Вот дантист Осмундо в халате выходит из дому, чтобы искупаться в море пораньше: он не хочет шокировать население. На площади Сан-Себастьян ни души, в баре "Везувий" двери закрыты. Ночью ветер повалил рекламный щит у кинотеатра. Мундиньо рассматривал каждую деталь внимательно, почти с волнением. Ему и в самом деле все больше нравился этот край, он не жалел о безумном порыве, которому отдался несколько лет назад, как отдается на волю волн потерпевший кораблекрушение, желая достичь берега любой земли.
К тому же это была далеко не "любая" земля. Здесь производили какао. А где можно лучше поместить деньги и приумножать их? Достаточно иметь голову на плечах, трудолюбие, благоразумие и смелость. Все это у него было, но было и еще кое-что: женщина, которую нужно забыть, страсть, которую невозможно вырвать из сердца и из головы.
В этот его приезд в Рио мать и братья единодушно признали, что он сильно изменился, стал иным, чем прежде.
Старший брат Лоуривал с обычным для него пренебрежительным видом пресыщенного человека вынужден был признать:
– Паренек несомненно возмужал.
Эмилио улыбнулся, посасывая сигару.
– И зарабатывает неплохо. Мы не должны были разрешать тебе уехать, обратился он к Мундиньо. - Но кто мог подумать, что в нашем юном вертопрахе забьется деловая жилка?! Здесь ты никогда ничем, кроме попоек, не увлекался. Поэтому, когда ты уехал, забрав свои деньги, мы сошлись на том, что это очередное безумие, только на этот раз оно вышло за рамки твоих обычных проделок. Мы решили дождаться твоего возвращения и тогда попытаться наставить тебя на путь истинный.
Мать сказала почти с раздражением:
– Он уже не мальчик. Но на кого она, собственно, сердится? На Эмилио за его слова или на Мундиньо, который больше не является к ней просить денег после того, как промотает солидное месячное содержание?
Мундиньо дал им выговориться. Ему нравился этот диалог. Когда им больше нечего было сказать, он объявил:
– Теперь я думаю заняться политикой. Буду добиваться, чтобы меня выбрали на какой-нибудь пост. Быть может, стану депутатом. Мало-помалу я приобретаю вес в тамошних кругах. Что ты скажешь, Эмилио, если увидишь, как я поднимаюсь на трибуну палаты, чтобы ответить на одну из твоих угодливых речей, в которых ты расхваливаешь правительство? Я хочу выступить от оппозиции...
В большой мрачной гостиной их фамильной резиденции, обставленной строгой мебелью, собрались за беседой седая, пышноволосая мать, надменная, как королева, и все три брата. Лоуривал, выписывавший себе костюмы из Лондона, никогда не согласился бы стать депутатом или сенатором. Он отказался даже от министерского поста, когда ему этот пост предложили.
Быть губернатором штата Сан-Пауло - это еще куда ни шло... Может, Лоуривал и согласился бы - в том случае, если бы был избран всеми политическими партиями. Эмилио же являлся федеральным депутатом, его избирали и переизбирали вновь без всяких осложнений. Будучи гораздо старше Мундиньо, оба брата встревожились, услышав, что он самостоятельно ведет дела, экспортирует какао, получает завидные прибыли, с увлечением рассказывает об этом варварском крае, куда он уехал по причине, которую никто никогда не узнает, и заявляет, что вскоре станет депутатом.
– Мы можем тебе помочь, - отеческим тоном сказал Лоуривал.
– Мы сделаем так, чтобы твое имя было занесено в правительственный список одним из первых, тогда ты будешь избран обязательно, - добавил Эмилио.
– Я приехал сюда не просить, а только рассказать.
– Заносчив ты, однако, - пренебрежительно проворчал Лоуривал.
– Если будешь действовать в одиночку, тебя не выберут, - предупредил Эмилио.
– Ничего, пройду от оппозиции. Управлять я хочу только там, в Ильеусе. Сюда же я приехал не затем, чтобы просить у вас помощи. Весьма вам признателен!
Мать повысила голос:
– Ты можешь делать что тебе угодно, никто тебе не запрещает. Но почему ты восстаешь против братьев? Почему ты отстраняешься от нас? Они же хотят тебе только добра, они тебе братья.
– Я уже не мальчик, вы сами это сказали.
Потом он рассказал им об Ильеусе, о битвах прошлого, о бандитах, о землях, завоеванных силой оружия, о нынешнем прогрессе, о проблемах, стоящих перед городом.
