе места от беспокойства о тех, кого любила. Ее муж, Иэн де Випон, был с королем Джоном, который засел в Винчестере. Дочь и зять находились в замке Хемел, расположенном слишком близко от мятежной лондонской крепости. Но хуже всего было то, что ее старший сын Адам – старший из сыновей, но все же еще слишком юный – охранял свои земли вокруг замка Кемп. Там было жарче всего, ведь большая часть Юго-Восточной Англии уже была захвачена принцем Людовиком.
Хорошо еще, что леди Элинор не знала всей правды, иначе у нее появилось бы гораздо больше оснований беспокоиться о жизни сына. В июле Гилберт де Невилль, лорд Тарринга, отрекся от короля Джона и присягнул принцу Людовику. Однако за измену он был наказан раньше и тяжелее, чем большинство других мятежников. Спустя месяц после нарушения клятвы он погиб на турнире, который устроили, чтобы развлечься, английские и французские бароны, расквартированные в Лондоне. Если кто-то из английских лордов и испытывал смутные подозрения, что это происшествие не было случайностью, их беспокойство было убаюкано искренним раскаянием Саэра де Серей, от чьей руки и пал Гилберт, а также тем, что хотели верить: Людовик не может быть причастен к убийству собственного сторонника.
Утешал их также и тот факт, что Людовик немедленно отправил людей на помощь сыну Гилберта де Невилля, когда от того пришла весть, что он атакован. С другой стороны, некоторую тревогу вызвало то, что во главе посланных на помощь воинов стоял все тот же Саэр, а через некоторое время пришло известие, что младший Гилберт тяжело ранен в бою и, похоже, вот-вот умрет. Однако к концу августа Саэр вернулся в Лондон и торжественно доложил, что он искупил свою вину перед отцом и спас жизнь сыну. Правда, добавил он, младший Невилль уже никогда не будет полноценным человеком. Тяжелое ранение в голову помутило его разум, кроме того, он потерял правую руку и частично левую ногу, но он жив.
Затем Саэр намекнул, что, поскольку младший Невилль не потерял половых способностей, его необходимо немедленно женить, чтобы у него появились наследники. Таким образом, земли останутся семье Невиллей, и смерть отца не приведет к угасанию рода. При этом замечании брови слушателей подозрительно приподнялись, но Саэр и не заикнулся ни об одной из своих дочерей, как многие ожидали. Вместо этого он предложил в качестве невесты свою воспитанницу Джиллиан де Шоне, девушку с большим состоянием и никак не связанную с ним кровными узами.
Послышались ропот и ворчание, поскольку многим казалось, что Саэр тем самым слишком крепко привяжет к себе земли Невилля, но эти вопросы вскоре затихли при известии, что король Джон снова зашевелился. Донесся слух, что он собирает людей и снаряжение и скоро будет в Лондоне. Никто не хотел брать на себя неблагодарную задачу защиты собственности Невилля, которая, как все знали, граничила с землями семейства, твердо поддерживавшего короля Джона. Несмотря на сердитые взгляды, мелькавшие то тут, то там, никаких других предложений по решению проблемы Невилля внесено не было. Брачный договор, очень четко констатирующий суть дела и оставлявший собственность Невилля за его детьми, если они родятся, или за его женой, если таковых не появится, был составлен, подписан и скреплен печатями с представителями церкви в качестве гарантов и свидетелей.
Добившись своей главной цели, Саэр вернулся в Тарринг, чтобы внимательно осмотреть свое новое владение. Здесь он обнаружил один незначительный недостаток. Порт в широкой дельте, примерно в двух милях к югу от замка находился под угрозой небольшой крепости, стоявшей на возвышенности, именуемой холмами Телси. Пока из Телси никаких нападений на гавань не было, но этот замок принадлежал человеку, противостоявшему Людовику. Саэр отправил Осберта привезти Джиллиан в Англию и решил в ожидании прибытия невесты добавить к ее владениям еще небольшой кусочек. Он вскрыл сундуки с казной Тарринга и с этими деньгами обратился к услугам наемников, которых вокруг было полно. С их помощью он и осадил замок Телси.
