Там были большие города, где она могла бы работать, зарабатывать себе на жизнь и быть свободной. Она не глядела на ильеусских мужчин, и Ирасема звала ее "бронзовой девственницей" - по названию одного романа, потому что у Малвины не было возлюбленных. Приехавший из другого города Жозуэ попытался ухаживать за ней, он сочинял ей стихи и публиковал их в газетах. "Посвящается равнодушной М...". Ирасема читала сонеты Жозуэ вслух во дворе школы. Однажды - это было, когда обманутый Жезуино убил свою жену, - Малвина разговорилась с Жозуэ. Некоторое время она принимала его ухаживания. Как знать, может быть, он не похож на других? Но он оказался таким же. Он сразу же хотел запретить ей красить ресницы, пудриться и дружить с Ирасемой - "о ней ходят такие слухи, она вам не пара" - и не разрешил идти на праздник к полковнику Мисаэлу, куда его не пригласили. А знакомы они были всего-то месяц...
В Ильеусе Малвине нравился только их новый дом, который строился по столичному журналу, это был ее выбор. Отец исполнил каприз дочери, ему было все равно, что строить. Мундиньо Фалкан привез полоумного архитектора, сидевшего в Рио без работы; Малвина пришла в восхищение от дома, который он построил для Фалкана. Впрочем, она мечтала и о самом Мундиньо. Да, он повел бы себя иначе, он бы вырвал ее отсюда, увез в другие края, которые описаны во французских романах. Малвине не нужно было безумной любви, бурной страсти. Она полюбила бы того, кто предоставил бы ей право жить свободно, кто избавил бы ее от судьбы, уготованной женщинам Ильеуса. Уж лучше остаться старой девой и ходить в черном платье в церковь. Если только ей не захотелось бы разделить участь Синьязиньи.
Мундиньо отдалился от нее, как только почувствовал, что она слишком интересуется им. Малвина страдала, надежда была утрачена. А Жозуэ с каждым днем становился все более требовательным и деспотичным, она его едва переносила. И тут приехал Ромуло, прошел по площади в купальном халате и бросился в море, мощными взмахами рассекая волны. Да, Ромуло не походил на местных мужчин. Он был несчастлив - его жена была сумасшедшей. Он рассказывал Малвине о Рио. Что значит брак - пустая условность! Она могла бы работать, помогать ему, быть одновременно его возлюбленной и секретарем, учиться в университете - если, конечно, сумела бы - и стать независимой.
Только любовь соединяла бы их. Ах, какой полной жизнью жила она в эти месяцы!.. Она знала, что весь город судачит о ней, что и в школе только о ней говорят; кое-кто из подруг от нее отвернулся, и первой была Ирасема. Но разве все это трогало ее? Она встречалась с Ромуло на набережной, и они вели незабываемые беседы. На утренних сеансах они горячо целовались и он уверял, что возродился, познакомившись с ней. Если отец уезжал на плантации, Малвина иногда поздно вечером, когда дом засыпал, отправлялась в скалы, на свидание с Ромуло. Они садились в кресло, выдолбленное в камне, и руки инженера скользили по ее телу. Он упрашивал ее шепотом, задыхаясь от волнения. Почему не сейчас, не здесь, на этом пляже? Но Малвина хотела уехать из Ильеуса. Когда они уедут, она будет принадлежать ему, они строили планы бегства.
Запертая у себя в комнате, избитая, она прочла в баиянской газете: "В высшем обществе Италии разразился скандал. Принцесса Александра, дочь инфанты донны Беатрисы Испанской и принца Виторио, ушла из родительского дома и решила жить одна, поступив кассиршей в ателье мод. Дело в том, что отец хотел выдать ее замуж за богача герцога Умберто Висконти де Модроме из Милана, а она была влюблена в простого промышленника Франко Мартини". Казалось, это написано про нее. Огрызком карандаша Малвина нацарапала на клочке газеты записку Ромуло, в которой назначила ему свидание. Служанка отнесла записку в гостиницу и отдала Ромуло. Сегодня ночью, если он хочет, она будет ему принадлежать. Теперь она решила окончательно: она уедет отсюда, уедет и будет жить самостоятельно. Единственное, что ее удерживало, - и она только сегодня это поняла, - это нежелание причинить боль отцу. Как он будет страдать! Но теперь даже его страдания не остановят ее.
