Саймон, издав невнятное восклицание, нагнулся над женой и принялся растирать ей спину в тщетной попытке остановить этот сухой лающий кашель. В конце концов приступ прошел, и Ариэль снова откинулась на подушки. Саймон носовым платком вытирал у нее пот со лба.
Ариэль закрыла глаза, не в силах выносить его пристального взгляда. Она припомнила, что только минуту назад сказала про его изуродованное лицо, и эти слова показались ей ужасными. Не имело значения, что она была вне себя от ярости и страха за раненую лошадь; слова эти были непростительны, даже язвительны. Но она чувствовала себя слишком слабой, чтобы начинать объяснения. Усталость сидела где-то глубоко в ее теле, похоже, она пришла на смену ознобу.
Грелки, которыми она была обложена, сделали свое дело, хотя порой Ариэль чувствовала, что озноб только притаился где-то поблизости и лишь ждет своего часа, чтобы снова наброситься на нее. Она хотела отдохнуть и забыться, но усталость была так велика, что не давала ей заснуть, а лишь терзала ноющей болью руки и ноги.
Саймон отвернулся от жены и, подойдя к окну, посмотрел вниз, на внутренний двор замка. Он ждал, когда же появятся две женщины в сопровождении Эдгара, но двор, окутанный вечерними сумерками, был пуст. Невнятный шум пиршества, доносившийся из большого зала, вдруг резко усилился — это распахнулась тяжелая, окованная железными полосами дверь, и выбежавший из нее человек сложился пополам, извергая из себя съеденное. Празднество со всеми его неизбежными последствиями продолжалось даже в отсутствие новобрачных.
Саймон лишь наморщил нос при виде этого зрелища и стал смотреть поверх стен замка на расстилающуюся перед ним равнину. Но сумерки сгустились настолько, что рассмотреть ничего не удалось; не видна была даже восьмиугольная громада монастыря в Эли.
Пока он вглядывался в темноту, раздался легкий стук в дверь. Саймон повернулся, крикнув: «Войдите!» — и в комнату вошли две женщины в сопровождении Дорис.
— Это миссис Сара, милорд, и мисс Дженни, — представила их Дорис, приседая в реверансе.
— Благодарю вас, мадам, за то, что вы так быстро пришли, — церемонно произнес Саймон, направляясь к женщинам через комнату и протягивая руку старшей из них.
Немая безумная Сара, как ее называла Дорис. Однако Саймон не заметил никакого безумия в лице этой женщины, голубые глаза которой упорно изучали его. Она была худощава, с белыми как снег волосами, и в глубине ее спокойных было глаз что-то, от чего Саймон почувствовал себя как-то неуверенно.
К его удивлению, Сара обхватила его большую ладонь обеими руками; кожа женщины была сухой и теплой. Саймона пронзило странное чувство: словно нечто перешло в него через руки этой женщины. Только усилием воли он подавил инстинктивное желание выдернуть свою ладонь из ее пальцев.
Но через мгновение Сара сама отпустила его ладонь и повернулась к кровати, возле которой ее дочь уже склонилась над Ариэль.
— Сара, тебе вовсе не надо было приходить сюда, — произнесла та, садясь повыше в постели. — Все, что мне надо, — немного эфедры да еще корней подорожника и коры вяза, чтобы уменьшить кашель. Дженни вполне справилась бы с этим одна.
— Мама обязательно хотела сама взглянуть на тебя, — сказала Дженни, доставая из корзины принесенные снадобья.
Сара только улыбнулась и распахнула полы халата Ариэль. Внезапно ее пальцы, расстегивавшие пуговицы, застыли — старая женщина увидела браслет на запястье больной. Осторожно взяв руку Ариэль, Сара подняла ее повыше, чтобы как следует рассмотреть браслет. Подвески заиграли, когда она повернула руку Ариэль, чтобы увидеть головку змеи с жемчужным яблоком во рту.
Сара медленно обернулась: за ее спиной стоял граф Хоуксмур. Около минуты она смотрела ему в лицо своим странным взглядом, по-прежнему держа в руках запястье Ариэль. В этом взгляде был какой-то вопрос, которого он не мог понять, не говоря уже о том, чтобы ответить на него.
— Что с тобой, мама? — спросила Дженни, касаясь руки матери.
Девушка почувствовала что-то необычное в ее поведении.
— Вы правы, Ариэль следует снять этот браслет. Совсем не обязательно носить его даже в постели.