Саэра удивило и поначалу даже позабавило то героическое сопротивление, которое ему было оказано. Такой маленький замок не мог продержаться больше недели или двух без помощи со стороны, да и какой помощи они могли ждать? Саэр уже знал, что сюзереном кастеляна1 Телси был Адам Лемань, восемнадцатилетний мальчик, который заперся, видимо, дрожа за свою жизнь, в главной крепости своих земель – в Кемпе. Саэр знал также, что отчим мальчика, лорд Иэн де Випон, и его зять, Джеффри Фиц-Вильям, имели репутацию доблестных воинов и боевых командиров. Но отчим находился с королем Джоном, а зять защищал собственные земли к северу от Лондона. К тому времени, когда кто-нибудь из них придет на помощь, Телси будет стерт с лица земли. Нисколько не смущенный тем, что его первое предложение сдаться было категорически отвергнуто, а первая атака отбита, Саэр разместил людей на ночь, решив взять замок штурмом на следующий день.
Вышло, однако, иначе. За час до зари, когда ночь была особенно темна, а часовые в лагере Саэра подремывали, уверенные, что никакая ночная атака из замка уже невозможна, на осаждающих налетел вихрь. В центре его находился гигант с трубным голосом.
– Лемань! – ревела труба. – Лемань!
Это имя, подумал Саэр, когда у него впоследствии появилось время подумать, очень подходило его владельцу. Могучим был его голос, могучей была фигура . Каждый раз, когда этот желторотый мальчишка, как поначалу казалось Саэру, поднимал свой меч, по его лезвию стекали ручьи крови, и каждый раз, когда меч опускался, человек, на которого он обрушивался, умирал или становился калекой с одного удара. Однако Саэр и его люди тоже не были новичками. В течение нескольких минут все уже были вооружены и выстроены в оборонительные порядки. Потери, уносимые ураганом, начали уменьшаться.
Когда замешательство в стане Саэра прошло, к ним вернулась уверенность в себе. Скоро стало ясно, что они по-прежнему сильнее. Понемногу Адама и его людей оттеснили назад, к стенам Телси. Саэр на мгновение почувствовал вкус победы, когда ему почудилось, что кастелян не намерен открывать ворота замка перед своим господином. В последнюю минуту, однако, ворота распахнулись, но, к ярости Саэра, не для того, чтобы пропустить внутрь защитников и, возможно, также их преследователей, а чтобы выпустить на подмогу гарнизон замка, который со свежими силами обрушился на войско Саэра. Вторая атака оказалась столь мощной, что Саэр отступил, чтобы перестроить воинов и мнимым отходом заманить врагов в ловушку. Но мышеловка не сработала: Адам и его кастелян, Роберт де Реми, созвали своих людей и вернулись в замок.
К тому времени небо уже порозовело в лучах восходящего солнца, и Саэр смог оценить свои потери. Он был взбешен и удручен. Его особенно злило то, что ущерб нельзя восполнить, и то, что этот урон был нанесен каким-то мальчишкой. Но делать нечего, мертвые были отнесены в сторону, раненые перевязаны, а в лагере восстановлен порядок. Когда вся работа была уже почти выполнена, Саэра позвали со стены замка. Он тихо отдал распоряжение группе воинов, оказавшихся под рукой, и устремился вперед, в шлеме и доспехах, подняв щит для защиты от стрел, чтобы узнать, что хотят просить осажденные. Юный великан стоял на стене без шлема, его прямые черные волосы развевались под утренним бризом.
– Вы совершили ошибку, – спокойно сказал Адам, – и были наказаны за свою глупость. Теперь забирайте своих людей и уходите. Я отпускаю вас и даю слово, что не стану преследовать, если вы больше не потревожите моих людей.
Саэр задохнулся от подобной наглости. Даже с учетом потерь, его силы превосходили войско защитников Телси. Вероятность того, что он все еще способен захватить замок, оставалась весьма высокой.
– Не совершите другой ошибки, – предупредил Адам, – не воспринимайте меня как тщеславного мальчишку. Я жду подкрепления здесь через два дня.
Саэр громко рассмеялся:
– Вы, должно быть, действительно считаете меня дураком, если полагаете, что я проглочу подобное вранье. Если ваши люди идут сюда, зачем вы стали бы мне об этом говорить?
Адам пожал плечами.
