Поначалу они мало досаждали Рэнальфу, когда он своими обычными методами добивался ее покорности, но за последние двенадцать месяцев они превратились в громадных бестий и вставали у Рэнальфа на пути всякий раз, когда сестрица выводила его из себя. «Надо что-то делать с этим», — мрачно подумал он.
— Когда дозорный увидит Хоуксмура — а на наших болотах он сможет заметить его миль за пять, — только тогда я оденусь. — Ариэль повернулась к брату лицом. — Думаю, это устроит всех, Рэнальф.
Тот бросил сердитый взгляд на собак, не сводивших с него своих громадных желтых глаз. Ничего не сказав, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Ариэль слегка улыбнулась, поглаживая собак по головам.
— Интересно, понимаете ли вы, как порой выручаете меня, ребята?..
Соскользнув с подоконника, она подошла к кровати. Деньги Рэнальфа были потрачены с размахом. Пусть это была только пародия на брак, но Ариэль решила, что она должна выглядеть так, словно все происходит совершенно серьезно. Подвенечное платье из кремового шелка, отделанное лентами чуть более темного цвета, было только одним из приобретенных ею туалетов. Она накупила достаточно разных материй, чтобы вызвать жалкие, завистливые улыбки на лицах кембриджских модниц и чтобы загрузить работой целую армию белошвеек на всю неделю.
Но больше всего Ариэль радовал новый костюм для верховой езды. Подойдя к гардеробу, она достала из него камзол, жилет и длинную юбку малинового шелка, затканную серебряной нитью, погладила пальцами обшлага на рукавах и украшенные богатой вышивкой карманы.
Повинуясь мгновенному порыву, Ариэль сбросила с себя старый костюм и швырнула на пол просторные одежды из простой зеленой ткани. Затем быстро надела новый наряд, в спешке путаясь пальцами в застежках и едва справляясь с крючками. Повязав шею белым муслиновым шарфом, она надела новую треуголку, отделанную серебряным галуном, и посмотрела на себя в высокое зеркало.
Что ж, придраться было не к чему. Раньше она не уделяла особенного внимания своей внешности; жизнь в этих краях предписывала определенные стандарты поведения, и к тому же Рэнальф отнюдь не отличался щедростью в тратах на содержание сестры. Во время ее походов по окрестным деревушкам в качестве доктора роскошные туалеты только мешали, а когда подобных забот у Ариэль не было, она с охотой проводила время в конюшне, на прогулках верхом или на соколиной охоте — для таких занятий ее старый просторный костюм для верховой езды подходил как нельзя лучше. Увидев себя в зеркале такой привлекательной и элегантной, Ариэль ощутила прилив наслаждения. В ближайшие дни, пока гости графа Равенспира будут развлекать себя всеми возможными видами спорта, у нее будет много прекрасных возможностей продемонстрировать им свои роскошные наряды. Разумеется, до тех пор, пока свадебные торжества не подойдут к внезапному концу задолго до конца месяца. Рэнальф больше не обмолвился ни словом о своих планах в отношении ее жениха, но Ариэль достаточно хорошо знала своего братца, чтобы понимать — тот не отказался от своих намерений.
Однако сейчас Ариэль надо было спешить. Рэнальф, безусловно, ни за что не смирится с поражением, но если она не будет путаться под ногами и дразнить его, то он просто ничего не сможет поделать с этим. Она свистнула собак, и те послушно потрусили за ней.
Наверху каменной лестницы Ариэль приостановилась. Большой зал внизу был полон гостей. Кое-кто из них, стоя у длинных столов перед каминами, заканчивал поздний завтрак, другие уже были изрядно навеселе — слуги обносили всех желающих вином и пивом. Замок Равенспир был огромным строением и не раз в прошлом принимал в своих стенах королевские кортежи с множеством сопровождающих. Две сотни гостей, приглашенных на праздник, тоже разместились без особого труда, поскольку в таких обстоятельствах никто не стал возражать против того, чтобы спать по двое-трое в одной кровати, а юные холостяки, к их восторгу, были устроены на ночь в бывших помещениях для солдат.
Ариэль не знала почти никого из приглашенных. Разве только кое-кого из тесного круга друзей своих братьев, которые и раньше появлялись в стенах замка Равенспир. Этих она знала как раз даже больше, чем хотела бы. Ее отношения с Оливером Беккетом давали ей доступ в их общество, за исключением, ночных оргий, когда мужчины отправлялись за девушками, а ее присутствие среди них становилось нежелательным.