Голос Саймона прозвучал отрывисто, выдавая его беспокойство. Он не понимал, что так взволновало эту женщину, но почувствовал, что не может выносить пристального взгляда ее голубых глаз. Этот взгляд словно проникал в глубину его души. Видимо, что-то в этом браслете взволновало Сару, и Саймон поступил так, как поступал всегда, видя угрозу: постарался устранить ее. Он взял в свою руку запястье Ариэль, и Сара разжала пальцы, проводив взглядом браслет, чтобы запомнить его.
Саймон расстегнул браслет. На долю секунды он задержал пальцы на изумрудном лебеде, потом на серебряной розе, на великолепной жемчужине во рту у змеи. Когда он коснулся змеиной головки, темной впадинки между глаз, волосы у него на затылке вдруг зашевелились. Где же он видел эту вещь раньше? Почему она так знакома ему? Саймон не мог прогнать из головы эти мысли.
Снова почувствовав на себе взгляд Сары, он сразу, едва ли не с вызовом, взглянул ей в глаза, покраснев при этом, словно она застала его за чем-нибудь неприличным. Но женщина тут же повернулась к своей пациентке, и он молча опустил браслет к себе в карман.
Ставшие снова проворными пальцы Сары быстро справились с пуговицами на рубашке Ариэль. Дженни убрала с ее груди пропитанную камфарой ткань, а Сара открыла крышку алебастрового сосуда и начала растирать грудь Ариэль какой-то жидкостью, которая наполнила комнату таким сильным запахом, что у Саймона сразу заслезились глаза.
Поняв, что, стоя у кровати, он только мешает женщинам, Саймон опустился в кресло у камина. Собаки тут же подошли к нему и легли у его ног, положив головы на лапы. Поглядывая на хлопочущих у кровати женщин, Саймон поражался уверенности их движений. Раз Сара быстро посмотрела на него через плечо, и он снова поежился от странного чувства, которое вызывал в нем этот все понимающий взгляд. Казалось, она знала его гораздо лучше, чем он сам. «Может быть, она просто колдунья? — пришло ему в голову. — Или ясновидящая?..»
В комнату вошла Дорис, неся кувшин с кипятком, над которым вился пар, и неглубокую сковороду с длинной ручкой. Она поставила кувшин с кипятком на столик рядом с кроватью, а сковороду — на треножник в камине.
Саймон отодвинул ноги в сторону, чтобы не мешать ей, и девушка покраснела, прогнав, от огня собак с куда большей энергией, чем требовалось.
Сделав все необходимое, Дорис выпрямилась и расправила свой передник.
— Больше вам ничего не надо, миссис Сара?
— Сейчас пока ничего, — ответила Дженни, доставая из корзины пучок сухих корневищ подорожника. — Прошу извинить меня, милорд…
И, нагнувшись над коленями Саймона, она бросила пучок на сковородку.
Саймон взял трость и встал. Хромая, он прошел к окну, чтобы никому не мешать, и опустился в мягкое кресло. Ковыляя на новое место, он не заметил искоса брошенный на него взгляд Сары; когда Саймон устроился в кресле, она уже была поглощена приготовлением снадобья от кашля, колдуя над сухими травами с горячей водой в медном сосуде.
Сухие корневища на сковороде стали дымить, и комната наполнилась клубами дыма с запахом фимиама, от которого у Саймона в легких сразу разлилась прохлада.
— Это облегчит дыхание Ариэль, — объяснила Дженни, расслышав негромкий возглас удивления, вырвавшийся у Саймона. — Может быть, вам, сэр, лучше спуститься вниз?..
Саймон молча покачал головой, тут же сообразив, что женщина не увидит это движение. Зато Сара смотрела на него в упор, вопросительно подняв тонкие брови, и во взгляде ее ясно читался вопрос.
— Я не сиделка, — сказал он, — но если вы скажете мне, что надо делать, я уверен, что справлюсь.
Сара кивнула головой и снова повернулась к Ариэль, по-прежнему сидевшей высоко в подушках. Багровый румянец все еще пылал у нее на щеках, веки набрякли и заплыли, но, как показалось Саймону, дышала она уже куда свободнее.
Ариэль выпила отвара из коры вяза и корней подорожника, который приготовила в кувшине Сара, и снова откинулась на подушки, закрыв глаза.
— Вам нет больше необходимости оставаться здесь, Сара. Вам вообще не следовало здесь появляться.
— Вы же отлично знаете, что никто и ничто не помешает маме сделать то, что она задумала, — с легким смешком сказала Дженни.
Она снова подошла к кровати и положила ладонь на лоб Ариэль.