– Я хочу, чтобы меня уважали, чтобы меня послали в палату выступать от ильеусцев. Какая мне польза, если вы вставите мое имя в какой-то избирательный список? Чтобы представлять фирму, достаточно Эмилио, а я теперь житель Ильеуса.
– Политика в масштабах местечка со стрельбой и оркестром, - усмехнулся Эмилио не то иронически, не то снисходительно.
– Зачем рисковать, если в этом нет необходимости? - спросила мать, пытаясь скрыть тревогу.
– Чтобы не быть лишь братом своих братьев. Чтобы самому стать кем-то.
Он поставил на ноги весь Рио-де-Жанейро. Ходил по министерствам, запросто беседовал с министрами, являлся к ним в кабинеты, встречал их в отчем доме, где они обедали за столом, во главе которого сидела его мать, либо в доме Лоуривала в Сан-Пауло, где они улыбались его жене Мадлен. Когда министр просвещения, который несколько лет назад был его соперником в борьбе за расположение одной прелестной голландки, сказал ему, что уже пообещал губернатору штата Баия предоставить в начале года колледжу доктора Эноха права государственного учебного заведения, Мундиньо рассмеялся:
– Дружище, не забывай, что ты многим обязан Ильеусу. Если бы я не уехал туда, тебе никогда бы не спать с Бертой, с твоей порочной голландочкой. Я хочу, чтобы официальный статут был дан колледжу немедленно. И не ссылайся на закон. Губернатору ты можешь вкручивать мозги, мне - нет... Для меня ты обязан сделать даже и то, что незаконно, то, что трудно и невозможно...
В министерстве путей сообщения и общественных работ он потребовал, чтобы прислали инженера.
Министр рассказал ему все о мели Ильеуса и порте Баии, объяснил, почему проявляют заинтересованность в этом вопросе люди, связанные с зятем губернатора.
– Это невозможно. Разумеется, твое требование, мой дорогой, справедливо, но невыполнимо. Это совершенно невозможно, губернатор взвоет от бешенства.
– Это он тебя назначил?
– Нет, конечно.
– Он может тебя свалить?.
– Думаю, что нет...
– Так в чем же дело?
– Ты не понимаешь?
– Нет. Губернатор - старик, его зять - вор, оба ничего не стоят. Вместе с правительством погибнет и их клан. Ты что же, пойдешь против меня, против самого богатого и могущественного штата? Чепуха! Я - это будущее, губернатор - прошлое. Кроме того, я обращаюсь к тебе только потому, что я твой друг. Я могу пойти выше, ты это хорошо знаешь. Если я поговорю с Лоуривалом и Эмилио, ты получишь распоряжение о посылке инженера от самого президента республики. Не так ли?
Ему нравилось шантажировать губернатора именами братьев, к которым он на самом деле не обратился бы с просьбой ни при каких обстоятельствах. Вечером он поужинал с министром, играла музыка, были женщины, шампанское и цветы. Договорились, что в следующем месяце инженер прибудет в Ильеус.
Три недели пробыл Мундиньо в Рио; он ненадолго вернулся к прежней жизни: праздники, вечеринки, девушки из высшего общества, артистки мюзик-холла.
Он удивлялся, почему все это, заполнявшее его жизнь в течение многих лет, теперь так мало его интересует и так быстро утомляет. Ему, в сущности, не хватало Ильеуса, не хватало шумной конторы, интриг, сплетен, кое-кого из тамошних людей. Никогда не думал он, что так привыкнет к этому городу, что он так захватит его.
Мать знакомила его с богатыми девушками, влиятельными семьями, искала для него невесту, которая отвлекла бы его от Ильеуса. Лоуривал хотел отвезти брата в Сан-Пауло - ведь Мундиньо еще числился его компаньоном по кофейным плантациям, и ему следовало бы побыть там. Он не поехал: только-только зарубцевалась рана в его сердце, только-только исчез из его снов образ Мадлен, он не станет снова встречаться с ней, страдать от ее пристального взгляда. Чудовищной была эта страсть, в которой они никогда не признавались, но которой были охвачены оба, в любую минуту выдержка могла им изменить, и тогда они бросились бы в объятия друг друга. Ильеусу он был обязан исцелением, ради Ильеуса он теперь и жил.
