Я ненавижу Норриса. Он форменный кретин – наверное, я уже не раз говорил вам об этом, – но у меня сейчас нет денег, и я в них крайне нуждаюсь. А когда тебе не на что даже поразвлечься в уик-энд, то об эмоциях можно и забыть.
Бизнес есть бизнес. Норрис – кретин, идиот, но ведь всем людям приходится работать с теми, кого они не могут выносить. Я решаю махнуть на свою ненависть рукой.
Но прежде говорю Норрису купить мне еще пару пинт пива.
– Только не поскользнись, – предупреждает Норрис, открывая мне заднюю дверь. – Я, когда забирался сюда, уронил на пол сковородку с каким-то маслом.
Я вхожу, осторожно делаю несколько шагов по покрытому слоем жира кафелю, оборачиваюсь, вижу, что Норрис идет точно так же, и едва удерживаюсь, чтобы не рассмеяться. Мы оба выглядим глупо, как герои фильма, просматриваемого в режиме замедленного воспроизведения, или как два типа, наложивших себе в штаны.
Мы выходим из кухни и направляемся в гостиную. Норрис тщательно вытирает ноги о ковер и говорит, что не хочет пачкать жиром мой фургон. Очень внимательно с его стороны.
В доме царит хаос: тарелки, чашки, газеты – все перемешано, как на свалке.
– Ну и кавардак, черт побери! – говорю я.
– Ты находишь? – Норрис осматривается по сторонам. – Гм... Пожалуй, ты прав. Но давай приступим к делу.
Мы берем обычный набор вещей – телек, видак и так далее, а еще огромную коллекцию компакт-дисков и видеокассет. Диски и кассеты я люблю воровать, потому что запросто сбываю их потом на рынках, где торгую прямо из машины. На такие рынки я езжу по крайней мере раз в пару месяцев, обычно в какое-нибудь из соседних графств, продаю там разную мелочь. Даже если устанавливаешь на диск, или кассету, или компьютерную игру смешную цену, общая сумма все равно выходит приличная, ведь при таком раскладе ты действуешь без посредников.
После того как Электрика посадили, у меня начали возникать проблемы с продажей награбленного. Кстати, и это тоже стало одной из причин моего нынешнего безделья.
С Электриком все происходило настолько просто! Я воровал, он был моим постоянным покупателем. Хоть старый черт и вечно обдуривал нас, но – надо отдать ему должное – покупал всегда все, что мы ему привозили. Я настолько привык к нашему с ним сотрудничеству, что обленился и даже не думал о поиске новой точки сбыта. Почему? Да потому что в этом не было особой необходимости. Мне всегда казалось, что если полиция до кого и доберется, то скорее до меня, только не до Электрика.
Вот почему сейчас я особенно радуюсь существованию рынков. Приезжаешь туда, говоришь, что переселяешься на новое место жительства и хочешь отделаться от всего ненужного, и продаешь кучу наворованных вещей. Чувствую, что, если в скором времени мне не удастся найти нового Электрика, без таких рынков я буду не в состоянии жить.
Я беру на кухне два чистых пакета для мусора и начинаю наполнять их разными мелочами, а Норрис поднимается наверх.
– Эй, Бекс! Иди сюда! На минутку! – кричит он спустя некоторое время.
Я ставлю пакеты в холле у парадного и поднимаюсь на второй этаж. Норрис показывает мне фотоаппарат, он нашел его в спальне.
– Сфотографируй-ка меня. – Норрис поворачивается ко мне спиной. Из его задницы торчат три зубные щетки. – Об этой шутке я узнал от одного приятеля. Мы положим фотоаппарат на прежнее место, хозяин проявит пленку, напечатает фотографии и увидит, какой щеточкой все эти дни чистил зубы. Давай же, сфотографируй мою задницу. Вот смехота!
Я выполняю его просьбу, но мне совсем не весело. Подобные выходки ничуть меня не забавляют.
– Может, еще спустишь в его «Хед энд Шолдерс»? – справляюсь я.
– Да брось ты. Нам уже пора сваливать. Но прежде я загляну еще в пару комнат.
Норрис возвращает щетки на место – в стаканчик на полке в ванной – и довольно потирает руки.
– Взгляни-ка на это! – кричит он через некоторое время из детской спальни.
Я прихожу в детскую и застаю его за отсоединением компьютерных проводов от сети. Компьютер приличный, по крайней мере на вид, рядом с ним куча дисков с играми. Я приближаюсь к столу и рассовываю диски по карманам.
– Ого! Ты только посмотри!
Норрис подскакивает к подоконнику и хватает здорового розового поросенка-копилку.