— Теперь вам следует заснуть, дорогая. Я думаю, что опасность миновала.
Ариэль слабо улыбнулась:
— Будем надеяться на это. Последний раз купаюсь в реке посреди зимы.
— На редкость разумные слова, — заметил Саймон, поднимаясь со своего кресла и присоединяясь к женщинам у кровати.
Ариэль казалась ему все еще очень больной, но голос ее уже не был таким хриплым, да и приступы кашля больше не терзали ее.
— Сара, вам нет смысла больше оставаться здесь, — повторила Ариэль молящим и вместе с тем настойчивым тоном. — Теперь я позабочусь о себе сама, а вы, я уверена, хотите вернуться домой.
— Если вы объясните мне, что надо делать, я смогу ухаживать за Ариэль.
Саймон надеялся, что его голос не выдаст владевшие им сомнения. Ариэль совершенно явно считала, что ее друзьям не следует оставаться в замке дольше, чем это необходимо. Ему же казалось не менее важным, чтобы ничто не тревожило Ариэль.
— К тому же, я уверен, Дорис всегда сможет помочь.
Сара снова пронзила его своим немигающим взглядом, затем коснулась руки дочери, увлекая ту подальше от кровати и взглядом прося Саймона последовать за ними.
— Ариэль необходимо поспать, — вполголоса сказала Дженни, беря из руки матери флакон дымчатого стекла. — Но, я думаю, она не захочет принимать настойку опия. Ее нельзя назвать легким пациентом, — добавила девушка с улыбкой.
— А это совершенно необходимо? — спросил Саймон, обращаясь к Саре. Та ответила утвердительным кивком.
— Тогда Ариэль его примет, — просто произнес он, глядя на небольшой флакон, перекочевавший теперь к нему в руку.
Глаза женщины, много повидавшей на своем веку, с минуту изучали его лицо все с тем же напряженным и вопросительным выражением. Потом она медленно подняла руку и коснулась его шрама, проведя кончиками пальцев по всей дайне его рваных краев.
Саймон стоял совершенно неподвижно; он не мог бы шевельнуться, даже если бы хотел этого. Было что-то очень деликатное в прикосновений этих пальцев; оно скорее напоминало ласку. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели, казалось, прямо ему в душу. И в то же время в ее прикосновении не было ничего зловещего — одна бесконечная нежность. Теперь Саймон почувствовал, что ее проницательный взгляд даже как-то успокаивает.
Дженни тоже стояла совершенно неподвижно, с удивленным выражением на лице. Девушка не могла видеть, что делает ее мать, но чувствовала напряжение, царившее между ними, чувствовала объявшее мать волнение. Внезапно Ариэль снова закашлялась, и при этих сухих лающих звуках Сара отдернула руку от лица Саймона. Сделав несколько шагов прочь от него, она схватила свою накидку, набросила ее на плечи и вернулась к кровати.
Дженни положила новую порцию листьев на сковороду, стоявшую на треноге.
— Если вы будете их постоянно менять, лорд Хоуксмур, вашей жене будет легче дышать. Еще надо растирать ей грудь этой мазью каждые три часа. И давать ей питье для откашливания каждый раз, когда нужно. А эти пастилки она должна сосать, чтобы смягчить горло и уменьшить кашель. Если вам удастся убедить ее выпить настойку, она должна будет проспать шесть часов или чуть дольше.
— Будьте спокойны, она ее выпьет, — заверил Саймон. Лицо его и особенно шрам, казалось, еще помнили прикосновение пальцев Сары.
Дженни мельком улыбнулась ему и вернулась к кровати, захватив по пути свою накидку, Саймон отметил про себя, что девушка без всякого труда ориентируется в комнате. Возможно, она уже бывала здесь раньше и запомнила очертания комнаты и расположение мебели.
— Мы уходим, Ариэль, — сказала Дженни, наклоняясь и целуя подругу. — Выздоравливай, принимай лекарства, а я попрошу Эдгара заехать за мной утром, чтобы проведать тебя.
Улыбка на лице Ариэль была еще слабой, но все же это была именно улыбка.
— Я чувствую себя уже лучше. Спасибо вам, что пришли, хотя я и предпочла бы, чтобы Сара не приходила.
— На этом настоял ваш муж, — шепнула ей на ухо Дженни. — Так нам сказал Эдгар.
Ариэль покраснела.
— Он не имел права так поступать.
Дженни пожала плечами.
— Возможно. Но вы ведь знаете, никто на свете не может заставить маму сделать то, чего она не хочет делать.