Ариэль не хотелось спускаться в зал, пробираться через толпу гостей. Она повернулась и, по-прежнему в сопровождении собак, стала спускаться по узкой лестнице, прорубленной в мощной каменной стене. Этой лестницей, ведущей в кухню, пользовались обычно слуги.
В кухне, на взгляд непосвященного наблюдателя, царил полный беспорядок. Судомойки, поварята и вспотевшие ливрейные лакеи сновали в нескольких сообщавшихся между собой помещениях под сводами, покрытыми вековой копотью от громадных плит, над которыми раскрасневшиеся от жара углей поварята вращали на вертелах молочных поросят, бараньи туши и крупные куски говяжьей вырезки.
Пробираясь с собаками сквозь это скопление людей, которые были чересчур заняты, чтобы обращать на нее внимание, она вдруг услышала за спиной взрыв смеха. Оказалось, что Ромул приметил на одном из разделочных столов остывающий после вертела кусок свинины, чересчур аппетитный, чтобы пес мог устоять перед таким искушением. Громадные челюсти распахнулись, огромный язык прошелся по выскобленной до блеска сосновой столешнице, и кусок в мгновение ока исчез в собачьей пасти.
— Ах, негодник! — воскликнула потерявшая на секунду бдительность кухарка, на которой красовались целых два фартука.
Ромул, не выпуская кусок мяса из пасти, рванулся к двери, женщина, размахивая в воздухе скалкой, устремилась за ним.
— Ох, извини его, Гертруда! — ринулась на защиту своего друга Ариэль.
Кухарка выбежала на улицу, парок от ее дыхания таял в холодном воздухе. Ромула нигде не было видно, Рем тоже, видимо, убежал за ним.
— На самом-то деле он вовсе не вор, — продолжала оправдываться Ариэль.
— Все собаки — воришки, миледи, — убежденно заявила Гертруда. — Это у них от природы, если только скверные привычки не выколотить из них. Их сиятельства это хорошо знают.
— Да-а… — протянула Ариэль.
Братья ее действовали весьма примитивными методами, когда необходимо было добиться повиновения от животных — не говоря уже о сестре.
— Это не повторится, обещаю тебе.
Кухарка с сомнением посмотрела на Ариэль, потом добродушно усмехнулась.
— Ладно, ничего страшного. Подумаешь, жалкий кусок свинины. В конце концов сегодня день вашей свадьбы.
С этими словами она повернулась и скрылась в кухне.
«День свадьбы, если жених все же появится», — поправила ее про себя Ариэль, направляясь к конюшне. Будет в высшей степени неприлично, если граф Хоуксмур не приедет на свою собственную свадьбу. Подобное оскорбление могло вызвать новую волну кровавой мести.
Но, возможно, именно в этом и заключался его план. Он вынудил своих врагов согласиться на крайне неприятное им предложение и теперь останется стоять в сторонке, смеясь над их публичным унижением. Странно, но сама Ариэль не чувствовала бы себя ни в малейшей степени униженной при подобном повороте событий. Вероятно, потому, что это будет куда менее противно, чем изображать любовь перед алтарем, будучи на самом деле всего только наживкой в руках своих братьев.
Когда Ариэль вошла в конюшню, Эдгар сидел на перевернутой бочке для дождевой воды и возился со старой уздечкой.
— Оседлай чалую, Эдгар. Я хочу дать соколенку возможность размяться.
— Сейчас, миледи. — Эдгар поднялся на ноги. — Я буду готов через минуту. Или вы предпочитаете Джошуа?
— Пожалуй, я возьму Джошуа. Мне бы хотелось, чтобы ты остался в конюшне… приглядывать за жеребенком.
Ариэль нахмурилась. Ей не очень хотелось снова вызывать гнев Рэнальфа, отправляясь в одиночестве на верховую прогулку, но куда больше она беспокоилась о том, что ее аргамаки останутся без присмотра. Если братья начнут проявлять к ним повышенный интерес, она должна сразу узнать про это от своего человека.
Девушка вошла в помещение для соколов, расположенное рядом с конюшней. Здесь было темно, в воздухе висел тяжелый запах крови маленьких птичек, которыми кормили соколов, и кислый запах птичьего помета. Соколы сидели на насестах, глаза их горели в темноте.