– Эй, не будь скотом! Верни свинью на место. Оставь ребенку хотя бы его карманные деньги.
– О! Да здесь и купюры есть, – говорит Норрис, тряся копилку.
– Дай-ка сюда. – Я подхожу к нему, забираю поросенка, разбиваю его о спинку кровати и рассматриваю деньги. – Двадцать фунтов, две бумажки по червонцу.
Норрис несет вниз компьютер, а я иду осмотреть спальню хозяев. Здесь тоже все разбросано – газеты, одежда и все прочее. Я проверяю, что в шкафах, но не нахожу ничего такого, что имеет смысл воровать. Ко мне присоединяется Норрис.
– Чуть не забыл. – Он достает из кармана фотоаппарат и кладет его на полку стенки. – Ну что? Пойдем?
– Пойдем.
Мы уже направляемся к двери, когда Норрис вдруг резко останавливается, светит фонариком на туалетный столик и что-то берет.
– Кольцо, по-моему, обручальное. Золотое.
– Положи на место, – говорю я. – Оставь его.
– Это еще почему?
– Кольцо ведь обручальное! Я никогда не беру ничего подобного. Слишком это по-скотски.
– Что?
– Я никогда не краду обручальные кольца, таково одно из моих правил. А поскольку правил у меня не очень много, то тех, которые есть, я придерживаюсь неукоснительно. Обручальное кольцо – это такая вещь, которую не воруют и не закладывают. Оно для людей многое значит. Они дорожат обручальными кольцами как хрен знает чем! Оно из золота, золото можно с легкостью продать, я согласен, но для хозяина эта штуковина бесценна, пойми ты. Видак и телек запросто заменяются новыми, а кольцо ничем не заменишь. Не знаю, откуда мне все это известно, наверное, от мамаши. Она потеряла свое обручальное кольцо, когда я был еще ребенком, и, естественно, так и не нашла. Страдала по этому поводу жутко.
– Но ведь это золото, старик! Золото, черт возьми!
– Положи кольцо на место.
– Да пошел ты!
– Послушай, а...
Мои мысли вдруг начинают работать в бешеном темпе. Я подхожу к шкафу и еще раз исследую содержимое. В шкафу куча женских платьев. Я осматриваю царящий здесь беспорядок и вспоминаю о разгроме внизу. Мой взгляд падает на портрет женщины на туалетном столике – единственном участочке в доме, где каждая вещица лежит на своем месте. Именно рядом с портретом Норрис нашел кольцо.
«Почему она оставила кольцо дома?» – думаю я. И вдруг обо всем догадываюсь.
– А тебе известно, что за люди здесь живут?
– Не-а. Я о них практически ничего не знаю.
– А хозяйка? Где она?
– Что? О чем ты?
– Эта женщина умерла, верно? – говорю я. – Умерла, так ведь?
– Так. И что с того? Норрис пожимает плечами.
– А где ее семья?
– Насколько я знаю, поехала к родственникам.
Все это настолько отвратительно, что мне с трудом верится, что я не сплю.
– Какая же ты скотина! Чертов ублюдок!
– Да что с тобой происходит? – не выдерживает Норрис, когда я выхватываю кольцо из его руки.
– Пошли отсюда.
– Ладно. Приступим к погрузке.
– Никакой погрузки. Оставим здесь все, – говорю я, направляясь к двери.
– Что? Что ты имеешь в виду?
– Пойдем отсюда. Обчищать этот дом мы не будем.
– Да катись ты к черту со своими теориями! Мы набрали в этой хате столько отличных вещей!
– У парня только что умерла жена. Его дети потеряли мать. Не будем усугублять их страдания.
– Скажите, пожалуйста! Я страшно им сочувствую, черт возьми, но тоже хочу кушать! Если ты отказываешься брать все то, что мы приготовили, вали на все четыре стороны. Я же доведу это дело до конца.
– Скотина!
– Пусть даже так.
У меня появляется идея.
– Хорошо, забирай отсюда все, что хочешь. Но на мой фургон не рассчитывай.
– Да прекрати ты, Бекс, что с тобой сегодня?
Норрис говорит, что я веду себя глупо, что дело уже почти сделано, что на фоне маминой смерти эти бедолаги даже и не заметят, что их еще и ограбили, но я непреклонен.
– Что ж, тогда я пойду за своей машиной, приеду сюда чуть позже и все равно заберу то, что хочу забрать.
– Предупреждаю тебя, черт возьми...
Норрис ничуть не ниже и не худее меня, и ввязываться с ним в драку мне не хочется настолько же сильно, насколько я ненавижу его.