Усевшись на влажном камне и свесив ноги в пропасть, Малвина ждала. В песке пляжа, скрытого от ее взора, ворковали парочки. На вершинах скал блеснул огонек. Продумав весь план, взвесив все его подробности, Малвина ждала с нетерпением. Внизу разбивались волны, клубилась пена. Почему он не идет? Ведь он должен был прийти раньше ее, в записке Малвина точно указала время. Почему не идет?
А в гостинице Коэльо, заперев дверь, Ромуло Виейра, видный инженер министерства путей сообщения и общественных работ, дрожал от страха и не мог заснуть. Он всегда вел себя с женщинами как идиот. Попадал в затруднительные положения, наживал неприятности и все же был неисправим. Продолжал флиртовать с незамужними девушками, а в Рио едва ускользнул от гнева взбешенных братьев некой Антониэты, с которой встречался. Братьев было четверо, и они горели желанием проучить его, поэтому Ромуло и согласился поехать в Ильеус. Он поклялся себе никогда больше не смотреть на девушек. Эта командировка в Ильеус сулила хороший заработок, а он копил деньги. Кроме того, Мундиньо Фалкан пообещал ему вознаграждение, если он будет действовать быстро и докажет необходимость срочной присылки землечерпалок.
Он так и сделал и договорился с Мундиньо, что тот попросит в министерстве, чтобы ему было поручено руководство работами по выпрямлению и углублению фарватера. Экспортер обещал ему еще большее вознаграждение, когда первый иностранный пароход войдет в порт. И пообещал также похлопотать о повышении его в должности. Чего ему еще было надо? И все же он завел роман с этой девушкой, целовался с ней в кино, надавал ей невыполнимых обещаний. И вот результат: после неприятного разговора с Мундиньо пришлось телеграфировать, прося прислать замену. Ромуло обещал, что по прибытии в Рио не оставит министра в покое до тех пор, пока землечерпалки и буксиры не будут отправлены. Это все, что он мог сделать. Оставаться же в Ильеусе, чтобы его избили плетью на улице или застрелили глухой ночью, он не мог. Поэтому он заперся в номере, чтобы выйти только на пароход. Она с ума сошла - назначить свидание на скалах, он не верил, что Мелк вернулся на плантацию, где заканчивалась уборка урожая. Сумасшедшая, ему вообще везло на полоумных, он постоянно нарывался на них...
Малвина ожидала наверху, на скалах. Волны звали ее вниз. Днем он чуть не умер со страху; теперь она поняла - он не придет. Она смотрела, как взлетает пена, волны звали ее, на мгновение ей пришла в голову мысль броситься вниз. Так она покончила бы счеты с жизнью. Но ей хотелось жить, хотелось уехать из Ильеуса, работать, стать самостоятельной, найти себе место в этом мире. Что толку, если она умрет? Она бросила в волны свои тщательно разработанные планы, соблазны Ромуло, его клятвы, разорвала и кинула в воду записку, которую он написал ей через несколько дней после приезда в Ильеус. Малвина поняла, что совершила ошибку, ибо видела только один способ выбраться отсюда: опершись на руку мужчины - мужа или любовника. Почему? Не влияние ли это Ильеуса, который внушил ей неверие в собственные силы? Почему надо уезжать, обязательно держась за чью-то руку, связав себя обещанием, взвалив себе на плечи непосильную тяжесть долга? Почему не отправиться на завоевание мира одной? Да, она уйдет, но не через дверь смерти, ведь она так хочет жить, жить свободной, как безбрежное море. Она взяла туфли, спустилась со скалы и принялась обдумывать новый план. На душе стало легче. Пожалуй, лучше, что он не пришел: разве можно жить с трусом?