– Я решил оправдать вас за недостаточностью улик. Случилось так, что у меня и без вас есть кому переломать кости. Вы пока еще не причинили мне особого вреда, так что я предлагаю вам уйти с миром. Если же вы не прислушаетесь к доброму совету, то убедитесь, что я никогда не лгу, – смешок заколыхал могучее тело. – Просто порой я бываю не столь откровенен, как сейчас…
В это мгновение случились одновременно тривещи. Саэр сделал короткое движение правой рукой, которого, как он надеялся, не могли увидеть со стены. Арбалетчики, сопровождавшие его, опустили щиты, за которыми прятали свое заряженное оружие, и выстрелили. Адам присел под прикрытие своего щита, который стоял перед ним. Несколько стрел вонзились в щит. Еще несколько пролетели чуть выше, где только что была широкая грудь Адама, и еще несколько – через ту точку, где была его голова. Стрелы еще звенели в воздухе, а Саэр и его воины уже пришпорили лошадей и бросились прочь, опасаясь ответного шквала. Однако вдогонку им не полетела ни одна стрела – только звук веселого раскатистого смеха и снисходительно-презрительный трубный глас:
– Я же предупреждал вас не совершать еще одной ошибки!
Этот смех гораздо больше задел Саэра, чем он мог себе признаться. В оставшееся время дня он нагрузил своих людей работой, понуждая их побыстрее заканчивать постройку штурмовых лестниц и тарана, и отправил несколько небольших отрядов на разведку местности к западу и к северу. Своим капитанам он сказал, что лжет этот петушок или говорит правду, знать невозможно, но только тщеславный дурак может полагаться на дешевое открытое предостережение. Однако, как ни странно, когда разведчики вернулись, докладывая, что никаких признаков перемещения войск нигде не видно, Саэр почувствовал себя еще более неуютно и отправил в дозор других.
В замке подготовка тоже шла полным ходом, хотя некоторая часть ее немало смутила бы Саэра, будь у него шпион, который доложил бы ему о происходящем там. Большинство мужчин и женщин были заняты обычными для военного времени делами. Проверялось и готовилось оружие, нагревались масло и песок, которые будут потом обрушены на головы штурмующих, готовились шесты, чтобы отталкивать от стен лестницы. Однако другие группы были заняты чем-то необычным. Весь день из глубоких колодцев доставали воду, пока не были наполнены каждая бочка, каждый горшок, котел, мех – все, что могло удерживать жидкость. Как только сосуды наполнялись, они тут же опустошались – неторопливо, аккуратно, так, чтобы каждая капля просочилась и не пропала напрасно. Водой обливали каждый горючий предмет, особенно футовой толщины брусы и засовы ворот, запиравших замок.
К вечеру люди Саэра закончили работу и собрались вокруг костров, чтобы получить заслуженный ужин. Они не разоружались и не теряли бдительности. Одного сюрприза им было достаточно, и, кроме того, в отчаянии бросаться в атаку на врага, занявшегося едой, было довольно распространенной тактикой. Они насторожились бы еще больше, если бы увидели, что за стеной, когда солнце опустилось за горизонт и ветер повернул с суши к морю, Адам и два десятка его воинов начали снаряжать шестифутовые луки.
Когда луки были готовы, каждый из воинов взял в одну руку горсть стрел, но не с железными наконечниками, а с просмоленными деревянными, в другую – глиняный горшок с красными угольками, и с этим добром все поднялись на стены. Бриз посвежел, потом увял и, наконец, начал ровно дуть в сторону моря. По сигналу Адама двадцать стрел были опущены в двадцать горшков, положены на луки и одновременно выпущены в сухую траву на склоне холма, где расположился лагерь Саэра. Часовые предостерегающе крикнули, разглядев черные стрелы на фоне неба, но мерцания огоньков на наконечниках не увидели, и дозорные лишь удовлетворенно посмеялись, оценив, с каким недолетом упали стрелы.
Они продолжали смеяться, когда последовали еще четыре или пять залпов с тем же успехом. Им казалось забавным пустое разбазаривание стрел. Смех внезапно прекратился, когда с земли начал подниматься дым и маленькие язычки огня побежали по некошеной сухой траве. Лошади принялись беспокойно бить копытами и ржать – огонь, подгоняемый ветром, быстро приближался к ним. Несколько человек бросились усмирять животных, а остальные – пытаться мокрыми одеялами сбить пламя. Из палатки с ревом и бранью выскочил Саэр.