– И о чем же ты намереваешься меня предупредить? Собрался вызвать копов?
– Ублюдок, – говорю я.
Я выхожу через парадную дверь и направляюсь к фургону, который мы оставили за домом. Норрис все еще внутри, шарит по комнатам, и его ничуть не трогает тот факт, что женщину, совсем еще недавно в них жившую, только-только закопали в землю. Если бы она лежала в гостиной в гробу, он, наверное, и в рот ей заглянул бы, чтобы проверить, нет ли золотишка и там.
Я не могу с таким мириться. Даже по моим меркам поведение этого недоделка чудовищно.
Я подъезжаю к дому спереди, не глуша мотор, вылезаю из фургона, беру камень из декоративной каменной горки в саду и швыряю его в окно гостиной.
В тот момент, когда я запрыгиваю обратно в машину, на нескольких окнах в соседних домах отдергиваются шторы.
Я мчусь домой на сумасшедшей скорости. В моих карманах нет ничего, кроме единственной вещи – обручального кольца. Я забрал его с собой, чтобы быть уверенным, что оно не попадет в лапы Норриса. Я не намереваюсь оставлять его себе или продавать. Завтра рано утром я вернусь к дому этих людей и положу кольцо в их почтовый ящик.
А раз уж я решился на подобное, то вместе с кольцом положу и извинительную записку.

24
Простите

Этот случай напомнил мне об одной заметке, которую пару лет назад я прочитал в какой-то газете. Подробностей описанного я, естественно, уже не помню, так что расскажу вам эту историю в двух словах.
В шестидесятые годы в Лондоне или по крайней мере в Ист-Энде заправляли – вы наверняка об этом знаете – Ронни и Регги Крэй. Они избивали людей, отбирали у них деньги, в общем, творили полный беспредел.
Само собой разумеется, все их любили. В особенности богачи и разные знаменитости.
В их клубы приходили и здоровались с ними за руку поп-музыканты, кинозвезды, Барбара Виндзор и куча других известностей. Их фотографировал сам Дэвид Бейли, а их портрет писать какой-то старый болван, пользующийся огромной популярностью в те годы, – не помню имени. Ронни и Регги считались героями, богами, их обожали, ими восхищались.
Как-то раз эти ребята зверски замочили двух каких-то парней и были приговорены к пожизненному заключению. В тюрьме они провели лет тридцать, но сердцами своих обожателей продолжали владеть и там.
Все это предыстория, главное начинается только сейчас.
Несколько лет назад одну галерею ограбили, вынесли из нее половину хранившихся в ней картин. Одна из этих картин была портретом Ронни и Регги, написанным тем стариком.
Ронни и Регги узнали о случившемся и выразили по этому поводу свое крайнее недовольство.
И вот что я нахожу самым занимательным во всей этой истории – в течение буквально пары дней картину прислали им по почте с запиской, в которой приносились извинения и выражалось сожаление о произошедшем недоразумении.
Прислали двум стареющим гангстерам, просидевшим за решеткой более тридцати лет! Вот что значит уважение. Потрясающе, правда?
Кстати, так, для сведения, я к ограблению той галереи не имею никакого отношения.

25
Простите II

Расскажу вам об одном случае, когда я должен был попросить прощения, но так и не сделал этого.
Я страстный болельщик «Арсенала». В какой момент им стал, даже не помню. Еще мальчишкой, когда другие ребята рассказывали друг другу, что непременно станут пожарными, машинистами поезда и тому подобным, я мечтал только об одном: как выйду однажды на поле в знаменитом красно-белом костюме.
Я и по сей день, хоть больше и не ношу пижам и ни с кем не обмениваюсь наклейками, остаюсь фанатом этих ребят. А пару лет назад в одной из своих любимых пивнушек увидел одного из них, можете себе представить?
Я подхожу к нему, сажусь за его столик и начинаю говорить, что с раннего детства считаю их всех своими кумирами и все такое. В такие моменты меня переполняют самые приятные ощущения – я вспоминаю о том, как радовался забитым именно этим парнем голам, как впервые ездил в Хайбери, сколько мне было лет, когда я уже знал наизусть имена всех бывших и настоящих игроков «Арсенала» (я и до сих пор помню многие из них).
Ему нравится со мной общаться. Он сам мне об этом говорит.
– С тобой интересно поболтать.
Я трепался с ним и его женой полночи и был безумно этому рад. Потом взял у него автограф, мы обменялись рукопожатиями, и я спокойно удалился – вместе с сумкой этой дамочки.