Лоуривал, высокомерный и пресыщенный, всячески старающийся показать свое превосходство, самодовольный сноб, бездетный вдовец, похоронивший жену-миллионершу, внезапно - во время одного из своих обычных путешествий в Европу - женился вторично, на француженке, манекенщице из дома моделей.
Между супругами была большая разница в возрасте, и Мадлен не очень скрывала причины, побудившие ее выйти замуж за Лоуривала. Мундиньо чувствовал, что если он не уедет навсегда, то ничто - ни моральные соображения, ни скандал, ни угрызения совести - не помешает им принадлежать друг другу. Они неотступно преследовали друг друга взглядами, руки их вздрагивали при соприкосновении, голоса срывались. Высокомерный и холодный Лоуривал никак не мог представить, что младший брат, этот сумасшедший Мундиньо, бросил все ради него, ради своего брата.
Ильеус излечил Мундиньо, а поскольку он вылечился, то, пожалуй, мог бы теперь спокойно смотреть на Мадлен, ведь никаких чувств к ней у него уже не осталось.
Он оглядел в бинокль Ильеус, увидел араба Насиба, стоявшего в окне своего дома. Улыбнулся, так как хозяин бара напомнил ему о капитане, с которым он обычно играл в шашки и в триктрак. Капитан будет ему очень полезен. Он стал лучшим другом Мундиньо, уже делает туманные намеки, что был бы не прочь заняться политической деятельностью. В городе ни для кого не была секретом неприязнь капитана к Бастосам, поскольку его отец был отстранен ими от власти и разгромлен в политической борьбе двадцать лет тому назад. Мундиньо делал вид, что не понимает намеков капитана, так как в то время лишь подготавливал почву. Теперь час настал. Нужно будет вызвать капитана на откровенный разговор и предложить ему возглавить оппозицию. Он покажет братьям, на что способен. Не говоря уже о том, что для прогресса Ильеуса, для ускорения темпов развития город нуждался в таком человеке, как он, - ведь эти полковники не понимают, что сейчас нужно району.
Мундиньо возвратил бинокль, в это время лоцман поднялся на борт, и судно повернулось носом ко входу в гавань.
О ПРИБЫТИИ ПАРОХОДА
Несмотря на утренний час, небольшая толпа наблюдала за сложными работами по снятию парохода с мели. Он застрял у входа в бухту, засел там, казалось, намертво.
С вершины холма Уньан любопытные видели, как суетятся капитан и лоцман, отдавая приказания, как бегают матросы, как торопливо снуют офицеры. Маленькие шлюпки, подошедшие со стороны Понтала, окружили судно.
Пассажиры стояли у борта, почти все они были в пижамах и комнатных туфлях, кое-кто, впрочем, уже оделся, приготовившись к высадке. Они оживленно перекликались с родственниками, которые поднялись чуть свет, чтобы встретить их в порту, рассказывали, как прошло путешествие, обменивались шутками по поводу того, что пароход сел на мель. С борта кто-то крикнул семье, которая стояла на берегу:
– Бедняжка, она умирала в страшных мучениях!
При этом известии громко зарыдала дама средних лет, одетая во все черное и пришедшая в сопровождении печального худого мужчины с траурной повязкой на рукаве и черной ленточкой в петлице пиджака. Двое их детей наблюдали за суетой, не обращая внимания на слезы матери.
Зрители, разбившись на группы, обменивались приветствиями, обсуждали случившееся.
– Эта мель - позор для города...
– Она представляет серьезную опасность. В один прекрасный день какой-нибудь пароход застрянет тут навсегда, и тогда прощай порт Ильеус...
– Правительство штата не принимает мер...
– Не принимает мер? Да оно нарочно оставляет эту мель, чтобы к нам не заходили большие суда, чтобы только Баия экспортировала какао.
– И префектура тоже бездействует. Префект боится потребовать даже самую малость. Он только и может, что поддакивать правительству.
– Ильеус должен показать, чего он стоит.
Группа, пришедшая с рыбного рынка, включилась в разговор. Доктор со своей обычной горячностью призывал выступить против политических деятелей и правителей Баии, которые относятся к их муниципалитету с пренебрежением, как будто он не был самым богатым, самым процветающим из всех муниципалитетов штата, дающим самые большие доходы, не говоря об Итабуне, городе, растущем как гриб, - ведь его муниципалитет также страдает от бездеятельности правителей, от их косности, от равнодушия к проблеме порта Ильеуса.
– Вина действительно наша, и мы должны признать это, - сказал капитан.
– Почему наша?