В разгар суматохи со стороны замка послышались звуки труб. Люди, боровшиеся с огнем, бросились назад помочь седлать лошадей. Огонь сам по себе не представлял реальной опасности. Он был, очевидно, лишь средством посеять замешательство в лагере, чтобы затем предпринять вторую неожиданную атаку. Лошади, однако, относились к огню не столь пренебрежительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
На некоторое время жизнь вроде бы немного просветлела, омрачаемая лишь постоянной необходимостью избегать общения с Осбертом. Он уже смотрел на нее как на свою собственность и не видел причин, почему бы ему не воспользоваться ею в ожидании официального разрешения вступить и свои права. К счастью для Джиллиан, Саэр строго прикачал Осберту не брать девушку силой. Пусть он продолжает ухаживать за Джиллиан, и если ему удастся добиться ее согласия, это станет сильным доводом в его пользу. Существовала большая вероятность того, что граф де ла Марш захочет осведомиться у подопечной о согласии и заберет ее у Саэра, если она начнет жаловаться, и Саэр приказал отныне обращаться с ней с должной заботой. Графа, может, и не тронут чувства Джиллиан, но ее отказ от замужества с Осбертом послужит удобным предлогом отдать ее кому-нибудь, кого он выберет сам.
Таким образом, 1215 год прошел в относительном покое. Джиллиан больше не били и не нагружали самой тяжелой и грязной работой. Она училась вышивать и заниматься другими «дамскими» делами. Саэр, несомненно, считал ее полной дурой и полагал, что она скоро забудет о годах издевательств. Джиллиан же не забывала ничего и никогда, но и не давала ни малейшего повода думать, что в ее душе кипит ненависть.
В начале 1216 года внимание Саэра было отвлечено от Джиллиан новостями из Англии. Обычно его мало заботила политика, если она не касалась его напрямую, но сейчас открывались интересные перспективы. Английские бароны настолько разочаровались в своем короле, что отправили послов к королю Филиппу Французскому с просьбой, чтобы он послал своего сына принца Людовика низвергнуть Джона.
Саэра совершенно не интересовали государственные дела, но он знал, что, если Филипп решит отправить Людовика в Англию, он не предоставит своему сыну полагаться на одну лишь добрую волю мятежных английских баронов. Раз, нарушив клятву верности, они столь же легко могут нарушить ее и во второй раз, переметнувшись обратно к Джону. Следовательно, если Людовик направится в Англию, ему понадобится множество его вассалов из числа тех, кому он может полностью доверять. Когда замки будут захвачены и понадобятся люди, чтобы удерживать их, эти земли будут переданы именно французским вассалам Людовика.
Всю весну 1216 года Саэр пристально следил за новостями французского двора и взволнованно обсуждал со своим старшим сыном риск и возможные выгоды от участия в войне против английского короля. К огромной радости Джиллиан, в которую она даже боялась поверить, когда в конце мая Людовик отправился в Англию, Саэр и Осберт отбыли вместе с ним.
А в английском замке Роузлинд в это время готовились к самому худшему: ворота были заперты на все запоры, по стенам расхаживала удвоенная стража, денно и нощно следившая за морем и сушей, чтобы не пропустить приближение врагов со стороны Франции. Хозяйка замка леди Элинор проклинала короля Джона в выражениях, которые восхитили бы самого грубого из ее солдат, и не находила себе места от беспокойства о тех, кого любила. Ее муж, Иэн де Випон, был с королем Джоном, который засел в Винчестере. Дочь и зять находились в замке Хемел, расположенном слишком близко от мятежной лондонской крепости. Но хуже всего было то, что ее старший сын Адам – старший из сыновей, но все же еще слишком юный – охранял свои земли вокруг замка Кемп. Там было жарче всего, ведь большая часть Юго-Восточной Англии уже была захвачена принцем Людовиком.