Я взял ее себе на память в качестве сувенира, ну, вы понимаете.
Оказывается, этот чудак (его имени я называть не буду, почему – вам скоро станет ясно) совсем недавно купил в самой роскошной части нашего города огромный дом. А у меня – спасибо сумочке его жены – появился его адрес.
Я направляюсь к их дому дня два спустя и прощупываю почву – так, чисто из любопытства, – и возвращаюсь домой с ковриком для вытирания ног и сеткой для бутылок с молоком. Я вовсе не собирался их красть, но не смог с собой совладать.
Вы только задумайтесь: в эту сетку ставили когда-то молочные бутылки, которые опустошал сам великий футболист. А на коврике – сейчас он с гордостью красуется перед моим парадным – до сих пор сохраняются следы его знаменитых ног.
Класс!
Через три недели с небольшим ко мне перекочевывают и тяпка из его сада, и тележка, и каменная цапля, и столик. Я бесконечно ему благодарен.
Но всех этих вещей мне недостаточно. Я хочу заполучить какой-нибудь достойный сувенир, нечто такое, чем можно дорожить по-настоящему. В общем, в один прекрасный день, вернее, поздний вечер я беру отвертку, сажусь в фургон, заезжаю за Олли, и мы направляемся осуществлять мою мечту.
Для столь шикарного дома забраться в него нам удалось невероятно просто. Сначала мы проникли в гараж, дверь в котором едва держалась на петлях, потом – в сам дом через внутреннюю дверь, оказавшуюся незапертой. Я никак не ожидал подобной небрежности от игрока столь сильной команды. Увидев аккуратно сложенные у холодильника садовые инструменты – очевидно, он решил больше не оставлять их на улице, – я отметил, что перед уходом будет не лишним захватить с собой приспособление для подстрижки кустов.
– Вот это вещь, это я понимаю. Иметь в качестве сувенира что-нибудь такое – совсем другое дело, – говорю я, доставая из сушки для посуды кружку. – Наверняка это его кружка. Посмотри-ка.
– Кружка как кружка, – говорит Олли, абсолютно меня не понимая.
Он никогда не был футбольным болельщиком. Несколько матчей в своей жизни, может, и посмотрел, но больше от нечего делать. Не знаю, как вы, а лично я всегда считал, что в парнях, не увлекающихся футболом, есть что-то... странное.
Я ничего не имею против Олли, только не поймите меня неправильно. Но по личному опыту знаю, что те типы, которые равнодушны к футболу, почти всегда относятся к какой-нибудь из трех групп – трейнспоттерам Трейнспоттер – 1) человек, хобби которого – отслеживать поезда и записывать номера локомотивов; 2) человек, отличающийся неплохими умственными способностями, однако всецело поглощенный каким-либо занудным хобби, как, например, собирание марок, трейнспоттинг и т. п. – Примеч. пер.

, мальчикам-ботаникам или геям. Страстью к отслеживанию поездов и записыванию номеров локомотивов Олли, по-моему, не страдает. Уровень интеллектуального развития у него примерно такой, как у меня. Вот я постоянно втайне и переживаю за него – ничего не могу с собой поделать.
– Но ведь это не какая-нибудь кружка, а его кружка, – говорю я, но Олли по-прежнему меня не понимает.
– Значит, возьми ее себе.
– Конечно, возьму, черт побери! А в придачу еще и тарелку с ножом и вилкой, буду пользоваться ими во время ужина.
– Пожалуйста, – отвечает Олли. – А я прихвачу микроволновку. Его микроволновку.
– Постой, постой, – говорю я. – Мы не будем обчищать этот дом.
– Почему?
– Почему? Да потому что, потому что... Здесь живет он!
– Но мы уже обчищаем его дом, нравится тебе это или нет. И нет большой разницы в том, что именно ты или я здесь стащим, – коробку с печеньем или телевизор, видак и стереосистему.
Я задумываюсь над словами Олли и понимаю, что они не лишены смысла. Я знал, на что иду, когда выезжал сегодня из дома, хоть и тешил себя глупой мыслью, будто завариваю всю эту кашу ради ничтожной кружки.
– Ладно, – говорю я с неохотой. – Только давай все сделаем крайне аккуратно, я ведь смотрю на этого парня как на героя, понимаешь?
– Да, да, да, – отвечает Олли, направляясь прямиком в спальню.
Я достаю два чистых пакета для мусора и наполняю их чашками, тарелками, ножами, фотографиями с подписями, видеокассетами и так далее.
Ни одного другого дома за всю свою грабительскую бытность я не обрабатывал настолько тщательно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24