Она подошла к третьему насесту и осторожно погладила хохолок из перьев на голове сокола. Тот тут же поднял на нее острый, недобрый взгляд и почти коснулся хищно изогнутым клювом ее пальцев.
— Ах ты, мой противный! — восхищенно прошептала она, не убирая, однако, руку.
— Вы берете сегодня Колдуна, миледи? — Из темноты появился сокольничий, двигаясь быстро и бесшумно, как и его птицы. В руках он держал колпачок и короткие кожаные путы.
— Да, проедусь с ним вдоль реки.
Она взяла с полки толстую кожаную рукавицу и надела ее себе на правую руку; сокольничий тем временем надел колпачок на голову сокола, закрепил на его лапах путы и снял птицу с насеста.
Ариэль приняла сокола на защищенную рукавицей руку и пристегнула к ней путы.
— Я вернусь не позже чем через час.
С этими словами она вышла во двор, где ее уже ждал грум с оседланной чалой кобылой и своим собственным мулом. Волкодавы, очень довольные собой, сидели рядом с лошадьми, вывалив набок языки.
— Мне придется запереть вас в конюшне до конца дня, — предупредила она их, впрочем, без особой убежденности в голосе.
Наказывать их сейчас не имело никакого смысла. Грум помог ей подняться в седло; сокол спокойно сидел у нее на руке, склонив голову в колпачке на сторону, перья на его голове шевелил ветерок.
Они выехали из ворот замка, копыта коней застучали по подъемному мосту. Воздух был прохладным, но ясным, солнце ярко светило с безоблачного неба. Проселочная дорога, отходившая от основного тракта, уходила через болотистые пустоши к далеким шпилям Кембриджа.
Ариэль заслонила рукой от солнца глаза и посмотрела на дорогу. На ней видна была только телега. Нигде ни следа ее опаздывающего жениха. Она послала лошадь галопом к берегу реки, а там натянула поводья, сняла колпачок с головы сокола и подняла руку повыше, давая ему возможность осмотреться по сторонам. В сотне метров от них грач сосредоточенно доставал из земли червяка. Над рекой пронесся порыв ветра. Сокол сделал быстрое движение. Ариэль отстегнула путы и опытным движением руки послала птицу в воздух.
Граф Хоуксмур натянул поводья, взглянул на солнце и прикинул, что сейчас уже, должно быть, около одиннадцати часов утра. Впереди на горизонте уже виднелась темная громада замка Равенспир, до него оставалось не более получаса езды. Из-за замка показался громадный восьмиугольник монастыря Эли.
— Спешить некуда, Саймон, — заметил один из сопровождавших его людей.
Небольшой отряд из десяти человек выстроился в ряд за спиной графа Хоуксмура.
— Я хочу, чтобы мы прибыли точно в полдень, Джек, — ответил ему Саймон. — Я не желаю злоупотреблять гостеприимством Равенспиров больше, чем это необходимо.
Саймон Хоуксмур решил для себя, что появится в замке ровно на столько времени, сколько потребуется, чтобы предстать перед алтарем вместе с Ариэль Равенспир. Правда, после венчания ему придется целый месяц присутствовать на различных праздничных церемониях. И пока он будет гостем замка Равенспир, у него появится возможность заняться кое-какими личными делами. Может быть, даже с женщиной, руки которой он добивается.
Однако самые неотложные дела прежде всего. Граф Хоуксмур послал своего коня вдоль дамбы, поднимавшейся из затвердевшей на морозе грязи. У него до сих пор не сложилось никакого представления о девушке, которой меньше чем через час предстояло стать его женой. Он никого не расспрашивал о ней, и никто из его друзей не вызвался описать ему его невесту. Даже если она окажется косоглазой, горбатой, колченогой, совершеннейшей дурой, наконец, — это не имело для него никакого значения. Он женится на ней и будет хранить ей верность.
Саймон поднял взгляд к бледно-голубому небу, чтобы получше разглядеть парящего там ястреба. В камышах, растущих вдоль берега реки, заворочалась куропатка, потом, словно подстегнутая парящей сверху опасностью, отчаянно замахала крыльями, бросаясь из стороны в сторону, чтобы увернуться от убийцы, который теперь, словно играючи, преследовал ее. Саймон заслонил рукой глаза от солнца и стал наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой.