Хорошо еще, что леди Элинор не знала всей правды, иначе у нее появилось бы гораздо больше оснований беспокоиться о жизни сына. В июле Гилберт де Невилль, лорд Тарринга, отрекся от короля Джона и присягнул принцу Людовику. Однако за измену он был наказан раньше и тяжелее, чем большинство других мятежников. Спустя месяц после нарушения клятвы он погиб на турнире, который устроили, чтобы развлечься, английские и французские бароны, расквартированные в Лондоне. Если кто-то из английских лордов и испытывал смутные подозрения, что это происшествие не было случайностью, их беспокойство было убаюкано искренним раскаянием Саэра де Серей, от чьей руки и пал Гилберт, а также тем, что хотели верить: Людовик не может быть причастен к убийству собственного сторонника.
Утешал их также и тот факт, что Людовик немедленно отправил людей на помощь сыну Гилберта де Невилля, когда от того пришла весть, что он атакован. С другой стороны, некоторую тревогу вызвало то, что во главе посланных на помощь воинов стоял все тот же Саэр, а через некоторое время пришло известие, что младший Гилберт тяжело ранен в бою и, похоже, вот-вот умрет. Однако к концу августа Саэр вернулся в Лондон и торжественно доложил, что он искупил свою вину перед отцом и спас жизнь сыну. Правда, добавил он, младший Невилль уже никогда не будет полноценным человеком. Тяжелое ранение в голову помутило его разум, кроме того, он потерял правую руку и частично левую ногу, но он жив.
Затем Саэр намекнул, что, поскольку младший Невилль не потерял половых способностей, его необходимо немедленно женить, чтобы у него появились наследники. Таким образом, земли останутся семье Невиллей, и смерть отца не приведет к угасанию рода. При этом замечании брови слушателей подозрительно приподнялись, но Саэр и не заикнулся ни об одной из своих дочерей, как многие ожидали. Вместо этого он предложил в качестве невесты свою воспитанницу Джиллиан де Шоне, девушку с большим состоянием и никак не связанную с ним кровными узами.
Послышались ропот и ворчание, поскольку многим казалось, что Саэр тем самым слишком крепко привяжет к себе земли Невилля, но эти вопросы вскоре затихли при известии, что король Джон снова зашевелился. Донесся слух, что он собирает людей и снаряжение и скоро будет в Лондоне. Никто не хотел брать на себя неблагодарную задачу защиты собственности Невилля, которая, как все знали, граничила с землями семейства, твердо поддерживавшего короля Джона. Несмотря на сердитые взгляды, мелькавшие то тут, то там, никаких других предложений по решению проблемы Невилля внесено не было. Брачный договор, очень четко констатирующий суть дела и оставлявший собственность Невилля за его детьми, если они родятся, или за его женой, если таковых не появится, был составлен, подписан и скреплен печатями с представителями церкви в качестве гарантов и свидетелей.
Добившись своей главной цели, Саэр вернулся в Тарринг, чтобы внимательно осмотреть свое новое владение. Здесь он обнаружил один незначительный недостаток. Порт в широкой дельте, примерно в двух милях к югу от замка находился под угрозой небольшой крепости, стоявшей на возвышенности, именуемой холмами Телси. Пока из Телси никаких нападений на гавань не было, но этот замок принадлежал человеку, противостоявшему Людовику. Саэр отправил Осберта привезти Джиллиан в Англию и решил в ожидании прибытия невесты добавить к ее владениям еще небольшой кусочек. Он вскрыл сундуки с казной Тарринга и с этими деньгами обратился к услугам наемников, которых вокруг было полно. С их помощью он и осадил замок Телси.
Саэра удивило и поначалу даже позабавило то героическое сопротивление, которое ему было оказано. Такой маленький замок не мог продержаться больше недели или двух без помощи со стороны, да и какой помощи они могли ждать? Саэр уже знал, что сюзереном кастеляна1 Телси был Адам Лемань, восемнадцатилетний мальчик, который заперся, видимо, дрожа за свою жизнь, в главной крепости своих земель – в Кемпе. Саэр знал также, что отчим мальчика, лорд Иэн де Випон, и его зять, Джеффри Фиц-Вильям, имели репутацию доблестных воинов и боевых командиров. Но отчим находился с королем Джоном, а зять защищал собственные земли к северу от Лондона. К тому времени, когда кто-нибудь из них придет на помощь, Телси будет стерт с лица земли. Нисколько не смущенный тем, что его первое предложение сдаться было категорически отвергнуто, а первая атака отбита, Саэр разместил людей на ночь, решив взять замок штурмом на следующий день.