«Это и в самом деле правда», — подумала Ариэль. Она взглянула на изможденное лицо своей спасительницы и, как всегда, под следами страданий увидела в нем решительность и твердость.
— Благодарю вас, Сара, — пробормотала она, отвечая на ее поцелуй.
Когда обе женщины покинули комнату, Саймон подошел к кровати, держа в руках флакон с настойкой опия и рюмку.
— Если это то, что я думаю, то можешь не беспокоиться, — с брезгливой гримасой произнесла Ариэль, подтягивая одеяло до подбородка и враждебно глядя на флакон. — Я никогда не приму опий.
— Все когда-то случается в первый раз, — возразил Саймон, присаживаясь на кровать и вертя в пальцах флакон и рюмку. — Сара сказала, что тебе надо поспать, так поспи же, дорогая.
— Я хочу спать и засну, когда придет время, — заявила Ариэль. — Мое тело само запросит отдыха.
— Думаю, тебе не следует больше разговаривать, — произнес Саймон все тем же небрежным тоном. — С каждым словом твой голос становится все слабее и слабее.
Он осторожно открыл флакон и накапал немного настойки в рюмку.
— Нет! Я не стану это пить, — продолжала спорить Ариэль, стараясь не обращать внимания на справедливость его последних слов.
— Но почему?
— Потому что я после этого сразу засну!
— В этом и весь смысл, — суховато заметил он.
— Да, но ведь это ужасно — тяжелый сон, во время которого я совершенно беспомощна. Это не тот сон, который вызывает белладонна, та, что я приготовила для тебя. Опий куда более сильное средство, и сон после него длится несколько часов, а я не могу позволить себе столько спать. Мне нужно…
Остаток слов потонул в таком страшном приступе кашля, что показалось: все заботы Дженни и Сары пропали даром.
Саймон поставил рюмку на столик рядом с кроватью, приподнял Ариэль с подушек, прижал к себе и принялся растирать ей спину, пока кашель не перестал сотрясать ее тело.
— Выпей.
Он налил отвар коры вяза в чашку жены, и та с готовностью выпила его.
— Если бы Сара сочла, что белладонны для тебя достаточно, она бы дала тебе выпить именно ее, — не отставал он. — Но она настаивает на опии, значит, тебе это просто необходимо.
И он протянул жене рюмку.
Ариэль раздраженным жестом оттолкнула его руку.
— Я не хочу! — упрямо сказала она. — И не буду это пить.
— Никогда бы не поверил, что за внешностью взрослой женщины скрывается такой ребенок, — спокойно заметил Саймон. — Да к тому же еще и такой капризный.
Взяв жену за подбородок, он повернул ее к себе лицом.
— Если этот капризный ребенок не хочет, чтобы с ним обращались как с капризулей, он примет то, что принесет ему пользу, без дальнейших споров.
— Я не понимаю…
— Пусть не понимаешь, но когда ты все-таки примешь лекарство, тебе все сразу станет понятно.
Саймон взял Ариэль за подбородок и приподнял ее голову.
— Это будет не очень красиво, любовь моя. Но все равно так или иначе тебе придется выпить снотворное.
Ариэль взглянула прямо в его глаза цвета морской волны и прочитала там твердую решимость добиться ее послушания.
— Тогда обещай, что ты не покинешь меня, — заявила она. — Пока я буду спать, ты останешься здесь.
Требовательный и вместе с тем молящий тон ее голоса тронул Саймона. Неудивительно, что она спит так чутко: наверное, боится того, что может произойти вокруг нее.
— Я не сделаю ни шагу из этой комнаты, — пообещал он. — Разве только для того, чтобы взять что-нибудь из моей комнаты напротив. А теперь выпей.
Ариэль пожала плечами, но не стала больше спорить. Уж если она прикрывает мужу тыл, то должна позволить и ему сделать то же самое в отношении ее. Открыв рот, Ариэль с гримасой отвращения осушила рюмку.
— Ну вот и молодец, — мягко сказал он, наклоняясь и целуя жену. — Ложись и поспи. Я посижу здесь.
— Собакам надо будет выйти, — пробормотала она, опускаясь на подушки. — А потом их возьмет Эдгар. Не надо позволять им бегать без присмотра.
— Они не будут бегать, — заверил он, подтыкая одеяло. — Тебе тепло или заменить грелки?
Ариэль покачала головой.
— Не надо, я согрелась, — ответила она, закрывая глаза.