— Похоже, это небольшой сокол, — заметил подъехавший поближе Джек. — Во всяком случае, не просто полевой ястреб. Словно кто-то охотится с ним.
В воздухе неслась самая совершенная из созданных для убийства тварей. Сокол словно дразнил отчаянно мечущуюся куропатку и лениво взмахивал своими великолепными крыльями, прежде чем решил спикировать на птицу. Куропатка попыталась было подняться повыше, но вес собственного тела неумолимо тянул ее к земле. Тогда она решила скрыться в зарослях прибрежного камыша. Однако сокол опередил ее, бросившись на бедняжку с силой и точностью свинцовой пули; от его хищно изогнутого клюва отразился луч бледного солнца. Птицы столкнулись в воздухе, куропатка рухнула на землю, а люди, наблюдавшие с дороги за охотой, перевели дыхание.
— А вот и его хозяева. — Джек указал плетью на две фигуры на лошадях, стоящие на береговом обрыве.
Повинуясь неосознанному порыву, Саймон послал своего коня галопом, направив его к двум всадникам. Его спутники последовали за ним.
Ариэль внимательно следила за Колдуном. Он был выдрессирован совсем недавно и мог в азарте погони забыть про всю пройденную науку и удрать вместе с добычей. Вот и сейчас, уже возвращаясь к своей хозяйке, он было заколебался — Ариэль чувствовала, что хищнику не терпится разделаться со своей честно заработанной добычей. И так велико было желание девушки, чтобы сокол вернулся к ней, что она заметила группу всадников только тогда, когда земля загудела под копытами их коней.
Первой ее реакцией было гневное возмущение. Неужели они не понимают, что ей сейчас необходима предельная собранность, чтобы сокол вернулся к ней? Но похоже, они почувствовали это. На вершине небольшого пригорка кавалькада остановилась, натянув поводья, причем на таком расстоянии, чтобы не отвлекать сокола.
Колдун все еще был в воздухе, носясь взад и вперед со своей добычей. Ариэль сначала подумала, что тот собирается спрятаться в камышах, чтобы без помех разделаться с куропаткой. Группа всадников на пригорке стояла совершенно неподвижно. Сокол поднялся вверх и, неспешно взмахивая крыльями, стал планировать на поднятую для него повыше руку в толстой кожаной перчатке. Опустившись на нее, он распушил перья и послушно бросил свою добычу в руку Ариэль. Та опустила ее в ягдташ у седла и пристегнула путы.
— Браво! — произнес один из всадников, отделяясь от своих спутников и направляясь к ней. Собаки насторожили уши, но всадник не удостоил их даже мимолетным взглядом. — А ведь был момент, когда я думал, что он собирается сбежать.
Первой мыслью, пришедшей в голову Ариэль, была та, что она никогда еще не видела такого безобразного человека, как этот гигант, сидящий верхом на пегом жеребце, нескладном, но невероятно мощном. Всадник был без шляпы, темные волосы его были острижены очень коротко. Каждая черта внешности незнакомца, похоже, создавалась природой по отдельности, вне всякой гармонии с остальными. Крючковатый нос уступом выдавался на лице, подчеркнутый едва зажившим шрамом на щеке. Нижняя часть лица мужчины тоже выдавалась вперед; губы всадника были сложены в ухмылку, виднелись несколько искривленные, но здоровые зубы. Над глубоко посаженными, широко расставленными глазами почти срастались широкие темные брови.
Ей бросился в глаза его темный костюм для верховой езды и короткая стрижка пуританина. Потом она резко отвернулась, махнула рукой груму, щелкнула пальцами собакам и пустилась галопом вдоль берега реки, держа на руке сокола.
Саймон нахмурился. Довольно необычное создание, не говоря уже о плохих манерах. И роскошный верховой наряд.
— Надо ехать, а то мы рискуем опоздать к венчанию из-за пустяков.
Он подобрал поводья и вернулся на дорогу, сопровождаемый друзьями.
Приблизившись по дамбе к замку, они услышали звук трубы со смотровой башни.
— Кто-то выставил там наблюдателя, — с ироничной усмешкой на лице заметил Саймон. — Похоже, они боялись, что мы не приедем.
Спустя двадцать минут группа всадников миновала подъемный мост и въехала во двор замка Равенспир.
