Зейтуна, злобно глядя на Рифаа, воскликнул своим гнусавым голосом:
– Ифрита твоей жены зовут Бейюми, избавь ее от него, если можешь.
Мужчины растерялись от этих жестоких слов, на лицах их было написано смущение. Указывая на свой сломанный нос, Зейтуна сказал, оправдываясь:
– Из-за него мне разбили нос!
Сам Рифаа, казалось, не рассердился. Фархат, с сожалением глядя на него, стал его укорять.
– Твой отец – хороший человек и искусный плотник, а ты своим поведением навлекаешь на него неприятности, делаешь всеобщим посмешищем. Не успел он еще опомниться от твоей женитьбы, а ты уже бросил работу в мастерской и принялся освобождать людей от ифритов! Да излечит Аллах тебя самого!
– Я не болен, я просто желаю всем вам счастья. Зейтуна глубоко затянулся, сурово глядя на Рифаа, затем, выпустив густую струю дыма, спросил:
– А кто тебе сказал, что мы несчастны?
– Наш дед хотел для нас совсем другого.
– Оставь деда в покое, откуда ты взял, что он еще помнит о нас?
Зейтуна смотрел на Рифаа злобным взглядом, но Хигази толкнул его в бок и остерегающе сказал:
– Уважай компанию и не заводи ссору!
Желая переменить тему разговора, Хигази сделал знак своим друзьям, и они запели: «Лодка любимой плывет по воде, распустив паруса…»
Когда Рифаа уходил, некоторые провожали его сочувственными взглядами. Домой он вернулся грустным. Ясмина встретила его со спокойной улыбкой на лице. Первое время она тоже упрекала его за поведение, превратившее и его, и ее в посмешище всего квартала, но, поняв, что упреки ни к чему не ведут, смирилась и не только терпеливо выносила эту странную жизнь, но и относилась к Рифаа с нежностью и заботой.
Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Ханфас, футувва рода Габаль. Он даже не подумал извиниться за неожиданный приход. Рифаа встал, приветствуя его, но Ханфас положил ему на плечо свою тяжелую руку, похожую на собачью лапу, и безо всяких предисловий сказал:
– Что ты говорил об имении в курильне Шалдама?
Ясмина страшно перепугалась, но Рифаа остался спокоен, хотя и был похож в этот момент на маленькую птичку в когтях орла.
– Я сказал, что наш дед хочет счастья для всех нас. Ханфас с силой тряхнул его.
– А откуда ты это знаешь?
– Это следует из тех слов, которые он сказал Габалю. Рука Ханфаса до боли сжала плечо Рифаа.
– Он говорил Габалю об имении!
– Меня не заботит имение,– терпя боль, сказал Рифаа.– Счастье, которого я пока ни для кого не добился, не имеет отношения ни к имению, ни к вину, ни к гашишу. Об этом я и говорил повсюду в квартале Габаль. И все слышали мои слова.
– Твой отец тоже сначала был непокорным, но потом одумался. Смотри не повторяй его ошибок, не то я раздавлю тебя, как клопа.
Он с такой силой толкнул Рифаа, что тот упал на диван. Ханфас ушел. Ясмина поспешила к Рифаа и принялась массировать ему плечо. Голова Рифаа упала на грудь, и, словно в полузабытьи, он шептал:
– Я слышал голос деда…
Ясмина, глядя на него, с беспокойством спрашивала себя, неужели он в самом деле помешался? Раньше он не говорил таких слов. Ее охватила настоящая тревога.
Однажды, когда Рифаа шел по улице, дорогу ему преградила женщина, не принадлежавшая к роду Габаль. Она ласково поздоровалась с ним:
– Доброе утро, муаллим Рифаа.
Он удивился тому, с каким уважением она произнесла его имя и назвала муаллимом. – Чего ты хочешь?
– У меня болен сын, прошу, спаси его,– умоляюще произнесла женщина. Как и остальные члены рода Габаль, Рифаа презирал других жителей улицы, и ему показалось зазорным оказывать услугу чужой женщине: это могло усилить презрение к нему со стороны его родственников.
– Разве у вас нет своей знахарки?
– Есть. Но я очень бедна,– чуть не плача ответила женщина.
Сердце Рифаа смягчилось. Ему польстило то, что женщина обратилась именно к нему, тогда как от своих родных он видел лишь презрение и насмешки. Взглянув на нее, он решительно сказал:
– Я к твоим услугам.
53.
Ясмина, высунувшись из окна, разглядывала представшее ее взору зрелище. Внизу, возле дома, играли мальчишки, торговка финиками расхваливала свой товар, а футувва Батыха, схватив за шиворот какого-то человека, бил его по лицу. Несчастный тщетно молил о пощаде. Рифаа, который сидел на диване и стриг ногти на ногах, спросил:
– Тебе нравится наш новый дом?