Саймон постоял с минуту, с улыбкой глядя на жену, потом вернулся на свое место у камина и вдохнул крепкий запах трав, тлевших в импровизированной курильнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
Ариэль закрыла глаза, не в силах выносить его пристального взгляда. Она припомнила, что только минуту назад сказала про его изуродованное лицо, и эти слова показались ей ужасными. Не имело значения, что она была вне себя от ярости и страха за раненую лошадь; слова эти были непростительны, даже язвительны. Но она чувствовала себя слишком слабой, чтобы начинать объяснения. Усталость сидела где-то глубоко в ее теле, похоже, она пришла на смену ознобу.
Грелки, которыми она была обложена, сделали свое дело, хотя порой Ариэль чувствовала, что озноб только притаился где-то поблизости и лишь ждет своего часа, чтобы снова наброситься на нее. Она хотела отдохнуть и забыться, но усталость была так велика, что не давала ей заснуть, а лишь терзала ноющей болью руки и ноги.
Саймон отвернулся от жены и, подойдя к окну, посмотрел вниз, на внутренний двор замка. Он ждал, когда же появятся две женщины в сопровождении Эдгара, но двор, окутанный вечерними сумерками, был пуст. Невнятный шум пиршества, доносившийся из большого зала, вдруг резко усилился — это распахнулась тяжелая, окованная железными полосами дверь, и выбежавший из нее человек сложился пополам, извергая из себя съеденное. Празднество со всеми его неизбежными последствиями продолжалось даже в отсутствие новобрачных.
Саймон лишь наморщил нос при виде этого зрелища и стал смотреть поверх стен замка на расстилающуюся перед ним равнину. Но сумерки сгустились настолько, что рассмотреть ничего не удалось; не видна была даже восьмиугольная громада монастыря в Эли.
Пока он вглядывался в темноту, раздался легкий стук в дверь. Саймон повернулся, крикнув: «Войдите!» — и в комнату вошли две женщины в сопровождении Дорис.
— Это миссис Сара, милорд, и мисс Дженни, — представила их Дорис, приседая в реверансе.
— Благодарю вас, мадам, за то, что вы так быстро пришли, — церемонно произнес Саймон, направляясь к женщинам через комнату и протягивая руку старшей из них.
Немая безумная Сара, как ее называла Дорис. Однако Саймон не заметил никакого безумия в лице этой женщины, голубые глаза которой упорно изучали его. Она была худощава, с белыми как снег волосами, и в глубине ее спокойных было глаз что-то, от чего Саймон почувствовал себя как-то неуверенно.
К его удивлению, Сара обхватила его большую ладонь обеими руками; кожа женщины была сухой и теплой. Саймона пронзило странное чувство: словно нечто перешло в него через руки этой женщины. Только усилием воли он подавил инстинктивное желание выдернуть свою ладонь из ее пальцев.
Но через мгновение Сара сама отпустила его ладонь и повернулась к кровати, возле которой ее дочь уже склонилась над Ариэль.
— Сара, тебе вовсе не надо было приходить сюда, — произнесла та, садясь повыше в постели. — Все, что мне надо, — немного эфедры да еще корней подорожника и коры вяза, чтобы уменьшить кашель. Дженни вполне справилась бы с этим одна.
— Мама обязательно хотела сама взглянуть на тебя, — сказала Дженни, доставая из корзины принесенные снадобья.
Сара только улыбнулась и распахнула полы халата Ариэль. Внезапно ее пальцы, расстегивавшие пуговицы, застыли — старая женщина увидела браслет на запястье больной. Осторожно взяв руку Ариэль, Сара подняла ее повыше, чтобы как следует рассмотреть браслет. Подвески заиграли, когда она повернула руку Ариэль, чтобы увидеть головку змеи с жемчужным яблоком во рту.
Сара медленно обернулась: за ее спиной стоял граф Хоуксмур. Около минуты она смотрела ему в лицо своим странным взглядом, по-прежнему держа в руках запястье Ариэль. В этом взгляде был какой-то вопрос, которого он не мог понять, не говоря уже о том, чтобы ответить на него.
— Что с тобой, мама? — спросила Дженни, касаясь руки матери.
Девушка почувствовала что-то необычное в ее поведении.
— Вы правы, Ариэль следует снять этот браслет. Совсем не обязательно носить его даже в постели.