Вышло, однако, иначе. За час до зари, когда ночь была особенно темна, а часовые в лагере Саэра подремывали, уверенные, что никакая ночная атака из замка уже невозможна, на осаждающих налетел вихрь. В центре его находился гигант с трубным голосом.
– Лемань! – ревела труба. – Лемань!
Это имя, подумал Саэр, когда у него впоследствии появилось время подумать, очень подходило его владельцу. Могучим был его голос, могучей была фигура . Каждый раз, когда этот желторотый мальчишка, как поначалу казалось Саэру, поднимал свой меч, по его лезвию стекали ручьи крови, и каждый раз, когда меч опускался, человек, на которого он обрушивался, умирал или становился калекой с одного удара. Однако Саэр и его люди тоже не были новичками. В течение нескольких минут все уже были вооружены и выстроены в оборонительные порядки. Потери, уносимые ураганом, начали уменьшаться.
Когда замешательство в стане Саэра прошло, к ним вернулась уверенность в себе. Скоро стало ясно, что они по-прежнему сильнее. Понемногу Адама и его людей оттеснили назад, к стенам Телси. Саэр на мгновение почувствовал вкус победы, когда ему почудилось, что кастелян не намерен открывать ворота замка перед своим господином. В последнюю минуту, однако, ворота распахнулись, но, к ярости Саэра, не для того, чтобы пропустить внутрь защитников и, возможно, также их преследователей, а чтобы выпустить на подмогу гарнизон замка, который со свежими силами обрушился на войско Саэра. Вторая атака оказалась столь мощной, что Саэр отступил, чтобы перестроить воинов и мнимым отходом заманить врагов в ловушку. Но мышеловка не сработала: Адам и его кастелян, Роберт де Реми, созвали своих людей и вернулись в замок.
К тому времени небо уже порозовело в лучах восходящего солнца, и Саэр смог оценить свои потери. Он был взбешен и удручен. Его особенно злило то, что ущерб нельзя восполнить, и то, что этот урон был нанесен каким-то мальчишкой. Но делать нечего, мертвые были отнесены в сторону, раненые перевязаны, а в лагере восстановлен порядок. Когда вся работа была уже почти выполнена, Саэра позвали со стены замка. Он тихо отдал распоряжение группе воинов, оказавшихся под рукой, и устремился вперед, в шлеме и доспехах, подняв щит для защиты от стрел, чтобы узнать, что хотят просить осажденные. Юный великан стоял на стене без шлема, его прямые черные волосы развевались под утренним бризом.
– Вы совершили ошибку, – спокойно сказал Адам, – и были наказаны за свою глупость. Теперь забирайте своих людей и уходите. Я отпускаю вас и даю слово, что не стану преследовать, если вы больше не потревожите моих людей.
Саэр задохнулся от подобной наглости. Даже с учетом потерь, его силы превосходили войско защитников Телси. Вероятность того, что он все еще способен захватить замок, оставалась весьма высокой.
– Не совершите другой ошибки, – предупредил Адам, – не воспринимайте меня как тщеславного мальчишку. Я жду подкрепления здесь через два дня.
Саэр громко рассмеялся:
– Вы, должно быть, действительно считаете меня дураком, если полагаете, что я проглочу подобное вранье. Если ваши люди идут сюда, зачем вы стали бы мне об этом говорить?
Адам пожал плечами.
– Я решил оправдать вас за недостаточностью улик. Случилось так, что у меня и без вас есть кому переломать кости. Вы пока еще не причинили мне особого вреда, так что я предлагаю вам уйти с миром. Если же вы не прислушаетесь к доброму совету, то убедитесь, что я никогда не лгу, – смешок заколыхал могучее тело. – Просто порой я бываю не столь откровенен, как сейчас…
В это мгновение случились одновременно тривещи. Саэр сделал короткое движение правой рукой, которого, как он надеялся, не могли увидеть со стены. Арбалетчики, сопровождавшие его, опустили щиты, за которыми прятали свое заряженное оружие, и выстрелили. Адам присел под прикрытие своего щита, который стоял перед ним. Несколько стрел вонзились в щит. Еще несколько пролетели чуть выше, где только что была широкая грудь Адама, и еще несколько – через ту точку, где была его голова. Стрелы еще звенели в воздухе, а Саэр и его воины уже пришпорили лошадей и бросились прочь, опасаясь ответного шквала. Однако вдогонку им не полетела ни одна стрела – только звук веселого раскатистого смеха и снисходительно-презрительный трубный глас:
– Я же предупреждал вас не совершать еще одной ошибки!