Обитые железными полосами двери большого зала были заблаговременно открыты, и, когда жених с сопровождавшими его гостями спешились, граф Равенспир с братьями появился из внутренних покоев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Когда дозорный увидит Хоуксмура — а на наших болотах он сможет заметить его миль за пять, — только тогда я оденусь. — Ариэль повернулась к брату лицом. — Думаю, это устроит всех, Рэнальф.
Тот бросил сердитый взгляд на собак, не сводивших с него своих громадных желтых глаз. Ничего не сказав, он повернулся на каблуках и вышел из комнаты, хлопнув дверью.
Ариэль слегка улыбнулась, поглаживая собак по головам.
— Интересно, понимаете ли вы, как порой выручаете меня, ребята?..
Соскользнув с подоконника, она подошла к кровати. Деньги Рэнальфа были потрачены с размахом. Пусть это была только пародия на брак, но Ариэль решила, что она должна выглядеть так, словно все происходит совершенно серьезно. Подвенечное платье из кремового шелка, отделанное лентами чуть более темного цвета, было только одним из приобретенных ею туалетов. Она накупила достаточно разных материй, чтобы вызвать жалкие, завистливые улыбки на лицах кембриджских модниц и чтобы загрузить работой целую армию белошвеек на всю неделю.
Но больше всего Ариэль радовал новый костюм для верховой езды. Подойдя к гардеробу, она достала из него камзол, жилет и длинную юбку малинового шелка, затканную серебряной нитью, погладила пальцами обшлага на рукавах и украшенные богатой вышивкой карманы.
Повинуясь мгновенному порыву, Ариэль сбросила с себя старый костюм и швырнула на пол просторные одежды из простой зеленой ткани. Затем быстро надела новый наряд, в спешке путаясь пальцами в застежках и едва справляясь с крючками. Повязав шею белым муслиновым шарфом, она надела новую треуголку, отделанную серебряным галуном, и посмотрела на себя в высокое зеркало.
Что ж, придраться было не к чему. Раньше она не уделяла особенного внимания своей внешности; жизнь в этих краях предписывала определенные стандарты поведения, и к тому же Рэнальф отнюдь не отличался щедростью в тратах на содержание сестры. Во время ее походов по окрестным деревушкам в качестве доктора роскошные туалеты только мешали, а когда подобных забот у Ариэль не было, она с охотой проводила время в конюшне, на прогулках верхом или на соколиной охоте — для таких занятий ее старый просторный костюм для верховой езды подходил как нельзя лучше. Увидев себя в зеркале такой привлекательной и элегантной, Ариэль ощутила прилив наслаждения. В ближайшие дни, пока гости графа Равенспира будут развлекать себя всеми возможными видами спорта, у нее будет много прекрасных возможностей продемонстрировать им свои роскошные наряды. Разумеется, до тех пор, пока свадебные торжества не подойдут к внезапному концу задолго до конца месяца. Рэнальф больше не обмолвился ни словом о своих планах в отношении ее жениха, но Ариэль достаточно хорошо знала своего братца, чтобы понимать — тот не отказался от своих намерений.
Однако сейчас Ариэль надо было спешить. Рэнальф, безусловно, ни за что не смирится с поражением, но если она не будет путаться под ногами и дразнить его, то он просто ничего не сможет поделать с этим. Она свистнула собак, и те послушно потрусили за ней.
Наверху каменной лестницы Ариэль приостановилась. Большой зал внизу был полон гостей. Кое-кто из них, стоя у длинных столов перед каминами, заканчивал поздний завтрак, другие уже были изрядно навеселе — слуги обносили всех желающих вином и пивом. Замок Равенспир был огромным строением и не раз в прошлом принимал в своих стенах королевские кортежи с множеством сопровождающих. Две сотни гостей, приглашенных на праздник, тоже разместились без особого труда, поскольку в таких обстоятельствах никто не стал возражать против того, чтобы спать по двое-трое в одной кровати, а юные холостяки, к их восторгу, были устроены на ночь в бывших помещениях для солдат.
Ариэль не знала почти никого из приглашенных. Разве только кое-кого из тесного круга друзей своих братьев, которые и раньше появлялись в стенах замка Равенспир. Этих она знала как раз даже больше, чем хотела бы. Ее отношения с Оливером Беккетом давали ей доступ в их общество, за исключением, ночных оргий, когда мужчины отправлялись за девушками, а ее присутствие среди них становилось нежелательным.