О ВЕЧНОЙ ЛЮБВИ, ИЛИ О ЖОЗУЭ, ПРЕОДОЛЕВАЮЩЕМ СТЕНЫ
В той серии сонетов, которые посвящались "равнодушной, неблагодарной, надменной и гордой М..." и печатались курсивом в отделе смеси "Диарио де Ильеус" рядом с извещениями о рождениях, крестинах, смертях и браках, Жозуэ неоднократно в вымученных рифмах утверждал, что его отвергнутая любовь вечна. Страсть учителя вообще была отмечена многими высокими качествами, каждое из них было замечательным само по себе, но больше всего места на страницах газеты он уделял ее вечному характеру. Эта "вечность" доставалась учителю в поте лица, ибо ему приходилось трудиться над александрийским и десятисложным стихом, подыскивая рифмы. В пылком многословии любовь Жозуэ еще больше разрослась и достигла пределов бессмертия, когда наконец гордость Малвины, потрясенная убийством Синьязиньи и Осмундо, оказалась сломленной и между ними начался флирт. То был период длинных поэм, прославлявших эту любовь, которую не убьет время и не разрушит даже смерть. "Вечная, как сама вечность, необъятная, как все известные и неизвестные миры, бессмертная, как бессмертные боги", - писал учитель и поэт.
По глубокому убеждению, а также из практических соображений (на длинные поэмы, если их рифмовать и высчитывать слоги, не хватит никакого времени) Жозуэ примкнул к пресловутой "Неделе современного искусства" в Сан-Пауло, революционное эхо которой докатилось до Ильеуса с трехлетним запозданием. Теперь он клялся в любви Малвине в традициях модернистской поэтики, освобожденной из плена рифм и размеров. Он провозглашал свое поэтическое кредо на литературных дискуссиях в "Папелариа Модело", где спорил с доктором, Жоаном Фулженсио и Ньо Гало, или в литературном обществе имени Руя Барбозы, где его оппонентом был Ари Сантос. Современная поэзия требовала меньшей затраты сил, так как не надо было считать слоги и подыскивать рифмы. К тому же разве не в стиле модерн выстроен дом Малвины? Они сходятся во всем, даже во вкусах, думал он.
Но поразительно было то, что эта вечность, не уступавшая самой вечности, это бессмертие, больше чем бессмертие всех богов вместе взятых, достигли новых высот в памфлетной прозе, когда девушка дала отставку Жозуэ и завела скандальное знакомство с Ромуло.
Жозуэ выплакался на широкой груди всепонимающего Насиба. Друзья Жозуэ из "Папелариа Модело", а также из литературного общества проявили к нему сочувствие и некоторое любопытство. Но в своих переживаниях Жозуэ почему-то стремился опереться на анархическое плечо испанца-сапожника Фелипе. Испанец был единственным философом в городе, у которого был определенный взгляд на общество, на жизнь, на женщин и священников. И взгляд исключительно отрицательный. Жозуэ начитался брошюр в красных обложках, забросил поэзию и вступил на стезю прозы.
Это была слащавая и претенциозная проза: Жозуэ примкнул к анархизму душою и телом, он возненавидел существующее общество, начал восхвалять спасительные бомбы и динамит и призывать к мести всему и всем. Доктор хвалил его возвышенный стиль. Но на самом деле мрачное вдохновение Жозуэ было направлено против Малвины. Он заявил, что навсегда разочаровался в женщинах, и особенно в прекрасных дочерях фазендейро, которые были завидными невестами. "Просто маленькие потаскушки..." - бросал он им вслед, когда они проходили мимо, такие юные и невинные в форме монастырской школы или такие соблазнительные в элегантных платьях. Но любовь к Малвине, - ах! - эта любовь оставалась вечной даже в его экзальтированной прозе; она никогда не умрет в груди Жозуэ, и он лишь потому не погиб от отчаяния, что решил при помощи пера изменить и общество, и сердца женщин.
Ненависть к девушкам из общества, внушенная туманными идеями брошюр, логически приблизила его к женщинам из народа. Когда он впервые повернулся к окну одинокой Глории - этот замечательный революционный жест, единственный боевой акт в молниеносной политической карьере Жозуэ, был, впрочем, задуман и осуществлен еще до того, как он примкнул к анархистам, - то это было сделано, чтобы показать Малвине, в какую бездну отчаяния его ввергла ее дерзкая беседа с инженером. Но поступок Жозуэ не произвел никакого впечатления на Малвину, она была настолько заворожена словами Ромуло, что даже не посмотрела в его сторону... Однако в обществе об этом заговорили. Вызывающее и неприличное поведение Жозуэ не оказалось в центре городских сплетен только благодаря таким событиям, как флирт Малвины и Ромуло, уничтожение тиража "Диарио де Ильеус" и избиение чиновника префектуры.