Голос Саймона прозвучал отрывисто, выдавая его беспокойство. Он не понимал, что так взволновало эту женщину, но почувствовал, что не может выносить пристального взгляда ее голубых глаз. Этот взгляд словно проникал в глубину его души. Видимо, что-то в этом браслете взволновало Сару, и Саймон поступил так, как поступал всегда, видя угрозу: постарался устранить ее. Он взял в свою руку запястье Ариэль, и Сара разжала пальцы, проводив взглядом браслет, чтобы запомнить его.
Саймон расстегнул браслет. На долю секунды он задержал пальцы на изумрудном лебеде, потом на серебряной розе, на великолепной жемчужине во рту у змеи. Когда он коснулся змеиной головки, темной впадинки между глаз, волосы у него на затылке вдруг зашевелились. Где же он видел эту вещь раньше? Почему она так знакома ему? Саймон не мог прогнать из головы эти мысли.
Снова почувствовав на себе взгляд Сары, он сразу, едва ли не с вызовом, взглянул ей в глаза, покраснев при этом, словно она застала его за чем-нибудь неприличным. Но женщина тут же повернулась к своей пациентке, и он молча опустил браслет к себе в карман.
Ставшие снова проворными пальцы Сары быстро справились с пуговицами на рубашке Ариэль. Дженни убрала с ее груди пропитанную камфарой ткань, а Сара открыла крышку алебастрового сосуда и начала растирать грудь Ариэль какой-то жидкостью, которая наполнила комнату таким сильным запахом, что у Саймона сразу заслезились глаза.
Поняв, что, стоя у кровати, он только мешает женщинам, Саймон опустился в кресло у камина. Собаки тут же подошли к нему и легли у его ног, положив головы на лапы. Поглядывая на хлопочущих у кровати женщин, Саймон поражался уверенности их движений. Раз Сара быстро посмотрела на него через плечо, и он снова поежился от странного чувства, которое вызывал в нем этот все понимающий взгляд. Казалось, она знала его гораздо лучше, чем он сам. «Может быть, она просто колдунья? — пришло ему в голову. — Или ясновидящая?..»
В комнату вошла Дорис, неся кувшин с кипятком, над которым вился пар, и неглубокую сковороду с длинной ручкой. Она поставила кувшин с кипятком на столик рядом с кроватью, а сковороду — на треножник в камине.
Саймон отодвинул ноги в сторону, чтобы не мешать ей, и девушка покраснела, прогнав, от огня собак с куда большей энергией, чем требовалось.
Сделав все необходимое, Дорис выпрямилась и расправила свой передник.
— Больше вам ничего не надо, миссис Сара?
— Сейчас пока ничего, — ответила Дженни, доставая из корзины пучок сухих корневищ подорожника. — Прошу извинить меня, милорд…
И, нагнувшись над коленями Саймона, она бросила пучок на сковородку.
Саймон взял трость и встал. Хромая, он прошел к окну, чтобы никому не мешать, и опустился в мягкое кресло. Ковыляя на новое место, он не заметил искоса брошенный на него взгляд Сары; когда Саймон устроился в кресле, она уже была поглощена приготовлением снадобья от кашля, колдуя над сухими травами с горячей водой в медном сосуде.
Сухие корневища на сковороде стали дымить, и комната наполнилась клубами дыма с запахом фимиама, от которого у Саймона в легких сразу разлилась прохлада.
— Это облегчит дыхание Ариэль, — объяснила Дженни, расслышав негромкий возглас удивления, вырвавшийся у Саймона. — Может быть, вам, сэр, лучше спуститься вниз?..
Саймон молча покачал головой, тут же сообразив, что женщина не увидит это движение. Зато Сара смотрела на него в упор, вопросительно подняв тонкие брови, и во взгляде ее ясно читался вопрос.
— Я не сиделка, — сказал он, — но если вы скажете мне, что надо делать, я уверен, что справлюсь.
Сара кивнула головой и снова повернулась к Ариэль, по-прежнему сидевшей высоко в подушках. Багровый румянец все еще пылал у нее на щеках, веки набрякли и заплыли, но, как показалось Саймону, дышала она уже куда свободнее.
Ариэль выпила отвара из коры вяза и корней подорожника, который приготовила в кувшине Сара, и снова откинулась на подушки, закрыв глаза.
— Вам нет больше необходимости оставаться здесь, Сара. Вам вообще не следовало здесь появляться.
— Вы же отлично знаете, что никто и ничто не помешает маме сделать то, что она задумала, — с легким смешком сказала Дженни.
Она снова подошла к кровати и положила ладонь на лоб Ариэль.
— Теперь вам следует заснуть, дорогая. Я думаю, что опасность миновала.