– Здесь прямо под нами улица, а там мы могли смотреть лишь на темный коридор.
– А мне жаль коридора. Ведь это священное место, в нем Габаль одержал победу над своими врагами. Но жить среди людей, которые смеются над нами на каждом шагу, стало невмоготу. Здесь мы живем среди добрых бедняков, а самый достойный тот, кто добр, а вовсе не тот, кто принадлежит к роду Габаль.
– Я возненавидела их,– с презрением сказала Ясмина,– с тех пор, как они решили выгнать меня с улицы.
– Почему же ты тогда хвастаешь соседям, что ты из рода Габаль? – улыбаясь спросил Рифаа.
Ясмина рассмеялась, показав жемчужные зубки, и гордо ответила:
– Чтобы они знали, что я выше их всех!
Рифаа положил ножницы на диван, спустил ноги на циновку и сказал:
– Ты станешь еще красивее и лучше, если преодолеешь свою гордыню. Род Габаль вовсе не лучше всех на нашей улице. Лучше всех те, кто добр. Я, как и ты, ошибался и придавал слишком большое значение роду Габаль. Однако счастья достоин лишь тот, кто искренне стремится к нему. Посмотри на этих добрых людей: как они привечают меня и как охотно исцеляются от ифритов!
– Но ты здесь единственный, кто исцеляет бесплатно!
– Если бы не я, кто помог бы этим беднякам? Они ценят помощь, но у них нет денег, а у меня не было друзей, пока я не познакомился с ними.
Ясмина, недовольная его ответом, прекратила спор, а Рифаа вздохнул:
– Эх, если бы ты доверилась мне, как они, я освободил бы тебя от того, что замутняет твою чистоту.
– Неужели ты считаешь меня такой плохой? – рассердилась Ясмина.
– Есть люди, которые, сами того не зная, обожают своего ифрита.
– Мне неприятен этот разговор!
– Разумеется! Ты же из рода Габаль! А из них ни один не захотел подвергнуться лечению, даже мой отец! – улыбаясь, ответил Рифаа.
Тут раздался стук в дверь. Оба поняли, что пришел новый проситель, и Рифаа поднялся встретить его.
Действительно, Рифаа никогда не был так счастлив, как в эти дни. В новом квартале его называли «муаллим Рифаа» и относились к нему с искренней любовью. Было известно, что он изгоняет ифритов и дарует здоровье и счастье, не беря за это никакой платы. Такое бескорыстие было здесь доселе неведомым, и поэтому бедняки любили его, как никого другого. Естественно, что Батыха, футувва этого квартала, невзлюбил Рифаа: с одной стороны, Батыхе не нравилось поведение Рифаа, с другой – Батыху злило то, что Рифаа был не в состоянии платить ему дань. Однако футувва не мог пока найти предлога, чтобы придраться к нему. Что же касается тех, кого Рифаа исцелил, то все они готовы были без конца пересказывать свои истории. Умм Давуд, например, раньше, когда с ней случался нервный припадок, кусала своего новорожденного младенца. Теперь же она – образец спокойствия и уравновешенности. А Суннара, который то и дело со всеми затевал распри, стал самым кротким и покладистым малым на свете. Карманный воришка Талаба искренне раскаялся и работает теперь подмастерьем у лудильщика. Авис женился, хотя раньше не мог и мечтать об этом.
Из числа исцеленных им людей Рифаа отличал четверых: Заки, Хусейна, Али и Керима. Он подружился с ними, и стали они ему как братья. Ни один из них раньше не знал ни дружбы, ни любви. Заки бродяжничал, Хусейн имел непреодолимое пристрастие к гашишу, Али намеревался пробиться в футуввы, а Керим был сводником. Теперь все они очистились сердцем и стали благородными людьми. Они собирались в пустыне, у скалы Хинд, где воздух был чист и дул свежий ветер, и вели дружеские и возвышенные беседы. На своего исцелителя они взирали с любовью и преданностью и все вместе мечтали о счастье, которое в один прекрасный день снизойдет на улицу, подобно благодатному дождю.
Однажды, когда они сидели на своем обычном месте и любовались алыми красками вечерней зари, догорающей в тихом небе, Рифаа спросил:
– Почему мы счастливы?
– Ты, ты – источник нашего счастья,– с воодушевлением ответил за всех Хусейн.
Рифаа благодарно улыбнулся и сказал:
– Мы счастливы потому, что освободились от ифритов и очистились от злобы, алчности, ненависти и других пороков, которые губят жителей нашей улицы.