Фелипе поздравил Жозуэ со смелым поступком. Так началась их дружба. Жозуэ стал приносить брошюры в свою комнату, помещавшуюся над кинотеатром "Витория". Он презирал Малвину и все же сохранил к ней вечную и бессмертную любовь, хотя девушка вела себя недостойно. Он превозносил Глорию, жертву предрассудков. Честь этой женщины оказалась запятнанной, ведь она наверняка подверглась насилию, в результате чего ее изгнали из общества. Она святая. Свое негодование он изливал, - конечно, не называя имен, - в пылкой прозе, которой были полны его тетради. Итак как Жозуэ был совершенно искренен, ибо он действительно страдал, он считал, что своими статьями вызовет в Ильеусе невиданные скандалы. Ему хотелось кричать на улицах о своем сочувствии к Глории, о желании, которое в нем она будила (любил же он все еще Малвину), об уважении, которого она заслуживала. Он хотел беседовать с ней в те часы, когда она сидела у окна, гулять с ней под руку по улице, поселить ее в своей скромной комнатке, где он писал и отдыхал. Жить вместе с ней жизнью отверженных, которые порвали с обществом и которых изгнала семья. А потом бросить в лицо Малвине ужасное обвинение, воскликнув: "Видишь, до чего ты меня довела? Ты во всем виновата!"
Все это он говорил Насибу, когда бывал у него в баре. Араб таращил глаза, он наивно верил рассказам Жозуэ. А разве он сам не думал послать все к черту и жениться на Габриэле? Поэтому Насиб не стал давать Жозуэ никаких советов, но и не стал отговаривать его, а только предупредил:
– Это будет настоящая революция.
Жозуэ только того и добивался. Глория, однако, с улыбкой отошла от окна, когда он во второй раз приблизился к нему. Она послала ему со служанкой записку, написанную ужасным почерком и испещренную ошибками. Записка была надушена, и в конце ее говорилось: "Простите за кляксы". Клякс действительно было много, и они делали чтение затруднительным.
К ее окну он больше не должен подходить, кончится тем, что полковник узнает, а это опасно. Тем более теперь, когда он может приехать со дня на день. Сразу же после отъезда старика Глория даст Жозуэ знать, когда они смогут встретиться.
Для Жозуэ это было новым ударом. Отныне он с одинаковым презрением стал относиться к девушкам из общества и к женщинам из народа. Счастье, что Глория не читала "Диарио де Ильеус". Там он резко осудил осторожность Глории. "Я плюю на женщин богатых и бедных, патрицианок и плебеек, добродетельных и легкомысленных. Ими движет только эгоизм и низменные интересы".
В течение некоторого времени, пока он следил за флиртом Малвины, страдал, писал, бранился, играл романтическую роль отвергнутого любовника, он даже не взглянул на одинокое окно. Теперь Жозуэ обхаживал Габриэлу, писал ей стихи, временно вернувшись к рифмованной поэзии, даже предложил ей комнатку, где мало было удобств и комфорта, но зато в избытке любви и искусства. Габриэла улыбалась, ей нравилось слушать Жозуэ.
Но в тот вечер, когда Мелк наказал Малвину, Жозуэ увидел печальное лицо Глории, она грустила, потому что избили Малвину, потому что Малвина покинула Жозуэ и потому что она сама снова осталась в одиночестве. Он написал ей записку и передал ее, пройдя под окном Глории.
Через несколько дней, в час, когда площадь окутала ночная тишина и полуночники разбрелись по домам, он вошел в полуоткрытую тяжелую дверь. Ее губы впились в его рот, руки Глории обняли худые плечи Жозуэ и увлекли его в комнату. Он забыл Малвину, свою вечную, свою бессмертную любовь.
А когда взошла заря и с нею настал час расставания, - пока первые торговки еще не отправились на рыбный рынок, - когда она протянула ему жадные губы для последних поцелуев этой огненно-сладкой ночи, он рассказал ей о своих планах: он выйдет под руку с нею на улицу, бросив обществу вызов, они поселятся вдвоем в его комнатке над кинотеатром "Витория", да, их ожидает крайняя бедность, но зачем им миллионы, когда есть любовь... Такого дома, такой роскоши, служанок, духов и драгоценностей он предложить ей не может, он не фазендейро. Он скромный преподаватель, получающий грошовое жалованье. Но любовь...
Глория прервала его романтические мечты:
– Нет, друг мой. Мне это не подходит.