– А чья же еще? И это легко доказать: кто делает политику в Ильеусе? Те же люди, что и двадцать лег назад. Мы выбираем на посты префектов, депутатов, сенаторов от штата и федеральных депутатов людей, которые не имеют ничего общего с Ильеусом, и делаем это во исполнение старых обязательств, взятых в незапамятные времена.
Жоан Фулженсио поддержал капитана:
– Это верно. Полковники продолжают голосовать за тех, кто оказал им в свое время поддержку.
– А в результате приносятся в жертву интересы Ильеуса.
– Обязательства нужно выполнять... - защищался полковник Амансио Леал. - Когда нам была необходима поддержка...
– Теперь у города совсем иные нужды...
Доктор погрозил пальцем:
– Этому безобразию надо положить конец. Следует избрать людей, которые представляли бы подлинные интересы нашего края.
Полковник Мануэл Ягуар рассмеялся:
– А голоса, доктор? Где вы добудете голоса?
Полковник Амансио Леал сказал, как всегда, мягко:
– Послушайте, доктор, теперь много говорят о прогрессе и цивилизации, о необходимости коренных перемен в Ильеусе. Я целыми днями только это и слышу. Но скажите, пожалуйста, благодаря кому совершился этот прогресс? Разве не благодаря нам, плантаторам? У нас есть свои обязательства, которые мы приняли в трудный час, а мы люди слова. Пока я жив, мой голос будет принадлежать куму Рамиро Бастосу и тому, на кого он укажет. Я даже знать не хочу его имени. А все потому, что Рамиро оказал мне большую поддержку, когда мы рисковали жизнью в этих дебрях...
Араб Насиб присоединился к кружку беседовавших, он все еще не совсем проснулся и был озабочен и расстроен.
– О чем речь?
Капитан объяснил:
– Полковники по своей отсталости не понимают, что сейчас уже не те времена, что сейчас все по-иному и проблемы теперь совсем другие, чем двадцать - тридцать лет назад.
Но араба не заинтересовала эта тема и не увлекла дискуссия, которая в другое время захватила бы его.
Насиба не покидала мысль, что накануне банкета бар остался без кухарки, поэтому он лишь кивнул в ответ на слова капитана.
– Вы что-то скучный. Почему у вас такое мрачное лицо?
– Кухарка ушла...
– Вот так причина!.. - И капитан вернулся к дискуссии, которая становилась все оживленнее и в которую вовлекалось все больше народу.
Вот так причина... Вот так причина... Насиб отошел на несколько шагов, как бы отдаляясь на известное расстояние от крамольной беседы. Звучный, громкий голос доктора переплетался с мягким, но твердым голосом полковника Амансио. Какое ему, Насибу, дело до префектуры Ильеуса, до депутатов и сенаторов!
Сейчас для него нет ничего важнее завтрашнего обеда на тридцать персон. Сестры Рейс если и примут заказ, то сдерут три шкуры... Надо же, как раз теперь, когда все шло так хорошо...
Когда он купил бар "Везувий" на площади Сан-Себастьян в жилом квартале вдалеке (даже, пожалуй, не вдалеке, поскольку расстояния в Ильеусе малы до смешного, а в отдалении) от торгового центра, от порта, где находились его главные конкуренты, то некоторые друзья и его дядя сочли, что он сошел с ума. Бар был в полном упадке, совершенно не посещался, в нем тучами летали мухи. А кафе в порту процветали, там было всегда полно народу. Но Насиб не хотел по-прежнему отмеривать ткани за прилавком магазина, за который он встал после смерти отца. Ему не нравилась эта работа, а еще больше общество дяди и шурина - агронома с экспериментальной станции какао.
Пока отец был жив, магазин торговал хорошо, старик был человеком предприимчивым и пользовался всеобщей симпатией. Дядя же, обремененный семьей и боявшийся всяких нововведений, трусливо топтался на месте, довольствуясь немногим. Насиб продал свою часть в деле, пустил деньги в оборот, заключил ряд рискованных сделок, покупая и продавая какао, и, наконец, купил бар; это было почти пять лет назад. Приобрел он его у одного итальянца, который уехал в провинцию, гонимый какаовыми галлюцинациями.
Бар в Ильеусе давал большую прибыль, даже большую, чем кабаре. В городе всегда было много народу, привлеченного слухами о возможности разбогатеть, толпа коммивояжеров заполняла улицы, немало людей останавливалось проездом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56