Ариэль не хотелось спускаться в зал, пробираться через толпу гостей. Она повернулась и, по-прежнему в сопровождении собак, стала спускаться по узкой лестнице, прорубленной в мощной каменной стене. Этой лестницей, ведущей в кухню, пользовались обычно слуги.
В кухне, на взгляд непосвященного наблюдателя, царил полный беспорядок. Судомойки, поварята и вспотевшие ливрейные лакеи сновали в нескольких сообщавшихся между собой помещениях под сводами, покрытыми вековой копотью от громадных плит, над которыми раскрасневшиеся от жара углей поварята вращали на вертелах молочных поросят, бараньи туши и крупные куски говяжьей вырезки.
Пробираясь с собаками сквозь это скопление людей, которые были чересчур заняты, чтобы обращать на нее внимание, она вдруг услышала за спиной взрыв смеха. Оказалось, что Ромул приметил на одном из разделочных столов остывающий после вертела кусок свинины, чересчур аппетитный, чтобы пес мог устоять перед таким искушением. Громадные челюсти распахнулись, огромный язык прошелся по выскобленной до блеска сосновой столешнице, и кусок в мгновение ока исчез в собачьей пасти.
— Ах, негодник! — воскликнула потерявшая на секунду бдительность кухарка, на которой красовались целых два фартука.
Ромул, не выпуская кусок мяса из пасти, рванулся к двери, женщина, размахивая в воздухе скалкой, устремилась за ним.
— Ох, извини его, Гертруда! — ринулась на защиту своего друга Ариэль.
Кухарка выбежала на улицу, парок от ее дыхания таял в холодном воздухе. Ромула нигде не было видно, Рем тоже, видимо, убежал за ним.
— На самом-то деле он вовсе не вор, — продолжала оправдываться Ариэль.
— Все собаки — воришки, миледи, — убежденно заявила Гертруда. — Это у них от природы, если только скверные привычки не выколотить из них. Их сиятельства это хорошо знают.
— Да-а… — протянула Ариэль.
Братья ее действовали весьма примитивными методами, когда необходимо было добиться повиновения от животных — не говоря уже о сестре.
— Это не повторится, обещаю тебе.
Кухарка с сомнением посмотрела на Ариэль, потом добродушно усмехнулась.
— Ладно, ничего страшного. Подумаешь, жалкий кусок свинины. В конце концов сегодня день вашей свадьбы.
С этими словами она повернулась и скрылась в кухне.
«День свадьбы, если жених все же появится», — поправила ее про себя Ариэль, направляясь к конюшне. Будет в высшей степени неприлично, если граф Хоуксмур не приедет на свою собственную свадьбу. Подобное оскорбление могло вызвать новую волну кровавой мести.
Но, возможно, именно в этом и заключался его план. Он вынудил своих врагов согласиться на крайне неприятное им предложение и теперь останется стоять в сторонке, смеясь над их публичным унижением. Странно, но сама Ариэль не чувствовала бы себя ни в малейшей степени униженной при подобном повороте событий. Вероятно, потому, что это будет куда менее противно, чем изображать любовь перед алтарем, будучи на самом деле всего только наживкой в руках своих братьев.
Когда Ариэль вошла в конюшню, Эдгар сидел на перевернутой бочке для дождевой воды и возился со старой уздечкой.
— Оседлай чалую, Эдгар. Я хочу дать соколенку возможность размяться.
— Сейчас, миледи. — Эдгар поднялся на ноги. — Я буду готов через минуту. Или вы предпочитаете Джошуа?
— Пожалуй, я возьму Джошуа. Мне бы хотелось, чтобы ты остался в конюшне… приглядывать за жеребенком.
Ариэль нахмурилась. Ей не очень хотелось снова вызывать гнев Рэнальфа, отправляясь в одиночестве на верховую прогулку, но куда больше она беспокоилась о том, что ее аргамаки останутся без присмотра. Если братья начнут проявлять к ним повышенный интерес, она должна сразу узнать про это от своего человека.
Девушка вошла в помещение для соколов, расположенное рядом с конюшней. Здесь было темно, в воздухе висел тяжелый запах крови маленьких птичек, которыми кормили соколов, и кислый запах птичьего помета. Соколы сидели на насестах, глаза их горели в темноте.