Она хотела и того и другого: и любви и комфорта, и Жозуэ и Кориолано. Она по опыту знала, что такое нищета, она изведала горький вкус бедности, так же как и непостоянство мужчин. Глория ничего не имела против Жозуэ, но полковник Кориолано не должен был и подозревать об их связи, она может быть только тайной. Пусть он приходит поздно ночью и уходит на рассвете. Пусть делает вид, что не замечает ее окна, и не здоровается с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56
В Ильеусе Малвине нравился только их новый дом, который строился по столичному журналу, это был ее выбор. Отец исполнил каприз дочери, ему было все равно, что строить. Мундиньо Фалкан привез полоумного архитектора, сидевшего в Рио без работы; Малвина пришла в восхищение от дома, который он построил для Фалкана. Впрочем, она мечтала и о самом Мундиньо. Да, он повел бы себя иначе, он бы вырвал ее отсюда, увез в другие края, которые описаны во французских романах. Малвине не нужно было безумной любви, бурной страсти. Она полюбила бы того, кто предоставил бы ей право жить свободно, кто избавил бы ее от судьбы, уготованной женщинам Ильеуса. Уж лучше остаться старой девой и ходить в черном платье в церковь. Если только ей не захотелось бы разделить участь Синьязиньи.
Мундиньо отдалился от нее, как только почувствовал, что она слишком интересуется им. Малвина страдала, надежда была утрачена. А Жозуэ с каждым днем становился все более требовательным и деспотичным, она его едва переносила. И тут приехал Ромуло, прошел по площади в купальном халате и бросился в море, мощными взмахами рассекая волны. Да, Ромуло не походил на местных мужчин. Он был несчастлив - его жена была сумасшедшей. Он рассказывал Малвине о Рио. Что значит брак - пустая условность! Она могла бы работать, помогать ему, быть одновременно его возлюбленной и секретарем, учиться в университете - если, конечно, сумела бы - и стать независимой.
Только любовь соединяла бы их. Ах, какой полной жизнью жила она в эти месяцы!.. Она знала, что весь город судачит о ней, что и в школе только о ней говорят; кое-кто из подруг от нее отвернулся, и первой была Ирасема. Но разве все это трогало ее? Она встречалась с Ромуло на набережной, и они вели незабываемые беседы. На утренних сеансах они горячо целовались и он уверял, что возродился, познакомившись с ней. Если отец уезжал на плантации, Малвина иногда поздно вечером, когда дом засыпал, отправлялась в скалы, на свидание с Ромуло. Они садились в кресло, выдолбленное в камне, и руки инженера скользили по ее телу. Он упрашивал ее шепотом, задыхаясь от волнения. Почему не сейчас, не здесь, на этом пляже? Но Малвина хотела уехать из Ильеуса. Когда они уедут, она будет принадлежать ему, они строили планы бегства.
Запертая у себя в комнате, избитая, она прочла в баиянской газете: "В высшем обществе Италии разразился скандал. Принцесса Александра, дочь инфанты донны Беатрисы Испанской и принца Виторио, ушла из родительского дома и решила жить одна, поступив кассиршей в ателье мод. Дело в том, что отец хотел выдать ее замуж за богача герцога Умберто Висконти де Модроме из Милана, а она была влюблена в простого промышленника Франко Мартини". Казалось, это написано про нее. Огрызком карандаша Малвина нацарапала на клочке газеты записку Ромуло, в которой назначила ему свидание. Служанка отнесла записку в гостиницу и отдала Ромуло. Сегодня ночью, если он хочет, она будет ему принадлежать. Теперь она решила окончательно: она уедет отсюда, уедет и будет жить самостоятельно. Единственное, что ее удерживало, - и она только сегодня это поняла, - это нежелание причинить боль отцу. Как он будет страдать! Но теперь даже его страдания не остановят ее.
Усевшись на влажном камне и свесив ноги в пропасть, Малвина ждала. В песке пляжа, скрытого от ее взора, ворковали парочки. На вершинах скал блеснул огонек. Продумав весь план, взвесив все его подробности, Малвина ждала с нетерпением. Внизу разбивались волны, клубилась пена. Почему он не идет? Ведь он должен был прийти раньше ее, в записке Малвина точно указала время. Почему не идет?