Ариэль слабо улыбнулась:
— Будем надеяться на это. Последний раз купаюсь в реке посреди зимы.
— На редкость разумные слова, — заметил Саймон, поднимаясь со своего кресла и присоединяясь к женщинам у кровати.
Ариэль казалась ему все еще очень больной, но голос ее уже не был таким хриплым, да и приступы кашля больше не терзали ее.
— Сара, вам нет смысла больше оставаться здесь, — повторила Ариэль молящим и вместе с тем настойчивым тоном. — Теперь я позабочусь о себе сама, а вы, я уверена, хотите вернуться домой.
— Если вы объясните мне, что надо делать, я смогу ухаживать за Ариэль.
Саймон надеялся, что его голос не выдаст владевшие им сомнения. Ариэль совершенно явно считала, что ее друзьям не следует оставаться в замке дольше, чем это необходимо. Ему же казалось не менее важным, чтобы ничто не тревожило Ариэль.
— К тому же, я уверен, Дорис всегда сможет помочь.
Сара снова пронзила его своим немигающим взглядом, затем коснулась руки дочери, увлекая ту подальше от кровати и взглядом прося Саймона последовать за ними.
— Ариэль необходимо поспать, — вполголоса сказала Дженни, беря из руки матери флакон дымчатого стекла. — Но, я думаю, она не захочет принимать настойку опия. Ее нельзя назвать легким пациентом, — добавила девушка с улыбкой.
— А это совершенно необходимо? — спросил Саймон, обращаясь к Саре. Та ответила утвердительным кивком.
— Тогда Ариэль его примет, — просто произнес он, глядя на небольшой флакон, перекочевавший теперь к нему в руку.
Глаза женщины, много повидавшей на своем веку, с минуту изучали его лицо все с тем же напряженным и вопросительным выражением. Потом она медленно подняла руку и коснулась его шрама, проведя кончиками пальцев по всей дайне его рваных краев.
Саймон стоял совершенно неподвижно; он не мог бы шевельнуться, даже если бы хотел этого. Было что-то очень деликатное в прикосновений этих пальцев; оно скорее напоминало ласку. Глубоко посаженные голубые глаза смотрели, казалось, прямо ему в душу. И в то же время в ее прикосновении не было ничего зловещего — одна бесконечная нежность. Теперь Саймон почувствовал, что ее проницательный взгляд даже как-то успокаивает.
Дженни тоже стояла совершенно неподвижно, с удивленным выражением на лице. Девушка не могла видеть, что делает ее мать, но чувствовала напряжение, царившее между ними, чувствовала объявшее мать волнение. Внезапно Ариэль снова закашлялась, и при этих сухих лающих звуках Сара отдернула руку от лица Саймона. Сделав несколько шагов прочь от него, она схватила свою накидку, набросила ее на плечи и вернулась к кровати.
Дженни положила новую порцию листьев на сковороду, стоявшую на треноге.
— Если вы будете их постоянно менять, лорд Хоуксмур, вашей жене будет легче дышать. Еще надо растирать ей грудь этой мазью каждые три часа. И давать ей питье для откашливания каждый раз, когда нужно. А эти пастилки она должна сосать, чтобы смягчить горло и уменьшить кашель. Если вам удастся убедить ее выпить настойку, она должна будет проспать шесть часов или чуть дольше.
— Будьте спокойны, она ее выпьет, — заверил Саймон. Лицо его и особенно шрам, казалось, еще помнили прикосновение пальцев Сары.
Дженни мельком улыбнулась ему и вернулась к кровати, захватив по пути свою накидку, Саймон отметил про себя, что девушка без всякого труда ориентируется в комнате. Возможно, она уже бывала здесь раньше и запомнила очертания комнаты и расположение мебели.
— Мы уходим, Ариэль, — сказала Дженни, наклоняясь и целуя подругу. — Выздоравливай, принимай лекарства, а я попрошу Эдгара заехать за мной утром, чтобы проведать тебя.
Улыбка на лице Ариэль была еще слабой, но все же это была именно улыбка.
— Я чувствую себя уже лучше. Спасибо вам, что пришли, хотя я и предпочла бы, чтобы Сара не приходила.
— На этом настоял ваш муж, — шепнула ей на ухо Дженни. — Так нам сказал Эдгар.
Ариэль покраснела.
— Он не имел права так поступать.
Дженни пожала плечами.
— Возможно. Но вы ведь знаете, никто на свете не может заставить маму сделать то, чего она не хочет делать.
«Это и в самом деле правда», — подумала Ариэль. Она взглянула на изможденное лицо своей спасительницы и, как всегда, под следами страданий увидела в нем решительность и твердость.