Она подошла к третьему насесту и осторожно погладила хохолок из перьев на голове сокола. Тот тут же поднял на нее острый, недобрый взгляд и почти коснулся хищно изогнутым клювом ее пальцев.
— Ах ты, мой противный! — восхищенно прошептала она, не убирая, однако, руку.
— Вы берете сегодня Колдуна, миледи? — Из темноты появился сокольничий, двигаясь быстро и бесшумно, как и его птицы. В руках он держал колпачок и короткие кожаные путы.
— Да, проедусь с ним вдоль реки.
Она взяла с полки толстую кожаную рукавицу и надела ее себе на правую руку; сокольничий тем временем надел колпачок на голову сокола, закрепил на его лапах путы и снял птицу с насеста.
Ариэль приняла сокола на защищенную рукавицей руку и пристегнула к ней путы.
— Я вернусь не позже чем через час.
С этими словами она вышла во двор, где ее уже ждал грум с оседланной чалой кобылой и своим собственным мулом. Волкодавы, очень довольные собой, сидели рядом с лошадьми, вывалив набок языки.
— Мне придется запереть вас в конюшне до конца дня, — предупредила она их, впрочем, без особой убежденности в голосе.
Наказывать их сейчас не имело никакого смысла. Грум помог ей подняться в седло; сокол спокойно сидел у нее на руке, склонив голову в колпачке на сторону, перья на его голове шевелил ветерок.
Они выехали из ворот замка, копыта коней застучали по подъемному мосту. Воздух был прохладным, но ясным, солнце ярко светило с безоблачного неба. Проселочная дорога, отходившая от основного тракта, уходила через болотистые пустоши к далеким шпилям Кембриджа.
Ариэль заслонила рукой от солнца глаза и посмотрела на дорогу. На ней видна была только телега. Нигде ни следа ее опаздывающего жениха. Она послала лошадь галопом к берегу реки, а там натянула поводья, сняла колпачок с головы сокола и подняла руку повыше, давая ему возможность осмотреться по сторонам. В сотне метров от них грач сосредоточенно доставал из земли червяка. Над рекой пронесся порыв ветра. Сокол сделал быстрое движение. Ариэль отстегнула путы и опытным движением руки послала птицу в воздух.
Граф Хоуксмур натянул поводья, взглянул на солнце и прикинул, что сейчас уже, должно быть, около одиннадцати часов утра. Впереди на горизонте уже виднелась темная громада замка Равенспир, до него оставалось не более получаса езды. Из-за замка показался громадный восьмиугольник монастыря Эли.
— Спешить некуда, Саймон, — заметил один из сопровождавших его людей.
Небольшой отряд из десяти человек выстроился в ряд за спиной графа Хоуксмура.
— Я хочу, чтобы мы прибыли точно в полдень, Джек, — ответил ему Саймон. — Я не желаю злоупотреблять гостеприимством Равенспиров больше, чем это необходимо.
Саймон Хоуксмур решил для себя, что появится в замке ровно на столько времени, сколько потребуется, чтобы предстать перед алтарем вместе с Ариэль Равенспир. Правда, после венчания ему придется целый месяц присутствовать на различных праздничных церемониях. И пока он будет гостем замка Равенспир, у него появится возможность заняться кое-какими личными делами. Может быть, даже с женщиной, руки которой он добивается.
Однако самые неотложные дела прежде всего. Граф Хоуксмур послал своего коня вдоль дамбы, поднимавшейся из затвердевшей на морозе грязи. У него до сих пор не сложилось никакого представления о девушке, которой меньше чем через час предстояло стать его женой. Он никого не расспрашивал о ней, и никто из его друзей не вызвался описать ему его невесту. Даже если она окажется косоглазой, горбатой, колченогой, совершеннейшей дурой, наконец, — это не имело для него никакого значения. Он женится на ней и будет хранить ей верность.
Саймон поднял взгляд к бледно-голубому небу, чтобы получше разглядеть парящего там ястреба. В камышах, растущих вдоль берега реки, заворочалась куропатка, потом, словно подстегнутая парящей сверху опасностью, отчаянно замахала крыльями, бросаясь из стороны в сторону, чтобы увернуться от убийцы, который теперь, словно играючи, преследовал ее. Саймон заслонил рукой глаза от солнца и стал наблюдать за разворачивающейся перед ним сценой.
— Похоже, это небольшой сокол, — заметил подъехавший поближе Джек. — Во всяком случае, не просто полевой ястреб. Словно кто-то охотится с ним.