А в гостинице Коэльо, заперев дверь, Ромуло Виейра, видный инженер министерства путей сообщения и общественных работ, дрожал от страха и не мог заснуть. Он всегда вел себя с женщинами как идиот. Попадал в затруднительные положения, наживал неприятности и все же был неисправим. Продолжал флиртовать с незамужними девушками, а в Рио едва ускользнул от гнева взбешенных братьев некой Антониэты, с которой встречался. Братьев было четверо, и они горели желанием проучить его, поэтому Ромуло и согласился поехать в Ильеус. Он поклялся себе никогда больше не смотреть на девушек. Эта командировка в Ильеус сулила хороший заработок, а он копил деньги. Кроме того, Мундиньо Фалкан пообещал ему вознаграждение, если он будет действовать быстро и докажет необходимость срочной присылки землечерпалок.
Он так и сделал и договорился с Мундиньо, что тот попросит в министерстве, чтобы ему было поручено руководство работами по выпрямлению и углублению фарватера. Экспортер обещал ему еще большее вознаграждение, когда первый иностранный пароход войдет в порт. И пообещал также похлопотать о повышении его в должности. Чего ему еще было надо? И все же он завел роман с этой девушкой, целовался с ней в кино, надавал ей невыполнимых обещаний. И вот результат: после неприятного разговора с Мундиньо пришлось телеграфировать, прося прислать замену. Ромуло обещал, что по прибытии в Рио не оставит министра в покое до тех пор, пока землечерпалки и буксиры не будут отправлены. Это все, что он мог сделать. Оставаться же в Ильеусе, чтобы его избили плетью на улице или застрелили глухой ночью, он не мог. Поэтому он заперся в номере, чтобы выйти только на пароход. Она с ума сошла - назначить свидание на скалах, он не верил, что Мелк вернулся на плантацию, где заканчивалась уборка урожая. Сумасшедшая, ему вообще везло на полоумных, он постоянно нарывался на них...
Малвина ожидала наверху, на скалах. Волны звали ее вниз. Днем он чуть не умер со страху; теперь она поняла - он не придет. Она смотрела, как взлетает пена, волны звали ее, на мгновение ей пришла в голову мысль броситься вниз. Так она покончила бы счеты с жизнью. Но ей хотелось жить, хотелось уехать из Ильеуса, работать, стать самостоятельной, найти себе место в этом мире. Что толку, если она умрет? Она бросила в волны свои тщательно разработанные планы, соблазны Ромуло, его клятвы, разорвала и кинула в воду записку, которую он написал ей через несколько дней после приезда в Ильеус. Малвина поняла, что совершила ошибку, ибо видела только один способ выбраться отсюда: опершись на руку мужчины - мужа или любовника. Почему? Не влияние ли это Ильеуса, который внушил ей неверие в собственные силы? Почему надо уезжать, обязательно держась за чью-то руку, связав себя обещанием, взвалив себе на плечи непосильную тяжесть долга? Почему не отправиться на завоевание мира одной? Да, она уйдет, но не через дверь смерти, ведь она так хочет жить, жить свободной, как безбрежное море. Она взяла туфли, спустилась со скалы и принялась обдумывать новый план. На душе стало легче. Пожалуй, лучше, что он не пришел: разве можно жить с трусом?
О ВЕЧНОЙ ЛЮБВИ, ИЛИ О ЖОЗУЭ, ПРЕОДОЛЕВАЮЩЕМ СТЕНЫ
В той серии сонетов, которые посвящались "равнодушной, неблагодарной, надменной и гордой М..." и печатались курсивом в отделе смеси "Диарио де Ильеус" рядом с извещениями о рождениях, крестинах, смертях и браках, Жозуэ неоднократно в вымученных рифмах утверждал, что его отвергнутая любовь вечна. Страсть учителя вообще была отмечена многими высокими качествами, каждое из них было замечательным само по себе, но больше всего места на страницах газеты он уделял ее вечному характеру. Эта "вечность" доставалась учителю в поте лица, ибо ему приходилось трудиться над александрийским и десятисложным стихом, подыскивая рифмы. В пылком многословии любовь Жозуэ еще больше разрослась и достигла пределов бессмертия, когда наконец гордость Малвины, потрясенная убийством Синьязиньи и Осмундо, оказалась сломленной и между ними начался флирт. То был период длинных поэм, прославлявших эту любовь, которую не убьет время и не разрушит даже смерть. "Вечная, как сама вечность, необъятная, как все известные и неизвестные миры, бессмертная, как бессмертные боги", - писал учитель и поэт.