— Благодарю вас, Сара, — пробормотала она, отвечая на ее поцелуй.
Когда обе женщины покинули комнату, Саймон подошел к кровати, держа в руках флакон с настойкой опия и рюмку.
— Если это то, что я думаю, то можешь не беспокоиться, — с брезгливой гримасой произнесла Ариэль, подтягивая одеяло до подбородка и враждебно глядя на флакон. — Я никогда не приму опий.
— Все когда-то случается в первый раз, — возразил Саймон, присаживаясь на кровать и вертя в пальцах флакон и рюмку. — Сара сказала, что тебе надо поспать, так поспи же, дорогая.
— Я хочу спать и засну, когда придет время, — заявила Ариэль. — Мое тело само запросит отдыха.
— Думаю, тебе не следует больше разговаривать, — произнес Саймон все тем же небрежным тоном. — С каждым словом твой голос становится все слабее и слабее.
Он осторожно открыл флакон и накапал немного настойки в рюмку.
— Нет! Я не стану это пить, — продолжала спорить Ариэль, стараясь не обращать внимания на справедливость его последних слов.
— Но почему?
— Потому что я после этого сразу засну!
— В этом и весь смысл, — суховато заметил он.
— Да, но ведь это ужасно — тяжелый сон, во время которого я совершенно беспомощна. Это не тот сон, который вызывает белладонна, та, что я приготовила для тебя. Опий куда более сильное средство, и сон после него длится несколько часов, а я не могу позволить себе столько спать. Мне нужно…
Остаток слов потонул в таком страшном приступе кашля, что показалось: все заботы Дженни и Сары пропали даром.
Саймон поставил рюмку на столик рядом с кроватью, приподнял Ариэль с подушек, прижал к себе и принялся растирать ей спину, пока кашель не перестал сотрясать ее тело.
— Выпей.
Он налил отвар коры вяза в чашку жены, и та с готовностью выпила его.
— Если бы Сара сочла, что белладонны для тебя достаточно, она бы дала тебе выпить именно ее, — не отставал он. — Но она настаивает на опии, значит, тебе это просто необходимо.
И он протянул жене рюмку.
Ариэль раздраженным жестом оттолкнула его руку.
— Я не хочу! — упрямо сказала она. — И не буду это пить.
— Никогда бы не поверил, что за внешностью взрослой женщины скрывается такой ребенок, — спокойно заметил Саймон. — Да к тому же еще и такой капризный.
Взяв жену за подбородок, он повернул ее к себе лицом.
— Если этот капризный ребенок не хочет, чтобы с ним обращались как с капризулей, он примет то, что принесет ему пользу, без дальнейших споров.
— Я не понимаю…
— Пусть не понимаешь, но когда ты все-таки примешь лекарство, тебе все сразу станет понятно.
Саймон взял Ариэль за подбородок и приподнял ее голову.
— Это будет не очень красиво, любовь моя. Но все равно так или иначе тебе придется выпить снотворное.
Ариэль взглянула прямо в его глаза цвета морской волны и прочитала там твердую решимость добиться ее послушания.
— Тогда обещай, что ты не покинешь меня, — заявила она. — Пока я буду спать, ты останешься здесь.
Требовательный и вместе с тем молящий тон ее голоса тронул Саймона. Неудивительно, что она спит так чутко: наверное, боится того, что может произойти вокруг нее.
— Я не сделаю ни шагу из этой комнаты, — пообещал он. — Разве только для того, чтобы взять что-нибудь из моей комнаты напротив. А теперь выпей.
Ариэль пожала плечами, но не стала больше спорить. Уж если она прикрывает мужу тыл, то должна позволить и ему сделать то же самое в отношении ее. Открыв рот, Ариэль с гримасой отвращения осушила рюмку.
— Ну вот и молодец, — мягко сказал он, наклоняясь и целуя жену. — Ложись и поспи. Я посижу здесь.
— Собакам надо будет выйти, — пробормотала она, опускаясь на подушки. — А потом их возьмет Эдгар. Не надо позволять им бегать без присмотра.
— Они не будут бегать, — заверил он, подтыкая одеяло. — Тебе тепло или заменить грелки?
Ариэль покачала головой.
— Не надо, я согрелась, — ответила она, закрывая глаза.
Саймон постоял с минуту, с улыбкой глядя на жену, потом вернулся на свое место у камина и вдохнул крепкий запах трав, тлевших в импровизированной курильнице.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41