Али, благоговейно внимавший каждому его слову, подтвердил:
– Да, мы счастливы, несмотря на то что мы бедны, слабы и не владеем ни имением, ни званием футувв.
Рифаа, с сожалением качая головой, промолвил:
– Как мучаются люди ради того, чтобы вернуть утраченное имение, и как они желают обладать силой! Давайте же вместе проклянем и имение, и футувв!
И все наперебой стали проклинать богатство и силу. Али подобрал камень и швырнул его в сторону горы, демонстрируя свой праведный гнев.
– С тех пор,– говорил Рифаа,– как поэты поведали о том, что Габалауи завещал Габалю превратить жилища его рода в дома, не уступающие красотой и величием Большому дому, люди возжелали для себя силы и мощи Габалауи и забыли о других его достоинствах. Поэтому-то Габалю и не удалось изменить их души тем, что он вернул им право на имение. Когда же он покинул этот мир, сильные вновь возалкали, а слабые озлобились. И все снова стали несчастными. Я же открою врата счастья, не прибегая ни к доходам от имения, ни к силе.
Керим приблизил лицо свое к лицу Рифаа и поцеловал его, а тот продолжал:
– Завтра же, когда сильные увидят счастье слабых, они поймут, что их сила и неправедное богатство – ничто!
Друзья откликались на его слова возгласами одобрения и восхищения. В это время ветерок донес из пустыни пение пастуха. На небе появилась первая звездочка. Рифаа, глядя в лица друзей, сказал:
– Но одному мне не справиться с исцелением всех жителей улицы. Пришло время и вам взяться за это дело, постичь тайны изгнания ифритов из душ людей.
Лица друзей засияли от радости, а Заки воскликнул:
– Это наша заветная мечта!
– Вы будете творцами счастья нашей улицы,– улыбнулся Рифаа.
Вернувшись в свой квартал, друзья увидели, что в одном из домов зажжены свадебные огни. Собравшиеся на свадьбу жители квартала заметили Рифаа и окружили его, желая пожать ему руку. Это увидел сидящий в кофейне Батыха и в раздражении вскочил со своего места. Ругаясь и раздавая пощечины направо и налево, он с наглым видом подошел к Рифаа и спросил:
– Ты кем себя считаешь, парень?
– Я друг бедняков, муаллим,– вежливо ответил Рифаа.
– В таком случае и веди себя как бедняк, а не как жених на свадьбе! Или ты забыл, что ты изгнан из своего квартала, что ты – муж Ясмины и знахарь?! Батыха в ярости плюнул.
Люди расступились, на некоторое время воцарилось молчание. Но веселый шум свадьбы скоро снова возобновился.
54.
Главный футувва улицы Бейюми стоял у задней калитки своего сада, выходящей на пустырь. Было начало ночи. Бейюми прислушивался, поджидая кого– то. Когда раздался осторожный стук, он открыл калитку, и в сад проскользнула женщина. Закутанная в темную малайю, с закрытым лицом она походила на ночную птицу. Бейюми взял ее за руку и повел по дорожке в глубь сада, избегая приближаться к дому. Открыв дверь летнего павильона, он вошел туда, и женщина следом за ним. Бейюми зажег свечу и поставил ее на подоконник. Павильон выглядел заброшенным, диваны были составлены в один ряд. Лишь посередине находилось большое блюдо с кальяном и всем необходимым для курения, а вокруг него лежали мягкие тюфячки. Женщина сняла с себя малайю и покрывало с лица, и Бейюми с такой силой привлек ее к себе, что ей стало больно – взгляд ее молил о пощаде. Она осторожно высвободилась из объятий Бейюми, а он, рассмеявшись, уселся на один из тюфячков и принялся пальцами разгребать пепел в поисках горящего уголька. Женщина села рядом с ним, поцеловала его в ухо и сказала, указывая на жаровню:
– Я почти забыла этот запах.
Он снова принялся целовать ее, потом бросил кусочек гашиша в ее подол со словами:
– Этот сорт на нашей улице курят лишь управляющий и раб Аллаха, которого ты видишь перед собой.
Вдруг с улицы послышался шум борьбы, удары палок, звон стекла, топот бегущих ног, голоса женщин, затем лай собак. В глазах женщины отразилось беспокойство, но мужчина, не обращая внимания на шум, продолжал мельчить пальцами гашиш.
– Мне так трудно добираться сюда незамеченной! – воскликнула женщина.– Сначала дойти до Гамалийи, оттуда до Даррасы, а потом через пустыню к твоему дому!
Он склонился к ней совсем близко, так что ощутил запах се тела, и, не переставая крошить гашиш, пошутил:
– Я не против навестить тебя в твоем доме.