По глубокому убеждению, а также из практических соображений (на длинные поэмы, если их рифмовать и высчитывать слоги, не хватит никакого времени) Жозуэ примкнул к пресловутой "Неделе современного искусства" в Сан-Пауло, революционное эхо которой докатилось до Ильеуса с трехлетним запозданием. Теперь он клялся в любви Малвине в традициях модернистской поэтики, освобожденной из плена рифм и размеров. Он провозглашал свое поэтическое кредо на литературных дискуссиях в "Папелариа Модело", где спорил с доктором, Жоаном Фулженсио и Ньо Гало, или в литературном обществе имени Руя Барбозы, где его оппонентом был Ари Сантос. Современная поэзия требовала меньшей затраты сил, так как не надо было считать слоги и подыскивать рифмы. К тому же разве не в стиле модерн выстроен дом Малвины? Они сходятся во всем, даже во вкусах, думал он.
Но поразительно было то, что эта вечность, не уступавшая самой вечности, это бессмертие, больше чем бессмертие всех богов вместе взятых, достигли новых высот в памфлетной прозе, когда девушка дала отставку Жозуэ и завела скандальное знакомство с Ромуло.
Жозуэ выплакался на широкой груди всепонимающего Насиба. Друзья Жозуэ из "Папелариа Модело", а также из литературного общества проявили к нему сочувствие и некоторое любопытство. Но в своих переживаниях Жозуэ почему-то стремился опереться на анархическое плечо испанца-сапожника Фелипе. Испанец был единственным философом в городе, у которого был определенный взгляд на общество, на жизнь, на женщин и священников. И взгляд исключительно отрицательный. Жозуэ начитался брошюр в красных обложках, забросил поэзию и вступил на стезю прозы.
Это была слащавая и претенциозная проза: Жозуэ примкнул к анархизму душою и телом, он возненавидел существующее общество, начал восхвалять спасительные бомбы и динамит и призывать к мести всему и всем. Доктор хвалил его возвышенный стиль. Но на самом деле мрачное вдохновение Жозуэ было направлено против Малвины. Он заявил, что навсегда разочаровался в женщинах, и особенно в прекрасных дочерях фазендейро, которые были завидными невестами. "Просто маленькие потаскушки..." - бросал он им вслед, когда они проходили мимо, такие юные и невинные в форме монастырской школы или такие соблазнительные в элегантных платьях. Но любовь к Малвине, - ах! - эта любовь оставалась вечной даже в его экзальтированной прозе; она никогда не умрет в груди Жозуэ, и он лишь потому не погиб от отчаяния, что решил при помощи пера изменить и общество, и сердца женщин.
Ненависть к девушкам из общества, внушенная туманными идеями брошюр, логически приблизила его к женщинам из народа. Когда он впервые повернулся к окну одинокой Глории - этот замечательный революционный жест, единственный боевой акт в молниеносной политической карьере Жозуэ, был, впрочем, задуман и осуществлен еще до того, как он примкнул к анархистам, - то это было сделано, чтобы показать Малвине, в какую бездну отчаяния его ввергла ее дерзкая беседа с инженером. Но поступок Жозуэ не произвел никакого впечатления на Малвину, она была настолько заворожена словами Ромуло, что даже не посмотрела в его сторону... Однако в обществе об этом заговорили. Вызывающее и неприличное поведение Жозуэ не оказалось в центре городских сплетен только благодаря таким событиям, как флирт Малвины и Ромуло, уничтожение тиража "Диарио де Ильеус" и избиение чиновника префектуры.