Этот смех гораздо больше задел Саэра, чем он мог себе признаться. В оставшееся время дня он нагрузил своих людей работой, понуждая их побыстрее заканчивать постройку штурмовых лестниц и тарана, и отправил несколько небольших отрядов на разведку местности к западу и к северу. Своим капитанам он сказал, что лжет этот петушок или говорит правду, знать невозможно, но только тщеславный дурак может полагаться на дешевое открытое предостережение. Однако, как ни странно, когда разведчики вернулись, докладывая, что никаких признаков перемещения войск нигде не видно, Саэр почувствовал себя еще более неуютно и отправил в дозор других.
В замке подготовка тоже шла полным ходом, хотя некоторая часть ее немало смутила бы Саэра, будь у него шпион, который доложил бы ему о происходящем там. Большинство мужчин и женщин были заняты обычными для военного времени делами. Проверялось и готовилось оружие, нагревались масло и песок, которые будут потом обрушены на головы штурмующих, готовились шесты, чтобы отталкивать от стен лестницы. Однако другие группы были заняты чем-то необычным. Весь день из глубоких колодцев доставали воду, пока не были наполнены каждая бочка, каждый горшок, котел, мех – все, что могло удерживать жидкость. Как только сосуды наполнялись, они тут же опустошались – неторопливо, аккуратно, так, чтобы каждая капля просочилась и не пропала напрасно. Водой обливали каждый горючий предмет, особенно футовой толщины брусы и засовы ворот, запиравших замок.
К вечеру люди Саэра закончили работу и собрались вокруг костров, чтобы получить заслуженный ужин. Они не разоружались и не теряли бдительности. Одного сюрприза им было достаточно, и, кроме того, в отчаянии бросаться в атаку на врага, занявшегося едой, было довольно распространенной тактикой. Они насторожились бы еще больше, если бы увидели, что за стеной, когда солнце опустилось за горизонт и ветер повернул с суши к морю, Адам и два десятка его воинов начали снаряжать шестифутовые луки.
Когда луки были готовы, каждый из воинов взял в одну руку горсть стрел, но не с железными наконечниками, а с просмоленными деревянными, в другую – глиняный горшок с красными угольками, и с этим добром все поднялись на стены. Бриз посвежел, потом увял и, наконец, начал ровно дуть в сторону моря. По сигналу Адама двадцать стрел были опущены в двадцать горшков, положены на луки и одновременно выпущены в сухую траву на склоне холма, где расположился лагерь Саэра. Часовые предостерегающе крикнули, разглядев черные стрелы на фоне неба, но мерцания огоньков на наконечниках не увидели, и дозорные лишь удовлетворенно посмеялись, оценив, с каким недолетом упали стрелы.
Они продолжали смеяться, когда последовали еще четыре или пять залпов с тем же успехом. Им казалось забавным пустое разбазаривание стрел. Смех внезапно прекратился, когда с земли начал подниматься дым и маленькие язычки огня побежали по некошеной сухой траве. Лошади принялись беспокойно бить копытами и ржать – огонь, подгоняемый ветром, быстро приближался к ним. Несколько человек бросились усмирять животных, а остальные – пытаться мокрыми одеялами сбить пламя. Из палатки с ревом и бранью выскочил Саэр.
В разгар суматохи со стороны замка послышались звуки труб. Люди, боровшиеся с огнем, бросились назад помочь седлать лошадей. Огонь сам по себе не представлял реальной опасности. Он был, очевидно, лишь средством посеять замешательство в лагере, чтобы затем предпринять вторую неожиданную атаку. Лошади, однако, относились к огню не столь пренебрежительно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51