В воздухе неслась самая совершенная из созданных для убийства тварей. Сокол словно дразнил отчаянно мечущуюся куропатку и лениво взмахивал своими великолепными крыльями, прежде чем решил спикировать на птицу. Куропатка попыталась было подняться повыше, но вес собственного тела неумолимо тянул ее к земле. Тогда она решила скрыться в зарослях прибрежного камыша. Однако сокол опередил ее, бросившись на бедняжку с силой и точностью свинцовой пули; от его хищно изогнутого клюва отразился луч бледного солнца. Птицы столкнулись в воздухе, куропатка рухнула на землю, а люди, наблюдавшие с дороги за охотой, перевели дыхание.
— А вот и его хозяева. — Джек указал плетью на две фигуры на лошадях, стоящие на береговом обрыве.
Повинуясь неосознанному порыву, Саймон послал своего коня галопом, направив его к двум всадникам. Его спутники последовали за ним.
Ариэль внимательно следила за Колдуном. Он был выдрессирован совсем недавно и мог в азарте погони забыть про всю пройденную науку и удрать вместе с добычей. Вот и сейчас, уже возвращаясь к своей хозяйке, он было заколебался — Ариэль чувствовала, что хищнику не терпится разделаться со своей честно заработанной добычей. И так велико было желание девушки, чтобы сокол вернулся к ней, что она заметила группу всадников только тогда, когда земля загудела под копытами их коней.
Первой ее реакцией было гневное возмущение. Неужели они не понимают, что ей сейчас необходима предельная собранность, чтобы сокол вернулся к ней? Но похоже, они почувствовали это. На вершине небольшого пригорка кавалькада остановилась, натянув поводья, причем на таком расстоянии, чтобы не отвлекать сокола.
Колдун все еще был в воздухе, носясь взад и вперед со своей добычей. Ариэль сначала подумала, что тот собирается спрятаться в камышах, чтобы без помех разделаться с куропаткой. Группа всадников на пригорке стояла совершенно неподвижно. Сокол поднялся вверх и, неспешно взмахивая крыльями, стал планировать на поднятую для него повыше руку в толстой кожаной перчатке. Опустившись на нее, он распушил перья и послушно бросил свою добычу в руку Ариэль. Та опустила ее в ягдташ у седла и пристегнула путы.
— Браво! — произнес один из всадников, отделяясь от своих спутников и направляясь к ней. Собаки насторожили уши, но всадник не удостоил их даже мимолетным взглядом. — А ведь был момент, когда я думал, что он собирается сбежать.
Первой мыслью, пришедшей в голову Ариэль, была та, что она никогда еще не видела такого безобразного человека, как этот гигант, сидящий верхом на пегом жеребце, нескладном, но невероятно мощном. Всадник был без шляпы, темные волосы его были острижены очень коротко. Каждая черта внешности незнакомца, похоже, создавалась природой по отдельности, вне всякой гармонии с остальными. Крючковатый нос уступом выдавался на лице, подчеркнутый едва зажившим шрамом на щеке. Нижняя часть лица мужчины тоже выдавалась вперед; губы всадника были сложены в ухмылку, виднелись несколько искривленные, но здоровые зубы. Над глубоко посаженными, широко расставленными глазами почти срастались широкие темные брови.
Ей бросился в глаза его темный костюм для верховой езды и короткая стрижка пуританина. Потом она резко отвернулась, махнула рукой груму, щелкнула пальцами собакам и пустилась галопом вдоль берега реки, держа на руке сокола.
Саймон нахмурился. Довольно необычное создание, не говоря уже о плохих манерах. И роскошный верховой наряд.
— Надо ехать, а то мы рискуем опоздать к венчанию из-за пустяков.
Он подобрал поводья и вернулся на дорогу, сопровождаемый друзьями.
Приблизившись по дамбе к замку, они услышали звук трубы со смотровой башни.
— Кто-то выставил там наблюдателя, — с ироничной усмешкой на лице заметил Саймон. — Похоже, они боялись, что мы не приедем.
Спустя двадцать минут группа всадников миновала подъемный мост и въехала во двор замка Равенспир.
Обитые железными полосами двери большого зала были заблаговременно открыты, и, когда жених с сопровождавшими его гостями спешились, граф Равенспир с братьями появился из внутренних покоев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41