Фелипе поздравил Жозуэ со смелым поступком. Так началась их дружба. Жозуэ стал приносить брошюры в свою комнату, помещавшуюся над кинотеатром "Витория". Он презирал Малвину и все же сохранил к ней вечную и бессмертную любовь, хотя девушка вела себя недостойно. Он превозносил Глорию, жертву предрассудков. Честь этой женщины оказалась запятнанной, ведь она наверняка подверглась насилию, в результате чего ее изгнали из общества. Она святая. Свое негодование он изливал, - конечно, не называя имен, - в пылкой прозе, которой были полны его тетради. Итак как Жозуэ был совершенно искренен, ибо он действительно страдал, он считал, что своими статьями вызовет в Ильеусе невиданные скандалы. Ему хотелось кричать на улицах о своем сочувствии к Глории, о желании, которое в нем она будила (любил же он все еще Малвину), об уважении, которого она заслуживала. Он хотел беседовать с ней в те часы, когда она сидела у окна, гулять с ней под руку по улице, поселить ее в своей скромной комнатке, где он писал и отдыхал. Жить вместе с ней жизнью отверженных, которые порвали с обществом и которых изгнала семья. А потом бросить в лицо Малвине ужасное обвинение, воскликнув: "Видишь, до чего ты меня довела? Ты во всем виновата!"
Все это он говорил Насибу, когда бывал у него в баре. Араб таращил глаза, он наивно верил рассказам Жозуэ. А разве он сам не думал послать все к черту и жениться на Габриэле? Поэтому Насиб не стал давать Жозуэ никаких советов, но и не стал отговаривать его, а только предупредил:
– Это будет настоящая революция.
Жозуэ только того и добивался. Глория, однако, с улыбкой отошла от окна, когда он во второй раз приблизился к нему. Она послала ему со служанкой записку, написанную ужасным почерком и испещренную ошибками. Записка была надушена, и в конце ее говорилось: "Простите за кляксы". Клякс действительно было много, и они делали чтение затруднительным.
К ее окну он больше не должен подходить, кончится тем, что полковник узнает, а это опасно. Тем более теперь, когда он может приехать со дня на день. Сразу же после отъезда старика Глория даст Жозуэ знать, когда они смогут встретиться.
Для Жозуэ это было новым ударом. Отныне он с одинаковым презрением стал относиться к девушкам из общества и к женщинам из народа. Счастье, что Глория не читала "Диарио де Ильеус". Там он резко осудил осторожность Глории. "Я плюю на женщин богатых и бедных, патрицианок и плебеек, добродетельных и легкомысленных. Ими движет только эгоизм и низменные интересы".
В течение некоторого времени, пока он следил за флиртом Малвины, страдал, писал, бранился, играл романтическую роль отвергнутого любовника, он даже не взглянул на одинокое окно. Теперь Жозуэ обхаживал Габриэлу, писал ей стихи, временно вернувшись к рифмованной поэзии, даже предложил ей комнатку, где мало было удобств и комфорта, но зато в избытке любви и искусства. Габриэла улыбалась, ей нравилось слушать Жозуэ.
Но в тот вечер, когда Мелк наказал Малвину, Жозуэ увидел печальное лицо Глории, она грустила, потому что избили Малвину, потому что Малвина покинула Жозуэ и потому что она сама снова осталась в одиночестве. Он написал ей записку и передал ее, пройдя под окном Глории.
Через несколько дней, в час, когда площадь окутала ночная тишина и полуночники разбрелись по домам, он вошел в полуоткрытую тяжелую дверь. Ее губы впились в его рот, руки Глории обняли худые плечи Жозуэ и увлекли его в комнату. Он забыл Малвину, свою вечную, свою бессмертную любовь.
А когда взошла заря и с нею настал час расставания, - пока первые торговки еще не отправились на рыбный рынок, - когда она протянула ему жадные губы для последних поцелуев этой огненно-сладкой ночи, он рассказал ей о своих планах: он выйдет под руку с нею на улицу, бросив обществу вызов, они поселятся вдвоем в его комнатке над кинотеатром "Витория", да, их ожидает крайняя бедность, но зачем им миллионы, когда есть любовь... Такого дома, такой роскоши, служанок, духов и драгоценностей он предложить ей не может, он не фазендейро. Он скромный преподаватель, получающий грошовое жалованье. Но любовь...
Глория прервала его романтические мечты:
– Нет, друг мой. Мне это не подходит.
Она хотела и того и другого: и любви и комфорта, и Жозуэ и Кориолано. Она по опыту знала, что такое нищета, она изведала горький вкус бедности, так же как и непостоянство мужчин. Глория ничего не имела против Жозуэ, но полковник Кориолано не должен был и подозревать об их связи, она может быть только тайной. Пусть он приходит поздно ночью и уходит на рассвете. Пусть делает вид, что не замечает ее окна, и не здоровается с ней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56