Если бы ты сделал это,– улыбнулась женщина,– никто не посмел бы тебе помешать. Сам Батыха посыпал бы гебе дорогу песком. Но потом они отыгрались бы на мне!
Гладя его жесткие усы, она игриво проговорила:
– Но ты тоже рискуешь, принимая меня в своем доме, ведь твоя жена может узнать об этом.
Бейюми оставил гашиш и обнял ее с такой силой, что она застонала и прошептала:
– О боже! Убереги нас от любви футувв!
Он отпустил ее, гордо вскинув голову и выпятил грудь, как индийский петух.
– Существует лишь один футувва, а остальные – молокососы.
Гладя его поросшую волосами грудь, женщина стала поддразнивать его:
– Ты футувва над людьми, но не надо мной. Он легонько ущипнул ее и ответил:
– А ты венец на голове футуввы! – Протянул руку к подносу и взял с него кувшин.– Отличное пиво!
– Но у него очень сильный запах, его может учуять мой дорогой муженек!
Он сделал несколько глотков прямо из кувшина и, утолив жажду, продолжал готовить кальян:
– Подумаешь муж! Я видел его несколько раз – он смахивает на сумасшедшего. Первый мужчина на нашей улице, занявшийся женским делом – совершением обряда зар.
Следя за тем, как Бейюми раскуривает трубку, женщина задумчиво проговорила:
– Я обязана ему жизнью, поэтому и терплю его. От него нет вреда, да и обмануть его ничего не стоит.
Он передал ей кальян, она сделала несколько жадных затяжек и выпустила густую струю дыма, закрыв глаза от удовольствия. Он в свою очередь затянулся несколько раз, говоря между затяжками:
– Брось его! Он играет тобой, как ребенок игрушкой. Женщина насмешливо пожала плечами.
– У моего мужа нет другой заботы в этом мире, кроме как избавлять бедняков от ифритов.
– А ты его еще ни от чего не избавила?
– Бедная я, бедная! Достаточно взглянуть на его лицо, и все станет ясно без слов.
– Неужели ни разу в месяц?
– Ни разу в год! Он не обращает внимания на жену, так как поглощен ифритами других людей!
– Чтоб его самого оседлали ифриты! Л какую выгоду от этого он имеет?
– Никакой! – Женщина растерянно покачала головой.– Если бы не его отец, мы бы давно умерли с голоду. Но он убежден в том, что его призвание – делать бедняков счастливыми, освобождая их от ифритов.
– А кто его призвал?
– Он утверждает, что именно этого желал для своих потомков владелец имения.
В узких глазах Бейюми появился интерес, он отложил трубку и спросил:
– Он сказал, что этого хотел владелец имения?
– Да…
– А как ему стало известно это желание?
Женщина насторожилась, испугавшись, что разговор этот может иметь неприятные последствия. Поэтому она объяснила уклончиво:
– Так он толкует предания о Габалауи, исполняемые поэтами.
Бейюми принялся набивать новую трубку.
– Собачья улица! – воскликнул он.– А квартал Габаль самый мерзкий! Из него вышел знаменитый шарлатан. А теперь они повторяют небылицы об имении и о десяти условиях, утверждая, будто владелец имения – их дед. Вчера этот негодяй Габаль обманом присвоил имение, а сегодня этот слабоумный толкует вкривь и вкось россказни поэтов! А завтра станет утверждать, что слышал это от самого Габалауи!
– У него нет других намерений, кроме как исцелить бедняков от ифритов,– заметила обеспокоенная Ясмина.
Футувва шутливо зарычал и сказал:
– Кто знает, может быть, и в имении сидит ифрит?! Затем громко, рискуя нарушить тайну свидания, крикнул:
– Владелец имения мертв! Или все равно что мертв! Так-то, сукины дети!
Ясмина перепугалась не на шутку и, чтобы напомнить ему, зачем она пришла, принялась потихоньку снимать с себя платье.
Угрюмое выражение постепенно сошло с лица Бейюми, и он уже не сводил с нее загоревшихся глаз.
55.
Одетый в широкую абу, управляющий выглядел тщедушным. Забота была написана на его белом, круглом, преждевременно увядшем лице. Взгляд блеклых глаз, набрякшие веки и мешки под глазами говорили о том, что его ранняя старость – следствие неуемной погони за житейскими наслаждениями. На полном лице Бейюми никак не отражалось удовольствие, которое он втайне испытывал, наблюдая за беспокойством своего господина. Это беспокойство подтверждало важность известий, которые принес Бейюми, а следовательно, и важность услуг, которые он оказывает управляющему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48